серебряные

Голоса фей морозным звоном отдаются в висках, и Питер сильнее стискивает ноющие от холода челюсти. Одна ладонь Джеймса тут же ложится ему на плечо, другая прикрывает зажмуренные глаза, от прикосновения загрубевшей кожи, сухой и прохладной, становится немного легче. Питер не поднимает голову с коленей Джеймса, только чуть шевелится, устраиваясь поудобнее. — Голодные, — бормочет он, и хватка на его плече на мгновение становится крепче. — Тебе нужно поспать, Питер, — ровным голосом говорит Джеймс. — Тебе нужно выспаться. Тигровая Лилия вернётся не раньше заката. Питер знает это; Питер, скорее всего, не сможет сейчас заснуть, но он всё равно кивает, приоткрывает глаза и вздрагивает, когда ловит на ладони Джеймса серебряный отсвет. Садится, игнорируя мягкое давление его рук, разворачивается, жмурясь ещё крепче, чем прежде, поднимает голову туда, где, по его мнению, находится лицо Джеймса. — Они голодные, Крюк, — скулит, ноет он, как усталый ребёнок, загулявшийся на ярмарке. Как будто он пожалуется, и кто-то взрослый решит его проблемы. Он чувствует, как Джеймс кладёт руки ему на спину, аккуратно и осторожно обнимает, прижимает к груди, и Питер расслабляется, утыкается в пропахшую потом, пылью и порохом рубашку, всхлипывает, вжимается в Джеймса сильнее, как будто, если он сделает это, если Джеймс — тёплый и живой — будет держать его достаточно долго, то серебро из его глаз пропадёт. Как будто. Только все его «как будто» — ужасная ложь, как письмо матери, как мечты самого Питера первые десять лет его жизни, как надежды аборигенов, как сказки Тигровой Лилии, как слова его деда. А когда ложь иссякла, началась война. — Хэй, Питер Пэн, — тихо зовёт его Крюк, и Питер чувствует наконец, что тот медленно укачивает его в своих руках. В голосе у Джеймса лукавство и что-то ещё, от чего у Питера всегда начинает першить в горле. — Отпусти их, ты, маленький герой. — Но они голодные, Джеймс! — возражает Питер. — Они голодные и они так хотят… Крюк вздыхает, а потом отодвигает Питера от себя и говорит — не просит, Крюк никогда не просит: — Посмотри на меня, Питер. Иногда Питер думает, что только два человека на всём острове не боятся ледяного безумия народца фэйри, их визгливой, не знающей удержу и милосердия злой ярости, их жадного, неодолимого желания убивать. Тигровая Лилия — потому что она смотрит на Питера с восторгом и благоговением, на ключ-ожог на его ладони, на серебристое сияние его глаз, на то, как он взлетает и теряется в слепящем облаке эльфов и фей, готовых к атаке. И Крюк — и, честно, Питер не знает, почему, ведь Крюк первый сказал ему, что это неважно, если Питер не Избранный, что ему не обязательно быть таким, и Крюк не любит этот остров, и эту войну, но он остался после того, как Чёрная Борода открыл вход в тайное королевство, после того, как они столкнулись и разошлись, зализывая раны, и Питер думал, что Крюк улетит — но он не улетел. Крюк совсем не боится фей, а ведь их боятся даже союзники Питера. Их боится сам Питер, их — и себя, когда глаза заливает холодное серебро, когда это случается всё чаще и чаще. Возможно, Крюк не боится совсем ничего, возможно, Крюк ненормальный. Питер открывает глаза, и сквозь плотное мельтешение ярких точек видит Джеймса — загорелое лицо в пороховых разводах, светлые прищуренные глаза, упрямую, немного злую улыбку, обнажающую зубы. — Если мы не выиграем войну, они разобьются о своё безумие, — произносит Джеймс. — А я остался здесь, поверь мне, не ради этой чёртовой войны. Отпусти их сейчас, Питер, потому что только ты можешь держать их. Пусть они спят, или летят к дому, или охотятся на крокодилов в Русалочей гавани, или погрызут дыры в пиратских кораблях в доках. Отпусти их до заката. — Ты не боишься, что они… — неуверенно тянет Питер, и Крюк улыбается снова, мягче, уголками губ, берёт за запястье руку Питера, ту, на которой ожогом отпечатался новый ключ от королевства фэйри. — Ты можешь держать их, — просто повторяет он. Питер шмыгает носом. Он не знает, как выиграть эту войну, как избавиться от серебряных снов, полных смерти и крови на мелких острых зубах, как перестать бояться, что он сделает что-то не так. Но Джеймс знает, даже если Питер — не Избранный, и Питер ему верит. Он ложится обратно, цепляется руками за карманы парусиновых штанов Джеймса и выдыхает серебряный звон. Джеймс не будит его до заката.