Шаг

Лебедев после того, как Юля уехала в другой город на учебу со своим новым парнем, праздновал Новый год один. Ну, как праздновал. Пил. Специально задерживался на работе подольше, заполняя нужные бумажки, отдавая до последнего указания и приказы. Уходить раньше - это видеть счастливые пары, держащиеся за руку, их улыбки и витающий вокруг розовый флёр. Это претило. Невыносимо. Невыносимо так же Валентин был одинок. Когда он засыпал ночами один, сердце щемило от тоски. Ужасно хотелось прижать к себе тело - уже плевать, какого пола, но чтоб взаимно. И возвращаться домой не в перекати-поле и холодную квартиру. Валентин забывал часто закрывать форточку. Зной завывал в нем не первый год. Дочь уехала, и стало совсем не по себе. В голове рисуется этот мальчишка. Яркий, живой такой, энерджайзер ходячий. Стервец тот ещё, вспыльчивый и неугомонный, не умеющий себя контролировать. Сердце пропускает удар. Удар за ударом. Тук. Тук. Тук. Стучит о грудную клетку, а дыхание спирает от боли, и Валентин прикрывает глаза, прикладываясь о горлышко какого-то дешванского виски по акции. Мог бы пить что-то дорогое и с выдержкой, но схватил первое, что попалось под руку. По телу разливается знакомый уже как пару лет жар. А ведь не пил же.. когда-то. Валентин выключает надоедливый телевизор со всеми этими улыбками ненатуральными, цветами отвратительно пестрыми и счастьем чужим. Тоже ненатуральном. А хочется своё. Настоящее. Артём, должно быть, где-то в одном из районов Москвы тоже, возможно, пьёт, смеётся заливисто и громко, прижав за талию едва знакомую девушку. От этого на душе ещё гаже. А Артём любил Новый год. Но ему тоже тоскливо. Нет, не из-за девушки. Из-за чувств к чертовому полковнику российской армии. Валентину Лебедеву. Весь день таскается по городу, разыскивая самую лучшую ёлку, отстаивает кучу по ощущениям километровых очередей, состоящих из нервных людей, игрушки хватал с полок. И все раздумывал. А стоит ли? Спонтанность привела его сначала к затее подарка полковнику. Как такового подарка нет. Только вот они друг другу никто и не виделись давно после того случая на "поле боя". Парень слышал о Лебедеве что-то от кого-то. Изо всех сил пытался забыть, прогнать, не думать, не вспоминать, но каждый такой раз подсознание подкидывало воспоминание-осязание их рукопожатия, когда Юлю из больницы выписали. Когда все началось и закончилось, и током словно бы каждый раз обжигало. Когда Тему брал озноб под взглядом ледяных глаз, на дне которых он рассмотрел одиночество размером со вселенную. Невольно и нехотя. Когда пульс отдавал в самое горло и, казалось, что глупый жизненно необходимый орган готов выпрыгнуть. Но вот, он неуверенно звонит в знакомую квартиру, ничего не ожидая и придерживая колючую ель под боком. Настоящую, хорошо и приятно пахнущую лесом. До праздника пара часов, руки леденеют от ожидания. Щелчок. - Артём? - глаза Лебедева выражают удивление. К такому он точно не был готов. Валентин выглядит.. ужасно. Растрёпанные короткие волосы, синяки под глазами цвета скукожившейся голубики. Теме больно. Больно смотреть на такого полковника. - А у меня.. - парень выпячивает ель в дверной проход и мнётся, поджимая губы. - Вот, - и улыбается ободряюще и нелепо. - Проходи. Они украшают ёлку вместе, обвешивают игрушками и гирляндами. Неловко, ощущается зажатость, но каждый чувствует что-то своё. Артём волнуется, руки дрожат. Падает одна стеклянная игрушка и разбивается. Валентин, оглядывая осколки, поднимает взгляд на Тему и говорит с усмешкой доброй: "На счастье". После, украсив и убрав осколки, в тишине, Лебедев, присев на кресло, по коленям своим похлопал. И расслабился. С ним хотелось отпускать себя. Позволил себе с Темой быть собой. Заебавшимся и одиноким. И будь, что будет. Артема как в купель окунули - настолько пронзило чужое состояние, предложение, глаза, полные мрачного и уже успевшего покрыться инеем одиночества. Самое натурального и больного, что, кажется, можно ощупать. Артём присаживается неловко на колени полковника, сначала безмолвно глянув в чужие кофейные глаза с немым вопросом. Непривычно. Непривычно и в груди жарко. Он ёрзает, пытаясь выбрать поудобнее позу, сердце в горле отбивает. Полковник хрипло шепчет, прикрыв глаза и прислонившись лбом к чужому плечу: "Посиди так". А Артём, осмелев, сгорая от переполошившихся чувств внутри и зарываясь пальцами в приглаженные тёмные пряди мужчины, поглаживает по белым вискам. "Не уйду",- шепчет. Пусть, может, неправильно это все, как говорят те, кто не понимает, отрицает и не хочет признавать нормальность, только уютно. Уютно, и внутри у обоих осознание: так и должно быть. Кто-то должен был сделать шаг. А ель мигает все огоньками разноцветными, являясь единственным источником света. И не хочется включать телевизор, перекрывать радостные крики людей на улице вскоре. Нет никого, нет ничего более важного, чем парень на коленях.