Друг, пожалуйста, убери свои руки,
От глаз, что прячешь от меня.
Я знаю, что ты не хочешь жить, но,
Друг, пожалуйста, не забирай свою жизнь у меня.
twenty øne piløts - friend, please
***
Чуя смотрит на свою руку. На глазах проступают слезы, от режущей боли, кулак сжимается до побелевших костяшек. На запястье начинают проклевываться темно-зеленые листья, за которыми следуют бутоны белых роз. Лепестки цветов местами замараны алыми пятнами крови. Цветы перестают расти, стоит сформироваться трем бутонам. Запястье ноет, пульсирует. Чуя поднимается на ноги, выходя из своей комнаты в поисках аптечки. Несколько таблеток обезболивающего, чтобы заглушить неприятные ощущения. Он подавляет в себе желание вырвать цветы, понимая, что так будет только хуже. С одной стороны, они смотрятся даже красиво, если бы не сопровождающая их боль. Что ж, его соулмейт вновь объявился. Скорее всего, вновь резал себе запястье. Вот от чего цветы и проросли. Чуя отмечает этот день в календаре и смотрит на общую картину. Четвертый раз за месяц. Ситуация не становится лучше. Он должен найти соулмейта как можно скорее. Накахара открывает на телефоне приложение и фотографирует распустившиеся бутоны. Заполняет поля с указанием даты и времени, места прорастания и делает публикацию. «flower scars» — своеобразный инстаграм для соулмейтов, куда люди со всего мира загружают фотографии своих травм или проросших цветов. Оно автоматически выдает ему несколько публикаций с сообщениями о травмах в области левого запястья. Чуя раздраженно листает ленту. Снова все мимо. У нескольких расположение другое, чуть ниже нужного, другие же не подходят по возрасту, дальше пошли слишком давние заявки. На его профиле уже более сотни публикаций, но нужный человек никак не попадется. Да, пару раз казалось, что он близок, но после проверки оказывалось, что места раны и цветов просто совпадают. Возможно, он впустую тратит время, и родственная душа приложением просто не пользуется. Приложение было весьма удобным способом поиска. И практически искоренило такие явления, как «встречи». Это условное название не вызывало каких-либо подозрений. Если бы на данных мероприятиях не собирались толпы людей, специально ранивших себя для поиска родственной души. Наносили себе многочисленные порезы и выискивали тех, у кого цветы прорастали на этих местах, чтобы повторять свой ритуал еще несколько раз. Полиции по всему миру пришлось начать разгонять их после того, как участились случаи смерти людей от потери крови при многочисленных повреждениях от ножа или цветов. Да, бывало и такое, что человек умирал просто от того, что его соулмейт пытался найти его таким варварским методом. Неконтролируемый рост цветов вызвал сильнейшую кровопотерю и болевой шок. Эта связь должна была приносить людям счастье, соединять тех, кто наиболее подходит друг другу. Хоть это было и не так просто — свое счастье требовалось еще и найти. Ученые годами ломали голову над причинами возникновения этой связи и принципами ее установления. И выяснили за это время лишь крупицы. Например, связи неважно, какого пола людей она соединяла, не важна разница в возрасте, национальность. Главное, что она никогда не ошибалась и соулмейты, нашедшие друг друга, счастливы. Конечно, далеко не всем удавалось найти пару, но и без нее человек способен прожить вполне неплохо. Так же стало ясно, что связь устанавливается в четырнадцать лет. У Чуи все начиналось достаточно спокойно, но примерно через три года, может чуть раньше, он познал, как ему тогда казалось, всю несправедливость мира. Цветы росли часто и очень болезненно. И в самых неожиданных местах. Вереница листьев, опоясывающих шею. Словно на месте синяка от веревки. Бутоны распускались на руках и внутренней стороне бедер — местах многочисленных порезов. Появлялись на груди, словно выводя форму легких. Он читал, что такие формы могут появляться, если соулмейт тонул и наглотался воды. Тревогу немного успокаивал тот факт, что они оставались неизменно белыми. Чуя считал, даже был уверен, что у его родственной души цветы не росли вообще. Он был слишком аккуратен для этого. Учитывая, что от мелких ран, вроде случайных порезов на пальцах от соскользнувшего во время готовки ножа, цветы не росли, уверенность в этом только росла. Он не был спортсменом, не влезал в драки, да и вообще не попадал в ситуации, которые могли бы навредить не только ему, но и его соулмейту. В какой-то момент — кажется в тот период цветы появлялись особенно часто, — найти соулмейта захотелось особенно сильно. Хотелось посмотреть в глаза тому человеку, из-за которого он так мучался. Возможно, разбить ему лицо. Хотя перспектива ходить с розами на лице самому не очень привлекала. Кажется, ему тогда было семнадцать. Все друзья и родственники лишь сочувствующе качали головой. Никогда не встречавшиеся с подобными проблемами, они мало чем могли его поддержать. Тогда-то он и установил приложение в надежде, что найдет там нужного человека и цветы перестанут появляться. Надежный план провалился. А потом он начал понимать, какого характера раны его соулмейта. Словно тот сам специально себя травмирует по причине, известной лишь ему. Или страдает от чьих-то рук. В груди поселилось беспокойство за родственную душу. В один из школьных дней, это было в выпускном классе, выбираться ему пришлось на карете скорой помощи, и не домой, а прямиком в больницу. Дело было в том, что цветы начали появляться в разных местах почти по всему телу. Учитель, испугавшись за его жизнь, вызвал врачей. Весь следующий месяц он провел в больнице. Особенно испугало его, что цветы на следующий день почернели и сами собой отпали. Черные цветы всегда были дурной вестью. Они оповещали своего носителя о смерти родственной души. Истерику Чуи в тот день пришлось успокаивать насильно вколотым успокоительным. Пропали все те мысли о ненависти к соулмейту за причиненную боль. Хотелось лишь верить в то, что произошла ошибка, что он на самом деле жив и когда-нибудь они встретятся. После накрыла апатия. Не хотелось ничего делать или говорить с кем-либо. Он понимал, что цветы не могли ошибиться. Не могли почернеть просто так. Начал корить себя за все те мысли о соулмейте, что порой посещали, подкрепляя злость. Вспоминал, как при появлении очередного бутона думал, что лучше бы у него вообще не было родственной души. Оказывается, не лучше. Зная, как на некоторых людей влияет смерть соулмейта, ему назначили посещение психолога. Следующий год прошел в какой-то суматохе, позволившей отвлечься от пережитого. Выпускные экзамены, сам выпускной, поступление в университет. А друзья и родственники продолжали сочувственно качать головой, на что Накахара лишь усмехался. И без их сочувствия обойдется. Когда в один из весенних дней на запястье вновь начали прорастать бутоны, он даже не придал этому значения. Лишь прошипел сквозь зубы: «Да почему же ты опять ранишь себя, совсем обо мне не думаешь?» А потом понял. Уставился на такие знакомые белые цветки, расцветшие на руке, не сумев сдержать слез. И вовсе не от боли. От понимания того, что его родственная душа все же жива. В этот момент появилось желание хоть как-то подать знак, показать, что он тут и он все чувствует. Чуя схватился за нож и приставил его к руке, но не смог. Духу не хватило надавить сильнее. Но от того эйфория не спала. Кажется, он впервые был рад цветам. Хоть и вновь закрадывалась тревожная мысль о состоянии соулмейта. Только как же его найти?***
Чуя входит в здание университета. Учебный год только начинается, а значит первые недели должны пройти в более спокойном темпе. В холле копошатся первокурсники, пришедшие раньше для того, чтобы выяснить расположения кабинетов. Чуя невольно усмехается, сам когда-то таким был. Сейчас же он отлично помнит дорогу до нужной аудитории. Первыми двумя парами у него стоят занятия по психологии соулмейтов с первокурсниками. Во второй половине прошлого учебного года он начал ассистировать Одзаки-сенсей на занятиях. В этом же ему позволили самостоятельно вести две группы. Что, в общем-то, было весьма удачным стечением обстоятельств. Учитывая, что у него запланирована дипломная работа как раз на тему психологии соулмейтов. Дополнительная практика в этой сфере ему нужна, плюс он сможет провести кое-какие исследования и опросы в этих группах. В аудитории уже сидит большая часть студентов. Стоит весьма заметный гул. Чуя подходит к преподавательскому столу, слыша за своей спиной перешептывания о его персоне. Кажется, его приняли за студента-первокурсника. Возможно, из-за не самого высокого роста. Не то чтобы он комплексовал по этому поводу, но было неприятно. Через несколько минут в кабинет входит Одзаки-сенсей. Она представляется и представляет его, начиная занятие. Первую часть говорит сама, коротко вводя учеников в план на этот год. Накахара за это время успевает осмотреть класс. Порядка двадцати учеников, сборная группа с разных направлений. Все они выбрали этот предмет для дополнительного изучения. Его взгляд привлекает один из студентов, сидящий за второй партой третьего ряда. Темные, чуть растрепанные волосы, скучающий взгляд чуть прищуренных глаз опущен в тетрадь, ничего необычного. Но привлек он в первую очередь тем, что выглядел старше всех остальных. Возможно, ровесник Чуи. Накахара какое-то время буравит его взглядом, подмечая, что виднеющиеся из-под рукавов белой рубашки участки кожи обмотаны бинтами. «Тоже проблемы с соулмейтом?» — мелькает в голове мысль, которую он быстро отбрасывает. Потому что догадывается, что у парня если и есть проблемы, то совсем не с соулмейтом. Чуя сглатывает, встречаясь с ним взглядом и быстро поворачивает голову в сторону остальной части класса. У него уже появилась мысль на счет этого парня. И почему-то она совсем не кажется абсурдной. Чуя уверен, что перед ним сидит его родственная душа. Словно шестое чувство подсказывает ему это. И если это окажется правдой, то понял ли это его предполагаемый соулмейт? Он почти пропускает момент, когда Одзаки-сенсей передает ему слово, а вместе с этим лист, на котором записаны имена студентов. Вся информация, которую он собирался преподнести, кажется, вылетела из головы. Он судорожно ищет свои записи, подготовленные как раз на случай подобного волнения. Что ж, замечательно начал занятие и показал себя. Через несколько минут дрожь в голосе выправляется, и Чуя способен спокойно вести пару. В конце второго занятия он сообщает студентам, что те могут обращаться к нему с возникшими вопросами и отпускает ровно со звонком. Чуя облегченно выдыхает, когда те начинают собираться, не обращая на него никакого внимания, и поправляет чуть выбившиеся из хвоста прядки рыжих волос. Накахара наконец решает изучить список учеников. Все они записаны в том порядке, в котором сидят на своих местах. Он переводит взгляд на своего предполагаемого соулмейта и обратно на лист. Осаму Дазай. Заговорить с ним Чуя так и не решается.***
Дазай не выходит у него из головы весь следующий день. И последующий. И это при том, что он даже не уверен в своей теории. Цветов на руках сейчас нет, а они могли бы послужить очевидным сигналом. Чуя совершенно точно не знает, как ему подобраться к Дазаю и начать общение. Не то чтобы он был настолько прямолинейным, чтобы просто так подсеть и завязать диалог. Только и оставалось, что выискивать его глазами в толпе. Если все так и пойдет, то встретиться в следующий раз удастся только на паре через неделю. Но, видимо, удача все же была на его стороне. Как иначе объяснить эту встречу посреди коридора, он не знает. Чуя, конечно, будет отрицать, что рад такому стечению обстоятельств, но все равно отметит этот день в календаре. Внимание тогда привлекли приглушенные голоса из коридора. И отчетливо слышимое среди них: «Дазай-сан!». Чуя заворачивает в сторону звука и натыкается на группу первокурсников. Три человека, среди которых и Дазай. Всех их он видел на своей паре, но имена, увы, не запомнил. Его появление не остается незамеченным. — Накахара-сенсей, — обращается к нему один из парней. — Здравствуйте! — Следом за ним здороваются и остальные двое. — Здравствуйте… — отвечает им Чуя и на секунду замокает. — Извините, еще не запомнил ваши имена, — немного смущенно оправдывает он заминку. — Накаджима Ацуши, — представляется все тот же парнишка. — А это Акутагава Рюноске и Дазай Осаму. — Чуя подмечает светло-синие васильки на скуле Ацуши и кровоподтек ровно на том же месте у Акутагавы. Соулмейты. С этого незамысловатого диалога и начинается их дальнейшее общение. Потихоньку Чуя вливается в эту компанию, сначала все чаще пересекаясь в коридорах, после подсаживаясь к ним, или они к нему, в зависимости от ситуации, во время обеда. Узнает о них чуть больше, становясь почти друзьями. Узнал, что Дазай действительно его одногодка, перешедший на другое направление, от чего пришлось начинать все с начала, с первого курса. Только теория о связи по швам трещит. Чуя представлял своего соулмейта тихим, молчаливым, возможно немного скрытным. Годы учебы явно дали понять, что поведение человека в компании может сильно разниться с его внутренним состоянием. Но Дазай не подходил под эти представления никаким боком. Он был скорее… раздражающим, особенно когда шутил эти глупые шутки про рост Чуи. Накахара продолжал украдкой наблюдать за ним, за его поведением. В особенности старался уловить моменты одиночества. В какой-то момент даже поймал себя на мысли, что занимается сталкерством. Но продолжал наблюдать, выясняя, что Осаму почти такой, каким его представлял Чуя: скрытный, молчаливый. Дазай продолжал держаться на расстоянии, словно боясь подпустить его к себе ближе. Часто уходил от ответа или сворачивал диалог в другое русло. Во время какого-либо совместного времяпровождения всегда уходил первым, ссылаясь на усталость. Очень часто вообще не приходил на их встречи или отказывался. Чуя старался не насаждать своей компанией, заметив, что от пристального внимания и уговоров Осаму начинает язвить и огрызаться, раздражаясь. Привычными стали моменты выслушивания жалоб Дазая на плохой сон и одолевающую бессонницу. Даже если Осаму не был соулмейтом Чуи, тревога за его состояние у Накахары все равно была. А может он просто параноик. Чуя заметил, что цветы в этот период стали появляться реже. Раз в месяц — почти успех. Но бинты на руках Дазая оставались неизменными. Вопрос, зачем он их носит, остался без ответа. Чуя даже попытался разузнать это у Ацуши и Рюноске. Казалось, что они знают о Дазае немного больше. Но те лишь развели руками на это. — Я и сам не много знаю, он совсем не рассказывает о своем прошлом. И про бинты молчит, и про соулмейта, — отвечал ему Накаджима. На словах про соулмейта Чуя дернулся. На секунду показалось, что Ацуши тоже подозревает об их связи, даже не так, он знает об их связи. Мысль эту он быстро отогнал за ее абсурдность. Дазай продолжает оставаться загадкой. И, в какой-то степени, тот факт, что на больший контакт Осаму идти не сильно горит желанием, не позволяет подтвердить или опровергнуть факт их связи. Он даже думает о том, чтобы травмироваться самому. Но порезать запястье себе так и не может. Возможно, из-за банального страха боли. Или все же нежелание калечить себя было сильнее. О, как он был рад, когда почувствовал покалывание под кожей, предвещающее рост цветов. Пока не понял, что, во-первых, цветок прорастал у правого виска, а цветы на голове были сами по себе непривычны, во-вторых, снова будет больно и, в-третьих, с соулмейтом что-то приключилось. И последнее осознание стало самым главным. Сейчас он сможет проверить, на сколько он был прав или неправ. Чуя вылетает из кабинета прямо посреди пары, не обращая внимания на удивленный возглас преподавателя. Потом объяснится. Сейчас важнее всего найти Дазая. Он бежит по коридору, не замечая текущие по лицу капельки крови, и очень удачно натыкается на Ацущи. Выглядит Накаджима крайне обеспокоенно. — Где Дазай? — сходу спрашивает Чуя, тяжело дыша от пробежки. — Он в медицинском кабинете. — Ацуши переводит взгляд на распустившийся белый бутон и, ойкнув, добавляет. — О, Чуя-сан, у вас цветок прямо там же, где у Дазай-сана рана, — лепечет он. Завершение фразы Накахара не слышит, хоть и догадывается, о чем говорит Ацуши. Он разворачивается и направляется в кабинет врача. Помещение встречает удушающим запахом медикаментов и антисептика. Дазай лежит на кушетке, бесцельно уставившись в потолок. Чуя видит, что на его голове уже красуется белая повязка, закрывающая рану. Что же, хотел подтверждений своей теории — получай. Чуя даже не знает, рад он этому или осознание стало настолько очевидным, что не вызвало особой бури чувств. Осаму замечает стоящего в проходе Накахару и приветливо улыбается. Чуя хорошо знает эту улыбку. Постоянно ее видит. Такая обыденная, что уже ненастоящая. Дазай так улыбается в любой ситуации. «Скрывая свои настоящие чувства», — как однажды решил Чуя. — О, Чуя-кун, а что ты не на паре? Прогуливаешь? — шутливо спрашивает он. — А я тут, как видишь, воспользовался своей неудачливостью на полную на занятиях спортом. Представляешь, этот мяч влетел так неожиданно, я даже на ногах не удержался. Еще и головой ударился. Да, вот прямо тем местом, где у тебя цветок… — На последней фразе голос его стает тише. Выражение лица из нарочито веселого становится каким-то испуганным. — Вот так совпадение, верно? — нервно хихикнув, говорит он. — Нет здесь никаких совпадений, — фыркает Чуя, садясь рядом на кушетку. — Разве, что ты считаешь тот факт, что ты мой соулмейт, совпадением. Дазай сглатывает и по-прежнему испуганно смотрит на Чую. Словно не верит увиденному и услышанному. Стоит ли сказать, что он не надеялся встретить своего соулмейта?***
Дазай своего соулмейта встретить не рассчитывал. Вообще, шанс на встречу был не слишком-то велик. Цветы хоть и соединяли людей, но все же не были удобны в поиске. Мало ли у кого еще будут порезы на том же месте, что и у него. Или у скольких людей расцветут цветы на том же месте. Нет, он знал, что соулмейт у него есть. Даже не сомневался в этом, так как тот оповестил о своем существовании еще в четырнадцать, когда связь только появилась. У Осаму на колене тогда расцвело несколько снежно-белых роз. «Должно быть, соулмейт разбил коленку», — думал тогда он, проводя пальцами по бархатным лепесткам. Соулмейт напоминал о себе еще несколько раз. Чаще всего маленькие розочки появлялись на руках, на местах глубоких царапин, как казалось Дазаю, оставленных кошкой. И все эти напоминания вызывали лишь улыбку. Возможно, его немного грела мысль о том, что где-то там есть предначертанный ему человек. Потом беззаботная пора детства начала отступать, уступая место… Он даже не знает, как назвать это время. Все навалилось как-то слишком внезапно. Дазай не может сказать, что точно послужило отправной точкой. Новые одноклассники? После перехода в новую школу, Дазай постоянно чувствовал себя лишним в этом уже сформировавшемся коллективе. Нет, его не травили, но эта атмосфера одиночества угнетала. Ситуацию немного спасал оставшийся на связи друг из старой школы. Родители? Они стали присутствовать в его жизни везде и нигде одновременно. Из-за частых разъездов проводить время вместе было практически невозможно. После перехода в старшую школу появился контроль. Казалось бы, в такое время родители начинают меньше опекать детей, полагаясь на их сознательность, но его отца с матерью словно переклинило. Долго не гуляй. С незнакомцами не водись. Где ты был после школы? Тебе рано еще думать о соулмейте, сначала школу закончи. Ты сделал домашнее задание? Не трать так много времени на интернет, если не хочешь его лишиться. Почему ты получил за тест 99 баллов, а не 100? При всем общем отсутствии в его жизни, они решили окружить его тотальным контролем. Еще множество мелких факторов. Наверно все это вместе привело к тому, что он стоял в запертой ванной комнате с канцелярским ножиком у запястья. Первый несмелый порез закончился судорожным обматыванием руки бинтом и отчаянными попытками скрыть следы своих действий. Это оказалось больнее, чем он думал. Родители об этом так и не узнали. Уже после, сидя в своей комнате и прижимая окровавленный бинт к запястью, он судорожно шептал извинения в пустоту. Извинения, адресованные соулмейту. Он совсем не хотел, чтобы тот тоже испытал боль от его действий. Потом все повторилось. Раз. Еще один. Резал запястья, но не слишком глубоко. Проводил лезвием по внутренней стороне бедра, просто потому что шрамы там скрывать легче. Даже повеситься пытался, но веревка сорвалась. Кажется, это вошло в привычку, стало настолько обыденным занятием. Боль словно отрезвляла, позволяла чувствовать что-то кроме пустоты. Какое-то время такие сеансы самоповреждения заканчивались тихим шепотом извинений. Пока в голове не поселилась мысль о том, что соулмейт его уже возненавидел. Возненавидел за всю причиненную боль, а они еще даже не знакомы. Потом случилась авария. Друг предложил съездить на ярмарку, что на другом конце города. И ехать предложил на машине, он не так давно получил права. Дазай, после непродолжительных уговоров и раздумий, согласился, решил, что ему не помешает сменить обстановку. Тот грузовик въехал в их автомобиль слишком неожиданно. Слишком неожиданно выехал из-за поворота. Из того момента Дазай помнит лишь, как Сакуноске пытается вырулить и уйти от столкновения, а после невероятно громкий шум и боль во всем теле. Очнулся он уже в больнице. И, как оказалось, спустя несколько месяцев после аварии. За это время многое произошло. И узнавать все новости было невероятно тяжело. Удар пришелся на сторону водителя. В результате чего Сакуноске Ода погиб. А он не смог попасть на его похороны. А после просто не мог заставить себя посетить могилу друга. Сам он же пережил клиническую смерть и кому, врач сказал, что жив остался чудом. За это время были пропущены выпускные экзамены. Родители узнали о его многочисленных шрамах. Это была настоящая катастрофа. Узнав о смерти друга, Дазай начал винить себя. Считал, что, если бы он не согласился на эту поездку, то Ода бы не поехал один. И все было бы в порядке. Эти события, как и вскрывшийся факт его постоянного самоповреждения привели к психиатру. Врач в какой-то момент начал настаивать на госпитализации в клинику, но получил отказ от родителей. Конечно, ведь их сын просто не может считаться психом. Как они будут смотреть в глаза родственникам и друзьям, если те узнают? Дазая до истерического смеха пробивала эта забота об имидже семьи. Родители, не дав сыну толком оправиться от потрясений, начали наседать с учебой. Возможно, считая, что, погрузившись в науки, он сможет отвлечься. Как бы не так. В долгий период восстановления заниматься приходилось дома. Из-за пропущенных экзаменов и упущенной части года, пришлось поступать в выпускной класс снова. Снова погружаться в эту атмосферу одиночества. Ловить на себе любопытствующие взгляды одноклассников. А в конце слышать смешки, когда те узнали, что ему уже далеко не восемнадцать. Их даже не смущал тот факт, что он потратил много времени на больницы. Дети порой бывают жестоки, их совсем не волнует контекст обстоятельств. Конечно, ему и самому было странно сидеть в школьном классе, будучи двадцатилетним. Из-за этого он выбирал себе места в самом конце кабинета, держался дальше от учеников, полностью изолировал себя от общения как с одноклассниками, так и со сверстниками. В этот период в его руках вновь оказывается лезвие. Острый кончик упирается в кожу. Стоит чуть надавить и он вспарывает ее. По запястью начинает течь кровь. Такое забытое чувство кажется самым нужным в тот момент. Тем, чего не хватало все это время. Самоповреждение вновь прочно входит в его жизнь. На момент поступления на первый курс ему уже двадцать один. Он лжет однокурсникам, что решил сменить направление обучения и из-за этого пришлось начинать с самого начала. Они вроде бы верят. Рассказывать настоящие причины позднего поступления он не хочет. Не желает в очередной раз слышать смешки или ловить на себе сочувствующие взгляды. Он даже находит новых друзей. Точнее, это они находят его и начинают общение, Накаджима Ацуши и Акутагава Рюноске. Если их можно называть таковыми. У Дазая на этот счет смешанные чувства. Он, кажется, забыл, каково это — иметь друзей. Потом к их компании прибивается третьекурсник Накахара Чуя. Он вроде как их преподаватель на парах по психологии соулмейтов, но и одногодка Осаму при этом. Дазай даже не знает как к нему обращаться, учитывая эти факты, уважительно или как к равному? Он вообще взял этот курс чисто со скуки. Подумал, что хуже все равно не будет, а так как эти пары дополнительные, то и нагружать на них не должны. Стоит заметить, что Чуя был весьма неплохим преподавателем. Но как человек вызывал много вопросов. Дазаю казалось, что Чуя относится к нему как-то иначе, не так как к Ацуши или Рюноске. Присматривается, наблюдает, словно старается проводить с ним больше времени. Дазай отвечает ему своей дежурной улыбкой, отпускает какую-нибудь глупую шутку и выставляет очередной барьер. С четкой установкой: если сблизиться с кем-нибудь, то обязательно испортит ему жизнь. Или себе. Чуе портить жизнь не хочет. Как и своему солмейту не хотелось. Дазай все еще порой вспоминает о нем. Как у него сложилась жизнь? Как же некстати он получает тем мячом по голове. Волнует даже не сам факт травмы, а сидящий рядом с ним на кушетке Накахара. На голове которого красуются такая знакомая белая роза. Ровно в том месте, где он расшиб голову. Он не готов ко встрече со своим соулмейтом. Он не готов к тому, что этим самым соулмейтом окажется Чуя. Ему слишком страшно от происходящего. Дазай сбегает из-под пристального взгляда Накахары, радуясь тому, что Чуя не знает его домашнего адреса. Ему надо немного побыть одному.***
Довести диалог им не дает вернувшаяся медсестра. Она выгоняет Чую из кабинета, веля возвращаться на пары. Накахара, не смея сопротивляться, выходит в коридор. В эту же минуту звенит звонок, оповещающий о завершении пары. А ему еще предстоит оправдываться перед профессором за свою выходку. К счастью, преподаватель, войдя в положение и понимая, что прорастание цветов не такая уж и обыденная ситуация, простил побег с занятия. У него по расписанию оставалась всего одна пара. Пропустить которую, в силу проводимой практической работы, он никак не мог. Чуя понимал, что за это время Дазай уже покинет стены учебного заведения. И свой домашний адрес ему точно не оставит. Все оставшееся время в голове Чуи прокручивался момент из медкабинета. Слишком испуганным и удивленным было лицо Дазая. Словно он был напуган тем фактом, что они соулмейты. В голову лезли не самые приятные мысли. Может, он противен ему? Или Дазай думал, что его соулмейтом будет девушка? Почему-то раньше вопрос о поле родственной души даже не всплывал в голове. Чуя считал, что в его случае вероятность пятьдесят на пятьдесят. И в любом случае, считалось, что если между людьми есть связь, то ошибки быть не может. Сосредоточится на работе от всех мыслей было непросто. После завершения пары он первым сдает лист с выполненным заданием и первым делом бросается на поиски Ацуши. Что-то подсказывает, что тот может знать место проживания Дазая. Параллельно с выяснением информации приходиться объяснять, что они и правда соулмейты. Не то чтобы он собирался держать это в секрете, но сейчас действительно не время для подобных разговоров. Выясняется, что Осаму живет в общежитии при университете. Чуя сразу же мчит туда, благо находится здание не так далеко. Недолго поблуждав по коридорам, находит нужную дверь и замирает. Переводит дыхание и мысленно прося Дазая не захлопывать дверь перед его носом. Чуя стучит и вслушивается в шум за дверью. Какое-то копошение, после чего слышится поворот ключа в замке. Осаму открывает дверь и удивленно смотрит на стоящего за порогом Накахару. — Привет. Впустишь? — чуть хрипящим голосом спрашивает Чуя. Дазай колеблется, но в итоге шире раскрывают дверь, молча приглашая внутрь. Вид у Дазая побитый и растерянный. Накахара проходит в комнату и присаживается на стоящий возле кровати стул. Повисшая тишина напрягает. Оба не знают, с чего начать диалог. — Ты не… — прочистив горло, начинает Чуя, но осекается. Не так стоит задать вопрос. — Ты думал, что твоим соулмейтом будет девушка? — Нет, я вообще не думал про соулмейта, — тихо отвечает Дазай, отводя взгляд в пол. — Я думал, ты меня ненавидишь. За… ну, ты понял. Чуя кивает. Он понимает, о чем говорит Осаму. О всех тех цветах, что росли на его теле. — Я тебя не ненавижу. И не буду спрашивать, зачем это все. — спокойно отвечает он. — В какой-то момент у меня были такие мысли. А потом розы стали черными, три года назад. Я думал, что ты умер. Тогда и понял, что не хотел этого и никогда не ненавидел. Я надеялся, что произошла ошибка и что с тобой все в порядке. Насколько это возможно. Что это было, если, конечно, ты можешь об этом говорить? — Автомобильная авария. Клиническая смерть. Мы ехали с другом. Он умер, я выжил. — Извини, не стоило спрашивать. — Не извиняйся, ты не мог знать, — сухо отвечает Дазай. Комната снова погружается в тишину. — Я не переводился с другого направления, — неожиданно выпаливает он. — Из-за аварии, последующей комы и восстановления я пропустил экзамены и часть учебного года, в котором мог бы их сдать. Пришлось снова идти в выпускной класс, в двадцать лет. Так что в этом году я поступил в первый раз на первый курс, а не во второй. Не знаю, почему я вообще решил тебе это сейчас рассказать.. Атмосфера слишком неловкая и напряженная. В голове у каждого рой мыслей и неполное осознание происходящего. Дазай слишком сильно убедил себя в том, что соулмейт будет его ненавидеть. Пусть Чуя и говорит, что не испытывает таких чувств, да и раньше в разговорах он никогда не выражался негативно о своей паре, полностью довериться его словам Дазай не может. Не может просто так раскрыть душу перед соулмейтом. Хочется как-то оправдать свое поведение, молить о прощении за причиненную боль и при этом закрыться еще больше. Чуя смотрит на Осаму, что сидит на кровати обняв себя за плечи, словно сжавшись под пристальным взором, и понимает: разговор у них сегодня не пойдет. Да и завтра, скорее всего, тоже. Это он последнее время изводил себя мыслью, что Дазай может быть его соулмейтом и морально подготовился. Про самого Дазая сказать так не получится, и Чуя понимает, что тому понадобится время для принятия. Более того, понимая, что все те травмы Осаму наносил не от скучной жизни, Чуя не знает, какие темы поднимать стоит, а какие нет. Он уже наткнулся на подводный камень в виде смерти друга и повторять это не хочет. Раньше, пытаясь понять причины поступков соулмейта, Чуя думал, что сразу же все спросит, будет требовать ответов на свои вопросы. Но сейчас осознает, что подбираться к Дазаю надо аккуратно, медленно пробиваясь через все его барьеры, чтобы не сделать больно. Да, сейчас они в сложной ситуации. Чуя уйдет спустя минут тридцать, что они просидели в тишине. На следующий день оба будут делать вид, что ничего не произошло. Чуя попросит Ацуши и Рюноске не поднимать эту тему в разговорах. Накахара понимает, что ему понадобится много времени и еще больше терпения, прежде чем Дазай начнет раскрываться. Начнет рассказывать о школьных годах, о переводе в другой класс. О слишком большом контроле со стороны родителей. Расскажет о Сакуноске Оде, что долгое время был лучшим другом. О той злополучной поездке и периоде восстановления. Чуя узнает, что под белоснежными бинтами скрывается множество шрамов. Чуя уговорит его возобновить сеансы у психолога. Не ради него, Чуи, а ради самого себя. Постепенно состояние Дазая начнет улучшаться. Он наконец решится посетить могилу друга, чтобы оставить произошедшие события в прошлом и начать двигаться вперед. Решится поговорить с родителями, обсудить все произошедшее, чтобы понять, что разговор этот должен был произойти раньше и тогда многое не случилось бы. В этой ситуации неправы все. Они не были идеальными родителями, допускали много ошибок. Но и он не говорил о своих проблемах, находя их решение в боли. На следующий учебный год Дазай переведется на первый курс другого направления, превращая свою легенду о повторном зачислении в правду. Все же лучше начать с самого начала на действительно подходящей специальности, чем тратить время и силы на то, к чему душа не лежит. Да, с начала будет сложно. Но вместе они справятся.***
Может, скажешь мне свои планы на этот вечер?
Потому что я просто не отпущу тебя, пока мы оба не увидим свет.
И мне больше нечего сказать,
Но я буду слушать тебя весь день, да, я буду. twenty øne piløts - friend, please