Roman Effect

      День для Минервины Юлии начался странно. Лагерь привели в состояние полной боевой готовности, и все носились вокруг как ошпаренные, действуя согласно предписаниям. Ничего не понимающая Минервина в компании бой-баб из своего контуберния с оружием наизготовку заняла свое место в своем бронетранспортере. Несмотря на всякие современные системы микроклимата, внутри броневика было душно, и легионеры периодически высовывали свои головы наружу, ибо даже жаркая атмосфера Фортуны по сравнению с душегубкой бронетранспортера казалась свежим альпийским воздухом. Учитывая, что никаких приказов не поступало, и в броневике было решительно нечем заняться (кроме сотой по счету проверки импульсных винтовок), легионеры перешли к своему любимому занятию — начали трепаться. — Поздравляю тебя, Минервина, что ты у нас теперь «Фурия»! — возвестила одна из легионеров, и от обитателей броневика послышались смешки. После драки в каупоне, легионеры ее контуберния дружно нарекли ее когноменом «Фурия», учитывая как она отделала местных жителей. Минервина в ответ улыбнулась и возвестила: — Тот алкоголик был сам виноват, нечего руки распускать было! Но, конечно, у этого случая были и свои минусы. Несмотря на то, что легионеры в той драке «защищали свою честь и честь легиона», наказание им все-таки назначили — заставили делать долгий марш-бросок в полной боевой выкладке в лесу близ гарнизонного лагеря. Однако то было вчера, и хотя конечности еще ныли от забега по оврагам и буеракам, новое прозвище явно того стоило — в своем роду Минервина не припоминала еще ни одной «Фурии». А тем временем снаружи броневика послышался громкий грохот и рёв надрывающихся двигателей. Выглянувшая из люка Минервина увидела ползущих по асфальту «черепах» — крупных бронированных машин на гусеничном ходу, что появились аккурат во время Китайской Войны. Хотя с той поры они серьезно эволюционировали, внешний вид их мало изменился, и они по прежнему вызывали нервную икоту одним своим видом — ромбовидный корпус с ненормальным уровнем бронирования (чтобы все это добро утащить на себе, и чтобы сей «агрегат» не рухнул на ближайшем мосту, вместе с этим самым мостом, в этот самый корпус поместили генератор антигравитации на нулевом элементе), угловатая башня с рельсовой пушкой, способной продырявить вражескую технику навылет и оставить ее экипаж болтаться на ветру элегантными кровавыми ленточками, три излучателя частиц, два в боковых спонсонах, и один спаренный в башне, способные быстро превратить в кучку праха любого, кто будет настолько туп, чтобы приблизиться к «черепахе» ближе, чем на километр. Задумчиво проводив тарахтевшие бронированные коробки взглядом, Минервина нырнула обратно в броневик и заявила: — Я и не знала, что к нам приписали «черепашью ауксилию»… — Только вчера прибыли. Слышала байку, что их сюда определили по ошибке, их должны были отправить на Аквилею Клару, это которая христианская колония. Спохватились они буквально через час после отправки неверного приказа, но затем решили, что оно и к лучшему, и нам скоро предстоят совместные учения.       Несмотря на огромную популярность официального римского политеизма со старыми добрыми Юпитером, Марсом, Минервой, Юноной и прочими известными каждому добропорядочному римлянину божествами, в Республике, тем не менее, цвели и пахли прочие культы. От культа Митры и Непобедимого Солнца, до старых египетских богов, буддизма и верований трансатлантических народов, различные религиозные культы подобно плесени на испорченном сыре, распространились по Республике. Сперва они не представляли угрозы старым римским богам, более того, некоторые из них вполне вписывались в римский пантеон, порождая на местах синкретические представления о божествах вроде «Деметра-Исида», «Меркурий-Тот» «Юпитер-Тенгри», и тому подобное. Но постепенно, по мере расширения римского государства, со старыми римским политеизмом начали открыто конкурировать другие культы, вроде персидского зороастризма или христианства, что постепенно привело к их официальному запрету и гонению на верующих. Разумеется, общины из последователей этих религий немедленно превратились в рассадники недовольства и одной из причин сецессии Трансатлантики (помимо общего государственного кризиса), в которую в свое время переехало огромное количество последователей притесняемых культов, в основном христианства.       Открытие космических перелетов и расширение республики к звездам предоставило Риму простой, но действенный метод за номером «2» (за номером «1» стояла унификация и реорганизация римского политеизма в виде создания упорядоченного культа, канонов и священного писания, позволявшая на равных конфликтовать с другими культами) решить проблему с враждебными религиями. На некоторых колониях специальными указами даровалась «свобода вероисповедания» и возможность занимать должности в местных магистратах (что раньше для запрещенных религий было невозможно), и различные христиане, зороастрийцы, манихеи, иудеи (в прочем, не все, большинство осталось привязано к Терре) и прочие адепты запрещенных культов повалили табунами на такую «землю обетованную», и довольно скоро среди таких колоний началось разделение — на одной осели манихеи, на второй — христиане, и так далее. И хотя недовольство на таких колониях было низким, Сенат предпочитал слать туда дополнительный гарнизон, состоящий из адептов непримиримых к религии аборигенов культов, что хоть и создавало вероятность разжигания конфликта на религиозной почве, но гарантировало, что эти войска не перейдут на сторону колонии, если та захочет отделиться. Так, прибывшая «черепашья ауксилия», что должна была отправиться на христианскую колонию, состояла на 90% из последователей культа Митры.       — А, понятно. — новость о прибытии ауксиллариев легионеры в основном восприняли нейтрально. — Интересно, а эти ауксилларии симпатичные? — спросила одна из легионеров. — «Черепашьи» ауксилларии? Я тебя умоляю, они невысокие и горбатые, из-за того, что в три погибели свернулись внутри своих самоходных гробов. В прочем, судя по всему, тебе и такие верблюды в мужья сгодятся… Вопросившая изрядно покраснела, а остальные легионеры совсем не по женски заржали. Внезапно появившаяся в люке бронетранспортера суровая рожа декана контуберния гаркнула: — А ну отставить курятник! Еще одного марш-броска захотелось? Что ни говори, а дисциплина в женских легионах была в два раза сильнее, чем в мужских. Легионеры быстро приняли положение «швабру проглотила», вытянувшись на своих местах и не шевелясь так, что их можно было спутать со статуями, и немедленно умолкли. Декан осмотрела получившуюся «скульптурную галерею», хмыкнула и пошла прочь от бронетранспортера. — Вот мразота… — тёплых чувств к командиру контуберния легионеры не испытывали.       В конце концов, спустя пару часов, поступил приказ на передислокацию нескольких когорт в район космопорта. Бронетранспортеры бодро покатили в сторону сего транспортного узла, и через час Минервина Юлия Фурия уже стояла на посадочной площадке в строю с другими легионерами, всеми силами изображая из себя неподвижную статую. Работники космопорта стали готовить посадочное место для весьма крупного корабля, коей оказалась появившаяся в небе либурна. Пока корабль снижался, возле посадочной полосы появился аэромобиль, явно принадлежащий кому-то из планетарной администрации со свитой из нескольких аэромобилей поскромнее. Догадки Минервины о высоком положении явившегося «начальства» подтвердились, когда из автомобилей, едущих позади первого, вышли шестеро ликторов с характерными фасциями в руках. Судя по всему, когорты Legio XXVI Gorgon решили использовать в качестве массовки на подтанцовке у пропретора Фортуны, что явно явился сюда встречать какую-то важную шишку. В конце концов, снижающийся корабль выпустил опоры и с весьма ощутимым стуком «установился» на посадочное место. С громким шипением начала опускаться одна из аппарелей, напротив которой стоял пропретор вместе с ликторами и отрядом когорты претория, среди которых выделялись два рослых детины, на которых полагающаяся униформа, мягко говоря, не сидела.

***

      Серела К’тари уже успела привыкнуть к обществу своих «спасителей», хотя огромное количество вооруженных до зубов «людей» продолжало ее нервировать. И не только ее, но и остальных выживших членов ее экипажа, с которыми она в данный момент пребывала, посильно помогая выжившему корабельному врачу в помощи раненным. Судя по всему, люди хотели им помочь, но поскольку азари все-же были чуждым для них видом, возможная помощь вполне могла выйти боком. А тем временем полет явно подходил к концу — как опытный космонавт, Серела быстро привыкла к равномерному гулу римской либурны, и когда характер гула изменился, она поняла, что корабль явно достиг (или почти достиг) конечной точки своего пути, о чем незамедлительно спросила у ближайшего офицера людей (на языке жестов, вестимо). Офицер подтвердил ее догадки кивком головы, что, как уже успела выяснить опытным путем Серела, являлось жестом согласия. Диссонанс в гуле усилился, когда триерарх снова явился в ангар со спасательными капсулами. Вскоре между двумя капитанами развернулась пантомима, по итогам которой Серела выяснила, что они прибыли на одну из людских планет, на которой и разместят экипаж с уничтоженного «Прилива». Также триерарх добавил, что местные представители власти горят желанием установить официальный дипломатический контакт с азари, и ему позарез нужны те, кто обладает достаточными полномочиями для этого. Серела подумала, сделала жест «подожди» и направилась к капсулам, где выловила своего старшего помощника. — Сатрана, сейчас я отправлюсь на «дипломатическую миссию» на поверхность планеты людей, поэтому ты остаешься за главную. — Так точно, мэм! — что-бы не говорили об азари, но какие-никакие представления о дисциплине они вполне имели, и поэтому никаких возражений не последовало. Не последовало их и от парочки офицеров низшего ранга, которых Серела решила прихватить с собой в виде свиты и на всякий случай, тем более офицеры были молодыми и охочими до приключений «девами», которых мёдом не корми, дай поместить свою задницу туда, где эта задница еще не была (и не важно, что это место может быть шлюзом в открытый космос или чаном с кислотой, главное сам факт помещения). Решив организационные моменты, набрав в «карманы» скафандров всякого нужного, и прихватив с собой «свиту», Серела направилась к триерарху и жестами показала, что она готова. Триерарх кивнул и жестами показал следовать за ним. Когда послы прошли в отсек, по которому экипаж этого корабля, судя по всему, спускался на поверхность, корабль слегка тряхнуло, и из динамиков донеслась инопланетная тарабарщина, наверняка обозначавшая, что посадка прошла успешно. После чего началась стандартная, похоже, для всех без исключения кораблей любых рас, процедура дезинфекции. Постояв немного под «живительными» лучами, поубивавшими всякие вредные микроорганизмы, что могли оказаться на скафандрах, азари начали спускаться по опустившейся аппарели на поверхность нового, незнакомого им мира. Узрев развернувшуюся картину, Серела начала нервничать — колонны солдат, выстроившиеся перед кораблем, явно не способствовали душевному равновесию. Впрочем, она умудрилась таки взять себя в руки, и чуть-ли не парадным шагом ступила на землю Фортуны. Как она поняла, главным среди аборигенов был человек в вычурной броне, нагрудник которой повторял рельеф человеческого тела. Находился он в компании шестерых людей, держащих в руках связки прутьев с торчащими из них топориками и еще пятерых человек в броне, похожей на броню тех солдат, что стояли ровными рядами позади них. Пропретор Фортуны вскинул руку, как некогда триерарх, и поприветствовал азари на своем языке. Серела прошла вперед и неуверенно подняла руку в уже выученном римском приветствии, но приветствовала пропретора уже на своем языке. Как понимала азари, вся эта встреча перед лицом кучи солдат должна была продемонстрировать силу аборигенов, но это было сугубо показушной частью, в конце концов, такими крайне важными для установления полноценного контакта вещами, как, например, изучение языка, перед кучей солдатни заниматься как-то малость неудобно. Ее догадки подтвердились, когда пропретор жестом указал гостям следовать за ним. Краткий путь привел их к аэромобилям, в один из которых и усадили азари, и после того, как высокопоставленные римляне уселись на свои места, аэромобили направились прочь, оставив после себя уже задолбавшихся стоять легионеров и облепленную работниками космопорта либурну.       Проводив взглядом удалявшиеся аэромобили, Минервина активировала встроенную в шлем рацию и связалась по «скрытой» от основных армейских каналов связи частоте, позволяющей тихонько переговариваться с сослуживцами по контубернию без угрозы получить нагоняй от декана за загаживания эфира. Разумеется, пользоваться постоянно этой частотой было нельзя, ибо могли засечь, но кратко и скрыто от других выразить свое мнение по какому-то поводу было вполне реально: — Септимия, ты поняла — кто это вообще был? — Не-а. Хотя силуэты вроде женские. — Весь этот цирк из-за каких-то баб? — Ну не скажи, таких бронескафандров я ни разу не видела… В добавок, говорили они не на латинском. — А на каком? На персидском? — Не-а. Похоже на египетский, но более мягкий. Легионеры были вынуждены прекратить разговор, так как рации тихо пискнули, возвещая о приказе сверху. Приказание сверху было таковое — передислоцировать одну центурию в район… виллы пропретора. Десять броневиков, сотня человек. Разумеется, приказ вызвал закономерное негодование легионеров и возмущенное ворчание о том, что кто-то излишне зажрался, раз ему вигилов и когорты претория не хватает. Но приказ есть приказ, и Минервина заняла свое место в бронетранспортере, уже второй раз за день направляясь с непонятными целями к сатиру на рога.

***

      Тиберий Юний Аэтос был по природе человеком пессимистичным, но события последних нескольких дней показали, что богиня-покровительница этой планеты явно ему улыбается. Получить свободу и тут-же обрести влиятельного патрона — согласитесь, далеко не каждому гладиатору может выпасть такой шанс. Теперь у него было лучшее снаряжение (к которому он, по правде говоря, еще не до конца адаптировался), вполне неплохая команда других телохранителей из когорты претория (в которую гладиаторов и записали, и хотя они уже были вполне умелыми воинами, дополнительное обучение никто не отменял, ибо стрельбе из импульсных винтовок в школе гладиаторов не обучают) и верный товарищ в лице Тиберия Юния Фалько. В его благонадежности он не сомневался, судя по тем рассказам о его родной народности. И сейчас, вместе с ним, он ехал в аэромобиле в сторону виллы пропретора. Разговаривать гладиаторы не любили, сказывалась профессиональная деформация, ибо когда они выступали на песке арены, они должны были молчать. Вот и сейчас они ехали абсолютно молча. Однако в конце концов, когда вдали уже виднелась вилла пропретора (домик, мягко говоря, не маленький, размером со здание городской администрации Пальмиры Новы), Фалько сказал: — Почему-то мне кажется, что ничего хорошего эти инопланетяне нам не принесут. Аэтос только пожал плечами. У него самого имелись такие нехорошие предчувствия.       Собственно, вилла пропретора, в которую отвезли послов и которая служила резиденцией республиканских наместников, была не какой-то маленькой «дачей с тремя сотками», а целым комплексом зданий, в котором можно было разместить если не когорту, то пару центурий точно, и места для выживших с «Прилива» там было вполне достаточно. Но пока сюда привезли только троицу инопланетян. Вылезший из своего аэромобиля пропретор был встречен лицом греческой национальности, который сразу, без длительных расшаркиваний, возвестил: — Я прибыл сюда сразу-же, как только смог. Где эти ваши алиени? — В третьей машине, Мелетий. — с данным греческим ученым пропретор был хорошо знаком; — Ты только их не препарируй на месте, умоляю тебя. — пошутил наместник. — Уж постараюсь сдержаться. Прислуга пропретора открыла двери аэромобиля к вылезшим оттуда «дорогим гостям» сразу-же направился Мелетий и Тиберий Юний Руфус (именно такое имя было у пропретора) в компании своих телохранителей-гладиаторов. Общение, как и прежде проходило на языке жестов, Мелетий доходчиво объяснил, что он является ученым, на чьи плечи ляжет ответственность за полноценное установление контакта. Уточнив некоторые моменты, вся группа из римлян и азари направилась в главное здание виллы. Пройдя атриум и оказавшись в таблинуме (грубо говоря, кабинете и месте для деловых встреч), пропретор уселся за свое место за столом и пригласил гостей присаживаться за вовремя доставленные в помещение прислугой стулья (телохранители остались стоять). — Мелетий, можешь начинать то, что ты там вообще хотел делать. — дал отмашку Руфус. Грек кивнул и на языке жестов спросил, могут ли дышать азари воздухом колонии (активно жестикулировал, изображая процесс дыхания). Триерарх азари на языке жестов ответила, что она могла дышать корабельным воздухом, но насчет воздуха планеты не уверена. Мелетий объяснил, что состав воздуха на корабле и на планете одинаков, азари кивнула и сняла шлем. Мелетий задумчиво начал гладить бороду, взирая на слишком человеческое лицо алиена, и едва он приготовился начать жестикуляции следующего вопроса, его перебила инопланетянка. Она начала производить странные жестикуляции при помощи одной из своих соратниц — соединив с ней руки на мгновение, она их тут-же разомкнула, указала на свою голову и на голову соратницы, а затем скрестила руки, снова указав на головы, но уже другими руками. — Так, так, так… — Мелетий задумчиво погладил бороду, подался вперед и поправил очки. Затем он указал на себя, указал на инопланетного триерарха, затем он соединил свои ладони и указал на ее голову и на свою. Затем он указал на рот азари и на свой рот. Азари кивнула. Наблюдавший за пантомимой Тиберий Юний Руфус понял, что он решительно ничего не понял, и закономерно задал вопрос: — Что все это значит? — Если я правильно понимаю нашу инопланетную собеседницу, то у нас появилась возможность быстро и без особых усилий обучиться их языку. Или обучить их латыни. Или все вместе. — И как это, спрашивается, возможно? — на лице Тиберия ясно читался вполне здравый скепсис. — Я не до конца понял механизм… — ответил Мелетий; -…Но я так понимаю, обучение пройдет через соединение наших разумов каким-то не до конца понятным мне способом, возможно тактильным путем. — Звучит бредово. — Но попробовать определенно стоит. Триерарх стянула с рук перчатки, и уже собралась их протянуть греку, как вдруг передумала и указала на стоящих телохранителей, после чего продемонстрировала соединенные руки, затем изобразила рукой «пистолетик», направленный на себя и изобразила стрельбу. — Похоже, наша собеседница боится, как-бы ее твои телохранители не пристрелили. — Фалько! Аэтос! У вас есть желание стрелять по послам? — Желание стрелять отсутствует, доминус. — ответил Аэтос. — Вот и славно. Значит нашим гостьям ничего не угрожает. Мелетий изобразил «пистолетик» и «зачеркнул» его второй рукой. Азари облегченно улыбнулась и протянула руки. Греческий ученый протянул свои в ответ и азари сжала его руки, после чего Серела и Мелетий застыли, а глаза азари будто бы почернели. Где-то с минуту они просидели неподвижно, после чего глаза азари вернулись в нормальное состояние, она отпустила руки грека и откинулась на спинку стула шумно и жадно вдохнув воздуха. Мелетий мягко отстранился, погладил бороду и заявил: — Удивительное сходство с египетским языком. — взгляд грека был немного рассеянным. — Тэпэрь то я смогу нормально говорить на фашем ясыке? Я феть прафильно происношу слофа? — на весьма искореженной латыни спросила Серела. — Над произношением еще стоит поработать. — честно ответил Тиберий. — Но зато теперь наше дальнейшее общение серьезно облегчится. — добавил Мелетий. Азари улыбнулась. — Итак, как ваше имя? — задал вопрос ученый. — Сэрэла К’тари, триэрарх трирэмы «Прилиф» Республик Асари.