'Cause you were so much better Than the rest of them Out of all the others You were the honest man Ведь ты был гораздо лучше, Чем все остальные. Из всех их, Ты был честным человеком (Lana Del Rey - Guns and Roses)
***
Клэр ненавидит себя за то, что до сих пор не сбежала от него. Минуту назад Дин сказал ей: «Если что-то не нравится, катись к дьяволу, малышка, мне на тебя плевать». Но все, на что ее хватит после этих слов — со всей дури хлопнуть дверью его драгоценной машины, когда она сядет на переднее сиденье. Он не посмотрит в ее сторону, как будто нет никакой разницы, пустует пассажирское место или же занято ей. Дин врубит музыку навязчиво громко, надавит на педаль газа, и машина умчится в неизвестность. Между ними нет ничего хорошего. Их связывает жгучая ненависть с ее стороны, и раздражение с его. Лучше бы им разойтись раз и навсегда. Но ей некуда пойти. Не к кому. А она нужна ему, чтобы проворачивать грязные делишки, за которые ему давно пора отправиться за решетку на несколько пожизненных сроков. А лучше сразу на эшафот. Он что-то или кого-то ищет, маниакально, жадно. Не посвящает Клэр в свои планы, но она подозревает, что все это ради братца, который совершил мудрый поступок и кинул его. Конечно, Дин и без Клэр обойдется, но уж больно хороша наживка. Молодая, смазливая девчонка — идеальная приманка для всякого сброда, у которого есть информация, необходимая Винчестеру. Он указывает Клэр на того, кого необходимо обработать, и она действует. Трогательно хлопает густо подведенными глазами, одним видом обещает многое и строит из себя наивную дуру, которую можно по-быстрому завалить где-нибудь в переулке. Она идет в очередную подворотню с одним из типов, от которых точно следует держаться подальше, и когда подонку кажется, что рыбка на крючке, появляется спаситель, черт бы его побрал, Дин Винчестер. Иногда Клэр думает, что однажды он не придет, и она подохнет возле вонючего мусорного бака. Но он всегда приходит, чтобы без свидетелей (за исключением Клэр, конечно), устроить допрос. А допрос у него раз за разом проходит по накатанной схеме. Полминуты на разговор, а дальше в ход идут кулаки или что посерьезней. В этот раз он избивает безобидного на вид здоровяка с круглыми, глуповатыми глазами. Клэр долго провозилась с ним, пытаясь показать себя легкой добычей и разжечь в его трусливой душе огонь вседозволенности. Теперь ей было немного совестно. Нет, разумеется, она знает, что он еще тот козел, но все равно противно от факта, что именно она толкнула его в лапы монстра. С другой стороны, возможно, это станет ему уроком. А вот Дин доволен, он всецело поглощен процессом. Наслаждается каждой драгоценной секундой. Клэр вздрагивает всем телом при каждом тяжелом замахе и малодушно смыкает веки, когда сжатая в кулак ладонь опускается на залитое кровью лицо. Никак не привыкнет. Винчестер — чертов псих. Беспощадный и жестокий. Он ломает людям кости, выбивает зубы, режет их и калечит. Клэр уверена, что и до убийств доходило, но Дин заверяет, что людей он не убивает, только нечисть или совсем уж отъявленных преступников, которых и людьми то уже не назвать, скорее зверьем. Он убеждает Клэр, что все они заслужили это. Пусть так, Клэр и не спорит. Вот только знает, что Винчестер тащится от своей "работы". От чужой боли, страха и запаха крови. А то, что все его жертвы плохие парни… Что ж, так он оправдывает себя и свои наклонности. Пускает их в нужное русло. Он — необходимое зло. И вообще, кто-то ведь должен делать грязную работу. Это его слова, не Клэр. У Дина целый арсенал оружия — холодное, огнестрел, веревки, крючья, даже инъекции в прозрачных ампулах, а еще все эти штуки для настоящей охоты. Но он не гнушается и подручными предметами. Однажды он проткнул зарвавшегося парня кием. Дьявол! Клэр даже не уверена, что тот выжил. Клэр ненавидит Дина всей душой. И стоит на стреме, чтобы случайный прохожий не вызвал копов, пока Дин не получит от своей жертвы все, что нужно. Наверное, если ее спросят прямо, она никогда не сможет внятно объяснить, почему делала это для него. Когда допрос заканчивается, Дин ухмыляется, удовлетворенно глядя на дела рук своих. Сбитые костяшки его пальцев не заживают, они всегда покрыты коркой запекшейся крови. Стоит ранам затянуться, он исступленно срывает их об чье-то лицо. Теперь Клэр знает, что выражение «по локоть в крови», не просто образ, а вполне себе реальность. Ее реальность. — Думаю, он усвоил урок, что лучше сразу говорить начистоту. Здоровяк в отключке, лежит бесформенной грудой, воздух с хрипами вырывается из его разбитого рта. На его лицо будто вылили банку чернично-клубничного джема. Все фиолетово-красное, блестит в тусклом свете фонаря. Вот только это не джем. — Ты псих, — Клэр засовывает руки поглубже в карманы куртки и отводит глаза. — Заткнись и садись в машину, — приказывает Дин, проходя мимо нее. Взять бы дробовик, да все мозги ему вышибить, думает Клэр и послушно плетется к машине, успокаивая себя, что это ненадолго. Ей нужен Дин, чтобы выжить, но как только она научится у него всему, что ей может пригодиться, уйдет в тот же миг. Скоро. Очень скоро.***
Отныне ее жизнь — нескончаемая череда обшарпанных мотелей, злачные места в глухих уголках страны, оправданное насилие, неоправданное насилие, ультранасилие и Дин Винчестер. А ведь так было не всегда. Когда-то у нее была семья. Такая нормальная, приличная, как в рекламном ролике — счастливые лица, хлопья на завтрак и горячие объятия мамы и папы. А еще молитвы, куда же без них. По молитвам Клэр никогда не скучала. Это прошлое маячит так далеко за спиной, что Клэр почти не верит, будто действительно когда-то жила в том нормальном мире. Ей кажется, что реальность вокруг такой, как она, просто не может быть нормальной, и ее прошлое — воспаленный бред, который она сама себе выдумала. И все-таки иногда она вспоминает. И, возможно, из-за этих дурацких осколков воспоминаний, не режущих, а скорее царапающих, она все еще нуждается в ком-то. И она солжет, если скажет, что ей никто не нужен, что она одинокая волчица. Хочет, конечно, быть этой клятой волчицей, но не выходит! Ей нужна забота, хотя бы крупица чего-то обычного, человеческого. Поэтому, когда они задерживаются в очередном мотеле на несколько дней, а Дин постоянно пропадает по своим делам, Клэр знакомится с Томом — сыном хозяина мотеля. Пока она покупает шипучие конфеты в автомате на первом этаже, Том спрашивает надолго ли она тут и с улыбкой отмечает, что у нее красивые волосы. На следующий день она переспит с ним в их общем с Дином номере, опасаясь, что в любой момент Винчестер объявится на пороге. Но все проходит достаточно гладко. Это ее первый секс. Ничего такого, чтобы орать от восторга как девчонки в порнухе, немного больно в начале, но вполне сносно по итогу. Сложно говорить об удовольствии, но по крайней мере занятно уж точно. После секса Том дает ей все свои логины в соцсетях, почтовый адрес, номер телефона и просит, чтобы она обязательно связалась с ним, когда они с отцом (о, Господи, как ей надоело говорить всем, что Винчестер ее папаша!), вернутся домой. Клэр кивает, зная, что никогда больше не заговорит с ним, хоть ей и нравится слегка смущенная улыбка, играющая на юношеском лице. Дин возвращается через пару часов после того, как Клэр выпроваживает Тома. В ванной она тщательно осматривает себя, и не найдя следов засосов, решает, что выглядит, как и прежде. Но это внешне, внутри у нее все искрится. Теперь она по-настоящему взрослая и чувствует себя куда уверенней. От эйфории не остается и следа, когда раздается звук поворачиваемого в замочной скважине ключа. Как только Дин перешагивает порог, Клэр напрягается. Она сидит на тщательно убранной постели, на которой совсем недавно кувыркалась со своим одноразовым другом, и расчесывает мокрые волосы. Она — сама невозмутимость. Ничто не выдаст ее. — Заставляй своих дружков пользоваться резинками, — вместо приветствия говорит Дин и кидает на кровать небольшую коробку. Когда Клэр переводит на нее взгляд, щеки в миг краснеют. Пачка презервативов словно обвинительный приговор. И как он узнал о том, что произошло? Неужели видел? Брр, от одного лишь предположения об этом хочется выблевать все внутренности и одновременно провалиться сквозь землю. — А то один из них обрюхатит тебя или заразит какой-нибудь дрянью. Щеки еще сильнее наливаются краской. — Я знаю, что делать, чтобы не залететь. Она, правда, знает, но совсем не хочет обсуждать это с ним. — Очень на это надеюсь, — равнодушно бросает Дин. — Не доставляй мне с этим проблем. Он стягивает с плеч кожаную куртку и идет к холодильнику за пивом. У Клэр внутри разгорается пламя. Если промолчит – сгорит от стыда. — За собой лучше следи! — не сдержавшись, кричит Клэр. Она не понимает, откуда в ней эта злость, ведь он ни в чем не упрекал ее. Не орал, не читал нотаций. Но она чувствует себя пристыженной и виноватой. Но это неправильно, она не должна стыдиться этого старого извращенца! Кого угодно, но только не его. Она знает про все его похождения, но ни разу ничего не сказала. До этого самого момента. — Постоянно таскаешься по стриптиз-барам, трахаешь шлюх пачками! — И? — Скоро сдохнешь от какой-нибудь неизлечимой формы сифилиса! — Ага, но, в отличие от тебя, я не залечу, — Дин плюхается на стул, закидывает ноги на кухонный стол и прикладывается к бутылке. Он надменно ухмыляется, а Клэр кривится от отвращения и швыряет в его сторону щетку для волос. Она пролетает возле его головы и отскакивает от стены. Дин смотрит сначала на валяющуюся на полу щетку, а потом на Клэр. Немигающий, пронизывающий до костей, взгляд обездвиживает, и Клэр с трудом проглатывает ком в горле. Это взгляд монстра. Все равно, что нож к горлу приставить, неосторожное движение, и ты труп в смеющемся черном мешке. От этого взгляда у Клэр холодеет внутри, и она вспоминает с кем живет под одной крышей. С психом, с чудовищем, с маньяком. И у нее нет никаких гарантий собственной безопасности. — Ложись спать. Выдвигаемся утром. Ее сердце бьется надрывно, ладони липкие. Она всегда делает вид, что ей не страшно. И это всегда ложь. Она боится Дина Винчестера, потому что знает, на что он способен, если его разозлить. Видела не раз, что он делает с неугодными людьми, и совсем не хочет оказаться на месте одного из них. Она запихивает «подаренную» коробку презервативов в тумбочку, падает на кровать, заворачивается в одеяло с головой, как в кокон, и крепко зажмуривается. — Обменялась телефонами со своим приятелем? — зачем-то спрашивает Дин. — Он дал мне свои контакты, но я не стану с ним связываться. Мне на него плевать, это был просто секс, — отвечает Клэр не совсем честно. — Хорошо. Ей кажется, Дину нравится такой ответ.***
Клэр почти смирилась со всей этой херней, которую она называет своей жизнью. И когда кажется, что ко всему можно привыкнуть, Клэр встречает красавчика Брюса, и все опять трещит по швам. Накануне они с «папочкой» вселяются в квартиру на окраине очередного безликого города. Она знакомится с Брюсом в прачечной их нового (временного) дома глубокой ночью, когда нервными руками запихивает в машинку окровавленные шмотки Винчестера. Блядство полное, она всегда боится, что кто-то заметит ее, заинтересуется бурыми разводами, которых слишком много, чтобы не обратить на них внимания. Именно в этот момент ее жизни появляется Брюс. Он идеальный. Понимающий, ненавязчивый, не задает лишних вопросов. Сегодня Брюс такой чудесный, такой искренний и нежный с ней. Наконец-то Клэр пригодились презервативы, что дал ей Дин. А уже завтра Брюс оказывается сверхъестественной тварью, которая больше всего на свете жаждет выпотрошить Клэр острыми как бритвы когтями и съесть ее на обед. И выпотрошил бы и съел, но, к счастью, у Клэр есть личный спаситель. Он появляется в последний момент и вырывает ее из рук плохого парня. Господи боже мой, как же все погано, словами не опишешь. Они увозят «Брюса» в багажнике Импалы на заброшенную ферму. Дин заставляет Клэр допрашивать его, применяя различные «средства», чтобы ускорить процесс. Она никогда не забудет этого. Дин говорит ей, что она не должна бояться причинять боль тому, кто ее заслужил. И уж тем более не должна жалеть того, кто хотел ее сожрать. Он хвалит ее, когда тварь, называющая себя Брюсом, трясется и визжит, умоляя о смерти. Дин говорит, что видит в Клэр потенциал, и, кажется, ей все-таки удастся стать охотницей при должном воспитании. Потом Дин убивает Брюса особенно кровавым способом, и Клэр минут двадцать блюет возле машины, пока Винчестер равнодушно складывает в багажник все, что они использовали для допроса и казни. Клэр почти уверена, что Дин все знал и специально вселился с ней в эту проклятую квартиру. Но у нее нет доказательств, лишь призрачное ощущение, что ее подтолкнули к бездне, которая очень уж пристально всматривается в нее.***
Они возвращаются в квартиру только, чтобы забрать вещи, и уже вечером снимают комнатушку в полупустом мотеле в другом городе. Дин опять куда-то сваливает, а Клэр покупает бутылку текилы и хлещет обжигающее пойло прямо из горла. Когда Дин возвращается, Клэр изрядно пьяна. Ей весело и легко, жизнь не кажется беспросветным дерьмом, а Винчестер раздражает меньше обычного. — Учитывая обстоятельства, я сделаю вид, что не вижу этого, — Дин указывает на бутылку в ее руке. — Какое великодушие, — закатывает глаза Клэр и откидывается на подушку, прислоненную к стене. — Где шлялся? Клэр давно не задавала этот вопрос. Дин отучил ее. Но сейчас она опять спросила, забыв о строгом наказе, а он ответил, видимо решив, что сегодня можно сделать исключение. — Пополнял аптечку. Он швыряет бумажный пакет на стол, и из него высыпаются бинты и флаконы. Дин снимает куртку, и по его лицу проходит судорога. «Брюс» хорошо потрепал его своими отвратительными когтями прежде, чем Дину удалось обездвижить его. Дин открывает начатую бутылку виски, наливает немного в обычную керамическую кружку и выпивает жидкость одним глотком. Потом начинает медленно избавляться от рубашки. Рукав изрезан в лоскуты и куски ткани прилипли к коже. Дин с тихим шипением отрывает их, кидает испорченную тряпку на пол и идет к раковине, чтобы набрать теплой воды в миску. Клэр уже видела раньше, как он латает себя, но никогда не смотрела так пристально. Дин смывает кровь, берет нитки, иглу, спирт, бинты и вату, и садится на свою кровать. Наверное, Клэр должна посочувствовать, проявить заботу и помочь ему, но она не станет. Вместо этого она пьет. На Винчестере темно-синие джинсы и белая майка. У него широкие плечи и крепкий живот. Он сильный. Очень. Это видишь глазами и чувствуешь всем существом. Мускулы напрягаются, когда он смыкает края раны очередным аккуратным стежком, на лбу блестит испарина. — Больно? — Клэр совсем не жалко его, просто интересно, что он чувствует, когда зашивает себя. — Ерунда, — отмахивается он, и тянет нитку сквозь кожу. — Хочешь еще выпить? — предлагает она, вскакивая на пол. — Да, налей, — он кивает в сторону стола, где поблескивает бутылка виски. — Нет, — Клэр лукаво улыбается, ей кажется донельзя забавным то, что она хочет предложить. — Ты должен выпить из моей бутылки. С рук. Хрен знает, зачем ей это. Просто скучно. Дин морщится от очередного стежка, а после хмыкает. — Совсем плохая? Ну и черт с тобой, заливай. Он перестает зашивать рану и запрокидывает голову, глядя на Клэр снизу-вверх. Она прижимает горлышко к его губам и наклоняет бутылку медленно и осторожно. В голове беснуются упоительные картины, как она повернет бутылку вертикально и Винчестер захлебнется гадким пойлом. Но она не решается и только завороженно смотрит, как двигается кадык на его шее при каждом глотке. Это выглядит развратно, и щеки Клэр розовеют. — Все, — он отстраняется, облизывает губы и возвращается к ране, а Клэр опять падает на свою кровать. Клэр долгим взглядом смотрит на Дина, единственного человека во всем мире, с которым она поддерживает связь. Она думает о его губах, которые, конечно, непозволительно отпадные, если смотреть исключительно на них и не вспоминать о личности хозяина. А еще ему идет белая майка, обтягивающая сильное тело, как вторая кожа. Он выглядит горячим. Фу. Он же старый. Да и вообще полный урод. Клэр морщится, закусывает губу, чтобы не расхохотаться, но продолжает пялиться. Ей страшно хочется чего-нибудь неприличного, плотского, такого, за что на утро бывает стыдно. Вспоминаются разговоры знакомых девчонок о мужиках постарше. Вроде они и опытней, и с ними точно кончишь, ведь они, в отличии от сверстников Клэр, знают куда засунуть язык и где надавить пальцами. А Клэр никогда еще не кончала с кем-то другим. Только сама с собой. Двум ее любовникам и тем парням, с которыми она просто обжималось, так и не удалось довести ее до оргазма. Будь Клэр трезвая, она никогда и ни за что не стала бы думать о своих оргазмах, глядя на Дина Винчестера. А сейчас думала и даже не сгорала от стыда, а внизу живота сладко ныло. Наверное, она думает об этом, потому что однажды видела, как он прижимал к стене размалеванную девицу. Нетерпеливо шарил у нее под юбкой, целовал в шею, прежде, чем затащить в соседний номер. Что-то животное было в его движениях, сокрушающее наповал. И девица так стонала, что не оставалось никаких сомнений в том, что она в восторге от его действий. И это было постыдно и притягательно. Клэр чувствовала омерзение, а между ног стало мокро. Дин заканчивает с врачеванием, накладывает на рану мазь, осторожно заматывает плечо белоснежным бинтом, затягивает узел. А после кладет ладонь на шею, наклоняет голову из стороны в сторону, разминая затекшие мышцы. Его глаза прикрыты, тень от длинных ресниц падает на щеки. Клэр облизывает губы. Да, день выдался тяжелый. Она тоже чувствует, как ноет тело, но алкоголь в крови расслабляет, заставляет забыть о дискомфорте, разукрашивает реальность в яркие краски, делает ее менее отвратительной, настолько, что присутствие Винчестера не то, что не раздражает, а, простите ее все, кто может простить, заводит. Она следит за каждым его движением, и он в итоге замечает это. — Завязывай с бухлом и ложись спать. Тон повелительный, но Клэр слышит, что он говорит с ней мягче, чем обычно. Будто успокаивает. — Неа, не хочу, — лениво тянет она и демонстративно прикладывается к бутылке. — Я не ясно выражаюсь? — несмотря на очевидную усталость, его голос непреклонен. — Да иди ты, — отмахивается Клэр. — Я заработала на эту ебанную текилу и буду пить ее. Заработать — это обчистить карманы какого-нибудь подонка. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы воровать у плохих людей. Это все равно, что быть Робином Гудом наших дней. У «Брюса» был полный бумажник. — Слушай, я тебе не папаша, чтобы контролировать каждый шаг, сам был еще тем подарочком в твоем возрасте. Но поверь моему опыту, с тебя хватит. Ты уже надралась. Радуйся, что я не отобрал у тебя бутылку сразу же. Это неправильно. Клэр заливисто и пьяно смеется. Нравоучения от садиста и преступника, как мило. — Что еще неправильно, Дин? — Клэр садится на колени, вжимаясь задницей в пятки, встряхивает копной непослушных волос и надменно ухмыляется. — Давай-ка перечислим. Может быть, избивать людей до полусмерти? Подделывать документы? Учить меня как орудовать ножом, чтобы не убить, но сделать очень-очень больно? — Перечисленное пригодится тебе для выживания, идиотка, — цедит он со злостью. — А бухло не принесет ничего, кроме головной боли на утро, по крайней мере сейчас, когда ты пить толком не научилась. — Тебя это не должно касаться. Ты мне никто. Не отец, не брат, не опекун, даже не любовник. Никто, — последнее слово Клэр произносит нараспев, выделяя каждый слог. — И я не собираюсь тебя слушаться. Его лицо темнеет, между бровей залегает складка. Клэр вздрагивает, но алкоголь притупляет инстинкт самосохранения. — Пока ты со мной, будешь делать то, что я тебе скажу. Клэр хочет вжать голову в шею, но вместо этого только хмыкает. — О, таскаешь меня за собой, чтобы сделать личной рабыней, — она вкладывает в слово «рабыня» характерный подтекст, что не ускользает от Дина. — До рабыни ты еще не доросла, детка, — с ухмылкой отвечает он. Клэр злит, что он смеется над ней, вместо того, чтобы воспринимать всерьез. Она до всего уже доросла. — Проверим? — она ставит бутылку на пол, поднимается и замирает напротив Дина, который смотрит на нее совсем не так, как на женщин в барах, а, скорее, как на нечто крайне забавное. Алкоголь подстегивает, давит на неокрепшую психику, ядовито шепчет, что она имеет право на все, что угодно. И нет ничего постыдного, все двери открыты, а море по колено. Тем более, она ведь женщина, а не соплячка, какой ее считает Винчестер. Она занималась сексом уже с двумя и знает, что нужно делать. Знает, что нужно мужчинам. И этот не исключение, такой же, как и все, даже хуже прочих. Она забирается на Дина сверху, коленками сжимая его бедра, опускает ладони на широкие плечи, и смотрит на него тем самым взглядом, которым заманивала извращенцев в барах. Для него заманивала. Глаза у него зеленые-зеленые, и от уголков бегут морщинки, когда идеальные губы расплываются в наглой улыбке. — Серьезно? — он приподнимает брови, и от его ироничного взгляда, уверенность Клэр стремительно тает, будто мороженное в клетчатом рожке под лучами июльского солнца. Она крепко целует Дина, чтобы стереть с его губ раздражающую и такую неуместную в данной ситуации улыбку. Он не реагирует, будто не человек вовсе, а высеченный из камня истукан. Только обжигающе горячий. И кожа у него гладкая, бронзовая, и мышцы под ней твердые, живые. От запретности происходящего Клэр будто током прошибает, по коже бегут мурашки, она немного ерзает, и хочет, чтобы Дин сделал хоть что-нибудь. Но он ничего не делает. Вообще. Она еще какое-то время пытается втянуть его в поцелуй и с досадой понимает, что он не ответит. Тогда она отстраняется, снова смотрит ему в глаза, а затем опускает руки вниз, скользит пальцами по рельефному животу и ниже, к ремню на джинсах. Когда она прижимается губами к его шее, медленно, с упоением целуя горячую кожу, он сдержанно выдыхает. Но для Клэр и этого достаточно, это знак, что она на верном пути. Она чувствует широкие ладони на своей талии, руки убийцы, и низ ее живота пылает в предвкушении. Так близко, плоть к плоти, нервы - оголенные провода, а кровь отравлена. Ей жарко, в голове сладко плывет, она хочет, чтобы ненавистный Винчестер залез к ней в трусы, как к той девице, с которой она его застукала. Клэр даже не удивлена, что думает об этом. Она же чокнутая. Ненормальная. Ей можно. Она хочет лечь под самого ужасного человека на Земле, ненавидимого ею до дрожи. Она станет грязной и порочной, как черное сердце Дина Винчестера. Это пьянит не хуже коктейля из виски и текилы. Но все заканчивается в один миг. Руки Дина слегка напрягаются, он приподнимает Клэр, и небрежно скидывает с себя на кровать. Клэр даже пискнуть не успевает и только растерянно смотрит на него, приподнявшись на локтях. Лучше бы он пощечину ей залепил, чем так позорно отбросил в сторону, как надоедливого щенка! — Думаю, этого достаточно, — Дин встает и смотрит в ее обескураженное лицо. В его глазах вязкая темнота. В них нет злости, нет возбуждения, нет теплоты. Одна лишь пустота. — Вот только не думай, что меня замучила совесть или прочая чушь. Ты, конечно, смазливая, но нет ничего скучнее, чем пьяная малолетка. Мне бы никогда не пришло в голову трахать тебя. Каждое слово попадает в яблочко, бьет изощренно и болезненно. Дин разворачивается, а Клэр сжимает ладони в кулаки, сверля его спину испепеляющим взглядом. Сволочь! Она — калейдоскоп, а каждое цветное стеклышко - эмоция. Мгновение назад глаза радовал блестящий пурпур желания, а сейчас разум застилает оранжевая ярость. Как же он бесит ее! Наружу рвется все, что капля за каплей копилось в ней долгие месяцы. Ей даже плевать на привычный страх. Клэр спрыгивает с кровати и замахивается. Она бы голыми руками разорвала его, если бы только могла. Не передать словами, как же ей тошно. От него. От их жизни. От выпитой текилы. И от себя. Дин стремительно разворачивается и нападает. Как хищник, которым он и является. Перехватывает ее руку, тонкое запястье пульсирует в болезненном захвате безжалостной руки. Дин протаскивает ее по полу на добрый метр, и босые ступни Клэр обжигает ворс ковра, когда она отчаянно перебирает ногами, собирая ковер гармошкой вслед за собой. Дин опасно нависает сверху, держит крепко. Клэр морщится от боли, и тогда он чуть ослабляет хватку. Ее корпус отведен назад, свободной рукой она вцепилась в его майку, и непонятно отталкивает она его или, наоборот, тянет к себе. Перед ней машина для убийств, и Клэр уже давно должна извиняться, каяться, говорить какая она идиотка, и обещать, что такое никогда больше не повториться. Но ничего из этого не будет. Сегодня она сходит с ума. Это же так весело! У нее нет ни единого шанса против него. Она это понимает, но точно знает, что взбесит его до красных бликов перед глазами. Игры с огнем — самые опасные. Только ей уже на все похуй. Пусть горит. От нервного напряжения и выпитого алкоголя она потеряла связь с реальностью. И любое безрассудство — это «почему бы и нет?» Клэр поднимается на носки, вытягивается струной, чтобы дотянуться до него. Разжимает пальцы, выпуская помятую футболку, закидывает руку Дину на шею, давит на его затылок изо всех сил и впивается в его губы мокрым, развязным поцелуем. О, это приводит его в бешенство. Он даже теряется, пусть и на считанные секунды. — Охренела? — рычит он, напрягаясь всем телом, и от его угрожающего голоса волоски на руках Клэр поднимаются дыбом. Она улыбается, впивается ногтями в его шею, и опять тянет к себе. Она думает, что если дотянется до его губ еще раз, то прокусит их до крови. Нихрена она не дотянется и ничего ему не прокусит. — Ты меня достала, — холодно припечатывает Дин. И Клэр становится ясно, что вот теперь самое время испугаться. Дин разворачивает ее спиной к себе, заламывает обе ее руки и тащит в ванную. Она кричит, когда понимает, что не может сделать ровным счетом ничего, как бы не билась. Она напрягает каждую мышцу в теле, извивается, словно змея, едва не выворачивает себе суставы. Бесполезно. Раньше она только боялась этого, а теперь всем телом ощутила стальную хватку беспощадного монстра, которым всегда был Дин. Клэр не могла не понимать, что этим кончится. Дин с ноги открывает хлипкую дверь, и та едва не слетает с петель. Без труда затаскивает Клэр в маленькую ванную комнату и нагибает ее над бортиком ванны. Клэр видит перед собой развилки мелких трещинок на пожелтевшей от времени поверхности. А потом Дин включает воду, и на Клэр беспощадным потоком обрушивается отрезвляющий холод. Пальцы скользят по бортику ванны, в попытке найти точку опоры, вода заливает пылающее лицо, тонкие струйки бегут за шиворот, изо рта с хрипом вырываются все нецензурные словечки, которые она успела выучить. Клэр чувствует себя униженной, как никогда прежде. — Ну как? Приходишь в себя? — взрывается в голове ненавистный голос. Дин продолжает удерживать ее в этой унизительной позе, вжимаясь в ее бедра своими, чтобы не пиналась, и от злой, насмешливой интонации, пропитавшей его голос, Клэр мечтает вспороть ему брюхо. — Пусти меня, извращенец! — кричит она, предпринимая отчаянную попытку вырваться. Дин запускает пальцы в ее волосы, сильнее надавливает на голову, да так, что Клэр вынуждена упереться ладонями в дно ванны. Округлый борт больно давит на живот, а тонкие руки Клэр отчаянно дрожат, скользят по дну. Ее колотит от холода и страха, и она уверена, что монстр хочет утопить ее или придушить. А быть может размозжить ее голову о кафельные стены. — Усвой одно правило, Клэр, — его голос меняется. В нем появляются опасные вибрации. Так он говорит с теми, кого с упоением пытает или будет пытать. Он сжимает ее волосы в кулак, будто хочет сорвать скальп. — Ты делаешь то, что я говорю, а я сказал тебе лечь спать. И непослушание очень злит меня. А злить меня — не лучшая затея. Ты поняла? — Да, — выдыхает Клэр, проклиная все и всех на свете. — Да! Она скажет все, что угодно, только бы он отпустил ее. На миг она думает, что он мог бы убить ее голыми руками, а потом избавиться от тела. Ему не составит труда ни первое, ни второе. Да ее даже искать никто не будет, что делает задачу совсем пустяковой. — Вот и отлично, — его голос мягкий, как шелковая лента, стягивающая посиневшие запястья. Дин выключает воду, тянет Клэр за волосы, вынуждая выпрямится, поворачивает к себе лицом и усаживает на бортик ванны. Коленом раздвигает ей ноги, его бедра между ее ног, и теперь это не кажется Клэр возбуждающим. Ей совсем не нравится происходящее, он должен отойти. Она в ловушке жестокой твари, не человека– чудовища в привлекательной человеческой оболочке. Может, он такой же, как и "Брюс", и хочет сожрать ее, вот только шифруется дольше. Клэр всхлипывает и опускает голову, но Дин хватает ее за подбородок, дергает вверх, заставляя смотреть на него. Он ласково улыбается, и внутри Клэр что-то с треском ломается. Какой-то механизм, отвечающий за надежду, просто перестает работать. Она с чудовищной необратимостью осознает, что никуда не денется от него. Она повязана с ним. Крепко-накрепко. И все всегда будет так, как он скажет. Ей надо бежать… — Вот и развлеклись, — Дин ласково убирает налипшие на ее лицо мокрые пряди. От каждого его прикосновения Клэр дергается. Она хочет отстраниться, но вынуждена держаться за его плечи мокрыми, скользящими пальцами, а иначе провалится в ванну. Раны Дина, которые он тщательно штопал, разошлись и опять кровоточат. Кровь полностью пропитала повязку и ручейками бежит по его руке. Теперь Клэр понимает, что ее ладонь скользит по его коже не только из-за воды, но и из-за крови. Это приятно. Ей нравится, что из-за нее, ему больно. Она бы хотела причинить ему куда больше страданий. Сделать с ним то, что он делает с ней. — Сейчас ты приведешь себя в порядок и ляжешь спать, хорошо? Он говорит очень спокойно, почти по-отечески, и сдавливает ее щеки так сильно, что губы собираются бантиком. Она выглядит по-идиотски, а если попытается что-то сказать, будет выглядеть по-идиотски вдвойне. И Клэр молча кивает, чувствуя предательское жжение в глазах. Дин разжимает пальцы, нежно проводит сбитыми костяшками по щеке Клэр, отчего ее передергивает, и оставляет ее в одиночестве.***
Клэр дышит тяжело, загнанно, руки ходят ходуном. Пиздец. Феноменальный пиздец! Она боится, что больше не сможет собрать себя. И от собственной разбитости, ей хочется разбить все, что ее окружает. Изорвать, уничтожить, искалечить. Она одним движением сметает все флакончики, что мирно стоят на полке. Заносит сжатый кулак над зеркалом, но не бьет. Вместо этого смотрит на свое отражение: бледная, растрепанная, с потеками косметики, с разводами его крови на светлой коже. Маленькая, никому ненужная, сучка. Клэр выбегает из номера как есть, с размазанной тушью и кровью, в мокрой футболке, сквозь которую видно лифчик. Она шатается по улицам и думает, что же делать дальше. Она ведь по факту бездомная, и идти совсем некуда. Разве, что назад… В кармане джинсов лежат смятые доллары. Клэр покупает на них пачку сигарет и зажигалку и проваливается в вязкую пустоту, видя равнодушие продавца, отпускающего ей товар. Никому ты не нужна, Клэр Новак. Пьяная несовершеннолетняя, покупающая сигареты. Никто не спросит, что с тобой случилось, никто не предложит помощь. И нет у тебя никого, кроме Дина Винчестера, который заботиться о тебе в своей изощренной манере. Ведь все, кого ты любила, и кто хоть немного любил тебя, сдохли. И только Винчестер живее всех живых. Клэр трезвеет и к собственному стыду хочет, чтобы Дин осознал, как ужасно поступил с ней, и отправился на поиски. Ага, два раза. Может быть, еще попросит у нее прощения? Клэр тихо смеется и боится, что упустит момент, когда окончательно сойдет с ума. А потом она понимает, что ее отчаянно тянет назад. К Дину. Она все также ненавидит его, пожалуй, сильнее, чем прежде, ненавидит жизнь, которую ведет рядом с ним, но не верит уже, что можно как-то по-другому. Сегодня она поняла, что проклята, и выдержать ее проклятие и при этом не сдохнуть, может только Дин. Спустя два часа Клэр мчится в мотель со всех ног, потому что боится, что номер окажется пустым. Что Дин уйдет и оставит ее совсем одну. Но страхи не оправдываются. Дин спит или делает вид, и никак не реагирует на ее возвращение. Она крадется в многострадальную ванную, смывает остатки макияжа, собирает разбросанные флаконы, переодевается в уютную пижаму и старается не думать о противной головной боле, горькой тошноте и жгучем стыде, поселившемся глубоко под ребрами из-за шоу, которое она устроила. Клэр на цыпочках проскальзывает в комнату и замирает возле кровати Дина. В темноте его почти не видно, только силуэт, но Клэр узнает размеренное дыхание, и это странным образом успокаивает. Она осторожно ложится рядом, стараясь не делать лишних движений и не прикасаться к нему. Утром она проснется в своей кровати, накрытая одеялом, а Дин будет пить кофе и ничего не скажет ей по поводу прошлой ночи, словно не было ничего. И жизнь продолжится. Они будут жить и будут выживать. Вместе, как и прежде.