Умереть и воскреснуть

Капли дождя медленно стекали по оконному стеклу, а казалось, что это слезы омывают усталое сердце. Я где-то читал, что слезы приносят облегчение. Но оказалось, что это не так. По крайней мере, мне они не помогли. Я сидел на колченогом табурете у окошка этого маленького домика, и смотрел как серое небо сливается с серыми камнями моего поместья. Впрочем, теперь уже не моего. Меня выселили в эту каморку привратника, скрытую в кустах жасмина и сирени. Она практически не использовалась нами раньше, ведь ворота охраняла сама магия, а эльфы могли перенестись сюда и обратно в дом за доли секунды. Так что это была скорее дань обычаям — строить маленький домик у ворот для… как оказалось, для таких, как я, наследников своего чистокровного рода. Швыряя меня на грязный пол сырой комнатушки, авроры шутили, что мне нужно радоваться — это все одно получше, чем камера Азкабана. Что я должен благодарить их и лизать им сапоги, как благодарный щенок, за то, что они позволили мне остаться тут и охранять свое поместье. Они думали, что унижают меня. Но разве можно сильнее унизить человека, чем оставив его жить в никому не нужной каморке у ворот его разрушенного поместья, запретив ему даже ногой ступить в сам дом? Я — аристократ, чистокровный маг и наследник рода Малфоев — был вынужден терпеть эту пытку, издали глядя, как окончательно разрушаются стены моего родного дома, который был так дорог отцу, как зарастает сад, так любимый моей матерью… Эльфы выли в пустых комнатах Малфой-мэнора, а я ничего не мог сделать. Даже усыпить их. Моей магии хватало только на то, чтобы выжить в своей коморке и не сдохнуть от голода и холода. Полгода я терпел. Сначала внезапный арест — когда мы трансгрессировали из Хога домой, нас уже ждал отряд авроров. Мы не сопротивлялись. Отец без палочки, я тоже. И мама. Она только обняла меня крепче и все шептала, чтобы я не сдавался. И я держался сколько мог. Но видит Мэрлин — мои силы не безграничны. Потом нас держали с отцом в одной камере, и он все время плакал и просил прощения. Это было хуже, чем если бы он ругался и проклинал! Видеть отца таким… Он знал, что идет на смерть. Он понимал, что заслужил. Но больше всего его убивало то, что он потянул за собой жену и сына. И эта вина, в конце концов, почти свела его с ума. Дементор опередил приход безумия ненамного… А потом мой суд. И Поттер на суде. Один против всех. Гриффиндорец до мозга костей, но тогда это было сродни чуду, и я безумно ему благодарен за его заступничество. Был благодарен. Тогда. Тогда мне казалось, что, как бы меня не наказали — это все равно лучше, чем Поцелуй. Лучше, чем Азкабан. Тогда я в это верил. Но действительность оказалась страшнее, и теперь мне кажется, что Поцелуй в свое время был бы в самый раз. Наверное. Суд долго слушал Поттера, долго совещался. Они явно не знали, как поступить, что со мной делать. Оправдать нельзя, и осудить толком Поттер не дает. Но потом кто-то, видимо, особенно меня ненавидящий, придумал эту мою пытку. И меня выселили из полуразрушенного, но моего родного дома, в эту каморку, велев, как цепному псу, охранять былое величие своего рода. У меня даже ошейник теперь есть. Сдерживающий магию. И цепь, хоть и невидимая, магическая. Но я не могу заходить в дом. Не могу отходить от домика дальше пятисот ярдов. Иначе в Аврорате сразу звенит звоночек, и сюда посылают проверяющего, который не очень-то хочет мотаться в такую даль из-за мелкого Пожирателя, а значит и отыграется на нем по полной, когда найдет. Первый аврор, явившийся, когда я случайно пересек черту, пытаясь дойти до склепа за домом, просто за ухо оттащил меня на «мою» территорию и велел быть повнимательней. Это был старый солдат, и в его глазах даже мелькнуло что-то вроде жалости, но он быстро отвернулся и ушел. Я действительно стал внимательней, но рассчитать такое расстояние глазомером достаточно сложно, а потому через несколько месяцев я снова нарвался на аврора. На этот раз это был здоровенный рыжий детина, напомнивший мне Уизли. От чего еще гаже были его сальные шуточки про девочку, которая ходит куда не нужно и может поплатиться за это своей сладкой задницей. Было до тошноты мерзко и страшно. Ведь, по сути, никто не защитит меня от насильников, если таковые заявятся сюда. Иногда мне кажется, что тот, кто предложил суду такое мое наказание, хотел, чтобы я просто сошел с ума. Мне не давали книг, не разрешали учиться. Я просто существовал, ничего не делая, ничем не занимаясь. Меня лишили возможности даже работать. Я часами сидел и смотрел на сад, на мэнор вдали, на облака, что проплывали надо мной. И думал, думал, думал… О чем я только не передумал за эти полгода! Я вспоминал свое счастливое детство в этом поместье. Счастливый смех мамы, ее ласковые руки, как она читала мне сказки, как мы устраивали пикники в парке… Но от этого только больнее было понимание, что она осталась в Азкабане или ее выслали из страны, что ее, по сути, больше нет, потому что я даже не знал ее приговора, я не знал, выжила ли она. Воспоминания об отце были еще болезненнее, они напоминали о моей обиде, о его покаянии в камере и о казни. Вспоминал крестного, которого все это время так не хватало. Вспоминал однокашников-слизеринцев, которых судьба разбросала по всему магическому миру. Вспоминал Поттера… От первого нашего знакомства и до суда. Интересно, где он сейчас? Счастлив тем, чего добился для меня? Зачем он так отчаянно убеждал судей в том, что я все делал не по своей воле, что спасал его в мэноре, что… Зачем? Неужели он доволен тем, чего добился? Эти мысли как-то не вязались с моим представлением о Поттере, с его гриффиндорским благородством. На суде я все старался поймать его взгляд, но он упорно не смотрел на меня, только сжимал зубы и краснел. А я… Я так хотел увидеть его зеленые глаза хоть раз, перед тем, как меня закроют в камеру, разлучат с ним уже навсегда. Но не вышло. Пока было лето, было терпимо. Но когда зарядили первые осенние дожди, я понял, что долго не выдержу. Серость, сырость, тоска… Я растворялся в дожде, в серых холодных каплях. С каждым днем все меньше хотелось вставать, все чаще хотелось просто лежать и смотреть в потолок лачуги. Лежать, пока все не кончится… Но я еще заставлял себя подниматься, приводить себя в порядок, тащиться за продуктами туда, где мне их обычно всегда оставляли — я даже не знал, кто, видимо, какой-то министерский эльф. А когда пришла зима, и я понял, что скоро наступит Рождество, я сдался. Рождество — это время сказок, время чудес. Какое чудо ждало меня? Моя сказка была страшной, без счастливого конца. Брошенный и всеми забытый парень без просвета в дальнейшей судьбе. Без надежды на любовь, на счастье. Никому в этом мире не нужный. Зачем пытаться продлить такое существование? Зачем цепляться за жизнь? Эти мысли водили хоровод в моей голове, и я часто размышлял над тем, как ответить на все эти вопросы. И я нашел выход. По моим старым проколам я знал, что авроры являются сюда после моего нарушения границ примерно минут через двадцать. А от границы до самого дома совсем близко. Я помнил тайник, в котором отец прятал нужное мне зелье. Я знал о нем с детства — Малфоев знакомят не только с семейным кодексом, но и со способами достойно уйти, не предав рода. Что ж, я сделал все, что мог. Я все приготовил в канун праздника. Убрал в лачужке, сложил продукты, заправил постель. Не хочу, чтобы после меня остался бардак, я все же Малфой, надо соответствовать. Когда все было готово, я дошел до примерной границы и замер. Если я решусь и сделаю все правильно, у меня будет примерно минут двадцать-тридцать, чтобы добежать до тайника, вскрыть его, и выпить зелье. А потом я планировал подняться к себе в комнату и написать пару писем. Я знал, что зелье подействует через пятьдесят пять минут. Лишь бы аврор, которого пришлют оттащить меня обратно в мою лачугу, не нашел меня раньше. Хотя, на мне же маячок, найдет он меня быстро. Но я все продумал, и в мыслях давно составил тексты писем. Так что я должен успеть. А главное — передумать у меня уже не получится. Рванув со всех ног, я влетел в подвал и резанул руку, пуская кровь стекать по камням одной из стен. Старая кладка полыхнула зеленым, я скороговоркой прочитал заклинание, и в стене открылось маленькое окошко. Получилось! Схватив нужное зелье, я снова зашептал, и стена легко закрылась. Теперь наверх! Вбежав в свою комнату, я огляделся. Все было перевернуто вверх дном — здесь явно все обыскивали и не церемонились. Но бумага, чернила и перо нашлись на столе. Я закрыл глаза, выдохнул и опрокинул в себя содержимое флакона. Все. Назад пути нет. У этого зелья, насколько мне известно, нет противоядия… Странное чувство овладело мной. Это было сродни адреналину, как будто я выпил зелье удачи, а не отложенной смерти — мной овладела уверенность, что я все сделал правильно и теперь у меня все получится! Я даже удивился странному побочному действию медленно убивающего зелья, но не я его придумал, мало ли о чем думал его автор? А ведь когда-то я мечтал изобрести для него противоядие… Не тратя даром времени, я схватил первый лист и быстро написал буквально пару строк маме. Очень хотелось верить, что она жива и что письмо ей передадут. И что она меня простит. Второе письмо — крестному. Он поймет точно, но не одобрит никогда. Жаль, что нет возможности просто обнять его и поблагодарить за все. И последнее письмо — Поттеру. Это было самым сложным, потому что требовало правды. И я бы никогда и ни за что не решился сказать ему это в лицо, но умирая… Да, я смел написать это на бумаге. Я хотел, чтобы он знал. И чтобы мучился… Нет. Просто, чтобы знал. И чтобы вспоминал меня чуточку теплее. Пусть даже с жалостью — мне теперь все равно. Я поставил точку в последней строке и удивился — что-то долго не является аврор. Оставив письма на столе, я взобрался на подоконник и расслабился. Ненормальное возбуждение потихоньку отпускало, и я стал смотреть на дождь за окном. Странно — не помню такого, чтобы перед самым Рождеством нас заливало дождем, но вот же, бывает. А может — это само небо оплакивает мою судьбу и наш несчастный род? Звучит пафосно, но думать о таком приятно. Я взглянул на часы — мне оставалось около 20 минут. Хорошо, что я все продумал заранее и все успел. Мысленно я прощался с родными, с домом, в котором вырос и который очень любил, несмотря на все, что здесь происходило во время войны. Боли не было, только светлая грусть. Может и правда, дождинки омывали мое сердце… Вот и аврор, я слышу его чеканный шаг в коридоре. Хоть бы кто из нормальных, чтобы попросить его отправить письма… Но судьба и тут решила подшутить надо мной — в дверь, хмурясь и оглядывая комнату тяжелым взглядом в поисках меня, вошел Гарри Поттер. Я тяжело вздохнул, но все же мысленно поблагодарил судьбу. Вот оно — мое чудо под Рождество. Мое последнее свидание… — Малфой… — голос старого знакомого звучит странно: удивленно и недоверчиво. — Что происходит? Я удивлен. Разве он не знает, что должен сделать? Какие странные вопросы он задает. — Поттер, — мой голос охрип от долгого молчания, и я едва справляюсь с ним. — Я бы хотел попросить тебя отправить эти письма. Имена там написаны. — Я киваю на стол, и он машинально кивает в ответ, но тут же снова вскидывает на меня взгляд. — Малфой, я не понимаю… Отсюда поступил сигнал о пересечении границы заключения, но ты в доме. Я искал тебя в саду… Я закатил глаза. Надо же, он не понимает! — Что, тебя в твоем Аврорате не просветили по поводу особо опасного преступного меня? Поттер отводит взгляд и ерошит волосы на затылке. — Просто у нас там аврал и когда поступил сигнал, шефа не было, а заместитель отправил первого, кто подвернулся… — А подвернулся, конечно, ты — ты же не можешь без приключений на свою геройскую задницу? — ехидно осведомляюсь я. Мне до одури хочется прикоснуться к нему, почувствовать его дыхание на своих губах, но я не могу. Нельзя. Только не сейчас. Поттер насупился. — Все никак не уймешься, Малфой? — Он смотрит на меня как-то совсем по-взрослому и мне почти стыдно за свой язык, но я не имею права давать слабину. — Просто я стажер, вот и послали туда, где я справлюсь без наставника. — Ну, конечно справишься! Подумаешь — бывший пожиратель, осужденный Драко Малфой, даже без палочки и с ошейником, ограничивающим магию. Тут даже ребенок справится, не то что какой-то шрамоголовый спаситель магического мира. Поттер кривится от моих слов. В его взгляде мне чудится застаревшая горечь и боль. — Конечно, справлюсь. Всегда с тобой справлялся. — Спокойно ответил он на мой выпад. — Вот только не понимаю: если ты тут, то кто нарушил границу твоего домашнего ареста? И тут я понял. Точнее поверил. Он не издевается — он просто не в курсе. Реально не понимает, что меня не под домашний арест посадили. Вернее, под домашний, только вот не дома. И я срываюсь с подоконника, поддавшись вскипевшей во мне внезапной ярости. — Не понимаешь? Домашний? — я практически прошипел эти слова ему в лицо. — Так пойдем, герой, покажу тебе эти границы, которые я не имею права нарушать. — И схватив его за локоть, я буквально силой поволок его за собою. Поттер так опешил, что даже не сопротивлялся, а я спешил. Не хотелось упасть посреди дороги, так и не показав ему той кары, которую он навлек на мою голову своим благородным заступничеством в Суде. Ярость и боль придали мне сил, и я за несколько минут оказался у моей лачуги вместе с Поттером. Он недоуменно оглядывался вокруг, все еще ничего не понимая. — Вот! — Я подтолкнул его к двери моего места жительства, — Это — мой «дом», и тут я должен пребывать под домашним арестом. А это, — я обвел рукой вокруг себя, — мои владения, ровно 500 ярдов, за которые я не имею права заходить. Я имею право спать, есть, даже гулять. Любоваться закатами и восходами, наслаждаться пением птиц… и наблюдать, как медленно рушится мой дом, как зарастает сад, как воют эльфы в семейном склепе Малфоев. Я имею право только смотреть… — Моя ярость вдруг угасла, и я просто без сил опустился на колени, да так и замер, обхватив себя руками за плечи и тихонько раскачиваясь взад — вперед. Возможно, это действовала смерть, а может, я просто понял, что Поттер не виноват в этом, что он действительно хотел, как лучше, и просто не знал… И, судя по выражению его лица, был в шоке. — Драко… — Его глаза смотрели на меня в ужасе, — Я думал, что ты дома, что ты учишься, готовишься к поступлению в какую-то магическую академию… Политологии или дипломатии там… Черт их знает, как они правильно называются, Гермиона как-то упоминала, что тебе там самое место. Я думал, что ты… А тут… Драко, прости меня! Он упал рядом со мной на колени, прямо на сырую аллею, и стиснул мои плечи. Встряхнул. — Мы обязательно вытащим тебя, слышишь! Малфой! Я закрыл глаза и расслабился. По моим подсчетам мне оставалось минут 5-7, и не хотелось тратить их на споры. Я попробовал улыбнуться. — Поттер… Гарри. — Было так странно, но так приятно произносить его имя вслух, обращаясь именно к нему, — Теперь это уже не важно. Только обещай мне, что ты отправишь письма. Пожалуйста! Поттер что-то убежденно говорил, видимо уговаривал меня не падать духом и собраться, но вдруг замолк. — Как это не важно? Почему?! — мне казалось, что я просто слышу, как он просчитывает в уме разные варианты ответов, но ни один из них его не удовлетворяет, потому что он снова принимается меня трясти. — Драко, ответь мне! Что значит — не важно?! Я молча улыбаюсь и всматриваюсь в его глаза. Такие родные, такие любимые. Да, на последних минутах я уже могу признаться. Себе. Я отвожу прядь волос с его шрама и провожу по нему пальцами. Всегда хотел это сделать. — «Шрамоголовый», — нежно шепчу я и хочу дотронуться до него губами, но в этот момент у меня перед глазами меркнет свет, и я на секунду теряю сознание. А когда прихожу в себя, то понимаю, что он сжимает меня в своих объятьях и целует лицо, глаза, шею — куда может дотянуться, испуганно шепча, чтобы я очнулся… Я боюсь поверить. Мне кажется, что я просто уже умер и по какой-то странной ошибке попал в Рай. Кажется, так у христиан называется место, где сбываются мечты? Гарри заметил, что я открыл глаза, и смущенно замер. — Прости, ты напугал меня, — шепчет он, — Что случилось? Это от голода? Или нервы? Драко, ну не молчи, пожалуйста! — Он почти плачет, и я решаюсь. В конце концов, у нас остались считанные секунды. Я обхватываю его голову и притягиваю к себе. — Это зелье, Гарри. Просто зелье, — шепчу я и чувствую, как он замирает от моих слов, — А еще я люблю тебя, — выдыхаю я ему в ухо и отпускаю. Его глаза темнеют, и я с удивлением понимаю, что он просто в ярости. — Зелье?! — Он ревет как раненая хвосторога, — Какое зелье?! Отвечай! — Он снова встряхивает меня как тряпичную куклу, и я даже пугаюсь его напора, хотя чего мне теперь бояться? — От-отложенной смерти, — тихо и сбивчиво отвечаю я, потому что он продолжает меня встряхивать. — ЧТО?! — Я даже не совсем понимаю, чего больше в его голосе и взгляде — ярости или ужаса, — и как давно?.. — Осталась пара минут, может меньше, — едва слышно шепчу я и тянусь к его губам в попытке все-таки поцеловать напоследок. И понимаю, что вокруг нас происходит что-то совсем уже ненормальное. Гарри на секунду замирает, выпуская меня из рук, а потом с силой ударяет кулаками о землю. — НЕТ!!! — Его крик, кажется, слышен даже на материке, и в нем столько боли и отчаянья, что я в испуге пытаюсь обнять его, но силы утекают, как песок сквозь пальцы, и я просто соскальзываю на мокрую землю, краем сознания замечая, как нас окутывает серебристое облако, как холодные пальцы охватывают мое лицо и приоткрывают губы… Я слышу голоса. Интересно, это призраки? Встречу ли я отца? Ох, и влетит мне за самоубийство. Но что поделать — я не смог придумать ничего лучше, чтобы не сходить с ума от одиночества. Сквозь хор незнакомых голосов пробивается один, низкий и язвительный, который я никак не ожидал услышать среди мертвых. Я был уверен, что он жив, я не хотел, я… Отчаяние подталкивает меня к действию, и я медленно приоткрываю глаза, чтобы понять, где я, и кто меня окружает. Белые стены. Люди. Я их не знаю. Я пытаюсь привстать, чтобы найти того, чей голос я узнал. Но меня прижимают к подушкам. — Драко, не шевелись! — Крестный вполне живой, и я успокаиваюсь и послушно ложусь. — Как ты себя чувствуешь? — Он обеспокоенно заглядывает мне в глаза, одновременно проводя надо мной палочкой. — Нормально, — хриплю я и закашливаюсь. — Нормально, — уже более уверенно отвечаю ему и пытаюсь улыбнуться. Я так рад его видеть! А потом до меня доходит… — Но как?! Северус хмыкает и оглядывается на дверь, куда выходит персонал, тактично оставляя нас наедине. — Скажи спасибо своему Ангелу-Хранителю Поттеру. Не представляю, как такое возможно, но он за считанные секунды и, похоже, одновременно, смог отправить мне патронуса, всунуть в тебя безоар и переместить вас в Мунго из места, где трансгрессия была попросту невозможна. Так что не спрашивай меня — как. Я не знаю. Я в испуге и растерянности смотрю на крестного. — Безоар?.. — Да. Авроры же всегда носят с собой уменьшенный набор разных противоядий на экстренный случай. Кто бы мог подумать, что этот… довольно посредственный ученик запомнит, что безоар — это противоядие от всех ядов. И в такой момент сообразит, что раз зелье смертельное, значит яда в нем полно, и хоть что-то да камень обезвредит. Хорошо, что я давно занимался разработками противоядия. Вот и опробовал его действие на тебе. Как видишь — вполне успешно. Теперь понаблюдаю восстановление, и можно патентовать с чистой совестью, — ухмыльнулся Снейп. Я был в шоке. Все же факультет - это диагноз. — А где?.. — в это время в коридоре послышался шум, крик и какая-то возня. А потом дверь резко распахнулась, едва не слетев с петель, и в комнату ворвался ураган в виде Гарри Поттера. — Очнулся!!! — ревет он и с лету хватает меня за грудки, сильно встряхивая, — Я тебя сейчас самолично прикончу, гадина белобрысая! Хорь паскудный! Сволочь… Я сжимаюсь под ним, но даже не пытаюсь прикрыть голову руками, ошарашенный таким напором и яростью. Крестный пытается оттащить Поттера от меня, но тот брыкается и снова прижимает меня к подушкам, шипя в лицо почище Нагайны. — Легкой смерти захотел?! — Рывок, и от моей пижамной куртки отрывается пара пуговиц, — Зелье он выпил! Письма он написал! — Он останавливается перевести дух. — А о нас ты подумал?! — Поттер, успокойтесь, или я приложу Вас заклятием! — орет ему Северус, но тот, кажется, и не слышит. Он снова что было сил встряхивает меня, а потом вдруг прижимает к себе, и я слышу, как он всхлипывает, вцепившись в меня так, будто боится, что я растаю. — Как? Ну как ты мог, Драко? Почему терпел, почему не дал знать? — его слезы для меня больший шок, чем ожидаемый мордобой, и я испуганно молчу. — Разве нельзя было нарушить границы ради того, чтобы послать мне весточку, а не травить себя? Или профессору. Я ведь ничего не знал, думал, тебе до меня дела нет. Ты же чистокровный, тебе только аристократов подавай, а я… Думал, ты в мою сторону и не посмотришь никогда. — Он отстраняется и заглядывает мне в лицо. И я понимаю, что мучительно краснею и не знаю куда девать глаза. Северус, видя, что Гарри успокаивается, тихонько выскальзывает из комнаты. — Я, когда письмо твое прочел — чуть с ума не сошел от мысли, что мы столько времени потеряли, что чуть не потерял тебя! Я же в авроры пошел только потому, что считал себя одиночкой, никому не нужным. Надеялся, что так больше рисковать смогу, ведь дома никто не ждет. А если сдохну - так и не жалко. А ты… — А я смотрю в его зеленые, такие любимые, глаза, окруженные длинными мокрыми ресницами, и понимаю, что готов сцеловать каждую слезинку, лишь бы больше он никогда не плакал, лишь бы только смотрел на меня таким шальным, влюбленным взглядом… — Гарри… — шепотом говорю я, потому что боюсь спугнуть это состояние счастья. — Гарри, ты спас меня. И теперь я — твой. А ты — ты отвечаешь за меня. Ты — мой. Да? Гарри? — я боюсь смотреть на него, но все же смотрю. А он улыбается, и его улыбка все ярче, все счастливее. — Да, Драко. Теперь мы — вместе. Навсегда. Вместе вытащим тебя, вместе будем жить. Вместе в радости и в печали. — Обещаешь? — это звучит наивно, и я ненавижу свой голос, такой слабый и беспомощный, но сейчас по-другому не получается. — Обещаю, — твердо говорит он и прижимается к моим губам. И я понимаю, что именно теперь все мои беды закончились. Именно теперь наступает счастье, и будет оно полным. И что ради этого вполне стоило умереть… и воскреснуть. Декабрь, 2017.