Catch and keep

Когда в конце ноября выпадает мелкий липкий снег, Стив хлопает дверью. Он, бывало, уходил и раньше, но в этот вечер всё как-то по-другому. Тони устало опускается на стул, закрывая ладонями лицо. Он медленно дышит через нос, пытаясь успокоить разбушевавшееся от очередной истерики сердце. Больно. Очень больно. Питер подходит к нему неторопливо и осторожно, усаживается по-турецки у ног Старка, кладя руки на его колени. — Не нужно было тебе подслушивать, мелкий, — Старк не говорит о том, что их крики наверняка были слышны в детской или в игровой, а возможно их слышала добрая половина этажей башни Старка. К счастью, на этих этажах сейчас хозяйничал только Джарвис — всё-таки в Нью-Йорке сейчас почти двенадцать ночи, а сотрудники Старк Индерстриз, в отличии от своего босса, соблюдают свой режим — но вот в детской сейчас спала Мэри, а Тони меньше всего хотел бы, чтобы в их скандалы был втянут кто-то из детей. Жаль, что Питеру уже шестнадцать, и отправить его спать после девяти — едва ли посильная задача. Питер шумно вздыхает, как бы говоря «я тебя в таком состоянии одного не оставлю». Тони медленно поглаживает сына по голове, не говоря ни слова. У него очень умные дети. … Мэри слишком смышлёная для своих лет, Тони понимает это на следующее утро, когда девочка подходит к нему за утренней порцией хлопьев. — Вы вчера снова поругались, — говорит она негромко и весомо, и Тони не может ей соврать. — Да, детка, иногда взрослые ругаются. — Иногда взрослые ведут себя глупо, — поправляет его Мэри, на что Старк лишь тихо смеётся, добавляя ей в хлопья шоколадного молока. — Вы с папой будете нас делить? Вопрос оглушает Тони, точно тяжёлый удар по затылку. Он поджимает губы (дурацкая привычка, которую он перенял от Стива), неловко отводя глаза. — Мистер Харрингтон говорил, что при разводе люди часто делят имущество и находящихся под их опекой детей, — продолжает Мэри, при этом как будто полностью отдавшись процессу размешивания шоколадного безумия, творящегося у неё в тарелке. Тони молчит. Питер присоединяется к завтраку позже, и Тони наливает ему полную кружку кофе, потому что рядом нет Стива, чтобы запретить ему это сделать. Питер утаскивает из буфета лишний батончик с нугой и орехами, потому что Мэри, кажется, молчит слишком долго, чтобы это являлось для неё нормальным. До школы их сегодня отвозит Хэппи. … Стив встречает их после занятий, и Мэри бежит к нему навстречу так, словно не слышала вчера криков из гостиной, и это просто очередной день, когда Папа забирает их из школы. Питер идёт за ней, потому что он всегда старается быть рядом с сестрой, если чувствует, что это необходимо. Он мнётся, подходя к Стиву, прежде чем позволить последнему крепко обнять себя одной рукой, пока Мэри, начисто забыв о том, что сегодня она на математике заткнула за пояс старшеклассника, болтается на другой, как на планке турникета. — Мы с вашим отцом всегда были слишком… вспыльчивы в отношении некоторых вопросов, — Стив старается говорить мягко и уверенно, но то и дело отводит глаза в сторону, словно в самом деле стыдится своих слов. — Возможно, нам будет лучше какое-то время побыть порознь. — А вы будете нас делить? — снова задаёт вопрос Мэри, и Стив замирает прямо посреди улицы, отчего она чуть было не падает вперёд прямо на тротуар. Девочке на секунду становится страшно, потому что Папа на несколько секунд крепко сжимает кулаки, и, кажется, вот-вот скажет что-то по-настоящему ужасное, но Стив быстро берёт себя в руки, потому что он всегда был тем, кто это делает. — Я бы меньше всего на свете хотел подобного, — говорит Стив едва дрожащим голосом, и, наверное, это просто пара мелких снежинок попала ему на ресницы. — Но если это будет необходимо, нам придётся обсудить такую перспективу. Мэри снова молчит слишком долго, но Стив хороший — очень хороший — отец, поэтому он покупает им по большому стакану горячего ягодного чая, и Питер слишком сильно цепляется за его запястье, когда они жмут друг другу руки на прощание. — Позаботься о Тони, — просит Стив напоследок. … Стив живёт у Баки и тёти Наташи, и, наверное, это должно быть здорово. Тони не препятствует тому, чтобы дети пару раз на неделе могли пойти к ним в гости, потому что Питер обожает рубиться с Джеймсом в приставку, а Наташа всё ещё прекрасный экс-секретарь Старк Индерстриз и самая надёжная пара глаз для Мэри. Тони торчит в мастерской всё то время, пока Питера и Мэри нет дома, потому что в ином случае всё может закончиться плохо. На самом деле плохо. Баки и Наташа никогда не против, чтобы дети остались на ночь — у них прекрасный и мягкий диван, а Стив слишком тепло улыбается, когда Мэри залезает на его спину, обнимая за шею крепко-крепко, потому что её Папа очень сильный, а это — всего лишь «специальный шейный захват, меня тётя Нат научила, правда круто?» В тот вечер, когда они остаются в шестой раз, Тони напивается едва ли не до комы, и по протоколу Джарвиса первым экстренным контактом для медиков значится Стивен Роджерс. На ночь дети больше не остаются. … Тони наряжает апартаменты к Рождеству, потому что Пеппер всё ещё чертовски зла, а дети всё ещё напуганы. Питер катает Мэри на плечах, пока Тони тихо матерится, распутывая гирлянду, и если забыть об огромном чувстве пустоты ростом почти под два метра, потому что никто не поправляет криво развешанную мишуру, не показывает как правильно, и не смеётся, одёргивая Тони, то может показаться, что они счастливы. … Стив звонит Питеру около девяти вечера, чтобы узнать, в порядке ли Тони — потому что он не может не спросить об этом — и не захотят ли дети приехать к нему на рождественских каникулах. Голос у Стива усталый, но осторожный, потому что Тони не пьёт уже две недели, и это хорошо — просто замечательно, на самом деле — но он так сильно соскучился, а ещё Баки достал для Мэри что-то огромное, мягкое и, кажется, шевелящееся, и Стиву страшно находиться рядом даже с этим, пусть даже и завёрнутым в два слоя обёрточной бумаги. Питер не может не рассмеяться в голос, потому что он тоже очень-очень скучает, ему не с кем отрабатывать новые приёмы бокса и гимнастики, а боязнь Стива мягкой игрушки кажется самой трогательной вещью в мире. Питер не может быть виноват в том, что Тони слышал их разговор. Мэри забегает в комнату брата спустя полчаса, её рождественский свитер надет шиворот-навыворот, а кончик носа подозрительно покраснел. У неё блестят глаза и трясутся руки, она пытается что-то сказать, но слова получаются слишком тихими и сорванными. Питер знает, что происходит. — Папа ругается? — спрашивает он, мягко удерживая сестру за плечи, помогая успокоиться. Когда Мэри начинает говорить, голос у неё спокойный, едва дрожащий. Прямо как у Стива. — Давай убежим, — предлагает она устало и печально. — А они пусть и дальше ведут себя глупо, если им так хочется. Питер прижимает её к себе, думая, что никогда бы не допустил подобного, если бы только мог что-то исправить. Они собирают вещи. … Стив больше не хочет ругаться — сегодня сочельник, в конце концов — но он не может позволить себе сбросить новый звонок Старка, потому что это буквально второй по счёту раз, когда Тони сам звонит ему за этот месяц. Он готов пережить ещё полчаса пререканий, и даже решается налить себе приготовленный Наташей пунш, когда голос Тони разносится из динамика, и, кажется, что он вот-вот лишится рассудка. — Стив, они… они сбежали! Стив не говорит Наташе, что купит им новый стакан — он вообще ничего не говорит. Слишком занят, выгоняя из гаража мотоцикл. Тони может позвонить Пеппер, чтобы та буквально подняла на уши всю городскую полицию, что только дежурит на улицах в сочельник, может велеть Джарвису отследить их через спутник, но он этого не делает. Он стоит посреди огромной пустой гостиной, медленно вдыхая и выдыхая носом, очень — очень, чёрт тебя возьми! — стараясь взять себя в руки. Мысли мечутся в голове слишком быстро, но каждая из них кажется нестерпимо болезненной, громкой и тяжёлой. Они сбежали. Они со Стивом не справились. Мэри может замёрзнуть. Питер не даст ей замёрзнуть. Это ведь Стив учил его брать с собой запасной свитер. Стива рядом нет. Он приедет. Он обещал. Это бессмысленно. Что же они натворили?.. Больно. Очень больно. … Когда Стив стискивает его за плечи, заставляя встряхнуться, Тони как будто видит его впервые. У Стива растрёпанные волосы, блестящие сталью глаза и слегка подрагивающие губы. Он стоит перед Старком в одной кожаной куртке прямо поверх дурацкого синего свитера с танцующими оленями, и, кажется, это неподходящий момент подумать о том, как же сильно Тони скучал по нему. — Активируй поисковую систему Джарвиса, они не могли далеко уйти. Внутри Стива сейчас будто натянутая до дрожащего треска струна. Они выходят из башни, праздничные огни ночного города ослепляют их, и Стив зол, он очень зол, потому что Нью-Йорк — потрясающий город, и он так сильно хотел бы сейчас любоваться им вместе с Тони и детьми там, на самых высоких этажах Старк Индестриз. Вместо этого они обходят ближайший квартал, каждые две минуты проверяя сообщения от Джарвиса. До Стива дозванивается Баки и недолго кричит на него, прежде чем поинтересоваться в чём дело и как они могут помочь. Когда Стив кладёт трубку, последнее, что он слышит — русский мат Наташи и хлопанье входной двери. Тони не может удержаться от смешка — господи, он так обожает этих людей. … Они находят их. Наташа и Баки успевают обойти ещё два квартала, а Джарвис всерьёз предлагает Тони подключить к поискам спецназ, когда Стив резко хватает его за руку и тянет в сторону небольшого, аккуратно украшенного сквера, где на одной из скамеек замечает тёмную куртку и ярко-красную шапку с помпоном. У Тони деревенеют ноги, но он всё равно переходит на бег, следуя за Стивом, кажется, впервые за долгое-долгое время начиная по-настоящему умолять пожалуйстапожалуйстапожалуйста. Питер бросается к ним первый, на его щеках видны не высохшие дорожки слёз, и он так крепко обнимает Стива, что, кажется, сейчас действительно сломает ему рёбра. Тони не замечает, что падает на колени перед Мэри, прижимая его к себе, пока она сорвано шепчет ему в плечо: — Папочка, я такая глупая! На ней в самом деле два свитера, и это настолько прекрасно, что Тони может только думать о том, что синий ей очень идёт. Совсем как Стиву. … Они все возвращаются в башню Старка, и Наташа серьёзно настроена покалечить и детей, и Тони, и Стива, и даже Баки, если тот рискнёт попытаться её успокоить. Дома тепло, у них всё ещё нет индейки, и Стив, ничего не говоря, уходит на кухню, пока Тони отпаивает детей горячим чаем из термоса предусмотрительной Романофф. Весь этаж наполняется гулом и воплями, потому что Наташа всё ещё злится, и Тони злится, и дети злятся, но они настолько счастливы быть здесь, рядом друг с другом, что это кажется совсем неважным. Они поговорят обо всём завтра. Приближается сочельник, и Старк уговаривает Барнса остаться у них, комнат всё равно полно. Джарвис, будучи очень сообразительным ИИ, подключает сборник лучших рождественских песен, пока из кухни расползается запах уже запекающегося в духовке ужина, а Баки — опять же, спасибо очень предусмотрительной Наташе — притаскивает из багажника машины непонятно как оказавшиеся там подарки. Стив выходит из кухни и направляется к Тони, но он не в силах что-либо сказать, поэтому они просто молча обнимаются, чувствуя, как потихоньку начинает оттаивать, казалось, полностью окоченевшая за этот месяц душа. Мэри пищит от радости, потому что огромный свёрток под ёлкой начинает шевелиться, а Питер и Наташа пытаются опробовать странного вида хлопушку. Время медленно приближается к двенадцати. И, похоже, сейчас… всё действительно хорошо.