Ты дороже миллиона долларов, Ты весомее этой кучи поводов, Ты чище моих грязных помыслов, Ты первая на зеркале, но я в разводах там.
А это заебись. На самом деле, просто заебись. У него такая фишка — психологический трюк — обратиться к девчонке из зала, чтобы она почувствовала себя особенной. Никакого фарса, просто надо быть дурой, чтобы воспринимать всё всерьез.
***
Её всё бесит. Бесят колкие оповещения о сообщениях из инстаграм — как будто ей так важно знать его мнение о её новых фотографиях — впрочем, так и есть, но она себе в этом никогда не признается, пусть этот мудозвон запихнет восторженные комментарии себе в задний проход, а высокопарные комплименты прибережет для своей шалавы, ей как раз нравятся такие депрессивно-красивые слова для потерянных и ненайденных в этой бренной жизни подростков. Бесят новые сломанные наушники, на которые она потратила половину стипендии, из-за которых оттрахала мозг всем, начиная от Алиэкспресс и заканчивая Сбербанком. Бесит недвусмысленный взгляд молодого охранника у входа на её длинные ноги. Бесит горькая липкая помада. Бесит, что она драматизирует так запросто. Можно ли считать алкоголизмом желание напиться в одиночестве? Ответы варьируются, как и цены в меню. И это её тоже бесит. — Привет. Вместе со стопкой текиллы она сглатывает недовольный вздох и тысячу своих проблем: этому дню только знакомства с каким-то обдолбышем не хватало. — И тебе не хворать, — как можно неприветливее произносит она, показывая бармену обновить, и тянется за солью. — Че случилось? Она смотрит на доморощенного кота Базилио справа достаточно красноречиво, чтобы он пошел окучивать любую другую женщину в зале, но у него с намёками хреново, как и у всех парней. Он дергает чайный пакетик Tess за веревочку. У него дурацкие, зализанные назад бриолином волосы. Точно наркоман. — Жизнь случилась. — Парень бросил? — саркастично спрашивает блондинистое недоразумение, с трогательным невежеством пропуская мимо ушей грубый тон. У него какая-то смехотворная манера растягивать слова, будто ему лень разговаривать в принципе. Она не может отделаться от впечатления, что скорость его речи убавили как скорость ролика на ютуб, или в голове у него встроен переводчик с быдлянского, который начал давать сбой из-за общения с кем-то, кроме своих корешей, оттого язык так медленно двигается во рту. Ей хочется тяжело и громко вздыхать. — Пей чай. — Ебать ты агрессивная. Она не сдерживает смешок, потому что переводчик явно закоротило. — Твои подкаты меня не впечатляют, мальчик. — Даже просто поговорить нельзя. Она почти зло отбрасывает очки на стойку, изо всех сил трет ладонями лицо и запускает пальцы в волосы. Она уже раз семь слышала эти «давай просто поговорим, ок?», которые плавно перетекали в «давай поедем ко мне», и каждый раз — каждый грёбаный раз — она говорила, что это последний. Он зажимает в зубах сигарету. Вот как значит. Ему от таблички «курить запрещено» ни жарко, ни холодно, а бармен молча ставит пепельницу. Видимо, он какой-то VIP-гость или один из этих богатых сыночков богатых родителей, ожидающих, что перед ними все будут карточными домиками падать. Она хочет злиться на него, но он курит «Арома Рич», и ей его жаль. — Я тут по работе, — он убирает телефон и поворачивается. — А ты? Черта с два. Внезапно ей становится некомфортно. В его движениях нет никакой уверенности, пальцы кое-как находят ручку чашки. Кандидатура похотливого охранника кажется не такой уж пугающей по сравнению с новым знакомым. — О, ты еще тут, — безрадостно раздается рядом, и худощавый с искренней улыбкой оборачивается. Его она знает и судорожно пытается припомнить, как она умудрилась профукать афишу в городе о грядущем выступлении. Не может быть, что Скриптонит оказался здесь случайно. Да и на входе не было никаких рекламных щитов. Она приказывает себе собраться, чтобы не превратиться в растекающуюся лужей и вибрирующую от возбуждения пятнадцатилетку, и натягивает самое безразличное выражение лица, на которое способна. Тем временем, герой её детских грёз, гроза мудаков и причина девчачьих слёз наклоняется к уху блондинчика, но всё, что она слышит, это какой-то деловой разговор про свет и ключи от гримёрной, которые нужно будет сдать не позже половины первого. В ответ на немой вопрос Адиля «хули ты тут забыла?» она только невнятно кивает, решив использовать эту возможность для побега, и соскальзывает со стула, но не успевает исчезнуть. — Хотя бы скажи, как тебя зовут, Золушка, а то у парня вон стресс начался от общения с тобой, — тыча пальцем в сигарету, Жалелов поправляет куртку. — Обойдется. — Приходи на концерт, — насмешливо говорит ей парниша. — Я спою для тебя. — Ты умеешь петь? — она оставляет деньги возле рюмки. — Брось, этот ротик создан для чего-то большего. Когда уходит, вслед ей ничего не летит. Она даже чувствует себя немного сукой.***
В квартире как всегда хоть глаз выколи. Кухонная обстановка, до того надоевшая, что хочется закрыть глаза и больше никогда не видеть эту унылость, отражается только в одном затянутом разводами окне: желтые стены с ассиметричными тенями от абажура, угрожающе красная кофеварка возле отжившей своё микроволновки, полки усыпаны, как первым снегом, кучей стеклянных баночек со специями, о предназначении которых она даже не может догадаться — она взяла их, чтобы не огорчать маму, а теперь питается только йогуртами или позволяет подруге сварить макароны, на худой конец, картошку. И её собственные худощавые руки, она крутит в пальцах бумажку от ебучего Tess и подпевает редким английским словам в корейской песне. К ночи всё стало лучше. Вернувшись из бара, она накрасила ногти, включила гирлянду и упала на леопардовый ковёр ловить вертолёты, параллельно мечтая о продолжении банкета. Пока на плите надрывался чайник, она выяснила, что кот Базилио был юным дарованием Газгольдер. Он казался ей, как говорится на тамблере, extra, будто он пытался слишком сильно: подражать, получать всех девчонок и все наркотики, в общем, совершенной противоположностью того, что она встретила. Но она знала, что все они одинаковые. Раньше она думала, что это стереотип. Поэтому принимать приглашение она не собиралась. К тому же, билетов наверняка уже нет, значит, он намеревался протащить её на бэкстейдж, а ей не нужны эти проблемы с малолетними завистливыми фанатками и незащищенным сексом, потому что «что, даже спасибо не скажешь?» Быть шлюхой для рок-звезды — предел мечтаний, а она этот предел уже преодолела. Последнее сообщение в инстаграм: «у тебя всё хорошо?» Было отлично, пока ты не написал. Оставляет непрочитанным, закатив глаза к полотку, и находит этого чудаковатого «Ти».«надеюсь, ты не обиделся, мальчик» «совсем чуть-чуть»
Она не ждала, что он ответит, притом так скоро, но по этому поводу ничего не испытывает. Они все одинаковые, какими бы скромнягами не пытались казаться. Всплывает еще одно оповещение. Она выключает чайник.***
Вздрогнув, он приходит в себя, только когда она трижды щелкает пальцами у него перед носом и откладывает недоеденный бургер, чтобы глотнуть колы. Круглосуточный Макдональдс был мёртв, как и они сами. Их ненавидел каждый работник, каждый официант и каждый повар, возможно, и их друзья, и три шушукающиеся девочки за столиком в углу. — О чем думаешь? Ей не понять. Ей не понять, она никогда не просыпалась с осознанием, что корабль её претенциозного творчества бороздит волны хайпа. — Думаю, надо купить новую дублёнку перед тем, как ехать в Сибирь. — Купи лучше пипидастровую шубу. Тебе пойдет. Одобрительным кивком он оценивает шутку, подпирая подбородок ладонью, и зевает в кулак. Она забавная, но слишком красивая, так что верит он ей с опаской, да и смотрит она на него с недоверием; так и хочется стереть поскорее этот мутный слой, чтобы познакомиться с настоящей. — Чем маялась? — Дома? — она щурится на гудящий кондиционер прямо над головой и набрасывает на костлявые плечи куртку. — Про тебя читала в интернете. — Ну? Что-нибудь классное узнала? — Нет. «Я бы улыбнулся, но нету ведь повода». Другого он и не ожидал. Сдав ключи, как просил Адиль, и, держа в руке полный мешок мусора после концерта, он написал ей, что ближайшие несколько недель у него нет никаких планов, поэтому, может быть, она не против сходить в кино или в кальянную, хоть она и проигнорировала его до этого несколько раз. Таскаться за бабой было для него странно — это как общаться со стеной, которая потом определенно начнет капать на мозги. Но она напечатала, что если он купит ей чикенбургер, она отсосет ему прямо в туалете.«это необязательно» «а я уже почистила зубы»
— Расскажи вообще про себя… — звучит как что-то среднее между «себя» и «себе», и она снова вспоминает переводчик с быдлянского, стараясь сосредоточиться на словах, а не на его белоснежных зубах. — Чем дышишь, о чем мечтаешь, чего хочешь… — Намечается долгий, скучный и никому не нужный разговор, и я пас, — строго она скрещивает руки на груди и становится похожа на снежную королеву: всему виной её хайлайтер и бликующий бронзер. — Но мы можем обсудить что-нибудь менее очевидное. Типа, кто такая Лейла? Ее ножка выскальзывает из туфли, она носочком ведет по внутренней стороне его бедра, избавляя его от надобности думать над остроумным ответом, — как всегда хитрые зеленые в настороженные голубые — пока не упирается в пах, и вдруг ему уже не смешно. — Плохая девочка, — не в силах решить, зол он или доволен, сконфуженно выдает на выдохе, сжав её лодыжку, и убирает в сторону. — Ну извини, какая есть. Она бы соврала, сказав, что в животе всё не подпрыгнуло в тот момент. Но Кирилл, кажется, не впечатлен, да и мурашек её он не замечает. Чтобы загладить свою вину, она изображает самую настоящую теплоту и ласково клонит голову к плечу. В ней щепотка искренности и литр притворства. — Как прошел концерт? — М, да как всегда… Громко, прикольно. Зажигательно. Феерично. Зашибенно. Приголомшливо. — Ой, а я поняла, — восторженно она прерывает его, он застывает с открытым ртом, как будто может продолжать вечно, возможно, это недалеко от правды. — А вот я всё думала, почему ты так смешно говоришь. Теперь ясно, это твой украинский лезет. — А чё смешного? — Ты что ли обиделся, бубочка? — она надувает губы и замечает, как Ти свои отчего-то кусает, потому победно отбрасывает челку, но продолжает как ни в чем не бывало. — Это, наверное, немного сексуально, я пока не поняла. — Две стороны одной монеты? — шумно сглотнув, он перегибается через весь стол, забирает стакан и допивает её колу. — Слушай, это прелюдия затянулась. Кирилл очаровательно хлопает глазками, не понимая, о чем она говорит, и ей становится душно под его ублюдочным взглядом; он прекрасно всё понимает. Такой взрослый и такой маленький, что не умиляться не получается. — Ты, видно, из тех, кто очень сильно заморачивается с ухаживаниями, чтобы потом было не так обидно бросить. — А ты всё-таки грубиянка, — цокает крысёныш языком, отворачиваясь в сторону и надевая свои идиотские очки. — С тобой нужно по-хамски, так я могу, проблем никаких. — Мальчик, я тебя умоляю. Из-за тёмных стекол у нее получается только догадываться о его намерениях, так что она от неожиданности шипит, когда он лезет под стол и возвращает её ногу себе в руки. Он крепко держит её за пятку и невесомо, по-гадски, ведет пальцем вверх и вниз по стопе, словно знает, что она боится щекотки. У нее перехватывает дыхание, она непроизвольно дергается, больно ударяясь коленом о столешницу, в тот же момент дергаются и сжатые в тонкую линию губы Ти, но отпускать он не спешит, а только резко, почти властно, тянет к себе уже за голень, и она яростно цепляется за кожаное сиденье ногтями. — Нравится тебе? Такая пафосная сучка, надо просто знать, куда надавить. «Все вы одинаковые». Она продолжает молча прожигать в его головёшке дыру, и, наконец-то, он ослабляет хватку. Его глаз всё еще не видно, но он явно разочарован, будто жалеет о содеянном и вообще находит всю эту встречу тупой затеей, но извиниться не позволяет херовое воспитание. Три девчонки за дальним столиком медлительно одеваются и, пристально наблюдая за странной парочкой, уходят из кафе. Оповещение из инстаграм она планирует оставить без внимания, но сердце пропускает удар.«Кирилл с тобой? Пусть трубу возьмет».
— Адиль, — так непривычно называть его по имени, и она кривится. — Потерял тебя. — Спроси, че он хочет, а то я мобилу в машине оставил, — ковыряясь картошкой в пустой баночке из-под соуса, просит он. Значит, нужно было просто подцепить этого наркомана, чтобы замутить со Скриптонитом. Интересно, с кем-нибудь еще это сработает? — Не могут найти ключи от гримёрки, — через минуту отвечает она. Кирилл доедает и облизывает пальцы. — Ты со мной едешь? — А ты хочешь?.. Он забирает со стола поднос. — Собирайся.***
Заворачивать в клуб ночью было так непривычно: как будто оставил дома кошелек, свалил на другой конец города, и осознаешь, когда выходишь на остановке: в голове белый шум, а желания возвращаться — ни грамма. Кирилл помнил отчетливо, как передавал ключ бородатому бармену, прощался с друзьями, шел по тёмной парковке для персонала, садился за руль и включал радио. Если кто и проебал ключ, так это бармен, а не он. Но спорить с Адилем через телефон — да и в принципе, спорить с ним — себе хуже, потому что когда нужно, он умел играть строгого папочку, который вставит всем пизды по первое число. Уже готовый к разносу, он открыл дверь для своей новой знакомой, но она сказала, что присоединится к нему, когда покурит. Возражать он не стал, лишь предупредил заходить с задней двери. Следов от концерта не осталось. В коридорах слышалось, как из зала громыхала бессвязная музыка. Хамоватый тон Кирилл узнал с первых секунд и завернул за угол. — Блять, да звоните ему, раз он такой умный. И что, что его смена закончилась? Мой пацан тоже как бы закончил уже выступать, но он едет сюда разбираться, потому что это и его проблемы. Что за блядское у вас отношение, объясните мне. От этого становится не по себе даже непричастному к разговору Ти. Менеджер внимательно слушает тираду Жалелова, не проявляя никаких признаков ответной агрессии. Ему разбираться с нервными не в первой. — Не нашли? — скорее утверждает Кирилл. — Да хуй бы там, — произносит Скрип. — Тот хер, которому ты отдал ключи, уехал уже, говорит, что оставил на крючке, но там ничего нету. — Ну, это не мой косяк. Вы смотрели под стойкой, там, может, завалилось куда? Адиль дарит Кириллу взгляд «это я тебе сейчас ебальник завалю». — Ты, сука, тоже молодец. Чё с телефоном твоим? Не дозвониться. Сколько раз говорил тебе — всегда быть на связи, мало ли что случится. — Я с девочкой был. — Да хоть с тремя мальчиками — мне насрать. — Так, всё, остынь, — мягко возражает Кирилл, чтобы избавить менеджера от этих внутряков. — Ща пойду гляну. Не мог же он с собой забрать. — Куда ты собрался? Хочешь, чтобы тебя в этом баре раздавили?.. Эй, ты как тут оказалась? Она облокачивается на стену, упираясь в неё ногой, как марамойки с картинок, и улыбается. Вместе с ней в коридоре появляется горький запах курева, не то, что детские «Арома Рич». — Какие-то проблемы? Последний нерв у Адиля взрывается, и сил злиться больше нет. Притащить свою шалаву, когда тебя вызванивают по делам, — это высшая степень долбоебизма. — Слушай, ты как раз кстати, — скорее начинает Ти, пока Скрип не пустился бить ёбла. — Сходи, пожалуйста, к барной стойке и глянь там ключ, может на полу лежать, может висеть не на том крючке. Она ничего не отвечает. Игриво подмигивает Адилю и, виляя бёдрами, проходит мимо них в клуб.***
Через пятнадцать минут на радаре появляется менеджер и монотонно извиняется перед парнями — ему даже не жаль — а потом рассказывает, что бородатый бармен с пристыженным видом заявился, впихнул ключи и быстро свалил. — Пиздец, обожаю срываться с места из-за каких-то мудаков, — подводит итог Адиль, он уже устал от этой постоянной нервотрепки. Жизнь «звезды» оказалась не такой сладкой, впрочем, он и не надеялся на то, что всё будет просто. Он привык пахать. — Ладно, я поехал. Удачи. В тот же момент она вваливается в коридор, споткнувшись об порог, и с матом падает прямо на Кирилла. Он оказывается слишком сильным для щуплого наркомана, и пахнет от него не травой и пивом, а чем-то дорогим. Ключей под стойкой она не нашла, а вот количество пыли заставило её ощутить себя Еленой Летучей. Бармен похабно ухмылялся, пока она, как дура, ползала там с фонариком, и всё это для чего? Чтобы спасти задницу какого-то рэпера на минималках. — Спасибо, — вылезая из объятий, безразлично говорит она. — Адиль, я обожаю твою музыку! — Ага, — вместо благодарности раздается в ответ. Она фыркает. — Серьезно? — Ти не спешит отходить от нее, даже когда Жалелов скрывается за дверью. Он будто бы поправляет лямку от сумки на её плече. — Фанатка? — Мне нравятся плохие мальчики, а не мальчики, которые пытаются казаться плохими, — насмехается она, вздернув брови, ей не по приколу, что он стоит рядом, потому что трудно помнить о дыхании. И он, вроде бы, не в её вкусе. Его это задевает. Нелюбезно подтолкнув её, едва сопротивляющуюся — скорее заинтригованную, к стене, Кирилл ловит зрительный стон, для него это звучит как неплохое приглашение. — Хватит себя так вести, — почти шёпотом приказывает он. Его это поведение уже доконало. Сначала днем, потом в Макдональдс — чересчур много выебонов. Она смотрит на него сверху вниз, задерживаясь на ремне его рваных черных джинсов, и кладет холодную ладонь ему на загривок, вынуждая наклониться ближе. Приятно бьется его учащенный пульс. — Это тебе хватит прикидываться дурачком. Кто такая Лейла и как ею стать? Его прикосновения обжигают, рука нагло скользит по бедру под юбкой, сжимает ягодицы. Она хочет быть ближе, но он упивается её дрожью в коленях и томным, с отдушиной Мальборо, вздохом, не желая целовать, и просто трется носом о линию скул. Ему хочется сдавить зубами каждую сережку в её ухе. — Зря ты не пришла на концерт, у меня хотя бы была гримёрка, — тихий упрек улетает в никуда, потому что она больше ничего не слышит — он по-хозяйски вынуждает прижаться к нему крепче, толкаясь в нее пальцами. — Достаточно грязный для тебя? — Нет, но очень хорошо притворяешься.