Путь Бима

…Эта дверь никак не походила на другие, что знавал Бим: она обита жестью, местами уже с острыми рваными пятнами. Но это была дверь, теперь единственная дверь, через которую можно было взывать о помощи и сочувствии… К утру в фургоне стало тихо: Лохматка не выла, Бим тоже притих, разве что изредка нет-нет да и скребнет лапой по железу. Изнемог ли он до полного бессилия или смирился, потеряв надежду и ожидая своей участи безропотно, — мы не знаем. Пока это оставалось тайной железного фургона. (Гавриил Троепольский) Черная кошка смотрела на Бима зелеными немигающими глазами. Под этим взглядом пёс почувствовал себя не просто неуютно – подобные чувства давно уже не трогали его измученного тоскою сердца. Он ощутил себя так, словно слой за слоем с него снимали шкуру, мясо, обнажая внутренности. Это было настолько неприятное ощущение, что Бим кое-как поднялся и отошел к дальней стенке фургона. Лохматка у соседней стенки сонно захныкала. Кошка, непонятно как появившаяся в железной клети, подошла ближе. – Не бойся, – сказала она, моргнув и снова уставив на Бима свои глазищи. Подняла переднюю лапку и принялась изящно вылизываться. – Я не боюсь, – устало ответил Бим, глядя на черную изящную фигурку, – ты уходи отсюда. Те… двуногие… они плохие. – Плохие, – согласилась кошка, опустив начисто вылизанную лапку, – но они мне не сделают ничего плохого. А вот тебе сделают. Бим опустил голову на пол. Слова кошки отдались смутным страхом где-то внутри. – Двуногие глупы, – сказала кошка, приблизившись на пару шагов, – они боятся меня, считают, что я приношу неудачу. Бим моргнул, и закрыл глаза. Он плохо понимал, что хочет сказать ему эта черная кошка с зелеными глазами. Кошки – враги, это он знал точно. Но почему-то ему не хотелось враждовать с этой. Ему ни с кем не хотелось враждовать и ничего не хотелось уже. Хотелось лишь оказаться по ту сторону железной двери, по ту сторону холода и отчаяния, пробежаться по лесу, а под конец прильнуть боком к ноге своего человека. – Не бойся. – сказала кошка, поскребывая коготками по полу, – А ты хотел бы жить у мальчика, быть ему другом и защищать его? Бим открыл один глаз. – Я никому не нужен, – безразлично сказал он, – все бросают меня. Я бы хотел уснуть… – Мальчик не бросит тебя, – сказала кошка, приблизившись ещё на пару шажков, – он будет твоим другом и будет любить тебя. Он очень болен. Если ты откажешься быть его другом, он умрет. – Что такое «умрет»? Кошка подошла к нему, толкнув мордочкой в бок. Затем отстранилась, глядя в глаза. – Это значит очень плохое, – сказала она, с грустью мурлыкнув, – он уйдет туда, где только темнота и холод. Вставай! Бим поднял голову, глядя в зеленые глаза. – Если я пойду к нему, он не бросит меня? – Никогда! – ответила кошка, и глаза её сверкнули. И тогда Бим поднялся, пошатываясь от усталости. Глянул на Лохматку и подумал, что нельзя оставлять её здесь. – Она тоже пойдет. Кошка бросила взгляд на Лохматку, стонавшую во сне. Затем перевела взгляд на Бима. – Да. Она тоже пойдет. Бим не знал, как они оказались вдруг в странном месте. Это было закрытое место, он чувствовал странные запахи, среди которых главным был запах мокрой земли. Это ему не слишком понравилось. Он огляделся и увидел рядом Лохматку, напуганную и озирающуюся по сторонам. – Не бойтесь, – сказала кошка, сверкнув глазами, а потом перевернулась вдруг, и на её месте оказалась высокая двуногая, – идите за мной! – Я боюсь, – призналась Лохматка, труся рядом с Бимом. Он подтолкнул её носом, ободряя. – Я тоже боюсь. Но здесь лучше, чем там. С этим Лохматка не могла не согласиться. Вдвоем бок о бок они брели за двуногой, охваченные страхом, и чем-то другим, чего не могли опознать. Будь Бим двуногим, он бы назвал это чувство надеждой. – Эмерейн, сынок мой, иди, посмотри, кто к тебе пришел! Бим понимал всё, каждое слово. Он напрягся и сел, замерев. А Лохматка прижалась к его боку, дрожа как осиновый лист. – Да, мама, – произнес нежный детский голосок, и Бим вздрогнул от этого звука, – я так рад, что ты вернулась! О небеса, да ведь это же… Мальчик лет семи с трудом сполз с высокой лежанки и, пошатываясь, подошел к Биму. – Собачки! – радостно сказал он, опустившись на колени и обнимая одной рукой шею Бима, а другой прижимая к себе Лохматку. – Собачки! О мама, у меня теперь целых две собачки! Какие милые, хорошие! Спасибо тебе, дорогая мамочка! Бим вдруг почувствовал себя большим и сильным. Быть может, тому виной были слабые маленькие ручонки мальчика, обнимавшие их с Лохматкой шеи. Лохматка подняла голову и лизнула щеку нового хозяина. И Бим решительно последовал её примеру. Они облизывали мокрые, соленые от радостных слез щечки человеческого дитяти, а мальчик ласкал и гладил их, радуясь новым верным друзьям. Бим никогда не думал, что может снова испытать это яркое, сумасшедшее ощущение безотчетного счастья. Оно переполняло его. Он весело залаял, а мальчик засмеялся и принялся гладить его по голове. Бим был дома. * * * С глубоким изумлением двое работяг смотрели на пустой фургон, из которого исчезли две собаки. Никто не открывал его, некому было. А всё-таки был он пуст. Один из рабочих взглянул, затем, огляделся по сторонам и напоследок перевел взор на небо. – Странно-то как, – с дрожью в голосе произнес он, – я закрывал. Чудеса! Его товарищ ничего не сказал, но вздохнул с видимым облегчением. Переглянувшись, они молча пошли к кабине.