Дура

Ненависть, подозрительность, косые взгляды — всё это окружало Анкано с первых дней его приезда в эту даэдрову коллегию. Не учебное заведение и не научный институт — так, одно название. Ни алхимика, ни нормального даэдролога с некромантом, студентов можно было пересчитать по пальцам — и хорошо, если не одной руки. Изменение тут преподавал вечно рассеянный престарелый норд, которому полшага до маразма, профессор разрушения — альтмерка или нет — едва ли знала полтора мастерских заклинания, целитель — и того хуже. На десерт ещё был ленивый данмер-архимаг со взглядом матёрого мошенника, хамоватая бретонка-заместитель и орк — орк! — в роли библиотекаря. Весь этот сброд, гордо именовавшийся коллегией магов, в глазах Анкано был театром чистейшего абсурда. Он им всем решительно не нравился, и они ему не нравились тоже. А ещё здесь было ужасно холодно. Проклятое здание стояло на скале, открытое со всех сторон. Ледяной ветер, воя, задувал сквозь арки, бродил среди колонн, облизывал позёмкой каменные плиты дорожек во дворике, так и норовя швырнуть в лицо целый сугроб. Метели здесь бушевали практически постоянно — в то, что в Винтерхолде бывает солнце, верилось с трудом, — разве что только в короткое северное лето. Холод не оставлял Анкано ни на секунду — ни внутри здания, ни снаружи. И Нирия — наглая альтмерская девица — тоже преследовала его, едва ли не шла по пятам вместе с ледяным, задувающим во все щели ветром. Низкорослая, почти наверняка босмерская полукровка, она подозревала его в шпионаже и ещё боги ведают в каких грехах, как и все прочие, но, к тому же, имела наглость надеяться снискать его благосклонности. Во дворе или в библиотеке — она так и вилась за ним, тёрлась где-то поблизости, едва ли не заставляя спотыкаться о себя. Возомнила себя то ли великим сыщиком, то ли коварной соблазнительницей, а может и кем ещё — Анкано не разбирался. Она надоедала — своим присутствием, своим существованием, она бросала многозначительные, как ей самой казалось, взгляды, полные подозрения и неумелого кокетства. Можно было, конечно, пожаловаться архимагу или кому ещё, но проблема была столь нелепой, да и на что вообще можно было рассчитывать в стане врагов? На смешки и дурацкие слухи. И вот опять эта настырная девица «поймала» его во дворике, около грубо вытесанной статуи Шалидора, не спеша двигаясь со стороны галереи, не забывая сверлить советника своим подозрительным, излишне заинтересованным взглядом — как и вчера, и в Лордас. Это надоедало, утомляло, раздражало, вызывало желание скинуть эту недалёкую женщину с ветхого моста. Подловить, как соберётся в город, и даже не скинуть — просто легонечко подтолкнуть. Но, с другой стороны, в этой ситуации можно было получить и некую пользу, пусть небольшую и весьма сомнительную. — Доброе утро, советник, — нарочито вежливо и ядовито поздоровалась Нирия, когда они поравнялись. Её зелёные глаза смотрели, как ей самой наверное казалось, с недоверием, будто она знала какой-то его страшный секрет, будто выведала уже всю подноготную. Так смотрела на всех без исключения и леди Эленвен, но на деле с первым эмиссаром их роднил лишь дурной безвкусный макияж. Нирия ровным счётом ничего о нём не знала — ничего о его прошлом, о миссии, которую ему поручило посольство. Но одно преимущество у неё, несомненно, было. — Чего ты хочешь от меня? — Анкано и не пытался скрывать своего раздражения, лишь добавил голосу немного фальшивой усталости. Впрочем, такой уж фальшивой? Несомненно, он знал, чего от него хотели. Её игра была немногим более замысловатой, чем игра какой-нибудь портовой куртизанки — не важно, насколько эта девица верила в свой замысел. И всё же, да, было у неё одно преимущество: она была тёплой. И Анкано решил, в конце концов, что не стоило этого упускать. Он велел ей прийти в его покои после отбоя. Именно велел, а не пригласил, но ей, наверное, так показалось. Даже будь Нирия абсолютно чистокровной альтмеркой, выросшая вдали от Алинора, она мыслила также просто, наивно и недалеко, как и местное население, что бы она там о себе ни воображала. Она явилась в условленный час в его тесные, тёмные, насквозь промёрзшие покои, застала его сидящим в кресле за книгой и наверняка подумала, что он пишет донесение каким-то тайным шифром, выделяя нужные буквы, даже если бы он читал сейчас про аргонианскую деву и похотливого барона. Ей наверняка польстило, что он убрал куда-то подальше солому и ящики ради свидания с ней, а ему просто давно хотелось избавиться от этого хлама, делавшего его и без того убогие покои похожими на сарай — вот и повод представился. Он налил ей вина — она небось подумала, какой красивый жест, — хотя вино это было дешевое, а ему самому просто нужно было немного опьянеть, чтобы притупить чувство отвращения. Уже позже Анкано лежал, глядя в невысокий потолок своей комнаты-кельи-камеры и размышляя. Нирия лежала чуть ниже, прижавшись щекой к тёплому боку. Спустя какое-то время она заговорила о чём-то неимоверно скучном и бессмысленном — он не слишком вникал, у него были мысли куда интереснее. — Вы женаты? — вдруг спросила она, совершенно бестактно. Анкано не собирался ей отвечать, но та не унималась. — У вас есть дети? — Нет, — коротко и резко, пожалуй, даже излишне, ответил он, и чуть смягчил. — Нету. — Я вам не нравлюсь, да? — она подскочила почти грациозно, а на деле — не слишком. — Отлично! Вы мне тоже не нравитесь. Она быстро натянула свою мантию и, гордо задрав нос, удалилась, бросив лишь «Всего наилучшего!» Он не ждал от неё ни благодарностей, ни упрёков. Он просто позволил ей играть гордую, а на деле — глупую, — героиню в этом театре абсурда. Ему не была интересна она сама, не льстила её симпатия, не восхищала её настойчивость в том, чтобы добиться его благосклонности, равно как и её попытки докопаться до истины его «тайных замыслов» — ничего она не знала. Не могла эта захолустная дура убедительно играть чистокровную альтмерскую аристократку — её кривляния перед ним и перед другими казались ему откровенно жалкими. Но дни и ночи в треклятой коллегии на краю этой даэдра забытой дыры были очень холодными. А Нирия была тёплой. И Анкано не видел пока причин не воспользоваться этим.