Новогоднее чудо

Бегу к дверям, за которыми меня ждет новогоднее чудо, перемены к лучшему и возможность измениться. Снег стремительно летит в лицо, поэтому я все больше стараюсь спрятаться в меховую шубу. Надеюсь, что через несколько часов я окажусь там, где меня знают настоящего, а не образ ублюдка в шубе, который вечно всем недоволен. На улице ужасная погода, с каждым движением снег скрипит, а руки перестают слушаться от пронзающего ветра. Хочется как можно скорее забежать внутрь этого места, которое порождает настолько прекрасные и печальные воспоминания одновременно. Из мыслей меня выводят толкающиеся и спешащие на регистрацию люди, так же, как и я, мечтающие поскорее увидеться с родными. Вбегаю внутрь и вижу огромные толпы людей с чемоданами и детьми. Мой чемодан значительно меньше, я решил сильно не заморачиваться и не тащить всю квартиру с собой. Я спешу к эскалатору, понимая, что осталось 15 минут до конца. На соседнем подъемнике, движущемся в противоположную сторону, замечаю до боли знакомый силуэт русого парня в джинсах с дырками и тонкой промокшей куртке и огромным рюкзаком за спиной. Опять оделся не по погоде, но сейчас его некому опекать и греть под боком. Что ты потерял? Что я потерял? Гордиенко здесь, тоже летит домой. Мы пересекаемся взглядами, но его выражение лица становится холодным, а пронзающие насквозь голубые глаза закатываются. Явно не рад нашей встрече. Он выглядит смешно, проворачивая такие штуки со мной, ведь за этот год я узнал всю его показушную мимику. Мне приходится сделать то же самое, чтобы не показать слабину, хотя в душе что-то переворачивается, а сердце неприятно колет. Около года назад я и не мог подумать, что все будет так, и я больше не услышу его громкий и такой любимый смех, за который можно дать аттракциону оценку повыше. Но все, что мы делаем сейчас, - провожаем друг друга безэмоциональным взглядом. Мы часто были здесь, мы любили это место, мы любили путешествовать, мы любили друг друга , я любил его. Врываюсь в огромный холл второго этажа аэропорта, который забит недовольными, бегающими во все стороны людьми с телефонами. По их лицам я сразу понял, что творится что-то неладное и почему они вообще еще не стоят на улице в ожидании своего автобуса, ведь осталось всего минут пять. Я направляюсь в сторону табло с рейсами, чтобы удостовериться, что все нормально, и я наконец-то отсюда улечу. От увиденного *отменен* у меня сразу исчезло какое-либо настроение и захотелось также, как эти люди, бегать из стороны в сторону с недовольным лицом. Я кучу раз спросил у девушки из персонала нет ли никакого другого рейса, но услышал, что все отменены из-за надвигающейся метели. Такого поворота событий я однозначно не ожидал, зато я больше никуда не опаздываю. Я подошел к огромным окнам во всю стену и увидел там одинокие самолеты, которые обволакивал снег. В стекла бились огромные градины, размером с пятирублевую монету. Я прикоснулся пальцами к окну и задумался, что мне теперь делать, ведь какое такси приедет в такую погоду 31 декабря. Я решил спокойно пройтись по холлу, отдышаться от своей беготни по этажам и написать родным, что я не смогу приехать. Возможно, что-нибудь придет в голову, и я снова окажусь дома. Я разглядывал людей, они были такие разные, кто-то в смокингах, кто-то в дутых комбинезонах, а кто-то разоделся в короткие платья и туфли на шпильках. Некоторые все еще пытались уговорить персонал аэропорта выпустить в небо хоть один самолет, чтоб они могли улететь домой, а другие уже смирились и начали поедать запасы из чемоданов. В спешке невозможно заметить как бурлит жизнь. Ты бежишь по своим делам, не замечая ничего вокруг себя. Я подхожу под категорию смирившихся, поэтому решаю спуститься на первый этаж, потому что там есть небольшая кофейня. Кофе, как раз то, что мне сейчас нужно. Я спускаюсь на том эскалаторе, где недавно видел Гордиенко. Где он сейчас? Хоть мы и не общались несколько месяцев, я бы не отказался побыть рядом с ним. Он здесь единственный, с кем нас связывают общие беды и радости. В этом холле та же самая картина: множество роящихся людей, которые заполняют все пространство своими голосами. Кафе тоже забито, так что приходится сесть на железный стул, где все обычно ожидают самолеты. Как отсюда уехать мне в голову так и не пришло, поэтому я просто жду чуда и разглядываю брелки на чемодане. Я оборачиваюсь на знакомый голос около меня. — Я не смогу прилететь, не волнуйся, все хорошо, — поникшим голосом говорит Гордиенко, он пытается доказать родителям, что все и правда отлично. — Нет, я не заболел, пока ехал сюда промок немного, — хрипловато выдает Ян — Пока, я вас люблю, — он сбрасывает трубку и садится рядом, шмыгая носом. Мне хочется его обнять и отогреть, ведь я знаю, что завтра он сляжет с температурой, а никто ему даже таблеток не принесет. Но он же такой мужественный и самостоятельный, а главное гордый. Я смотрю на его тщетные попытки успокоить стучащие зубы, но в таких вещах ему это точно никогда не удастся. Я решаю прервать тишину тихим: "Точно не заболел?", на что получаю резкое утверждающее: "Нет". В моих планах переждать здесь метель, а потом вернуться домой, потому что сейчас таксисты отказывают мне, ссылаясь на непогоду. Сколько ждать неизвестно, и я достаю телефон, пытаясь скоротать время за просмотром видео. Когда трафик начал заканчиваться, пришлось обойтись прослушиванием музыки. Гордиенко также сидел рядом, иногда закрывая глаза и проваливаясь в сон, но облокотиться мне на плечо и нормально поспать ему гордость не позволяла. Сейчас он выглядел настолько мило, как обиженный котенок, который пытается доказать, что он полноценный кот и сам со всем справится. Прошло более часа, люди стали постепенно исчезать, но снега меньше не становилось, а град все еще колотил в окна. Я почувствовал шорканье на соседнем сиденье, а вместе с ним кашель, охи-вздохи и шмыганье. Точно заболеет, пути назад уже нет. Ян снова тяжело вздохнул, запрокинул голову и прикрыл глаза. Я не могу равнодушно на него смотреть, так что самый правильный выход из этой ситуации - не смотреть. Я разглядывал новогодние украшения, которые висели на потолке, небрежно украшенную елку, игрушек на которой становилось все меньше и меньше из-за шаловливых детских рук. Все так и кричало, что совсем скоро Новый Год. Вдруг на мое плечо приземлилось что-то теплое. Гордиенко оказался не таким болваном, как я думал, или это сила притяжения сыграла с нами злую шутку? Он немного покрутился, а потом мирно засопел, погружаясь в сновидения. Значит, второй вариант подходит больше. Он то беспокойно ворочался, то неподвижно лежал, то бормотал сквозь сон. Его русые волосы беспорядочно рассыпались по шубе, а носом он зарывался в мех. Своими руками он обвивал мою, а вскоре практически полностью на меня вскарабкался. Изначально он слегка дрожал от холода, но потом успокоился. Согрелся, наверное. Его равномерное дыхание обжигало шею, от чего у меня разбегались мурашки, а все тело содрогалось в приятных мимолетных конвульсиях. В голове пролетали искры безумия, хотелось прижать его к себе и не выпускать из рук, но я полностью уверен, что это лишь секундная удача, а когда он проснется, все станет как прежде. Я боялся пошевелиться, хотел насладиться моментом, шансом, который выпадает не каждый день. Пусть это продолжается подольше, а лучше не кончается вообще. Воспоминания, ранящие изнутри, стали проскальзывать в моей голове. Раньше я мог просто прийти к нему без повода и знать, что он рад меня видеть. Мы могли часами напролет шутить и смеяться с этого. Но сейчас все не так. Все изменилось. Теперь я могу чувствовать его рядом лишь ограниченное время. Мне катастрофически не хватает его, но я чувствую, что все скоро закончится, и я снова погружусь в тот ужас, который засасывал меня все эти месяцы. Так мы просидели еще около часа, я уже шестой раз попытался заказать такси и сто раз обматерил все эти организации. На мое удивление, в этот раз мне не отказали и моему счастью не было предела. Есть только одна маленькая проблемка. Ну как маленькая, почти двухметровая проблема. — Я домой еду, ты со мной или хочешь здесь до следующего года просидеть? — я слегка подтолкнул Яна в бок, чтобы он обратил на меня внимание. — Сам едь, — Гордиенко вскочил и сразу слез с меня, будто все это было огромной ошибкой. Он состроил недовольную мину, будто я отвлек его от очень важного дела, которое нельзя отложить. — Точно не хочешь? — я хотел доказать, что сейчас его предвзятое отношение ко мне неуместно, но уверен на 100%, что он маленький обидчивый ребенок, который будет стоять на своем до посинения. — Точно, — констатировал он на выдохе, а значит свое решение уже не изменит. — Тогда до встречи, — я не хотел уезжать и прощаться, пусть знает, что я всегда его жду. Мое маленькое новогоднее чудо. Что он делает со мной, сначала больше часа вжимается в меня и мирно сопит, а потом пытается показывает свою независимость от мира сего. Он ничего не ответил, а только присосался взглядом к экрану телефона, на котором, как я заметил, уже было менее 15% заряда. Надеюсь, ему хватит, хоть это и невозможно. Я вышел из теплого аэропорта на леденящий мороз, шуба и волосы сразу же покрылись искрящимся снегом. Надеюсь, Гордиенко хватит смекалки не идти пешком до метро, а то в его летней курточке и дырявых джинсах далеко не дойдешь. А с неподъемным рюкзаком тем более. Я аккуратно спустился по заледеневшим ступенькам, пытаясь не растянуться на них в позе звезды, чего именно сейчас я не хотел. С Яном мы бы долго прикалывались с этого, но он остался сидеть там, а я даже не попытался его уговорить. Знаю же, что это бесполезное занятие. Я последний раз посмотрел в окно аэропорта, чтобы удостовериться, что он никуда не ушел, но Гордиенко остался там же в той же позе. Я открыл дверь изрядно поезженной машины и сел на заднее сиденье. Салон провонял сигаретным дымом и ароматизатором, который висел на зеркале на лобовом стекле. Мне не хотелось разговоров с водителем, я просто хотел поскорее добраться домой и подумать о произошедшем. Все же пришлось перекинуться парочкой слов об ужасной погоде и приближающемся празднике с водителем - пожилым мужичком в смешной кепке, которые носят почти все таксисты. Он понял, что я сейчас не в настроении для долгих и нудных разговорах ни о чем, поэтому больше не донимал меня вопросами. Из головы у меня не выходил Ян, крепко прижавшийся ко мне несколько минут назад. Как он там? Может, он специально отказался ехать со мной, чтобы не находиться рядом. А вдруг, я неприятен ему, и поэтому он не хочет иметь контакт. Я попытался отогнать мысли о нем и стал задумываться, что мне нужно что-то купить, а то дома пустой холодильник, а новый год встретить нужно, хоть и скромно. Я попросил остановить у самого близкого к дому магазина, расплатился и быстро забежал во внутрь. Я взял набор холостяка, содержащий ингредиенты для бутербродов и две бутылки виски. Все, что нужно. Путь домой был скучный, а снег все не успокаивался и летел в меня со всей силы. Я поднялся на свой этаж, открыл дверь и увидел весь хаос, который оставил после того, как собирал чемодан. На часах 16:48. Я немного убрался, сделал бутерброды и начал потихоньку опустошать бутылку под "Иронию судьбы" и "Ёлки", в которых, как раз, Ян застрял в лифте. С каждым глотком становилось все теплее и теплее, а все плохое начинало улетучиваться. Время пролетело, и когда я глянул на часы, они показывали 22:23. Осталось всего полтора часа до нового года. Одна бутылка из-под виски уже лежала на ковре, и я потянулся за второй. От алкоголя в крови мне становилось хорошо, а руки уже переставали слушаться. В квартире раздался громкий звон. Кого могло принести сюда в такой час. Все давно должны сидеть за новогодним столом и ждать бой курантов. Слегка пошатываясь, я подошел к двери. Мне было уже все равно кто там, потому что я был бы рад любой живой душе, которая скрасила мое одиночество. Несколько щелчков и дверь открывается. За ней стоит мое любимое новогоднее чудо, которое полностью промерзло и промокло. Он смотрит на меня с такой пьяной улыбкой, как бы прося прощения за свой ночной визит с просьбой приютить. Виновником его смелости оказалась по большей мере пустая бутылка виски. Точно такая же, как у меня, наша любимая. Он все еще стоит перед настежь открытой дверью, а я продолжаю изучать его, оперевшись на дверной косяк. — Мне больше не с кем, приютишь? — дрожащими от холода губами произносит Ян. Он явно измучился и устал за это время, пока искал куда бы ему пойти. Я рад, что он решил прийти именно сюда, именно ко мне. — Мне тоже, заходи, — я затаскиваю его вместе с огромным рюкзаком в прихожую. Гордиенко всего в нескольких сантиметрах от моего лица, а улыбку он все еще держит, только теперь она уже не такая, как у одинокого котенка, которому некуда идти, а как у львицы, которая точно знает зачем пришла. Я не могу сдержаться, а виски добавляет мне уверенности в своих действиях. Я притягиваю его поближе, и наши губы соприкасаются в нежном, но таком желанном поцелуе, который начинает перерастать в страстный. Наши языки танцуют знакомый нам танец, и я ощущаю горьковатый привкус алкоголя. Хотя, он ощущает то же самое. Слегка посасываю его верхнюю губу и томно выдыхаю. Он перебирает мои волосы на затылке, а я все сильнее и сильнее притягиваю его за талию. От этого поцелуя у меня сводит живот, хочется большего, но нельзя, не сейчас. Я не хочу снова отпугнуть его. Я ждал этого момента, ждал, что он сам проявит инициативу, и я дождался. Его мокрая куртка касается меня, возвращая в реальность. — Тебе нужен горячий душ, — шепнул я ему в губы, не отрываясь от поцелуя. Хотя, он сейчас горячее самой горячей воды в моем кране, но мне приходится слегка от него отстраниться, ведь перспектива быть доктором меня не радует. — А ты? — соблазнительно шепчет Ян, пытается зазвать меня с собой. Я не могу сейчас, это все невозможно. За него говорит алкоголь, а не он сам, на утро он будет жалеть о сделанном и возненавидит меня еще сильнее. — А я подготовлю тебе одежду и теплый плед, — я и отворачиваюсь, чтобы он не видел борьбы желания и здравого смысла в моих глазах. Я услышал как куртка Яна приземлилась на пол. Его рука легла на моё плечо, и он попытался развернуть меня к себе. Он недоволен моими действиями, он хочет еще. Желание побеждает, и я перестаю себя контролировать. Я резко разворачиваюсь к нему, и мы снова пересекаемся взглядом. Он смотрит на меня, как на желанную игрушку и нежно касается большим пальцем моей щеки. Другой рукой он обнимает меня за талию, вынуждая поддаться искушению. Я слегка удивлен его напору, но я не могу отказаться от того, что так долго хотел. Я обхватываю Яна за шею, впиваясь в его губы своими. Я двигаюсь медленно, не хочу все усложнять. Он целует мои щеки, постепенно переключаясь на место за ухом, нежно касается губами. Слегка покусывает за мочку уха и проводит кончиком языка, одновременно вырисовывая узоры на моей спине длинными пальцами. Возбуждение накрывает меня с головой, и после тяжелого вздоха я тихо шепчу ему на ухо: "Ян, не надо". Но на него это не действует, и он спускается на шею влажными и такими горячими поцелуями. Мое сердце бешено колотится, а ноги становятся ватными. Я обхватываю его разгоряченное тело покрепче и зарываюсь рукой в волосы. Он отстраняется, а я беру инициативу в свои руки. Ян прикрывает глаза, ждет продолжения. Мое дыхание резко обжигает его шею, и я впиваюсь зубами в обожженный участок кожи. Он распахивает глаза и сопровождает мои манипуляции слабым стоном и шипением от боли. Думал всегда будет издеваться надо мной, но нет. Я накрываю губами покрасневшее от укуса место и оставляю дорожку поцелуев на шее. Мы осторожно шагаем в сторону дивана, продолжая ласки. Гордиенко роняет меня на мягкие подушки и нависает над моим телом. — Я так хотел этого, — полушепотом произносит он. От осознания его слов у меня пробегает миллион мурашек и появляется приятная дрожь. Одним движением он стягивает с себя футболку, обнажая едва заметные кубики пресса. Его лицо было так расслаблено, но я не мог почувствовать то же самое. Во мне все еще сидел здравый смысл, который кричал: "Только не сейчас". Я попытался вылезти из-под него и выдавил: "Давай потом, а пока иди в душ". Он ухмыльнулся, но послушался. Закрывая за собой дверь, он бросил на меня последний взгляд и облизнул губы. Я все еще лежал на диване в полнейшем непонимании. Но я знаю, что это было правильное решение для нас обоих. Я поспешно встал и начал искать одежду, которая подошла бы Яну. Остановил свой выбор на черной толстовке и розовых пижамных штанах. Осталось отнести в ванную и найти плед потеплее. Дверь открылась и передо мной появился Ян со словами: "А ты умеешь выбирать нарядики". Он сверкнул улыбкой, а я улыбался от одного его вида, будто несколько минут назад ничего не произошло. Он примостился рядом со мной и положил голову мне на плечо. Мы сидели перед телевизором, из которого доносилась речь президента. Он желал всего самого наилучшего в новом году, но самое наилучшее уже произошло со мной сегодня. Мы чокнулись бутылками, сделали по глотку и закусили бутербродами. Обнявшись, мы просидели под большим пушистым пледом и подпевали песням из телевизора. Именно этого мне не хватало, мы не могли друг другом насладиться. Я нежно гладил Яна по спине, а он тихонечко мурлыкал. Я держал его за руки и рассказывал все, что произошло за время, пока мы были в разлуке. Гордиенко обвил меня руками и заснул на коленях, свернувшись клубочком. Я умилялся ему, он выглядел таким умиротворенным. Он доверял мне, знал, что я не сделаю ему ничего плохого. Я до сих пор не знаю почему он решил приехать ко мне после всего, что мы успели наговорить друг другу, но это уже неважно. Я выключил телевизор. Коснувшись пальцами лица Яна, я наклонился к его уху. — Пошли в комнату, — тихо шепнул я, чтобы не перепугать его. Он приоткрыл сонные глаза и взял меня за руку. Я лег на кровать и похлопал рядом с собой, призывая его. Ян примостился под боком, стягивая большую часть одеяла на себя. Я взял его руку в свою и стал поглаживать пальцем тыльную сторону. Он был такой теплый и манящий - маленький пушистый котенок, который нашел приют. Я долго лежал с открытыми глазами, но Ян уже провалился в сон и равномерно засопел. В голове крутились моменты, которые мы с ним сегодня пережили. Я посмотрел на него и улыбнулся, сдвигая прядь волос с лица. — Я рад, что самолет не полетел, и я получил маленькое новогоднее чудо, — я прикоснулся губами к его лбу и легонько чмокнул. — Я тоже, — тихонько шепнул Ян и закинул на меня руку. Не спал, гаденыш.