— Извини, но я никогда не стану Олей. Извини, но ты никогда не станешь моим человеком.
Эти слова дались тебе настолько легко, что теперь ты вновь уверилась в том, что все идет по плану. Плану, в котором ты не знаешь своих дальнейших шагов, передвигаясь буквально на ощупь, вслепую. Но ты точно знаешь, что обязательно придешь к финишу, найдешь выход из этого лабиринта и наконец получишь желаемое. Ты это чувствуешь. В этот день происходило какое-то сумасшествие, которое все больше и больше заставляло тебя верить в то, что магнитные бури и правда могут влиять на людей, что Венера в Сатурне играет свою роль, и что растущая Луна, наверное, может как-то сказываться на поведении остальных. Может, высшие силы и правда решили поддаться человечеству, указывая на его ошибки, прокладывая нужную дорогу, оберегая от неверных поступков, подталкивая друг к другу упрямцев, которым действительно суждено быть вместе. В этот день случалось все больше и больше странных вещей, например, таких, как то, что дядя Боря сделал предложение руки и сердца Валентине, Юлю взяли на главную роль в сериале, Элеонора Андреевна вернулась к последнему мужу, и ни с того ни с сего сработала тревожная сирена, которая была установлена на случай какой-либо глобальной катастрофы. И последнее, кстати, могло бы быть самым малым из этого списка… Но только, если бы в корни не изменило твою собственную жизнь. — Дядь Борь, сделайте с этим что-нибудь, ради Бога. — ты, закрывая уши ладонями, пыталась докричаться до главного инженера, который стоял около огромного электрического щитка, желая утихомирить вой сирены, который уже успел изрядно напугать постояльцев, и они в панике покидали свои номера, хватая самое ценное и выбегая на улицу. — Да я пытаюсь! — он прикрикнул, выдергивая какой-то провод, ожидая того, что наконец наступит тишина, но к его удивлению, ничего не изменилось, и София Яновна только судорожно закатила глаза, пытаясь не нервничать. — Я вообще не понимаю, почему эта треклятая сирена воет. Не работала сто лет и еще столько же была бы без надобности. Но, видимо, произошел какой-то сбой. — бормотал мужчина, доставая из своего ящика все инструменты, даже не зная, что ему брать в руки. Была бы его воля, он обесточил бы весь город, лишь бы этот вой прекратился. — Дарья, успокойте постояльцев, организуйте всем безопасный выход из гостиницы, пока не будут устранены неполадки. — до тебя смогла докричаться управляющая, после чего ты отправилась в холл, где проносились десятки людей, чуть ли не сбивая друг друга с ног. — Пожалуйста, спокойно. — ты прикрикнула, но сейчас твой восклик быстро потерялся в окружающем шуме, так и не став кем-то замеченным. Толпа толкалась, панически кричала, волновалась и ты совсем не понимала, что тебе нужно с этим делать, да и Джекович, который пыталась утихомирить жильцов, видимо, был крайне растерян. Эта ситуация невольно напомнила тебе тот случай, когда отель якобы был заминирован. И сразу в голове всплыли картинки того, как Паша даже в такой момент пытался подбивать к тебе клинья, отпуская свои дебильные шуточки. Точно! Паша! И в этот момент уже именно твое сердце судорожно заколотилось, осознавая то, что за весь сегодняшний день ты так его и не видела. И сейчас ты его тоже не наблюдаешь во всей этой толпе. Но ты точно знаешь, что он не выходил из своего номера уже несколько суток, и точно знаешь то, что в каком бы он состоянии не был, как сильно бы не надрался виски, такую сирену он точно бы услышал. «… И помню тогда меня родители за сигареты пресанули. Я их послал и всякие гадости наговорил. И пошёл на крышу. Там сижу, курю, злюсь. И потом начинается тревожная сирена, самолёты летят. Один, второй. Начинают бомбить. И прямо на мой дом…» И эти слова больно врезаются в твое сердце осколками, принося физическую боль. Такую же боль, которую чувствовал он в тот момент. И ты ощущаешь всем своим телом, каждой клеточкой, что неспроста сейчас не можешь найти Пашу здесь. После чего моментально срываешься и бежишь, желая поскорее очутиться рядом с ним. Лестничные пролеты один за другим, и ты, кажется, не бежала так даже тогда, когда участвовала в олимпиаде по легкой атлетике. Плевать на то, что все это время у тебя на ногах каблуки, плевать, что ты меньше, чем за полторы минуты взлетела на четвертый этаж и твое сердце просто вылетает из груди. Оно-то волнуется совсем по-другому поводу. Его люкс. Он холодный и полностью пустой. Спальня, разобранная постель, разбросаны вещи, под стулом валяется кроссовок без пары, на полу брошен его пиджак и телефон. И ты сейчас даже представить не можешь, каково ему слышать этот вой сирен. Каково возвращаться в тот злосчастный день пятнадцать лет назад и четко видеть всю эту картину перед глазами, заново ощущать этот страх и эту невыносимую боль. Ты вновь бежишь, только теперь спускаешься ниже, проверяя каждый этаж, носясь по коридорам, словно неугомонная, вновь и вновь поворачивая, заглядывая во все двери. И тогда ты бежишь выше, ожидая найти его на крыше. И черт бы побрал эту сирену, и то, что сейчас из-за нее не работает ни один лифт. Ты устала, да. Но ты собираешь всю свою волю в кулак и отправляешься дальше. Только вот разочарование настигает тебя у закрытой двери, которая ведет на смотровую площадку. Крыша закрыта, его там нет. И сейчас твоя идея об этом кажется глупой — он бы ни за что не очутился на крыше. Ни за что. Остается один непроверенный тобой вариант, который сейчас кажется самым подходящим. Подвал. Да, тебе срочно нужно бежать туда. Сбрасывая с себя пиджак, в котором уже давно стало жарко, бросая на пол туфли, ты бежишь босиком. И тебе сейчас это абсолютно не важно. Вниз спускаться легче, чем подниматься вверх. А когда ты спешишь к единственному человеку, которого твое сердце хочет защитить больше, чем саму себя — все преграды на пути исчезают, и все становится под силу. Наконец достигнув своей цели, ты рывком оказываешься в подвальном помещении, сразу же ощущая порыв холодного воздуха на своей коже, от чего стало легче. А еще более полегчало от того, что ты нашла его. И ты даже не помнишь сколько мгновений прошло, секунда или две, как ты уже оказалась около Паши. Своего Паши. Который забился в самый темный угол, подальше от дверей и окошек. Который судорожно закрывал ладонями уши, лишь бы не слышать эти звуки. Который был похож на маленького потерявшегося мальчика, безумно испуганного, с огромными глазами, молящего о помощи. Он беспокойно дышал, невнятно шепча про себя что-то на сербском, и покачиваясь вперед-назад. Он ждал, когда этот ужас закончится. Его невыносимо ломало с каждой секундой все больше и больше. Его добивали воспоминания и все крепче окутывал страх. — Паша! — ты кричишь, пытаясь взять его руки в свои, пытаясь заставить его открыть глаза. Но он совершенно не понимает, что происходит вокруг. И это не удивительно. На его месте ты, наверное, просто сошла бы с ума, ты бы не смогла терпеть все происходящее. — Мама! Пожалуйста! — он прошептал знакомые слова, а тебя еще больше прошибло, будто бы самым мощным разрядом электрического тока прошлось по венам, заставляя чувствовать боль. Заставляя чувствовать отчаяние, которое сейчас жило в нем, и в самой тебе, от того, что ты никак не можешь ему помочь, не можешь забрать его страдания себе. И слезы начали катиться сами, без твоего разрешения, захлестывая с головой. — Паша, я рядом! — ты силой хватаешь его руки, заключая его в крепчайшие объятия, которые когда-либо были в твоей жизни. Ты готова была сломать себе ребра, но обнять его так сильно, как только могла. — Я с тобой, слышишь? — ты буквально кричишь ему на ухо, пытаясь выдернуть из этой паники, заставить почувствовать реальность. И его теплые ладони смыкаются на твоей талии железным кольцом, просто вжимая в его тело. И его сердце бьется настолько сильно, что ты абсолютно не слышишь своего сердцебиения. Его сердце бьется за ваши два, и тебе самой становится тошнотворно и больно от этих глухих ударов в груди. — Паша… — ты шепчешь, прислоняясь щекой к его лицу, омывая своими слезами. — Пашенька… — ты целуешь его нос, лоб, губы, и сама уже не замечаешь то, как сильно вцепилась руками в его спину, пытаясь объять полностью. — Не уходи. Пожалуйста. Даша! — он повторяет эти слова, словно какую-то мантру, судорожно прижимая тебя к себе, зарываясь носом в твое плечо, твою шею. А ты даже и не думала уходить от него. Больше никогда. — Я здесь, слышишь? Я с тобой, Паш… — ты зарываешься пальчиками в его волосы, отмечая, что его имя — твое любимое слово, и ты могла бы произносить его каждую секунду. И ощущать его так близко. Ты берешь его лицо в свои ладони, заставляя взглянуть на себя. Его глаза такие глубокие, что ты не просто тонешь в них, ты давно уже потерялась там с головой, словно Алиса в Стране Чудес. И ты целуешь его, настойчиво, властно, как всегда целовал тебя он. Это то, что нужно ему. Тебе. Вам. — Я всегда буду рядом. Обещаю. — ты пытаешься укрыть его собой от всех бед, и точно знаешь, что он сделал бы тоже самое. Он бы тоже пытался тебя спасти. И он уже спас. Сам того не замечая. И ты не помнишь сколько времени прошло до тех пор, пока сирена перестала выть на всю округу. Но ты помнишь, как еще около часа вы провели вот так же, крепко прижимаясь друг к другу. Ты до сих пор ощущаешь на себе его сбившееся дыхание, его дрожь, его стук сердца. И ты все еще чувствуешь дорожки от своих слез, вкус его губ, его влажные мелкие поцелуи на своих ключицах, которыми он одарял тебя в знак благодарности. И ты никогда не забудешь этот взгляд, который навсегда уверил тебя в том, что ты ему нужна. Нужна до потери пульса. До потери сознания. В этот день все происходило будто бы в замедленной съемке, заставляя тебя до конца прочувствовать все, что ты должна была осознать. Будто бы током проходились по твоим оголенным нервам слова, взгляды, касания. Реанимируя тебя. Заставляя вновь начинать дышать самостоятельно. Заставляя возвращаться к жизни самой и вернуть к жизни его. В этот день все происходило так, как надо.В этот день…