Даже звездам свой час сгорать

      — Бен!       Единым махом он оборачивается и смотрит на мать с напряженной улыбкой. В ласковой темени глаз, где-то на самом дне, таится мягкая детская грусть.       Стальные каблуки сенатора Органы отбивают дробь по дорогому паркету просторной прихожей. Она идет к нему так поспешно, словно за ней гонится кто-то невидимый. Не доходя пары шагов, останавливается и молча, скрестив руки на груди, окидывает взглядом высокую фигуру сына. На Бене короткая дорожная куртка — кожа илезианского рика*, толстая и грубая, как броня — а под ней взволнованно колыхается широкая грудь. Черные кудри в беспорядке, как всегда. С легкой досадой Лея подмечает, что он опять сутулится. Сколько ни напоминай об осанке, ее сын словно стесняется своего впечатляющего роста.       Ребенком Бен был, пожалуй, некрасив — вернее, Лея сознает это теперь, с высоты прошедших лет, но прежде ей вовсе так не казалось. Ослепленное нежностью, сердце матери всегда убеждено, что ее малыш — самый прекрасный на свете, даже если он родился лохматым и зубастым, как детеныш вуки. По сей день Органа морщится, вспоминая, какую боль причиняли ей эти крохотные острые зубки, так что младенец, жадный, словно зверек, сосал материнское молоко вместе с кровью.       Этот мальчишка с самого рождения казался слепленным из хаоса — из постоянных криков; из смеха, быстро переходящего в слезы и слез, так же быстро переходящих в смех. Долговязый, неуклюжий, с крупными, резкими чертами лица. Единственное, что можно было назвать красивым в его облике, — это колдовскую черноту глаз, скрывающую нечто такое, чего Лея никогда не встречала у других детей. Детская чуткость соседствовала в этих глазах со странной, почти пугающей твердостью, с неукротимой страстью бойца, которую мать прозрела в своем сыне еще в то время, когда он жил у нее в утробе, и которую в порыве родительской гордости самонадеянно назвала: «кровь Альдераана».       С годами резкость в его чертах естественно сгладилась, сменилась трогательной миловидностью, свойственной юности. Картину довершили благородство стати и завораживающий взгляд — и вот, пожалуйста! День за днем мать все чаще подмечает, как девушки смотрят вслед высокому чернокудрому юноше, похожему на ожившего героя романтических поэм.       «Какой большой, — мелькает в ее мозгу странная, горькая мысль. — И когда только успел так вырасти?»       Как же так вышло, что она почти не знает молодого человека, стоящего перед нею? Когда его душа успела стать такой холодной и чужой? Кажется, еще совсем недавно он был открытым, любознательным мальчишкой — кому теперь отдана его любовь, его улыбка, преданный блеск этих темных глаз?..       — Знаю, тебе не по душе все это, — ей приходится приложить усилия, чтобы побороть предательскую ломоту в голосе. — Но если у кого-то и есть ответы, которые ты ищешь, то разве что у Люка.       — Вы отсылаете меня вовсе не поэтому, мама, — с ледяным спокойствием замечает он. — Просто вам хочется, чтобы я был подальше отсюда, когда центристы и популисты начнут пожирать друг друга.       В голосе Бена нет обиды, как нет и торжества разоблачителя — нужна особая чуткость, чтобы различить за внешним равнодушием безысходную горечь ребенка, который привык, что мать лжет ему — лжет, чтобы смягчить правду, огородить его от жестокости мира. Таково одно из проявлений материнского инстинкта, который порой приобретает не слишком приятные формы.       Каждый день здесь, на Хосниан-Прайм, напоминает смертельную круговерть. Поборники идеалов Империи множатся год за годом, их голоса звучат в сенате все громче. Лея боится признаться себе, что она смертельно устала. Устала ждать, когда какой-нибудь воинствующий радикал подорвет ее спидер, или когда она «случайно» съест что-нибудь ядовитое. А еще устала от вопросов о прошлом, которые ее сын задает все чаще. Устала бояться тех темных глубин, которые таит его Сила — необузданная, неконтролируемая, невероятная.       Да, все верно. Она, Лея Органа, которая в свое время так решительно и бесстрашно выкрикивала оскорбления в лицо гранд-моффу Таркину и самому Дарту Вейдеру, сейчас боится родного сына. В приступах гнева Бен — это гордая стихия. Это ярость вулкана. Это смертоносный ураган, который крушит все вокруг. Который разрывает ее сознание, порой даже не замечая этого. Такие вспышки случаются все чаще, и подавить их все труднее. Однажды наступит день, когда его разрушительная энергия окончательно выйдет из-под контроля — и тогда, конечно, найдутся те, кто скажет, что сын главы популистов опасен и его необходимо держать под стражей, как взбесившегося зверя. А она… она даже не сможет толком возразить против истины.       Лея давно поняла, что внутри ее маленького принца живет дракон, который набирает силу, растет и мужает вместе с Беном. И ей не справиться с ним самостоятельно.       Но Люк сумеет поправить дело. Если кто и способен помочь одаренному встать на верный путь, так это ее брат. Сама Лея так и не стала джедаем, но, быть может, такова судьба ее сына? По крайней мере, это будет для него лучшим решением, чем продолжать бесцельно прозябать в столице и в конце концов стать пешкой в чужих политических играх.       Бен рассеянно касается кончиками пальцев плотного оконного стекла, разглядывая сверкающий глянец столичных построек.       — Отец знает, что я уезжаю?       Лея растерянно качает головой.       — Я отправила ему сообщение, но… ты же знаешь, помехи…       Не дав ей договорить, он с силой упирается кулаком в тонкую оконную раму и приглушенно скрепит зубами: «Приберегите свое милостивое лукавство для сената».       Мать осторожно приближается и, не говоря ни слова, накрывает его ладонь своей, заставляя кулак разжаться. Она пропускает свои пальцы между его пальцами и сквозь Силу прислушивается к оттенкам его чувств. Им всегда было проще понять друг друга так — без слов, без лишнего сотрясания воздуха.       Необычная мать — необычное дитя.       Бывало, это вызывало гордость, но чаще хотелось выть что есть мочи. По сей день дар Силы кажется Лее бездонной пропастью, на краю которой она вынуждена балансировать безо всякой страховки. Однако с Беном все иначе — он привык чувствовать Силу, как собственную кожу. Привык слышать мысли окружающих. Они с Люком должны поладить.       У Бена горячая кожа, его пальцы едва ощутимо дрожат. О Сила, было время, когда эта ладонь была совсем крохотной и целиком помещалась в материнской ладони! Теперь все наоборот.       — Полагаете, магистр Скайуокер согласится обучать меня? — неуверенно цедит юноша.       — Несомненно. Просто позволь ему увидеть в себе то, что вижу я. Твоя Сила — это редкий бриллиант, но он нуждается в огранке. Только под руководством мудрого и опытного наставника ты сумеешь чего-то добиться. Доверься Люку. И никогда — запомни, никогда — ничего от него не скрывай. Он все равно узнает правду.       Свободной рукой Лея откидывает с его лба кудреватую прядь.       — Не горюй. Это вовсе не ссылка, Бен. Ты волен вернуться, когда пожелаешь. Обещаю...       Вдруг ее накрывает непреодолимое желание, наплевав на все, прижать его к себе, словно Бен — по-прежнему ребенок, ее любимый маленький принц. Смутное чувство тревоги с неожиданной силой восстает против ее собственного решения. Лея теряется. Она спрашивает себя: что происходит? Что такое? Ведь мысль отправить Бена к Люку казалась ей верной с самого начала. Ее сын будет в безопасности, в надежных руках — куда более надежных, чем ее собственные. Так почему сейчас каждая клеточка ее души хочет вцепиться в него — вцепиться намертво, до боли в пальцах, — и не отпускать никуда? Охваченная мимолетным безумием, она представляет рядом с ними что-то неведомое и враждебное, — что-то, пытающееся вырвать сына из ее рук и уже готовое восторжествовать…       Ей требуется несколько мгновений, чтобы побороть необъяснимый порыв. Хороший же пример она подаст будущему джедаю! Если что-то и роднит политика и адепта Силы, так это необходимость держать чувства в узде.       В дверях появляется Трипио, чтобы сообщить, что шаттл мастера Бена готов к отлету. Мать и сын, не обмолвившись больше ни словом, выдвигаются к ангарам.       Когда судно плавно отрывается от земли и начинает набирать высоту, в голове у Леи раздается глухой болезненный стук — снова и снова. У нее уже нет сил гадать: это всего-навсего гул крови в ушах, или Бен привычно колотит стену, оставляя на дюрастали кровавые разводы. Мать чувствует себя истощенной. Долгое время она в одиночку тащила неподъемный груз, и сейчас мечтает лишь отдышаться. Облегчение в ее сердце ведет спор со странным предчувствием, будто она только что совершила непоправимую ошибку.       Вопреки самой себе она уже скучает по нему.       «Удачи, сынок. И поскорее возвращайся домой...»       Полосы звездного вещества по ту сторону иллюминатора исчезли, растворившись в необъятной темени открытого космоса. Корабль слегка тряхнуло, и Лея, чуть заметно вздрогнув, принялась растирать руками лицо, словно человек, только что очнувшийся ото сна. Рядом слышалось монотонное попискивание R2 и слабые причитания Трипио который решил напомнить окружающим, что он не любит гиперпространственные перелеты.       За главной консолью сидел, сосредоточенно закусив губу, капитан Дэмерон.       В последнее время у оперативников Сопротивления хватало работы, и все же По, своего любимца, Лея предпочитала держать поближе к себе. Недавние тревоги и потери подорвали ее силы. Несгибаемая Лея Органа теперь чувствовала себя затухающим огоньком, который сотрясается под порывами шквального ветра перемен, заполнившего галактику. Это заставило ее всерьез задуматься о преемнике — а кто подойдет на эту роль лучше, чем самонадеянный болван, чье упрямство и сила воли неожиданно позволили им всем спастись тогда, на Крэйте?       «Все-таки годы берут свое», — генерал виновато улыбнулась, словно извиняясь за мысли о неизбежном, которые посещают всех на закате жизни.       С того дня она не видела Бена. Почти девять лет — пока на Крэйте ей не довелось украдкой разглядеть в бинокль знакомый высокий силуэт в пляске алых отсветов светового меча.       Могла ли жизнь покарать ее более жестоко? Все, чем она дорожила, уничтожил человек, который был для нее дороже всех. Теперь она в бегах — сломленная, опустошенная изгнанница. Немощная старуха на обломках своей жизни, своей былой славы, своих стремлений. Обреченная скитаться по галактике почти без средств к существованию, обивать пороги надменных дельцов и криминальных авторитетов, чтобы вымолить для Сопротивления хоть какие-то деньги. Ради робкой надежды подняться с колен и продолжить борьбу.       Таково ее наказание за одну-единственную ошибку. За малодушие, за отказ принять вызов, который судьба бросила ей через Бена. Она отпустила его вместо того, чтобы держать со всей силы, и отныне на одной чаше весов будущее галактики, на другой — ее сын. Но как быть, если каждый раз, стоит закрыть глаза, она вновь и вновь видит эти непослушные черные кудри, эту нежную грусть в бездне глаз и его пальцы между ее пальцами?       После резни в храме джедаев несчастная мать долго отказывалась верить ужасной истине. Это все Сноук — это его приспешники жестоко расправились с половиной учеников Люка и насильно забрали с собой оставшихся, в том числе и Бена. Даже когда Хан опустил руки; даже когда Лея воочию увидела на голоэкране зловещее существо в черной маске, которое Первый Орден называл «наследником лорда Вейдера», она продолжала намеренно закрывать глаза, зажимать руками уши, упрямо повторяя, что ее маленький принц не виноват. Сноук похитил и околдовал его, промыл ему мозги. Но еще не поздно. В душе Бена остался Свет, его можно спасти…       Время лишило ее спасительную веру, ее упрямую убежденность последней опоры. Сноука нет. Кайло Рен во главе Первого Ордена. Ее сын убил родного отца...       … и выстрелил в мать. Она видела это своими глазами. Она чувствовала борьбу в его душе. Чувствовала, как Беном овладевает бессильная ненависть — к себе самому. За то, что его рука на рычаге управления протонными торпедами предательски дрожит. Нет, он целился не в командирский мостик «Раддуса»; он метил только в нее — чтобы перешагнуть через еще одну свою слабость.       Быть может, в глубине души она хотела бы уцепиться еще хоть за что-нибудь, чтобы оправдать его поступки, пусть даже все вокруг сочтут это оправдание смешным. Но нет. Приходилось смириться. Бен Соло умер — его поглотил дракон.       Дракон, чье истинное имя «наследие Вейдера», Темная сторона великой Силы. Чистейшая мощь, слишком большая и дикая для мальчишки.       Наконец повстречавшись с братом, Лея не стала расспрашивать его ни о чем и не произнесла ни слова упрека. Она знала, с чем ему пришлось столкнуться. Не справился, не уберег. Не сумел победить дракона...       По умело колдовал над кнопками и рычагами, уводя судно в плотные облака газового гиганта.       — Ишь ты! — восхищенно присвистнул он, разглядывая золотисто-пурпурную гамму цветов: — И откуда такой странный оттенок? Словно у них тут закат продолжается сутки напролет.       — Это из-за тибанны, — отозвалась Лея за его спиной.       Воспоминания всколыхнулись в ее душе, вызывая улыбку. Когда-то Хан, точно так же стоя позади нее с самодовольным видом, рассказывал, чем так уникален Облачный город. Внешние слои атмосферы Беспина богаты тибанной — газом, который позволяет стрелять оружию — от карманных бластеров до мощных турболазерных пушек. Именно при контакте тибанны с плазмой выделяется энергия в виде луча. И здесь этого газа столько, сколько нет больше нигде в галактике.       Странно, что Первый Орден еще не попытался прибрать это место к рукам.       — А правда, что тибанна — это отрыжка живых газовых мешков? — спросил По, казалось, сам готовый прыснуть со смеху.       — И кто тебе сказал такую чушь?       — Трипио.       — Совершенно верно, — подал голос протокольный дроид. — Эти мешки называются «белдонами».       Генерал деловито похлопала его по плечу.       — Увидишь хоть один — покажешь мне.       Неизменный администратор Облачного города лично встречал их на платформе. С первого же взгляда Лея отметила, что Лэндо Калриссиан почти не изменился. Та же впечатляющая выправка, тот же лукавый блеск глаз, то же щегольское пристрастие к свободным коротким плащам. Вот только в волосах, прежде бывших смоляно-черными, теперь ощутимо прибавилось седины. К тому же, с годами Лэндо немного набрал вес и обзавелся глубокими залысинами, но это, как ни странно, пошло его облику только на пользу. Перед генералом Органой, улыбаясь во всю ширь, стоял солидный мужчина в годах; самоуверенный и преуспевающий делец, наделенный властью губернатора.       — Как ты постарел, — притворно вздохнула она, давая старому другу на секунду припасть губами к своей руке.       Лэндо довольно усмехнулся, словно услышал комплемент.       — Ты в трауре? — он окинул растерянным взглядом ее изысканное одеяние в черно-серых тонах.       — Люк... — коротко ответила она.       Калриссиана медленно сморгнул.       — Я слышал... Первый Орден трубил о смерти Последнего джедая несколько месяцев, но мне казалось, что это все — вздор… от твоего брата так долго не было вестей.       — А еще Хан, — Лея на миг опустила голову. И, подождав секунду, добавила совсем тихо: — И Бен…       Лицо Лэндо не отразило ни гнева, ни удивления, ни боли — как будто эта ужасная тройная потеря совсем его не коснулась. Или, напротив, коснулась слишком сильно. Так человек, пораженный выстрелом прямо в голову, умирает в одну секунду, не успев разобрать, что случилось.       Лишь спустя около минуты, когда первое потрясение миновало, он нашел в себе силы слабо, почти беззвучно выдохнуть: «Как?»       — Кайло Рен убил их, — ответила Органа не своим голосом. — Их всех…       — Тот самый? Верховный лидер Кайло Рен?       — Да, он. Неразумное дитя, которое не ведает, что творит.       Дрожащими руками Калриссиан обнял свою гостью за плечи, бережно привлекая к себе.       — Пойдем, — сказал он, — расскажешь подробнее…       Лея слепо повиновалась, даже не спрашивая, куда именно они направляются. На короткое время она позволила себе бездумно раствориться в теплом, пьянящем ощущении чужой заботы.       Они прошли в небольшой конференц-зал, окаймленный полукруглой лоджией из транспаристила. В окна с неба лился золотой свет.       Органа не стала заострять внимания на гибели Хоснианской системы — об этом Лэндо наверняка слыхал и без нее. Она сразу приступила к рассказу о том, как первоорденский флот почти трое суток преследовал их, загонял до полного изнеможения. Как погибло почти все командование Сопротивления — Акбар, Статура и многие другие, кто когда-то сражался с ними бок о бок, — и как самой Лее лишь чудом удалось уцелеть.       Сопротивление лишилось всех кораблей и почти всех бойцов, однако выжившие не опустили руки. Они не имели права сдаться — кто еще убережет народы галактики от военного террора?       Словно завороженный, Лэндо безотрывно наблюдал за сидящей в соседнем кресле маленькой женщиной, и его глаза пылали восхищением. Когда Лея только-только сошла по посадочной рампе, она выглядела надломленной, уставшей, убитой горем. Но стоило ей заговорить о том, во что она верила и за что готова была сражаться, как ее плечи расправились и подбородок горделиво взлетел вверх. Теперь-то Калриссиан без труда узнавал в ней ту бойкую девчонку, с которой познакомился много лет назад. Весь ее облик пронизывала воля к жизни и к борьбе.       — Нас осталось всего несколько десятков, — подытожила Лея. — В основном, молодежь. Эти дети верят в меня, Лэндо, и я не могу подвести их. Как умею, я стараюсь поддерживать пламя надежды в них и в себе самой, но мои силы на исходе...       — И ты хочешь предложить мне «вступить в клуб»? — спросил Калриссиан напрямую.       — Нам бы пригодилась помощь «старой гвардии».       Это была выдумка Леи, ее личная фантазия — ведь у кого еще просить помощи, как не у давних друзей? Темм Уэксли отправился на Кореллию, чтобы разыскать Веджа Антиллеса, своего хорошего знакомого. По вот уже который месяц пытается навести справки об отце. А сама генерал решила лететь сюда, на Беспин.       — «Старой гвардии»? — Лэндо недоуменно нахмурил брови. — Боги, Лея, уж не хочешь ли ты сказать, что намерена вернуть старые добрые времена Альянса?       — Считаешь меня идиоткой? — она посмотрела на него так строго, как привыкла глядеть на своих подчиненных, если они наломают дров. — Давно прошло то время, когда я мечтала о возрождении Альянса. Сопротивление сколочено в основном из молодых дурней, воспитанных в сытые времена Новой Республики. Но если к ним присоединятся ветераны…       — Предположим. Но чего ты этим хочешь добиться?       — По слухам, Первый Орден крепко прижал хвост банкирам с Муунилинста. Если все увидят, что Сопротивление не сломлено, что в нас по-прежнему верят, есть шанс заполучить Банковский клан в союзники. Да, у нас нет денег, нет кораблей, нет людей. Но наш символ по-прежнему известен даже в самых отдаленных уголках галактики. Мы — это свобода, Лэндо. Это глоток свежего воздуха для всех угнетенных…       — Я говорю не об этом, — он выпрыгнул из кресла и принялся нервно расхаживать взад-вперед, сетуя на то, что никак не может подобрать правильных слов.       Органа напряженно наблюдала за ним, ни о чем не спрашивая.       — Скажи мне, Лея, ты до сих пор веришь, что единственная возможность решить проблему — это подорвать очередную вражескую станцию?       — Что? — ее словно током ударило. Уж слишком эти слова напоминали нотацию, которую она сама не так давно прочитала По.       — Разве ваши полеты и стрельба — единственный способ победить? Оглянись кругом, — Лэндо широко взмахнул руками. — Мы уничтожили Палпатина, но объявился Сноук. Твой брат избавил галактику от Вейдера, а теперь у нас Кайло Рен. Когда всему этому придет конец?       — Я и хочу прекратить войну, — сдержанно изрекла Лея.       — Нет, ты хочешь, чтобы война всего-навсего вошла в новое русло. Как это было после Эндора, когда мы, окрыленные успехом, наивно полагали, что все горести позади. Но потом была Акива, а потом и Джакку…       — Где мы лишили имперцев последней надежды.       — Только для того, чтобы заключить с ними Соглашение, которое свело на нет все наши победы.       Лея подскочила на ноги.       — Как ты можешь говорить такое? — гневно вопросила она. — Мирное соглашение с имперским звездным флотом стало для нас избавлением. Народы галактики задыхались от войны.       — И вместо того, чтобы раз и навсегда добить врага, вы позволили ему улизнуть с остатками кораблей. Дали этим ублюдкам места в сенате. А теперь пожинаете плоды. Лея… — он порывисто ухватил ее за плечи. — Раскрой глаза. Ваша борьба за свободу давно выродилась в бесполезную и бессмысленную бойню. Твои оболтусы, как и молоденькие офицеришки, вскормленные с рук Сноука, толком не умеют воевать. Они — лишь разменные карты в чужой игре. Лишь винтики в огромном механизме.       — И мы сами — тоже, — выдавила Лея с горечью.       Приходилось признать, что, по крайней мере, в этом Лэндо, хатт его побери, прав. Нет ничего хуже, чем дети, отданные на заклание военной машине.       — Но не я, — угрюмо отозвался Калриссиан.       Решительным движением она стряхнула его руки.       — Так ты не станешь нам помогать?       — Я готов помочь чем угодно. Тебе, твоим друзьям. Но не Сопротивлению. Не проси меня выбирать, к кому примкнуть.       Тут Органа, кажется, поняла, к чему он клонит, хотя поначалу догадка показалась ей настолько дикой, настолько абсурдной, что генерал готова была сама себя поднять на смех.       — Ты помогаешь Первому Ордену? — она неловко улыбнулась, давая понять, что и сама прекрасно сознает, насколько глупо это звучит.       Однако если поразмыслить… как еще объяснить, почему здесь, на уникальной газодобывающей станции, до сих пор нет первоорденцев? Лэндо Калриссиан всегда был в первую очередь бизнесменом — он и сам не отрицал этого. И потом, однажды он уже вступил в торги с Империей — сколько бы Лея ни приказывала себе позабыть о том случае, сколько бы ни убеждала себя, что Лэндо уже неоднократно искупил вину, она вновь и вновь ловила себя на мысли, что, хоть и простила его, но не позабыла…       — Ты продаешь тибанну нашим врагам, — выдохнула она, потрясенная тем, как неожиданно поверила в этот вздор.       Калриссиан отступил на шаг, понурив голову.       — Это всего лишь бизнес…       В гробовом молчании генерал опустила лицо в ладони. О Сила, какой же она была дурой! И почему Лэндо не рассказал обо всем прямо там, на платформе, не пускаясь в никому не нужные суесловия? Вероятно, он начал торговать с Первым Орденом еще в Холодную войну, задолго до событий, связанных со «Старкиллером». Иначе разве ее друг согласился бы участвовать, пусть и косвенно, в подобном зверстве?       Раздосадованный, Лэндо рвано дернул плечами.       — Выслушай меня, — сказал он каким-то совсем другим голосом, полным мрачной уверенности, холодным и твердым. — Есть и другие способы прижать к ногтю Рена и его шайку. Да, я веду дела с Первым Орденом, чтобы обезопасить станцию и людей, которые тут работают. Но известно ли тебе, что за газ я им поставлю, и куда идут наши основные запасы — первосортная тибанна, обработанная и готовая к использованию?       Лея молчала. Впервые за все время разговора она, вообще-то не привыкшая лезть за словом в карман, искренне не знала, что сказать. Она живо смекнула, что Калриссиан намеревается раскрыть ей какую-то тайну — судя по всему, весьма важную и опасную, иначе он не стал бы так долго ходить вокруг да около.       — В галактике есть те, кто сильнее Первого Ордена.       — Банковский клан?       — В частности — да. Это они скупают лучшее сырье, пока отдельные прохвосты водят имперцев за нос.       — Вроде Бала-Тика?       — Вот-вот, — кивнул Лэндо, ухмыляясь. — Самым лучшим для тебя и твоих ребят сейчас будет залечь на дно и не высовываться — если нужно, я найду, где. Не только потому что так безопаснее для вас самих. Я слышал, что Верховный лидер поставил себе целью всеми правдами и неправдами вас отыскать — это прекрасно! Это нам и нужно. Пока бесноватый мальчишка попусту гоняется за кучкой повстанцев, он не заметит угрозы у себя под боком.       — Ему грозит опасность? — Лея взглянула на собеседника едва не с мольбой. Внезапно она ощутила — ощутила почти против воли, — что слова Лэндо режут ей душу, словно кинжал — живую плоть.       Тот не успел ответить. Комлинк у него на поясе заговорил торопливым, взволнованным мужским голосом.       Администратора вызывал пропускной пункт. Несколько кораблей Первого Ордена только что вынырнули из гиперпространства в районе луны Х’Гаард и теперь запрашивали разрешения на посадку. Звездных разрушителей среди них не было — только шаттл и несколько истребителей сопровождения.       — Крифф! — Лэндо сжал переговорное устройство с такой силой, словно намеревался раздавить его.       Опалив Лею взглядом блестящих глаз, которые в эту секунду показались ей еще чернее, чем всегда, Калриссиан пробормотал с невеселой улыбкой:       — Надеюсь, вы с ними не сговорились?       Вопрос не нуждался в ответе.       Лея немного подалась вперед, настороженно прислушиваясь к Силе, которая вдруг зловеще оживилась, словно море в шторм. Лицо генерала отразило ту совокупность чувств, которую ощущает человек, услыхавший вдалеке смутный, едва уловимый звук знакомого голоса. Чувство между восторгом и испугом огнем пробежало у нее по венам. Если бы друзьям Леи, которые находились вместе с нею на центральном командном мостике «Раддуса», довелось уцелеть, если бы они видели ее сейчас, каждый из них наверняка заметил бы, что ее взгляд остекленел совсем как тогда, в последние мгновения перед взрывом.       Она не понаслышке знала, что такое таинственные нити Силы, которые иногда связывают двух одаренных. Но столь же хорошо ей была известна и другая связь, еще более крепкая, — священные узы между матерью и ребенком. Одно естественно усиливало другое; Лея не всегда понимала Бена, но всегда чувствовала его — лучше, чем Люка, лучше, чем кого бы то ни было. В разлуке эта связь, вроде бы, притупилась, но вновь дала о себе знать, стоило его истребителю лихо пронестись мимо. Худо-бедно затянувшаяся рана опять начала кровоточить.       Сейчас эта боль вновь застала Лею врасплох, но уже не так, как прежде. Глава Сопротивления быстро взяла себя в руки.       — Он здесь, — она постаралась произнести это так, чтобы у Лэндо не возникло вопроса, о ком речь.