there once was magic in the snow

      Это утро начинается со снегопада; белые хлопья валят с неба такими большими комьями, что сквозь них не видно почти ничего. Уилл Байерс смотрит на них в окно своей комнаты и кусает губу; ему так хочется нарисовать их, изобразить на бумаге всю эту красоту, что даже дыхание перехватывает от обиды – совсем не знает как. Проснувшись около получаса назад, он почти все это время наблюдал за снегом, смотря на крупные хлопья, стеной валящие с неба. Изучая взглядом оконное стекло, которое ночами мороз разрисовывал разными красивейшими узорами, мальчишка тянется к нему рукой. Он кончиками пальцев касается прохладной поверхности, запоминает каждую ледяную завитушку и чувствует, как холод от стекла пробирает до самых костей. И пусть в доме тепло, а в пижаме ещё жарче, но стоит коснуться прохладного стекла, как дрожь по позвоночнику – контраст необыкновенный.       – Милый, ты уже встал? – Джойс заглядывает в комнату и, замечая поднявшегося сына, улыбается. – Джонатан сейчас убирает снег перед домом, а мы с тобой могли бы украсить елку, как думаешь?       Джойс сжимает пальцы и улыбается младшему сыну счастливо; она знает, что уже канун Рождества и что заняться украшением они должны были раньше, но, всю неделю проработав, она только сегодня может уделить этому время. Уилл же, услышав предложение, радостно подскакивает, бросается в сторону своего стола, где оставил лежать несколько приготовленных им поделок из картона и блестящей бумаги, елочных ветвей и шишек, и кивает матери.       – Мам, а можно Майк тоже придёт и поможет? – Уилл спрашивает, забираясь под стол и доставая оттуда завалившуюся ёлочную игрушку, и потому не видит, как улыбается ему Джойс. С Уилером они запланировали это еще неделю назад, когда он невзначай обронил при Майке, что их дом все еще не украшен, и, разумеется, тот предложил помочь с украшением. Конечно, Уилл знает, что мать против не будет, но спрашивает все равно – просто чтобы убедиться и поставить её в известность.       С Майком у них был распланирован почти целый день, и первая его часть заключала в себе украшение дома Байерсов к Рождеству. Елка, принесенная Джонатаном два дня назад, стояла в гостиной такая зелёная и, кажется, такая пустая, без всех этих ярких стеклянных шаров и мишуры, что становилось грустно. Бывало, Уилл смотрел на неё, и тут же перед глазами появлялась картина с Майком, встающим на самые носочки, чтобы дотянуться до верхушки и взгромоздить на неё звезду. Эта фантазия грела последние два дня юное сердце Байерса, и сегодня должна была осуществиться – Майк придёт помогать.       Вторая часть их распланированного дня была заполнена прогулками; Лукас и Дастин назначили встречу в парке, обещая отличную игру в снежки и катание на коньках на пруду. Конец вечера Уилл лично запланировал для себя в компании Майка, завёрнутыми в одеяло, с чашками горячего шоколада и перед телевизором. Ещё хотелось бы, чтобы Уилер остался на ночь, на празднование Рождества, но Уилл особо не рассчитывал на это – родители вряд ли отпустят того в такой семейный праздник.       – Детка, только если его мама не будет против, – говорит Джойс, прерывая мысли мальчика и покидая комнату, давая сыну возможность переодеться. – Я позвоню Карен.       Набирая номер Уилеров, Джойс прикусывает губу и глядит на часы, что висят над входом в кухню. Половина одиннадцатого. Такое время, что никого разбудить она уже не должна, да и для хозяев дома покидать его еще рано.       Когда Карен отвечает на звонок, то улыбается в трубку, говоря, что Майк уехал около десяти минут назад. Джойс в этом и не сомневалась. Ещё Карен спрашивает, не будет ли он мешать, на что тут же получает от Джойс почти каркающий вскрик:       – Ну что ты! Конечно же нет! Майк никогда не мешает.       Она помнит, как тот оставался с Уиллом каждую минуту, что тому было плохо, как прошёл вместе с ними через весь ад с одержимостью и любит этого ребенка почти как родного. Примет в любое время на своем пороге.       – Мам, а что есть на завтрак? – Уилл появляется прямо перед ней, когда она только заканчивает разговор. На кухне она вручает ему тост и банку с арахисовым маслом, оставляя одного и выходя на улицу, к старшему сыну.       – Майк должен подъехать минут через пятнадцать, – говорит она, кутаясь в вязаную кофту и прикрывая горло воротником, – дорога здесь оставляет желать лучшего, может, встретишь его?       Джонатан кивает, отставляет лопату к дереву и приветственно машет рукой выглядывающему в окно Уиллу. Тот отвечает улыбкой и дожевывает остатки своего тоста. Встав сегодня пораньше, Джонатан уже убрал почти весь снег с подъездной дорожки, но для велосипеда, на коем и добирается до Байерсов Майк, этого явно недостаточно – расчищенное шоссе даётся для проезда куда легче, чем неровная дорога, сворачивающая к дому Байерсов. Джонатан, натянув шапку на голову и поплотнее завернув шарф на шее, проходит по ещё плохо протоптанному снегу до самого шоссе, где и видит Уилера, уже готовящегося свернуть к нему.       В огромной куртке болотного цвета, перчатках и с чёрным шарфом, обмотанным в несколько слоёв вокруг шеи и прикрывающим нижнюю половину лица, Майк не выглядит особо замёрзшим, но глядя на отсутствие у него шапки, Джонатану так сильно хочется натянуть на него свою. Как Карен его вообще отпустила в таком виде, будь на её месте Джойс, непременно устроила бы разнос и вручила бы, по меньшей мере, два головных убора. Байерс улыбается мыслям –такое случилось с ним, когда он только перешел в среднюю школу и мать кричала на него так, что уши закладывало.       – Привет! – выдыхает белесым паром Майк, тормозя рядом и слезая со своего велосипеда. Он протягивает руку, сжатую в кулак и Джонатан с улыбкой ударяет по нему своим кулаком – неожиданное приветствие, ставшее между ними привычкой. – Я думал, что в сосульку превращусь, пока доеду – на выезде с Мэйпл-стрит такой сильный ветер, что я чуть в сугроб не свалился.       – Здесь не так дует, но и дороги здесь не так расчищены, так что ты в любом бы случае завалился, – Джонатан косится на раскрасневшиеся от мороза щеки Уилера и хочет спросить, занята ли сегодня Нэнси, но так и не решается. – Надо поторопиться, пока Уилл не начал без нас, он ведь и ёлку завалить может, пока будет тянуться к верхним веткам.       Майк на сказанное смеётся, представляя младшего Байерса, пальцами цепляющегося за иголки и оттягивающего ветку вниз, чтобы прицепить елочную игрушку. Он представляет Уилла в тёплых отсветах гирлянды, сидящим на полу около камина и перебирающим пестрые стекляшки, которые будет вешать на елку. Он представляет его смущенного и сидящего напротив, сжимающего мягко его, Майка, замерзшие ладони и согревающего своими теплыми руками от морозного холода. Щеки начинают гореть пуще прежнего и Уилер уже и не знает, от мороза это или от чего-то другого.       Когда они добираются до дома, Байерсы встречают Майка объятиями и тому внезапно так нравится, что в своих руках он задерживает Уилла подольше – тот такой тёплый, что согревает замерзшего после улицы Майка почти моментально. Джойс, повесив куртку гостя, спрашивает, не хочет ли тот выпить горячего чаю; тот хочет, но пьёт напиток уже в гостиной, когда вместе с Уиллом и Джонатаном разбирают коробку с елочными игрушками. Младший Байерс раскладывает отдельно стеклянные шары и фигурные игрушки, в виде капель и звёзд, часов и сосулек, пока Майк распутывает мишуру. Джонатан достаёт из соседней коробки смотанные гирлянды и видит, как мать от них отворачивается, сжимая ладони – воспоминания все ещё тревожат ее, но использовать огни в этого Рождество была её идея и никто спорить не стал. Он поднимает взгляд на мальчишек и прислушивается к их тихому спору:       – Нет, Уилл, это ведь глупо! Каждый знает, что на дверном венке должны быть шары. Не капли, а шары. С каплями смотрится не так.       Тот закатывает глаза, глядит на шарики, лежащие прямо перед ним и блестящие синим и красным цветом, и качает головой – ясно же, что больше подойдут капли, они насыщенного желтого и розового цветов. Они оба примеряют на венок игрушки, и Джонатан решает прервать их лишь тогда, когда понимает, что к компромиссу они сами не придут.       – Как насчет того, чтобы смешать? Повесьте и капли и шары, еще вон те шишки можно, – парень указывает на сделанные Уиллом поделки – гроздьями связанные шишки с яркими ягодами остролиста.       Он смотрит на то, как мальчишки переглядываются и почти с облегчением выдыхает, когда те расплываются в улыбках и с еще большим энтузиазмом принимаются лепить на елочный венок новую партию игрушек.       Украшение дома проходит без особых приключений; Джойс возится на кухне с праздничным ужином, позволяя ребятам заниматься гостиной. Из магнитофона, стоящего у Джонатана в комнате, льется голос Фрэнка Синатры, поющего о падающем снеге и о том, что лучше оставаться дома в такую погоду, и Уилл беззвучно напевает себе под нос её слова, пока натягивает бумажную гирлянду с пожеланием счастливого рождества на стену над камином. Майк смотрит на него, стоя у елки и держа в руках несколько красных стеклянных шаров, и почти не дышит. Его щеки вновь горят так, будто не отогрелся после улицы и мороз все еще кусает их. Он смотрит на то, как Уилл Байерс подпевает рождественской песне, сдувает с глаз челку и довольно улыбается проделанной работе, и не знает, что с ним такое. Сам он украсил лишь малую часть елки и ругает себя за это тут же; Уилл оборачивается к нему и Майк отводит взгляд спешно, чуть ли не роняя из рук хрупкие игрушки.       – Не похоже, что работа у тебя кипит, – Уилл улыбается и подбирает несколько золотистых звездочек. – Нужна помощь, Уилер?       Майк не уверен, что нужна – не отвлекайся он постоянно на Байерса, несомненно, закончил бы уже с этой половиной елки, но он отвлекается и поделать ничего не может. Знает, что если Уилл будет рядом, то, скорее всего, и вовсе не будет заниматься украшением, а ведь у них не так уж и много времени – Лукас и Дастин назначили встречу на два часа.       – Ты уже закончил с камином? – Уилл удивленно вскидывает брови, пожимает плечами и оборачивает обратно на камин, от которого отошел минутой ранее – неужели что-то забыл? Вроде нет: гирлянда с поздравлением, статуэтки ангелов и резные свечи. – Носки?       Когда Байерс возвращается к камину, Майк вновь может дышать и глядит на шары в своих руках с некой тоской – это все так странно и ново. Он ловит на себе взгляд Джонатана, развешивающего под потолком гирлянды, почти так же, как тремя годами ранее это делала Джойс, и делает вид, что не замечает усмешки на его губах.       Заканчивают с украшением дома они почти к двум часам. Уставшие, но довольные проделанной работой, они втроем перекусывают приготовленным Джойс пирогом с мясом – она предлагает мальчикам пообедать плотнее, запеченной говядиной, пока индейка еще готовится, но те отказываются, обещая нагонять аппетит к ужину. Джойс смотрит на Майка, дожевывающего последний кусок пирога, и задает вопрос, ответ на который ей особо и не требуется, просто для подтверждения.       – Майк, не хочешь остаться на ужин?       Уилер поднимает на нее взгляд, оглядывается на Уилла, вмиг прекратившего жевать, и вновь смотрит на женщину. Он не думал об этом и с Байерсом они об этом не говорили, но он хотел бы. Разумеется, хотел бы, потому что ужины в кругу семьи перестали ему нравиться еще с одиннадцати лет – с того самого момента, когда после пропажи Уилла, за одним таким ужином, ему говорили, что волноваться не стоит.       Он так хочет согласиться, встретить у Байерсов это Рождество, уговорить Нэнси прийти вместе с ним и просто почувствовать радость от ужина. Семейного ужина. Вот только он знает, что мать будет против, ведь она уже пригласила гостей и накрывает на стол. Она тоже хочет встретить его с семьей.       – Может быть, – наконец выдавливает из себя Уилер, кусая губу, – надо спросить об этом у мамы, она тоже планировала устроить ужин и…       – Не переживай, мы придумаем что-нибудь, – Джонатан подмигивает, кивает на часы и добавляет, – вы говорили, что спешите куда-то.       В парке Уилл с Майком появляются с опозданием, тяжело дышащие из-за быстрого бега почти через весь парк от места, где Джонатан высадил их. Лукас, завидев обоих, вскидывает руки в воздух и стонет нечленораздельные угрозы, пока Дастин его не обрывает на полуслове, выходя вперёд и похлопывая друзей по плечам.       – Счастливого Рождества, парни.       В первую очередь они решают отправиться к пруду на каток; шагают по скрипучему снегу и протоптанным в нем дорожкам и говорят о прошедшем утре. Уилл прячет замерзший нос в бордовый вязаный шарф, настолько длинный, что трижды обернутый вокруг шеи, но все равно одним концом доходящий почти до пояса, и неловким движением поправляет такого же цвета шапку – та то и дело сползает на глаза и закрывает весь обзор. Друзья над ним из-за этого смеются и, когда Байерс пытается отшутиться, Лукас с задорным смехом натягивает ему шапку почти до середины носа. Уилл останавливается, стягивает ее вовсе и смотрит на друга с возмущением. Майка это забавляет; волосы у Байерса смешно топорщатся, а румяное от холода лицо, кажется, пышет алым еще и от гнева. Уилер подходит к нему, слыша каждый свой шаг, и рукой приглаживает всклокоченные пряди.       В своей огромной куртке песочного цвета, доставшейся Уиллу от брата, тот кажется еще меньше, почти теряется в ней, и Уилеру внезапно кажется, что это объятие ему необходимо как воздух. Вместо этого он лишь приобнимает Уилла одной рукой за плечо, продолжая их путь к пруду. Байерс шапку натягивает обратно и руки прячет обратно в карманы тут же – забыл дома перчатки и руки теперь мерзнут нещадно. Майк глядит на него и думает предложить ему свои, но знает, что Уилл откажется. Уже не первый раз забывает и всегда качает головой, когда Майк предлагает поделиться.       Когда они добираются до катка, то энтузиазма в них несколько приуменьшается – это разгар дня и пруд почти кишит людьми, сталкивающимися друг с другом и хохочущими, когда заваливаются на скользкий лед. Ребята переглядываются, и Лукас, пожимая плечами, отправляется в самую глубь этого безумия, а Дастин семенит за ним следом, оборачиваясь к Майку и Уиллу.       – Так и будете тут стоять, цыплятки? Самое время отвоевать то, что принадлежит нам! Уилер ему улыбается и оборачивается на Байерса – тот тоже выглядит радостно, кажется, даже счастливым, но явно не собирающимся пробиваться сквозь толпу, чтобы упасть на льду через минуту после того, зашел на него. Он присаживается на скамейку неподалеку, подбирается, и выглядит нахохлившейся птичкой. Оставлять одного его не хочется, да и Майк не решился бы вообще когда-либо вновь оставить его одного после всего, что произошло, оттого он ступает за ним следом и садится рядом. Они молчат с минуту, пока Уилл не нарушает их такую приятную тишину, смешанную с визгами и криками, доносящимися с катка.       – Тебе не обязательно сидеть со мной, – Уилл улыбается ему мягко, и хочется думать, что так только ему одному. Майк не уверен, но он точно не видел, чтобы тот дарил похожую улыбку кому-то другому. От этого внезапно теплее и улыбка глупая на лице.       – Мне хочется, – просто отвечает Уилер и чувствует некую внутреннюю победу, когда видит легкое смущение, отражающее на щеках Уилла румянцем. – Знаешь, я бы очень хотел остаться у вас на ужин сегодня.       – Но ты не можешь, – Майк слышит нотки грусти в голосе друга и придвигается на пару сантиметров ближе – мелочь, но такая необходимая.       У них в планах еще столько веселья и совсем не хочется начинать грустить из-за такого пустяка, как возможность остаться на ужин, потому Майк поднимается и протягивает ладонь Байерсу, призывая того присоединится. Именно в этот момент ему в плечо прилетает снежный ком, метко пущенный Дастином. Майк даже слегка отшатывается, смотрит сначала на комья снега, оставшиеся на куртке после удара, а потом и на бегущего к ним Хендерсона.       – Что за дела, это было не по правилам! – Уилер кричит, стряхивая с себя остатки снежка, и не видит улыбки Байерса, когда тот поднимается. – Мы даже не в курсе того, что игра началась.       – Игра началась! – вопит с задором Лукас, запуская в сторону парней ещё один снежок, но промахиваясь.       Они дружно перемещаются вглубь парка, где людей не так много и намного больше снега и играют в снежки до тех пор, пока руки не замерзают и горло не начинает болеть от частого дыхания, отдаваясь сильной резью от морозного воздуха. Они дружно соглашаются на перерыв и переводят дыхание каждый у своего дерева; Лукас с Дастином обсуждают идею того, чтобы заглянуть в небольшую забегаловку, что за поворотом от входа в парк, и выпить по большой порции горячего эгг-нога или какао, и Майк с ними соглашается, но глядит все же на Байерса. Тот окончательно продрог и сейчас потирает красные от холода руки, стараясь хоть немного согреть их – игра без перчаток даёт о себе знать замерзшими и онемевшими от мороза пальцами.       Возможно, именно из-за общей картины дрожащего от холода Уилла, Майк и делает шаг вперед, подходя к мальчику ближе. Байерс замечает и улыбается ему мягко, пока Уилер не стягивает с себя влажные после снега перчатки и не берет своими горячими руками его ледяные ладони.       – Дастин предлагает посидеть У Зака, там можно будет отогреться и выпить чего-нибудь горячего. Думаю, если скинемся, нам вполне должно хватать ещё и на печенье.       Майк говорит и говорит, стараясь заглушить словами бешено колотящееся сердце – руки Байерса такие холодные и маленькие в его собственных, что кажется, будто так и должно быть. Уилл же слушает, смущенно вперив взгляд в их сцепленные пальцы, и ему внезапно так тепло, словно жар по телу проносится откуда-то изнутри. На предложение он соглашается, но с места не двигается – они стоят так ещё какое-то время, пока Байерс не вытягивает руки из ладоней Майка аккуратно, и не благодарит его.       Домой они возвращаются к началу пятого часа, отогревшись в небольшом кафе и проведя за разговорами чуть больше сорока минут. Дастин рассказывал, что на Рождество они с матерью пойдут на главную площадь – там ставят представление в честь праздника. Лукас, как и остальные, праздник собирался проводить в семейном кругу и даже хвастался тем, что на ужин согласилась прийти Макс. Уилл с Майком тогда переглянулись, но ничего не сказали, ещё сами не до конца уверенные, как именно будут проводить это Рождество. Сейчас же они идут в полном молчании, и признаться, жалеют, что не взяли с собой велосипеды – всяко быстрее добрались бы до дома.       – Думаешь, твоя мама разрешит тебе ещё немного задержаться? – Уилл нарушает тишину первым, и Майк ему за это благодарен, ведь сам он не знал, как начать разговор.       – Может быть, – он пожимает плечами и прячет нос глубже в шарф, – пока она не закончит готовить, то вряд ли вообще заметит, что меня нет дома.       Он горько усмехается и Уилл, глядя на это, поджимает губы. На самом деле Майку это даже нравится; Карен знает, где он, и потому не беспокоится особо за сына, оттого и возможность подольше побыть с другом вовсе не призрачная. Он смотрит на Байерса, на эту его глупую шапку с помпоном и красные от мороза щеки и нос, на длинный шарф, неровно повязанный вокруг шеи и спрятанные глубоко в карманы куртки руки, и желание пересиливает. То самое, что ещё только вначале их прогулки накинулось на него, чуть не сбив с ног. Сейчас уже сносит.       – Уилл, – зовёт, тормозя на обочине шоссе, где за все время, что они идут, так и не проехал ни один автомобиль.       Когда Байерс останавливается, оборачиваясь и смотря растерянно, у Майка словно стая мурашек пробегает по коже – сейчас или никогда. Он преодолевает расстояние между ними и обхватывает руками, утягивая в тесное объятие. Ощущение Уилеру кажутся такими захватывающими, словно внутри него звенит что-то протяжно. Отпускать не хочется, только прижать сильнее, стискивая такого маленького Уилла в такой его огромной куртке и склонить голову к самому уху, чтобы продолжить молчать, но так хотеть сказать хоть что-то.       Сам же Байерс этому внезапному объятию удивляется; Майк чуть не сбивает его с ног, но держит крепко, не давая упасть. Он чувствует, как чужие руки стискивают его в объятии, прижимают сильнее к телу и Уилл ощущает, как больно начинают гореть щеки. Майк так близко, обнимает так тесно и дышит прямо в висок, и хочется закрыть глаза и просто остаться так стоять, вот только слишком холодно. Цепляясь пальцами за куртку Уилера на спине, Уилл носом утыкается тому в шарф и вдыхает запах украдкой, пока может это делать, как и сам Майк запоминает каждую секунду этого объятия.       –Майк… – подаёт голос Байерс, когда уже самое время отпустить, и тот послушно отступает, растягивает губы в смущенной улыбке и возобновляет путь до дома Уилла.       – Прости, не знаю, что…       – Все нормально.       У них и впрямь все нормально; оба знают прекрасно и прячут довольные усмешки в шарфах. Обоим кажется этот день волшебным, и оба мальчика уже представляют, как вернутся в тёплый дом, украшенный ими этим утром, где уже будет пахнуть почти готовым рождественским ужином и тихо играть новогодние мелодии из приёмника на кухне.       У Уилла дыхание застревает в горле, когда Майк улыбается ему, придвигаясь ближе на диване и передавая большую чашку с горячим шоколадом. Карен позволила задержаться ещё на час, но, – как она чётко дала понять, – ни минутой дольше. И почти всех это устроило абсолютно, потому что Майк и впрямь мог остаться, а не уходить, как только дойдут до дома Байерсов и он подберет свой велосипед. И часа им должно хватить с головой, чтобы отогреться под тёплым вязаным пледом к компании кино и горячего напитка.       По телевизору уже как минут двадцать идет Эта Замечательная Жизнь, и Уилл посмеивается над всеми забавными моментами, тесно прижимаясь плечом к Уилеру, внезапно чувствуя острую необходимость в близости. Майк же и не против вовсе; перекинув руку через плечо Байерса, жуёт кремовые маршмеллоу и смеётся на пару с другом. В гостиной они вдвоём, хотя предлагали всем присоединиться к просмотру фильма, но Джойс наотрез отказалась, сославшись на готовку, и никто перечить ей не стал. С Джонатаном ситуация иная – ушёл сразу после возвращения ребят и обещал вернуться ровно к ужину. Оттого они и сидят сейчас одни и тихо обсуждают уже знакомые сцены, зачитывая некоторые кусочки из диалогов. Еще они строят планы на завтрашний день и договариваются пересмотреть вместе Гремлинов, потому что вроде и по тематике подходит и просто один из любимых.       Когда фильм уже близится к концу и Майк потихоньку начинает собираться, Уилл грустнеет, а Джойс суетится еще больше, вручая Уилеру с собой пакет угощений и еще пару кусков мясного пирога. Поначалу тот отказывается, но берет все равно, потому что больше одного раза сказать миссис Байерс “нет” не может. Когда та отходит вновь на кухню, Майк подходит к Уиллу ближе и вздыхает тяжко, почти рычит сквозь зубы:       – Почему нельзя просто остаться? На улице так холодно и темно, – он глядит в окно и поводит плечами, – если я сегодня не свяжусь с тобой по рации, значит, я свалился в сугроб и замерз насмерть. Не плачь по мне. Хотя немного все же можно.       – Что за пессимистичные мысли, Уилер? – голос Джонатана доносится из прихожей вместе с потоком холодного воздуха с улицы. – Я думал, что мы еще утром с этим покончили.       – Майк прав, на улице уже так темно, – Джойс появляется в дверях с кухонным полотенцем в руках и смотрит на старшего сына, поджимая губы, – может, ты отвезешь его домой?       – Нет, не стоит, я и сам…       – Да, конечно, – Джонатан переводит взгляд на потенциального пассажира и улыбается ему с легким прищуром. – Ты уже собрался?       Майк в ответ лишь кивает и тянется за курткой. Прощаться с Уиллом внезапно так не хочется, что он даже взгляда на мальчика не поднимает, пока одевается. Смотрит лишь тогда, когда уже полностью собран и стоит на крыльце, а вечерний холод жжет кожу. Он тут же ежится и прячет руки в карманы, глядя на младшего Байерса внезапно с чем-то таким большим, что просто распирает, разрывает его внутри.       – Ну, что? Увидимся завтра?       Майк стоит и ждет ответа, кивает выходящему из дома Джонатану, что сейчас подойдет, и настораживается, когда чувствует его руку в своих волосах. Тот ерошит его кудри и склоняется внезапно близко к уху, шепча:       – Не очень удачное место для прощания, – он едва заметным кивком головы указывает вверх, и у Майка мурашки по всему телу. Омела, прямо над дверью, прямо над их с Уиллом головами. Черт.       Майк чувствует, как кровь приливает к лицу, и сердце начинает стучать с удвоенной силой – под омелой надо целоваться, под этой омелой надо поцеловать Уилла. Уилер оглядывается на старшего Байерса, вдруг тот сделает вид, что не заметил, но того уже нет рядом. Джонатан уходит быстрым шагом к машине, чтобы прогреть двигатель, и, уже садясь на водительское место, кричит:       – Это мой младший брат, Уилер! Поосторожнее там, тебе со мной еще ехать!       Майк отворачивается от него резко, так, что даже волосы взметаются вверх, и упирается взглядом в растерянного Уилла, который смотрит то на него, то на брата, не понимая ровным счетом ничего. Майк глядит на мальчика перед собой и дыхание его сбивается, ладони потеют, а щеки то в жар, то в холод. Что, если это будет ужасно? Или очень хорошо? Что, если Байерс отпихнет, ничего не поняв? Что, если…       Уилер ступает на шаг ближе, берет руки Уилла в свои и тянет к себе. Он смотрит на мальчишку и понимает, что будет все нормально, потому что это Уилл, потому что с ним всегда иначе и ближе. Усмирить бешено стучащее сердце не получается, и Майк словно набирает воздуха в легкие перед прыжком в воду – ладонью введет вверх по руке к плечу, на шею и останавливается на щеке мальчика, – склоняется к нему и целует мягко.       Кажется, будто внутри все вибрирует и переворачивается, затапливается теплом таким горячим, что жжется. И Майк ступает еще ближе, прижимает губы еще плотнее и наслаждается. Байерс не отталкивает, льнет навстречу, и дыхание задерживает, словно боясь спугнуть. Ощущения такие волшебные, такие удивительные, что не хочется отстраняться, просто продолжать так стоять и дышать одним морозным воздухом. Но Уилла передергивает от холода – он стоит на пороге всего лишь в теплом свитере, – а Майк тут же пятится, боясь, что сделал что-то не так, и смотрит внимательно, находя на лице Байерса лишь румянец дикий и смущение, алой краской смешанное со счастьем. Все хорошо.       – С Рождеством, Уилл, – Майк шепчет тихо, словно боясь, что если скажет громче, то непременно разрушит это волшебство, что окружает их сейчас, и Байерс отвечает ему так же, шепча свои слова с тихим придыханием:       – Да, тебя тоже с Рождеством, Майк.       Они делятся друг с другом улыбками и вздрагивают, когда Джонатан сигналит, чтобы Уилер поторапливался. Тот тут же начинает суетиться; подбирает пакет, собранный Джойс для него, прощается с Уиллом и хлопает ладонями по карманам, ища ключи от дома. Байерс наблюдает за всем этим с легкой счастливой улыбкой и на его губах еще горит отпечатком поцелуй – его первый поцелуй с мальчиком, который нравится уже больше двух с половиной лет. Когда Майк оборачивается у самых дверей автомобиля и машет ему вновь на прощание, Уилл внезапно краснеет еще пуще прежнего, вдруг понимая, что не нравится, а влюблен. Он понимает, что мальчик, в которого он влюблен, целовал его сейчас, а Джонатан все это видел.       Сгорая от стыда, смущения и счастья, юный Байерс провожает взглядом автомобиль и под суровый крик матери, что если он простоит на холоде еще хоть одну секунду, она непременно лишит его любимого десерта, возвращается в дом. Он улыбается себе под нос и касается губ пальцами – без сомнений, лучшее Рождество.