Север помнит

«Дорогой милорд, отец. Доран Мартелл, Принц Дорнийский, ищет с Вами скорой встречи в нашем замке со своим войском для обсуждения дел королевских и как нам дальше жить. Ваш женатый сын, Тирион. В добром здравии и трезвом рассудке».       Тайвин поднял уставшие глаза от длинного куска пергамента, пожелтевшего в пути, и без особого выражения посмотрел в худую спину удаляющегося из комнаты слепого мейстера Эйемона. Интересно, многие ли в Чёрном замке знают о том, что этот согбенный старик, что лечит их прыщи и мозоли, мог бы стать королём Вестероса? Властью богов и людей правят сильнейшие или удачливые.       Дверь за стариком и его помощником тяжело закрылась, ворвавшийся сквозняк утих, а пламя на свечах вновь мягко осветило стены. Тайвин сомкнул крепкие, длинные пальцы, с шелестом сжимая в кулаке письмо сына, и броском отправил смятый пергамент в камин. Пламя, ярко вспыхнув, пожрало чернильные письмена. Тирион — жив. Впрочем, худшие всегда выживают.       Он сомкнул пальцы перед собой и уставился расфокусированным взглядом на оплывающий стан толстой свечи. За стенами его башни хрустел снег давимый множеством сапог; фыркали в конюшне голодные лошади и громко переговаривались озябшие люди. Чёрный замок ожил и зашевелился, словно огромный улей.       Когда их небольшой и измученный долгой дорогой и нападением упырей отряд, въехал на лошадях в тоннель-ворота Чёрного замка, Тайвин сразу услышал, что снаружи голосов уж слишком много. Неужели лорд Русе приволок к Стене всю свою армию, дабы показать мощь Болтонов? Перед этим мелким лордом склонились все северные лорды и признали его власть. Все, которых он не уничтожил, а выжившие злобно плевали в спину, стоило лишь отвернуться.       Севером правит зима, а не мясник.       Тайвин нашёл в себе силы выпрямиться, поддать в бока коню и первым въехать на площадь Чёрного замка, оставляя своих спутников и сопровождение под синевой ледовой крыши. Развернув поводьями коня, он взором победителя осмотрел прибавившийся контингент с выбитой на варёной коже эмблемой ободранного человека. Сплошь угрюмые северные лица потомков Первых Людей, правда бороду они аккуратно подстригали, не оставляя шанса вшам цепляться. Отборное войско лорда Русе, славившееся кавалерией, копейщиками и лучниками.       Позади неспешно приблизился стук копыт. — Наверное, здесь стало немного более шумно, чем в день вашего отъезда, Ваша Милость, — еле слышно и монотонно проговорил лорд Русе, поравнявшись с Тайвином. — Вы отдохнёте, и снова привыкните к голосам живых людей. Я надеюсь.       Взглядом Тайвин отыскал Старого Медведя, вышедшего на помост своей башни и, заметив вернувшихся разведчиков, спешно спустился вниз, красный и злой. Тайвин неловко улыбнулся встрече, но Мормонт лишь удостоил его коротким кивком, бросившись помогать спешиваться с коня сиру Аллисеру. Лорд Русе проследил куда обернулся король и понимающе покачал головой. Джиор прошёл мимо, неся на руках почти бессознательную тушу Торне, изрыгающего проклятья о не чищенном от снега плаце. Тайвин дождался мальчика-конюшонка, кинул ему узды и без лишних движений слез с седла, отправившись прямиком в свою комнату в королевской башне.       Рядом с лордом Русе нарисовался его бастард и учтиво помог отцу спешиться. Русе кинул мимолётный взгляд на разбитую физиономию своего сына и тихо приказал. — У меня снова ноют колени. Вели приготовить горячую ванну и пиявок. На ужин отварные овощи с мёдом, без мяса. — Да… мой лорд, — поклонился Рамси и ушёл с пути лорда-отца.       Когда Тайвин закрыл за собой дверь, голоса немного поутихли и комната погрузилась в уютный, оранжевый свет двух зажжённых свечей, и он впервые за несколько дней почувствовал на лице и руках обжигающее дыхание тепла. Впрочем, его член имел возможность погреться ещё чуть раньше, но, как тогда казалось, то будет последнее тепло в их жизни. Отчаяние побуждает людей на странные поступки.       Через пару часов к нему, постучавшись, вошёл мейстер, сопровождаемый толстым, как бочка, помощником. Старик спросил о самочувствии и велел раздеться. Тайвин Ланнистер прошедший ни одну войну, прекрасно знал, что порой даже самая незначительная рана, могла привести к смерти и без колебаний начал расстёгивать на себе пуговицы и ремешки. Отогревающиеся пальцы казались ватными, и тогда на помощь пришёл толстяк, ловко расшнуровав всю одежду Тайвина и усадив его на кровать, стянул сапоги. — Ложитесь, — мягко приказал мейстер, и Тайвин, с хрустом в позвоночнике, блаженно вытянулся. Сухие, прохладные ладони старика прошлись по ногам, рукам и по выпирающим рёбрам, внимательно ощупав тёмную шишку на боку, на что Тайвин поморщился, стиснув зубы. — Кость цела, — продребезжал мейстер и приложил ухо к груди, слушая дыхание. Здесь ему что-то не понравилось и он попросил помощника, Сэмвелла, подать слуховую трубку. Такой штукой Тайвина слушали, когда он, будучи ещё маленьким, попал под холодный дождь и долго кашлял. — Отвар жёлтого корня, шесть раз в день. Горячее питание, записывай Сэмвелл, передашь Хоббу. Каждый вечер баня и полный покой. — Что у меня? — спросил Тайвин, поднявшись с кровати и натягивая на себя одежду. — Лёгкие загнили от холода. Каждый шестой брат Ночного Дозора умирает от этого недуга в свой первый год, — обрадовал его мейстер и в заключение провёл руками по лицу и голове Тайвина, остановившись на царапине, что пересекала щёку. — Неприятная рана, мокрая, но настойка из пепла белого дерева должна помочь. Запиши, а теперь идём Сэмвелл Тарли, осмотрим твоего друга Джона Сноу.       Толстяк спешно начеркал что-то на бумаге, протёр слуховую трубку, убрал её в саквояж и поспешил на мейстером. У самой двери старик вдруг остановился, и Тарли чуть не налетел на него, вовремя откачнувшись мягким движением. — Ах, моя забывчивая старость. Прошу простить меня, лорд Тайвин, — мейстер вновь повернулся, запутал руки в широкие рукава и вынул оттуда маленький свёрток пергамента с не сломанной печатью. — Ворон прилетел из Дорна пару дней назад. Вредная птица искусала мне все пальцы.       Тайвин сделал вид что не удивлён, — годы правления внесли свой отпечаток на его лицо на котором со всей аристократической холодностью невозможно было прочитать ни одной яркой эмоции, — и протянул руку, пересаживаясь за стол. Толстяк немедленно вынул послание из рук мейстера и быстро переложил его в ладонь лорда Тайвина, стараясь смотреть куда-то на подбородок, но лишь бы не в глаза. — Благодарю, — отпустил толстяка и мейстера Тайвин и пальцами нажал на печать, ломая её.       Вспыхнув в последний раз, оставшийся уголок пергамента рассыпался пеплом, а Тайвин Ланнистер тяжело моргнул. Под веками в уголках глаз кольнула усталость. Когда в следующий раз он открыл глаза, то обнаружил себя лежащим грудью на столе, голова покоилась на скрещённых руках, а комната освещалась только лучами луны пробивающейся сквозь окно. Камин давно прогорел, оставив после себя только тепло и запах гари, а свеча на столе превратилась в бесформенную кляксу, с торчащим в центре черным огрызком фитиля.       Он с трудом поднялся, отодвинув стул от стола и, чуть наклонившись, руками помял ватные ноги. Сделав пару неуверенных шагов, Тайвин вцепился за выступ кровати и повалился на расстеленные на ней шкуры, манящие мягкостью и теплом. Он снова закрыл глаза и тяжело вздохнул, стараясь тут же уснуть. Доведённое до предела усталостью тело отозвалось блаженством и жаром в паху. Тайвин буквально почувствовал, как горячая кровь толчками наливает его крепчающий член. Подобное он испытывал разве только в своих первых боях, среди кровавого побоища, взбудораженный близостью смерти противника. В пылу битвы поднимался вверх не только меч в победном выпаде, но и перевозбуждённый член.       Тайвин вытянул руку и, накрыв ладонью выпирающие штаны между ног, мягко провёл, поглаживая, как верного друга. Орган с готовностью окаменел, словно кость. Если уж удовлетворять себя, то качественно, подумал Тайвин, всё равно сон не шёл. Опустив вторую руку, он распутал шнурки, стянул штаны и освободил член, который с радостью плюхнулся ему на живот, подрагивая горячей, мокрой от смазки головкой. Сердце шумно застучало в ушах, и мужчина бережно и не спеша провёл большим пальцем по головке, чуть надавливая, второй рукой медленно сжимая ствол у основания, чтобы немного скинуть возбуждение. Он согнул свободные пальцы и, путаясь в жёстких волосах, чуть поскрёб кожу на лобке. Живот вздрогнул и поджался. Тайвин с шипением выпустил воздух сквозь сжатые губы и снова порывисто вдохнул. Чувствительность вернулась на весь ствол и он чуть ослабил руку, проводя ей по члену вверх и вниз, в одному ему известном ритме. Бёдра рефлекторно дёрнулись, один раз, другой, и он развёл их шире, давая себе больше места для обеих рук. Влажные, ритмичные звуки наполнили тёмные стены спальни. С губ сорвался хриплый, полузадушенный стон, и Тайвин вернул одну руку к лицу, закусил до боли костяшки. Не хватало ещё, чтобы кто-то из обходчиков услышал, как он дрочит в ночи. Оставшейся руки вполне хватило, чтобы драть по стволу так, что Тайвин в один момент повернулся набок, поджал ноги и не выпуская член, начал долго кончать на одном глубоком выдохе. В ушах зашумело, он разомкнул челюсти и парой движений выдоил ещё пару капель густой спермы, прежде чем повернуться снова на спину. Уставший, мягкий член уютно опустился на выжатую мошонку, а остывающий воздух комнаты приятно холодил сомкнувшуюся головку и липкие шлепки на животе.       Сглотнув сухим горлом вязкую, горькую слюну Тайвин приподнялся на постели и опустил ноги на пол. Голова кружилась, а тело наполняла странная холодная сила, никак не вяжущаяся с недавней усталостью. Он провёл пальцами по саднящей ране на щеке, смахивая на пол отвалившуюся корку. Кожа защипала и обожгла выступившей кровью. Он провёл ещё раз, стирая кровь и поднялся на ноги, подтягивая штаны и ища чем можно вытереться. На глаза попало перекинутое через спинку стула для умывания полотенце. Утерев лицо от крови и тщательно уничтожив следы недавнего рукоблудия с живота, Тайвин наклонился над тазом и плеснул на себя ледяную воду, размазывая капли по шее и груди. И всё равно ощущение несвежести не покидало его. Тайвин подошёл к окну и дунул на слюдяное стекло, вытирая его кулаком. Снаружи горели факелы и в темноте покачивались несколько дозорных. В конюшне горел свет от лампы и угадывалась движущаяся тень конюшонка, наказанного на всю ночь убирать навоз.       Будет кому приказать натаскать воды, решил Тайвин и наскоро одевшись, распахнул дверь и вышел из башни.       Наклонившись к ведру чтобы прополоскать мочалку, Джиор услышал позади себя сопение и скрип досок: Аллисер снова пытался подняться со своего места и помыться самому. Медленно распрямившись Старый медведь вздохнул и потряс рукой, стряхивая мутные капли воды. — И куда, позволь спросить, ты собрался? — Мне не нравится, когда меня моют. Я и сам неплохо справлялся, — вяло протестовал мужчина, всё ещё силясь подняться с лавки и доплестись до бочки с водой, что дымилась в нескольких шагах. Джиор развернулся и проследил взглядом по всему телу Аллисера. Он отпускал его полным сил и здоровья, а вернулся мужчина почти калекой, со смертельно уставшим взглядом серых глаз. С ног от середины голени белыми лоскутами отваливались пласты кожи, обнажая блестящую, кроваво-розовую плоть. Обрубки пальцев до этого ампутированные, снова почернели, вода под стопами приобретала нехороший желчный оттенок. — Мейстер Эйемон приказал тебя отмыть в горячей воде и согреть в бане, а потом растереть кожу с настойкой. Причём шевелиться тебе не рекомендуется, чтобы не разошлись швы, то есть я всё сделаю сам. — Этому ты и рад, — проворчал Аллисер, снова опускаясь на лавку. По вискам стучала кровь, отдавая тёмными пятнами в глазах. Голова гудела так, что он готов был раздавить череп собственными руками, лишь бы не чувствовать дикой, нарастающей пульсации. — Хватит прикидываться, Аллисер! — загремел Мормонт и, потрясая в кулаке мочалкой, приблизился к мужчине. — Ты на грани, и если не примешь помощь — умрёшь! — А отправлять меня с этими юнцами и стариком в засаду было не убийством?! — прорычал Аллисер и, побледнев, схватился перешитой рукой за грудь, тяжело дыша. Сломанные кости, разнеженные в тёплом воздухе выламывало с такой силой, что Аллисер хотел их вырвать из себя. — Только не говори мне, что с других замков не поступало сведений, что некие лазутчики с юга перевалили через Стену и ушли. — Возможно с Серой башни, или с Сумеречного дозора были донесения об одичалых, что пересекли Стену на Юг, но чтобы кто-то из южан, вдруг, захотел уйти на Север. Это бессмысленно. — Потому-что там служат одни старики и ничего не видят дальше своей плошки с лапшой. Нам нужны молодые! — И где их взять? Размножать? — Мормонту надоело пререкаться и он закончил разговор приказом: — Садись и опускай ноги в кадку, я налью настойки. — Люди лорда Болтона убили Бенджена Старка, — Аллисер посмотрел в глаза Старого Медведя и увидел в них лишь понимание. — Что он тебе сказал? — Лорд Русе сказал, что так его бастард решил отомстить Ночному Дозору за то, что мы сделали с неким охотником Локом. Вернувшегося бастарда высекли на конюшне. Однако именно он сказал, что в замке Крастера было нападение одичалых, и что некоторым из Ночного Дозора удалось спастись, но вы идёте без лошадей. Болтон лично поехал за вами. — Бен Старк был мне братом, — понизил голос Аллисер и упрямо сжал губы. — Его тело расчленили и выбросили в яму для отходов. — Мы вернёмся за останками наших братьев. — И я говорил тебе, что это были одичалые, но дохлые. Упыри с синими глазами. Ты мне веришь? Мормонт хотел надеяться, что тяжёлое испытание наложило свой отпечаток на трезвость понимания произошедшего с Аллисером, но вслух этого сказать не решался. К тому же кому, если не сиру Аллисеру можно было верить, если тот говорил об оживших мертвецах? Лорда Тайвина, по указу мейстера, пока нельзя было беспокоить. Выжившие мальчишки и та одичалая девчонка подтверждали слова сира Аллисера, если не путали упырей с очень голодными и совершенно одичавшими одичалыми. Если они правы, то в нескольких днях пути от Стены находилось некое враждебное войско или другие несчастья, что может щедро даровать Зима. — Надеюсь, что наша Стена достаточно высокая, — ответил Мормонт, — что касается войска лорда Болтона они останутся здесь ещё на некоторое время, чтобы убедиться в безопасности Стены. К тому же они привезли провиант и много строительного материала. — Угу, — отозвался Аллисер, чувствуя как его клонит в лихорадочный сон, — жратву, что они сожрут и доски для сортиров, что они просрут. — Ты предлагаешь мне их выгнать? — Мормонт ушёл за занавеску и принёс оттуда сухую одежду. — Предлагаю их всех поднять на Стену для экскурсии и скинуть, пинком под зад. — Не горячись так. Каждый получит по заслугам в нужное время. — Тебя там не было, Джиор. — Аллисер… Дверь в баню со скрипом отворилась и бухнула обратно, по доскам послышались чьи-то шаги. — Кто там? — рявкнул Мормонт, наскоро набрасывая на плечи Аллисера тяжёлый, меховой плащ. Тот ненавидел, когда его видят голым. — Не помешаю, — спокойным голосом отозвался лорд Тайвин, отмахиваясь от пара и старательно делая вид, что у него слезятся глаза. Тело Аллисера всё в синяках, кровоподтёках и в содранной коже, было ужасно и надолго запечатлелось в памяти. Тайвин любил помнить подобные моменты, чтобы не забывать на что способны люди. И пользоваться этим. — Мальчик-конюх сказал, что в бане воды достаточно и я могу помыться, что желал достаточно давно, но ждал, когда остальные братья Ночного дозора справят свою гигиеническую нужду. В ответ сир Аллисер разразился много-словесным ругательством и, держась за плечо Мормонта, поднялся, старательно не гримасничая от прострелившей его волны боли. — Можешь располагаться, — добродушно указал свободной рукой Мормонт и увёл сира Аллисера из бани. — И без перевода понял, Джиор, — непринуждённо ответил лорд Тайвин, наблюдая с какой ревностью и злобой сверкнули полудохлые глаза кудрявого. Конец ночи предвещал пройти великолепно.       Он разделся и прошёлся по натопленной бане, ища принадлежности для мытья, которые имели относительно чистый вид. Так ему попались две мочалки, кусок мыльного корня и ковшик. Расположившись на одной из скамеек, рядом с полной бочкой парящего кипятка, Тайвин начал сосредоточенно тереть себя мочалкой, время от времени поливая тело водой из ковшика. Обычно от таких процедур он быстро краснел и согревался, но не в этот раз. Он зачерпнул ещё воды из бочки и, откинув голову, полил себе на грудь. Горячие струйки быстро пробежались вниз и закапали на пол, между ног мужчины. Тайвин не почувствовал тепла.       Ланнистер поднялся со скамьи и, опершись руками о край бочки, рывком опустил голову по плечи в воду. Приятная тяжесть заглушила все звуки, и Тайвин наконец-то почувствовал, как начали согреваться лоб, уши, щёки и плечи. Жаль, что только воздуха в лёгких не хватало, чтобы остаться в таком положении надолго и он вынырнул из воды, переводя дыхание и отфыркиваясь. Нужно приказать сколотить бочку больше и залезть в неё целиком, подумал Тайвин и замер, животным инстинктом почувствовав чьё-то присутствие позади. — Кто здесь? — спросил он, стараясь придать своему голосу больше власти. Прекрасная возможность для убийцы: голый Тайвин Ланнистер зарезан в бане предателем Болтоном. — Это я спрашивал, кто здесь! — послышался обиженный и знакомый голос. Действительно прекрасное завершение ночи. Кажется, проклятые боги услышали его. — Джон, я как раз тебя ждал, — Тайвин пошевелился, выдавая своё присутствие в клубах пара и повернулся навстречу скрипнувшим под сапогами доскам. — Подойди ближе. — Зачем? — Когда король приказывает, тебе следует подчиняться, — у него было хорошее настроение и он не собирался его портить. — Ты не король, — проворчал в своей обыкновенной манере парень и добавил. — Я ухожу.       Джон попятился задом к двери. Неужели боится, что он, Тайвин, кинется на него со спины и поимеет прямо в бане? А почему бы и да. — Стоять, — что хорошего было в методах дрессировки новичков сиром Аллисером Торне, так это то, что команды вбивались в голову, как гравировка на латы. Джон замер всего на несколько секунд, но этого времени для обдумывания от кого пришёл приказ стоять и зачем стоять, хватило для того, чтобы Тайвин преодолел разделяющее их расстояние и одним махом сомкнул длинные руки на талии застывшего мальчишки.       От него пахло морозом, дёгтем и мокрой шерстью на воротнике, а ещё едва уловимым запахом мужчины. Кажется не только он снимал накопившуюся усталость ручным способом. Или ему кто-то помог?       От мысли о том, что Джона кто-то посмел лапать и слушать его горячее дыхание на своей коже, Тайвина передёрнуло. Он выдохнул с явным горловым рыком. — С кем ты был? — Что? — Джон попытался выкрутиться из рук мужчины, то Тайвин сжал его ещё сильнее, прижимая к себе. Джон старался не наступить сапогами на голые ступни Тайвина, чтобы тот не рассвирепел ещё сильнее. — С кем ты был, щенок? — вот так, глаза в глаза, как гипнотический взгляд змеи на крошечную мышь. Но волчонок так и не отвёл глаз. Привыкает. — Гвен и Лили теперь будут жить в моей башне. Вместе теплее… и безопаснее для неё. Призраку она нравится. Он нашёл дорогу домой.       Тайвин ждал ответа, не разжимая рук. Джон облизнул губы и всё-таки отвернулся, старательно ища, за что зацепиться взглядом на груди мужчины. Под редкими, седыми волосками на коже расцветали огромные синяки. Наверное, ему ужасно больно даже дышать. — Продолжай, — голос-приказ сверху. Джон пропустил удар сердца и сглотнул, выдавая скороговоркой. — Они полюбили друг друга и думали, что я сплю. А я… — он запнулся и его щёки зарделись. — А я не спал. Уснёшь тут. — И ты дрочил на то, как твой друг трахает ту девку?       Джон ещё сильнее опустил голову и засопел. — Боги милостивые, Джон! — Тайвин расслабил хватку и проведя руками по напряжённой спине, положил ладони поверх вздёрнутых плеч мальчишки. — Посмотри на меня Сноу и послушай.       Джон медленно поднял бесстыжие тёмные глаза и моргнул слипшимися ресницами. Тайвин победно улыбался. Красивые влажные губы были пленительно приоткрыты и он не удержался от поцелуя. Ошарашенный мальчишка не сопротивлялся. Тайвин уверенно прошёлся языком по мягким губами, перехватил дыхание и углубил поцелуй. Джон заворожённо ответил, стараясь скопировать движения партнёра и, когда у него стало это уже получаться, Тайвин вдруг прервал поцелуй. Мужчина перевёл дыхание и склонился к самому уху, скрытому под блестящими, чёрными кудрями. — Я драл тебя во всех немыслимых позах, что сами боги устыдились бы на это смотреть, а ты, пару раз передёрнув свой стручок под одеялом, продолжаешь так мило краснеть. Ты прелестный мальчик, Джон. — Да пошёл ты! — Джон с обиды толкнул его что есть силы в грудь, но Тайвин какой-то неведомой силой устоял, даже не покривившись. Только глаза посветлели от боли. — Постой, Джон. Пожалуйста. — Что ещё? — он уже отошёл к спасительной двери и был готов удрать на улицу, в мороз, пусть даже это означало, что наутро он выйдет на построение в нестиранных штанах с засохшей спермой. — Принеси из моей комнаты чистую одежду. Мне не во что переодеться. — И всё? — Можешь взять мои штаны. Они суше, теплее и куда качественнее тех обносок, что предлагает Ночной Дозор, а по длине подкатаешь. После того как помоешься, естественно. — Я принесу тебе одежду и всё. — Конечно.       Дверь открылась и тут же с силой захлопнулась. В баню впорхнули несколько блуждающих снежинок и, сделав последний зигзаг в жарком тумане, устремились вниз, падая сверкающими каплями воды на дощатый пол. Тайвин расслабился и тогда почувствовал, что дрожит, а кожа покрылась пупырышками. Пальцы ног начало сводить судорогой и только с усилием сжав челюсти, мужчина справился с тем, чтобы его зубы перестали стучать. Он страшно замёрз и быстрым шагом вернулся к бочке с ковшиком, решив вылить на себя всю оставшуюся горячую воду, чтобы согреться.       Покончив с половиной бочки и попытками согреться, Тайвин отложил в сторону ковшик, поднялся и ушёл в сухой угол, где переодевался ранее, чтобы найти полотенце для вытирания тела. Он надеялся, что мальчишка задерживается, потому что сломал ногу по пути или его растерзали тэнны, а не из-за того, что в нём некстати проснулась вредность и он решил не выполнять поручение своего… мужа.       Поборов врождённую брезгливость, Тайвину пришлось облачиться в прошлую одежду и, накинув на плечи тёплый плащ, он, расправив плечи, толкнул дверь, чтобы оказаться на улице.       В лицо тут же пахнул ледяной ветер, а мелкие, колючие снежинки мгновенно слепили глаза. И всё же Тайвин почувствовал себя гораздо лучше и бодрее. Он сжал и разжал кулак, подставляя руку порыву ветра. Холод придал ему сил. Отмахнув со лба сбившиеся ветром волосы и отерев тыльной стороной ладони веки ото льда, Тайвин прошёлся вперёд и завернул к плацу, чтобы оглядеться.       Снежная позёмка вилась по утоптанному плацу, взмывая вверх и разбиваясь белым, полупрозрачным призраком об угол конюшни. Изнутри, дрожа от сквозняка, светили несколько факелов, а из небольших оконцев вился еле видимый дымок тепла лошадиных тел и прелого навоза.       Тайвин посмотрел на королевскую башню, с лёгкостью отыскивая очертания своих окон. В них было темно. — Неужели ты ушёл спать, — пробормотал он про себя и тогда услышал слабые звуки, доносившиеся из конюшни. Он наклонил голову чуть набок, прислушиваясь, и пошёл в сторону тихих голосов.       Так разговаривают, когда замышляют заговор. В укромном месте, подальше от лишних глаз и ушей, под утро, когда все спят. Обычно у Тайвина для таких дел имелись сотня или две осведомителей. В одном королевстве из шести. Север — седьмое королевство, как всегда был неприступен и выявлял осведомителей сразу, казня их на месте. Агентура же набранная из самих северян, быстро растворялась, взяв первый платёж. На угрозы от южных вербовщиков они плевали. Смачно и в лицо. Иногда дубиной. В задачу проверенных осведомителей входило слиться с местным населением всех классов, слушать и участвовать. Потом они докладывали личному секретарю Тайвина, — умнейшему господину из обедневших лордов, что был предан ему кровью и телом, — и потом, после анализа, все сведения попадали в уши Тайвина. Переработанные и понятные своим ходом последовательностей. Так Тайвин Ланнистер предотвратил не один заговор и точно с десяток мятежей, способных было вылиться в одну кровавую, гражданскую войну. Правда состояла в том, что пока он был у Трона или на нём, ни одному мятежу не удалось выйти из-под контроля и разрастись в полномасштабную резню. Стоило Тайвину шагнуть с последней ступени, как улицы больших и малых городов тонули в крови, а головы королей взвивались на пики. — Головы, пики, стены, — чётко продекламировал Тайвин свои собственные слова, обращённые к своим детям в нравоучении, когда он рывком распахнул дверь конюшни и вошёл внутрь.       Люди в дальнем конце шарахнулись, бренча ножнами и лязгая сталью мечей. Лошади беспокойно застучали копытами, шлёпая по мокрой соломе. Тайвин сощурил глаза, всматриваясь в полумрак и узнавая лица. — Кажется, тебя зовут Локк, — он медленно пошёл вперёд и остановился в нескольких метрах от группы из пяти человек. — А ты, стало быть, Рамси. Прости, я еле узнал тебя бастард. Это твоё лицо…       Он опустил взгляд на чёрную кучу, принятую им сначала за мешки с овсом для лошадей. Рядом валялась его сменная одежда, втоптанная ногами в навоз. Тонкие губы Тайвина дрогнули в оскале, а рука рефлекторно сжалась на месте рукояти отсутствующего меча. Какая досада. В компании напротив кто-то фыркнул, давя в себе смешок. Рамси шагнул вперед и, пытаясь остановить Тайвина, примиряюще поднял ладони. Но Ланнистер отшвырнув Рамси в сторону, свернул голову насмехающемуся. Позвонки хрустнули и тело рухнуло на пол конюшни. — Лорд Тайвин, — послышался голос Рамси позади. Тайвин посмотрел на него искоса и бастард встал на колени. — Мой король. Прошу Вас дать мне слово. — Говори, — повелительно процедил Тайвин сквозь зубы. Это была лишь отсрочка скорее для самого себя или того, что он уже решил сделать со всеми этими выблядками. Живым из конюшни не уйдёт никто из них. Тайвин старался не глядеть на чёрную, бездвижную кучу, приваленную к стене. Было страшно увидеть то, что осталось от мальчишки Сноу. — Джон слишком любопытный малый, Ваша Милость и он услышал то, что пока ему знать не нужно, — горячо прошептал Рамси. Рядом с ним, последовав примеру, привычно опустился на колени Локк. Остальные двое остались стоять. То ли из упрямство, то ли от шока. Зелёные глаза Тайвина Ланнистера потусторонне светились, и это не был отблеск от факела. — Слова Принца Дорнийского в письме Вашего сына, привело меня к неким мыслям и, возможным, с Вашего позволения, действиям. — Ты вскрывал то письмо? — Да, — сознался Рамси и некрасиво улыбнулся красными губами, — Локк отлично умеет вскрывать и закрывать печати. Мой отец также читал это письмо, а после выслал двух воронов, что улетели в темноту, на юг, пока вы спали. — Что ты сделал с моим Джоном? — Честный и упрямый, он далеко бы пошёл со своими догадками. Возможно к Мормонту, возможно к Вам, а возможно и к другому лорду в Чёрном Замке. Я не хотел рисковать и тем самым навлекать Ваш гнев на него и себя. Нам пришлось его скрутить и немного приложить головой об выступ, чтобы он потерял сознание.       Тайвин не слушал больше Рамси, он наклонился к Джону и осторожно перевернул его на спину. Бледное лицо мальчишки было безмятежно расслаблено, а во лбу, под сорванной кожей, наливалась большая шишка. — Он жив, — проговорил мужчина одними губами и с облегчённым выдохом; подхватив Джона под ноги и шею, он поднялся и зашагал прочь мимо коленопреклонённых Рамси и тихого Локка. Он остановился уже почти у выхода. — Только избавьтесь от трупа, лорд Рамси. И да, — он толкнул ногой дверь, впуская на пол конюшни бледный, синий свет северного рассвета, — мне нужна армия. — Да, мой король.       Наутро Сэмвэлла Тарли разбудил непривычный гвалт воронов. Он с неохотой вывалился из-под тёплого одеяла, оделся плотнее в несколько слоёв одежды и, сонно потирая щёки, зашагал по обледенелым ступеням к воронятне.       Причину столь оживлённого карканья птиц он увидел сразу. Впрочем, видно было.       Голова с изящным черепом и кроваво тонкими мышцами, искусно открытыми для утреннего мороза, смотрела бледными глазами, лишёнными век, в светлеющее небо. Сквозь разверзнувшийся рот выходило остриё деревянного кола, другим концом вставленного в одну из вороньих клеток. Сэмвэлла Тарли стошнило.       Тело Русе Болтона так и не нашли.