Часть 1
7 января 2018 г. в 23:09
Федоров не стонет. Совсем. В сексе он молчалив, как провинившийся пятиклассник перед завучем. И если первые разы Карелина это дико бесило, то сейчас он нашел в этом нечто удивительно возбуждающее. Все его предыдущие пассии стонали, как в отборном порно, иногда изрядно переигрывая, но не Мирон. Заинтересованность Федорова выдавали лишь его дыхание и руки.
После каждого прикосновения губ Мирон вздыхает, втягивает воздух сквозь зубы, от чего получается свист, и чем сильнее он напряжен, чем яростней его целует Карелин, тем прерывистей этот свист, тем сильнее Мирон задыхается. Выдыхает он всегда носом — громко. Этот еврейский шнобель был создан, чтобы перекачивать воздух, не позволяя своему хозяину задохнуться от прикосновений.
Когда Слава целует Мирона в шею, тот каждый раз приоткрывает рот, не издавая ни звука, запрокидывает голову, давая больший доступ, и плевать, что он только что рычал на Карелина из-за очередного косяка, устоять перед этой лаской он не может. Слава просек эту фишку давно и лишь ухмыляется, когда ему удается отвлечь Мира этим способом.
Их поцелуи тоже искусство. В поцелуях с Мироном Слава тот еще концептуалист. Каждый шаг заранее спланирован — еще ни одна вещь в его жизни не имела такого четкого направления. Он точно знает, когда стоит чуть прикусить кожу, не оставляя явственного следа, когда — лишь плавно провести языком, а когда — спуститься ниже. Мирон дышит неглубоко, поверхностно. Попытки наполнить легкие кислородом до отказа проваливаются из-за прикосновений Славы — он словно пиявка, высасывающая кислород и не позволяющая Мирону восстанавливать его нехватку, лишая сил и концентрации даже для вздоха (и в нем уплотнившийся воздух стал вязким).
Мирон редко закрывает глаза. Он любит смотреть на Карелина. Его взгляд пронизывает до самого основания, будто он пытается выжечь эту серию фото у себя в мозгу. Слава отклоняется, но ровно на столько, чтобы взглянуть на Мирона — снизу вверх — безумно удобно. Федоров стоит, запрокинув голову и приоткрыв рот, но так и не произносит ни звука, только дышит — рвано, со свистом, словно от боли. Медленно, преступно медленно Слава проводит языком по нижней губе Мирона, одновременно устраивая руку на шее так, что это больше похоже на удушение, нежели объятие. Мирона ведет. Он слышит это по хриплому дыханию и чувствует по дрожащим рукам, забравшимся под красный свитшот. Рукой Карелин, чуть надавливая, отклоняет голову Федорова, во всей красе демонстрируя цифры 1703 (может, ты и вынесешь меня из 1703, но не 1703 из меня). Они такая же часть Мирона, как его творчество, все это вместе, кусочек за кусочком, и составляет личность императора русского рэпа (я придумал себя и собрал по частям…). И именно этот кусочек Слава сегодня вновь попробует на вкус.
Начинает Машнов всегда с единицы. Плавно, не отрываясь, проводит по чуть выпуклому участку кожи, чувствуя, как при этом Мирон сжимает пальцы на его талии. Он отчаянно выводит языком цифры 1 7 0 3, желая оставить навсегда в памяти вкус кожи и ощущение бархатистости на языке.
Карелин уже сотню раз благословил любовь Мирона к рубашкам. Он никогда ему не признается, но образ Федорова в рубашке — его самая популярная фантазия в душе, ей уступила даже картинка с ним, стоящим перед Карелиным в коленопреклоненной позе. Пуговицы поддаются легко — практика, практика и еще раз практика. Пока губы изучают тату, попутно отключая сознание Мирона Яновича от сети, руки ловко вынимают пуговицы из петличек. Рука с шеи плавно опускается вниз — по груди к животу до края брюк и вверх. Ладонь Славы ложится на поясницу, одним резким движением прижимая мужчину к себе. И не ясно, то ли резкое движение, то ли тесный контакт кожи заставляет Мирона задохнуться, безуспешно втягивая воздух сквозь плотно стиснутые зубы.
Никаких меток на видных местах — Слава усек уже давно. Когда он в прошлый раз не сдержался, и у Мирона прямо под ухом виднелась парочка совсем недвусмысленных кровоподтеков, он получил недовольного Федорова, крайне холодный тон и недельное отлучение от тела, потому что «мне пришлось замазывать их тональником — лимит пидорства на неделю исчерпан». Повторять свои ошибки он не намерен — семь дней могут тянуться на удивление долго.
Цифры заканчиваются преступно быстро, но это не означает конец игры. Медленно, но с каким-то остервенением Слава прокладывает дорожку губами вниз от шеи к ключицам, груди, животу. Выцеловывает так, будто в конце его ждет приз. Старается, словно устанавливает мировой гандбольный рекорд. Слава в первые разы был достаточно внимателен, чтобы понять, что Мирон не тащится от долгого вылизывания своих сосков и груди в целом. Машнов даже шутит на этот счет. И за фразу «Ну хоть тут не как телка» получает такой толчок в плечо, что еще две недели ходит с синяком.
Куда большее удовольствие Федорову доставляют поцелуи в живот. Он словно сконцентрировал в одном месте все свои нервные окончания, его настолько ведет, что он готов кончить лишь от прикосновений губ и пальцев Карелина. А Слава добрался до своего любимого. Он до конца так и не определился, что же любит больше: получать засосы от Мирона — на нем-то можно — или ставить их самому. Рост Славы снова играет с ним в чудесную игру — встав на колени, он ровно утыкается носом в живот. Проводит от пупка чуть выше, до самого солнечного сплетения, резко впиваясь губами в кожу, пуская в ход зубы, чтобы метка ярким пятном заалела на теле — в самом центре — притягивая взгляд. Мирон чуть не падает. Кажется, Императору отказывают конечности (а ты уверенно ходишь по моему солнечному сплетению лунной походкой). Мирону кажется, что Слава касается его хаотично, бесструктурно и бессистемно, но он ошибается. Даже тут у Карелина — четкий план и лишь ему ведомые созвездия его личной вселенной, которые он выцеловывает на теле мужчины.
Мирон стоит на краю. Как Карелин это понял? Одно-единственное движение выдает Мирона с потрохами — в моменты, когда Федоров на грани познания вселенной, указательный палец правой руки всегда оказывается у его губ, словно напоминание не издавать ни звука. Движение машинальное, но такое искреннее. Мирон закатывает глаза, плотнее прижимая палец к губам, создавая преграду спасительному кислороду, который по ощущениям уже давно как кисель — вязко стекает сначала по верхним дыхательным путям, а затем по нижним, путем газообмена насыщая весь организм спасительной смесью газов. Ты плохо учился в своем Гриффиндоре, но неплохо в Оксфорде. Мирон сейчас существует лишь за счет своего жеста. Палец у губ — якорь, держащий его в этом мире, сосредоточенном в руках и губах Вячеслава Карелина.
Слава и сам скулит в живот Мирона, как раненый зверь, сменяя укусы поцелуями, царапинами, зализываниями. Федоров кладет руку к нему на макушку, зарываясь пальцами в темные волосы, и тянет вниз, отрывая Карелина от процесса, который доставляет ему не меньшее удовольствие. Взгляд скользит по лицу, подмечая и мутный взгляд, и влажные губы. Смотрит прямо в глаза, поглощая вселенную Славы в них и взамен открывая ему свою личную. Время словно замирает. Пусть Интерстеллар и оказался дерьмовым фильмом, но это самое мгновение, проживаемое этими двумя, могло равняться годам жизни их привычного мира, и они бы даже не заметили.
Шальной взгляд Славы, широкие ладони на коже, фантомные ощущения губ на своем теле — все это заставляет Мирона спустить как школьника, задыхаясь собственным молчанием, прикусывая палец. Ноги в миг отказывают, и Мирон шумно оседает вниз, оказываясь на коленях перед коленопреклоненным Славой.
— Дыши, Император, — хрипло шепчет Слава, прислоняясь лбом ко лбу Мирона, и улыбается.