***
— Не хочешь перекусить? — с улыбкой спрашивает Сакура, как только они с Саске остаются наедине. — Можно, — кивает он, опускаясь на землю. Саске пристально наблюдает за тем, как ловкие женские пальцы распечатывают свитки. Один за одним лёгкие закуски появляются на небольшой бамбуковой циновке, что в полевых условиях играет роль скатерти. Учиха со своей затяжной миссии вернулся всего пару месяцев назад и диву давался тому, как Сакура находила в себе силы делать вид, будто и не произошло ничего феноменального между ними. С первого дня она смотрела на него с таким привычным теплом, с каковым взирала много лет назад. Даже почти не краснела. И только сам Учиха видел, как порой от сомнения она закусывала губу; как недоверие сквозило в её взгляде; ощущал, как сердце бьётся чаще при общении с ним. И ему, как любящему — в этом он был уверен — человеку оставалось только одно: подыгрывать, что есть силы. В то долгожданное солнечное утро с удивительным спокойствием он брёл по родным, изменившимся за год улицам деревни. Увиделся с Наруто, одаривая его лёгкой полуулыбкой; без труда нашёл казенную квартиру и оставил вещи. Заглянул в кабинет к Какаши, чтобы отчитаться. И лишь одна встреча заставила его сердце трепетать. В обеденный перерыв в госпитале было тихо. Завернув в кабинет к Харуно, он коротко постучал, тут же приотворяя дверь. И застыл, не в силах ощущать этот взор. Взгляд Сакуры наполнился удивлением, смятением, а затем…просто опустел. Ему под стать. Саске следил за тем, как она сдержано поздоровалась. Под стать ему. И сжала кулаки. Совсем как делал он. Учиха всеми фибрами ощущал бурю чувств, которую розоволосая сдерживала только потому, что он не раз упрекал её за сентиментальность. Эмоции ломали её изнутри; сметали на своём пути титановые сваи характера, выработанные годами военной установки. Саске смог тогда сделать только две вещи. Во-первых, поклясться себе, скрепя сердце, стискивая зубы, не посметь обидеть её, отчаянно и неумело подыгрывая в любых любовных начинаниях. Во-вторых, тихой поступью пройти к столу и приподнять руку. Приглашая в объятия. Приглашая разделить всё, что накопилось. — Тебя не раздражают частые остановки? — тихо спрашивает Сакура, заглядывая в тёмные глаза. — Изанами не военный шиноби, несмотря на участие в боевых действиях. Всё в порядке. — Относись к ней проще, — снисходительно улыбается Сакура. — Нами может стать для тебя таким же другом, как и для нас. Она очень разговорчивая. — Непривычно это, — тише обычного молвит Учиха, — видеть Какаши в компании женщины. — А я вот ничуть не был удивлён! — Наруто всегда славился своим умением эффектно появляться. — Я ещё когда только на инаугурации Какаши-сенсея их увидел, сразу эту химию всю учуял, угу, — энергично кивает Узумаки, присаживаясь рядом. — Эй! Да ты даже между вами с Хинатой столько лет эту «химию» не чуял! — Тише вы! — шипит Учиха. — Обсуждаете за глаза, так хоть не орите, — продолжает он, ощущая редкое позабытое смущение. Его друг тут же разражается хохотом, Харуно самозабвенно хихикает. — Да какое им до нас дело сейчас! — отмахивается Наруто. — У влюблённых есть всякие интересные дела, — он ритмично вскидывает брови, смотря Учихе глаза в глаза. Любимым делом Узумаки в течение первой недели пребывания лучшего друга в деревне стало подтрунивание над Учихой из-за того, что девушка у Узумаки появилась куда раньше. И хоть у Саске и были готовы контраргументы — возможно, даже более весомые и серьёзные — перечить Наруто он не спешил. Уж больно тот был довольным. — Не переходи черту, — едва ли Харуно успевает остановить приготовившего «какую-нибудь глупость» Наруто, как ветки с хрустом расступаются. — О! А мы вас как раз к столу, так сказать, ждём, — Наруто смущённо ерошит волосы на затылке. Хатаке бросает слова благодарности и отдаёт приказ: — Следующая остановка — горячие источники. Осталась пара часов. А Сакура счастливо прыскает от смеха, когда Саске, видимо, расслабившийся без официальных миссий, несдержанно ведёт плечом, когда разукрашенная Изанами оседает рядом.***
— Я думаю, что нам стоит взять общий номер. Разве это не здорово, играть всю ночь в го и сёги, разговаривать и… — Сакура судорожно соображает, какой расклад будет ей на руку. Картина складывается не самым удачным образом. Номеров свободных не так много, а именно им предоставили на выбор три двухместных, два одноместных, по одному общему и трёхместному номеру. — Сакура, я не могу ночевать в номере с другими людьми, — с нажимом говорит Мори, обдумывая, как бы тактичнее направить решение команды в нужное русло. — Да ладно, мы же как семья! — отмахивается розоволосая, с надеждой заглядывая в глаза Изанами. — Сакура, вот конкретно ты, что ты будешь делать со своим сенсеем после полуночи? — Я? — растерянно переспросила Харуно. — Ничего. — Вот именно! А у меня на него планы, между прочим. — А что вы собираетесь делать? — наивно интересуется Наруто, совершенно не догадываясь о подтексте. Ранее он полностью углубился в заполнение бумажек о проживании, и не участвовал в разговоре. — Тебе на пальцах показать? — Нами изрядно раздражает эта ситуация. Она не хочет ничего обсуждать и договариваться. Они прибыли сюда отдохнуть, как-никак. — Но мы могли бы разделиться в комнаты по половым признакам, — лелея надежду провести эту ночь с эмоциональным комфортом, предлагает Сакура. — Ну, — Узумаки спешит поучаствовать в диалоге, — я бы вообще не хотел ночевать с кем-то, — неловко чешет он затылок, — Сакура собирается делать что-то всю ночь, Саске встанет ни свет, ни заря. А мне бы поспать, — мечтательно тянет он. — Вот и разделились, — довольно улыбается Нами. — Два двухместных и один одноместный, — с готовностью говорит он хозяину заведения, протягивая их с Хатаке заполненные карточки. Мужчина склоняется в коротком поклоне. — Мы приносим свои извинения. Мы понимаем, что вы прибыли одной компанией, но все номера на двоих находятся в разных крыльях.Понимаете ли, ударили первые холода, а у нас лучший курорт в стране, комнаты не простаивают пустыми и сутки. Я бы сказал, что вам даже повезло, что остались приватные купальни и номера на вашу компанию… — Всё в порядке, — Мори пресекает его сбивчивую речь, хитро улыбается и настойчиво вырывает ключ из рук хозяина. — Всякое бывает, — она театрально отмахивается, — пусть с другими номерами сами решают. Изрядно повеселевшая, она подхватывает Хатаке под руку, настойчиво утягивая в нужную сторону. — Ребятки-котятки, через полчаса на источниках, — она очаровательно улыбается команде семь и чуть ли не взлетает по лестнице, крепче ухватив Какаши. Пару тут же охватывает мягкий свет запылённых ламп коридора. — А здесь довольно мило, — почти шепчет Нами, рассматривая картины и цветы на стенах, утопая ногами в мягком ковре. Она с энтузиазмом бегает глазами по табличкам и быстро находит нужный номер. Нетерпеливо отмыкает дверь и врывается внутрь. Щелчок пальцами по выключателю, и свет заливает уютную комнату. Светлые голубоватые стены, лаковый тёмный комод с возвышающимся над ним широким зеркалом, серебристые шторы, несколько картин и цинововк на стенах, мягкий тёмный ковер между двумя кроватями. — Ну что же, — Хатаке спокойно бросает рюкзак и проходит в комнату. Заваливается на сокрытую покрывалом в цветочек постель и заводит руки за голову. — Отставить любовные утехи. Он потягивается на взбитых подушках, расслабляется и прикрывает глаза. Замирает в ожидании её реакции. Мори слишком редко бывает недовольной, слишком редко морщит свой носик и раздувает такие нелюбимые ею щёки. И Какаши щурится, губы под маской вздрагивают в ухмылке, пока он вглядывается в женское лицо. Нами искоса следит за своим мужчиной, затем, точь-в-точь копирует его мимику, напоследок прикусывая губу: — Я подожду амнистии. Тонкие побелевшие от холода пальцы путаются в длинной шнуровке плаща, неумолимо тянут ту вниз. Тяжёлая ткань повинуется. Обласкивает плечи, скользит по рукам, касается спины и опадает на пол. Тёмный фиолетовый свитер взъерошивает и электризует длинные пряди, выбившиеся из кос. Хатаке тяжело сглатывает, когда пуговица на тёмных штанах тихо щёлкает, а молния вмиг расходится. Скрещивая руки, Мори легко стягивает светлую водолазку и небрежно бросает на пол. Затем делает непозволительное — поворачивается к Какаши спиной, пару раз ведёт бёдрами и стаскивает штаны. Начинает медленно складывать одежду в верхний ящик комода. Наклоняется, не сгибая колен; уже стоя переминается с ноги на ногу, заставляя кружево играть на округляющихся ягодицах. Закончив, поворачивается к зачарованному Какаши и подходит ближе, распуская волосы. Перекинув ногу, садится едва ли не на солнечное сплетение. Склоняется к его лицу и перекидывает копну волос на правую сторону. — Устал? — она невинно хлопает ресницами, чуть прикусив губу. — Новый комплект? — отвечает он вопросом на вопрос. Голос звучит совсем не так твёрдо, как обычно. Пальцы незримо от женских глаз сминают подушку. Всего восьмой день вынужденного воздержания — а его уже ломает от одного вида желанного тела, охваченного нежно-розовыми резными цветами. Основа почти всего её белья — мягкая мелкая сетка, поверх которой нашито кружево. Разных цветов, кроя и размеров оно неизменно волнует сознание и одним своим видом распаляет интерес. — Я на три ночи приготовила, — Какаши кажется, что она переживает отсутствие близости многим легче — её взгляд заинтересованный и вдумчивый, движения выверенные. Нами скользит пальцами по его напряжённым плечам и точно так же расшнуровывает мужской плащ. — Мы ведь только на двух остановились, — вкрадчиво говорит он. — И на вторую я согласился только ради тебя. — Всю неделю ты пропадал на работе до полуночи, — Нами распахивает полы плаща и пробирается к креплениям жилета по бокам, — я думала, это для того, чтобы порадовать меня на выходных, сделать мне приятно. Ну брось, — шепчет она с улыбкой, — что с деревней станется за лишние сутки? Нами съезжает ниже, на самый пах, и вздёргивает Какаши за плечи, вынуждая принять сидячее положение. Сбрасывает на пол плащ и жилет. Кладёт руки на согнутые колени и устремляет взор в серые глаза. Буквально видит метания Рокудайме, и спешит вернуть ладони на его предплечья, разминая крепкие мышцы. Резкий вздох срывается с мужских губ, когда приятная истома окольцовывает руки. — Задержимся ведь? — она склоняется лбом ко лбу. Нами априори знает, что одно прикосновение губ — и ей уже не захочется ни ужина, ни компании, ни горячих источников. Но Сакура наверняка ждёт, кровати всё ещё находятся на своих местах, а Какаши не даёт чёткого ответа. — Только чтобы сделать тебе приятно, — он усмехается, крепко обвивая талию обеими руками. Нами довольно улыбается и тут же вырывается из рук Какаши, сходу давая ценные указания и собираясь в ванную. Хокаге повинуется. Убирает тумбочки, двигает кровати, скручивает покрывала, укладывает их на стык, чтобы «ножка не провалилась» и перестилает постельное бельё. Шум воды за стенкой стихает, но девушка предупреждает, что минут пять комнату ещё не покинет. Какаши, почесав затылок, решает избавиться от ненужной одежды и заранее приготовить маску и банный халат. А затем так удачно находит время, чтобы запечатать стены глушилками, защищающими от взаимного проникновения звуков и взглядов сенсоров. Хатаке упрекает себя в паранойе, понимая, что подглядывать за ними никто не собирается. Но печати не снимает. По щелчку ручки Какаши с готовностью оборачивается. — Моя красавица, — уголки губ дрожат в улыбке, когда Хатаке видит плотный слой голубой глиняной маски на лице его девушки. — Поторопись, — Нами ещё не придумала, как реагировать на его саркастичный тон. Обычно она успевает провернуть все косметические процедуры, пока Какаши на работе, но и в таком виде каким-то образом иногда он изощряется её застать. — Мы ведь не хотим опоздать, верно?***
Изанами с удовольствием врывается в небольшую индивидуальную купальню. Самым главным достоинством конкретно этих источников является возможность понежиться в горячей целебной воде в небольшой компании. Компактные приватные бассейны вмещают в себя не более пяти человек. А вдвоём здесь должно было быть просто замечательно. — Ты задержалась, — Харуно хитро щурится, опираясь подбородком на сложенные ладони. Каменистые бортики отшлифованы на совесть. — Мы решили принять душ в номере, а не внизу и постелились заранее. От горячей воды и вина так развозит, — Мори доброжелательно улыбается. Розоволосая чувствует укол белой зависти. Вместе с ним же в сердце ютится робкая надежда на то, что совсем скоро Сакура сможет держаться с Саске так же непринуждённо и по-взрослому, как Нами ведёт себя рядом с Какаши. В то же время Мори сворачивает полотенце и ступает на короткую деревянную лесенку. Недовольно морщит лоб и тихо стонет, когда слышит, как Харуно давится воздухом. — Сакура, я забыла, — сокрушенно и устало произносит Нами, опускаясь в воду по горло. — я не хотела, чтобы ты видела засосы на бедрах, — Сакура сопит себе под нос, краснея до кончиков ушей. И старательно пытается вернуть себе самообладание. Мори всего несколько секунд назад прекрасно понимала, что бывшей ученице будет неловко узнавать детали интимной жизни своего сенсея и Хокаге деревни. А потому, желая скрыть нежно-розовые пятна с красными вкраплениями в опасной близости от сокровенного, Изанами открыла обзор на, видимо, всё ещё красующийся на левой ягодице укус. — Просто не бери в голову, ладно? — устраиваясь у бортика, бросает Нами. Она была уверена, что болезненная метка должна была уже исчезнуть. Но в столь интимных местах Какаши целовал ее чаще, чем солнышко, а потому бледная кожа очень долго хранила последствия их близости. — Тебе ведь даже не с кем поболтать о личной жизни, да? — тянет Харуно. К собственному удивлению, вскоре после близкого общения с Изанами, она поняла, что довольно здорово делиться с кем-то своими переживаниями, мечтами и чем-то совершенно интимным. Но с кем делится Мори, любовник которой столь уважаемая и секретная личность? — Обычно я обсуждаю свою личную жизнь с Какаши, — легко парирует Нами, подтягивая к себе поднос с едой. — Вот прям всё-всё? — недоверчиво переспрашивает розоволосая. Она с трудом верит, что когда-нибудь сможет рассказать Саске о чём-нибудь очень личном и неприличном. — Да, обо всех фантазиях и впечатлениях. Хатаке редко выступает инициатором разговоров на постельную тему, но всегда поддерживает и делится чем-нибудь в ответ. Кому мне полностью доверять, как не Какаши? — Никому, — вздыхает зардевшаяся Харуно, подумывая над тем, как бы сменить тему. — Лучше похвастайся, как совместная жизнь с Учихой, — Нами хищно улыбается. Она обожает слушать других. Обмозговывать каждое слово, эмоцию, чувство. — Да никак. Нет между нами ничего такого, — Слова подкрепляются смущённой улыбкой с налётом грусти, осунувшимся плечам и какой-то тоской во взгляде. — И в ком проблема? — Мори спрашивает не глядя, разливая местное густое вино в фарфоровые чашки. — В обоих, — твёрдо констатирует Сакура, принимая напиток. — За любовь, — Нами чокается, отпивая. Смакует рубиновую жидкость, наслаждаясь сладковатым привкусом и обжигающим теплом. Чувствует, как буквально после третьего глотка, ноги наливаются тягучей усталостью, а кровь постепенно приливает к щекам. — На свидания ходите? — Ходим. — Целуетесь под луной? — Изанами хитро вскидывает брови. — Ну бывает, — Харуно краснеет вовсе не от вина — в стакане убавилось едва ли с миллиметр жидкости. — Фильмы вместе смотрите? — Да, — Сакура энергично кивает. — Саске-кун раньше никогда не бывал в кинотеатре, так что мы уже вместе на одиннадцать фильмов сходили. — Всякой белибердой вроде совместной готовки, уборки занимаетесь? — Саске-кун — если он дома — всегда сидит со мной на кухне, пока я готовлю. — По душам говорите? — Он не очень разговорчивый, но бывает. Саске часто рассказывает о том, что видел во время своего путешествия. — Спите вместе? — глядя на противоположный бортик, ровно произносит девушка. Не дождавшись ответа, переводит взгляд на Харуно. — Сны в смысле в одной кровати смотрите? — А…да, — Сакура вновь краснеет и переводит взгляд на закуски, нервно выбирая, что бы закинуть в рот. — Понятно, значит, тебя волнует то, что вы только снами и занимаетесь? — то, что Сакура так настойчиво отпиралась от уединения с Учихой, стало явным показателем их уровня близости. — Ну, по сути, вы официально встречаетесь с Учихой только два месяца, так что ничего удивительного в отсутствии секса я не вижу. Ты пока привыкаешь к совместной жизни, он привыкает. А в остальном у вас замечательные отношения. Выпьем за прогресс, — Нами вновь подносит стакан и ободряюще улыбается. — Он уйдёт на чёрт знает сколько всего через пару месяцев. Я боюсь, что мы не успеем… ничего, — Сакура устало прижимает ладонь ко лбу. Первые две недели всё было прекрасно — Учиха встречал Сакуру после работы, она готовила для него в небольшой необжитой квартирке. Когда не успевала — они вместе ужинали в Ичираку. Ещё через пять дней произошло удивительное — Саске предложил жить вместе. И сразу же немыслимое — согласился остаться в её квартире. Ещё спустя две недели она уже могла позволить себе обнимать его во сне и прижиматься всем телом, когда они смотрели что-нибудь по телевизору. Ещё спустя пару недель поцелуи больше не провоцировали у Сакуры прединфарктное состояние. Две недели Харуно мучилась в ожидании, но ничего не произошло. И спустя несколько дней тоже. Она сгорала в этом подвешенном состоянии, не зная, куда себя деть. И хочется, и колется, как оно есть. — Ну, — Нами задумчиво кружила пальцем по прохладному краю чашки, — в среднем там дел минут на пятнадцать-двадцать, так что даже если поздно опомнитесь, перепихнётесь сразу перед его уходом. — Нами! Не хочу я для галочки, — обиженно буркнула Сакура, — надо же с чувствами, и не один раз, уж точно. — Тогда возьми ситуацию в свои руки, — резонно предлагает Изанами, в третий раз разливая алкоголь. — Это так сложно! Я ведь не могу просто сказать ему об этом, а… — Почему не можешь? — Мы никогда не разговаривали на какие-то откровенные темы, и я просто не знаю, как вот так заявить, что нам уже пора…того. Переходить на новый уровень. У вас с сенсеем бывает недопонимание? — Нет, сейчас, конечно, нет, я же сказала — мы говорим обо всём. В первые несколько месяцев ещё были какие-то эксцессы, но теперь мы вдвоём такая же команда, как и вы вчетвером были когда-то. И это сам Хатаке сказал. Я с первого дня наших отношений приучала его, что нужно обсуждать со своим партнёром всё, что волнует тебя. Было непросто, Какаши — человек дела, а не слова, а потому убедить его, что хоть где-то всё можно уладить разговорами удалось с трудом. Но ты должна понимать, что мне на руку сыграло то, что мы оба взрослые. Какаши уже к тому моменту начал сам справляться со своими демонами, а потому мне следовало лишь помочь. Ну и мы очень ценили наши отношения, так что с готовностью шли на компромиссы и не раздували мелкие бытовые конфликты до масштаба проблемы или тем более скандала. — Почему Какаши-сенсей до сих пор не сделал тебе предложение? — Он честно пытался начать этот разговор, — точно в защиту Какаши поспешно высказывается Мори. — Но я не хочу портить наши отношения официозом. Прелесть жить вот так — без печати и колец в том, что каждый остаётся свободным. Каждый из нас может просто встать и уйти, не обременённый обстоятельствами. Но мы остаёмся вместе не потому, что будет волокита с бумагами или оценка окружающих, а только потому, что мы оба этого хотим. — Странно, что ты не боишься такого подвешенного состояния, — Сакура пожимает плечами. Почему то, что так пугает Сакуру, привлекает Нами? Вино идёт легче с каждым глотком, мысли наполняются интересом к чужой личной жизни, желанием перенять опыт. Она невольно проводит параллель между учителем и учеником и смекает, что, возможно, то, что положительно влияет на Какаши, так же раскрепостит и Саске. Но спросить о чём-то эдаком стесняется до чертогов совести. — Сакура, но мы же оба знаем Какаши-сенсея. Как с ним вообще чего-то можно бояться? — Действительно. — Волна тёплых воспоминаний застилает разум. Рядом с уверенным, надёжным и собранным сенсеем всегда было спокойно на самых сложных миссиях. — Как думаешь, что лучше всего сделать, чтобы сблизиться с Саске, чтобы начать ещё больше доверять друг другу? — Предложи ему помощь, — без раздумий предлагает Нами. — Без всяких там окольных путей. Просто спроси, есть ли у него какие-то бытовые проблемы, и помоги ему с этим. — А ты проверяла? — Конечно! Во многом наши отношения на этом и строятся. Например, я всегда пишу для Какаши речи для собраний, обсуждений, советов, выступлений и так далее. У него нет времени на такие мелочи, а сходу загнать конструктивную официальную речь сложновато. Мне не трудно, а для него хоть какая-то разгрузка. Ну и попрактиковать всякие психологические трюки для ораторства тоже забавно. А он, к слову, почти с нуля научил меня готовить. — А чем вы занимаетесь в свободное время? — Сакура расплывается по бортику уже с одного стакана. Нами тоже смотрит чуть смазано, а теперь ещё и довольно улыбается, явно утопая в воспоминаниях. — Было бы ещё побольше этого свободного времени, — усмехается Мори, а затем закусывает губу. — Играем в го и сёги, читаем книжки и смотрим фильмы. Ходим проведать его Нинкен. Паккун особенно рад нас видеть. Мы часто сидим в Ичираку с Гаем, Ирукой и Тензо; много гуляем и, бывает, на выходные выбираемся куда-нибудь на природу. — Значит, на один день ты выбраться можешь? — хитро щурится Харуно. — Какаши встаёт пораньше, но тогда, когда уже выспится сам. Кутает меня в одеяло, чтобы было теплее; завязывает глаза, чтобы солнце особо не мешало; закидывает рюкзак на спину, берёт меня на руки и под привыкшие взгляды охраны несёт в свои любимые места в окрестностях Конохи, где я и благополучно просыпаюсь около одиннадцати. Ему-то не сложно с десяток километров за час преодолеть. Да и вечером, если он за неделю не сильно устал, пешком идти не приходится. — Я не думала, что Какаши-сенсей такой романтик, — восхищённо тянет Сакура. — О! Хочешь чего-нибудь сладкого? — с воодушевлением восклицает Сакура, обшаривая взглядом полочки с закусками. — Я очень хочу в номер, Сакура, — Изанами подпирает ладонью подбородок и, не мигая, глядит в пустоту. — Очень-очень.***
Пальцы у Какаши длинные, кожа на них мягкая благодаря женской заботе, а ногти острижены коротко. Всё для того, чтобы ласки приносили только удовольствие. Хатаке медленно ведёт ладонями по изгибам талии, огибает выпирающие треугольники лопаток, сжимает длинные светлые волосы у затылка, чтобы запрокинуть чужую голову. Губами едва ощутимо прихватывает кожу. Пальцами с нажимом неспешно скользит вдоль позвоночника обратно вниз, несколько раз коротко поднимается ими наверх и продолжает путь до крестца. Гладит здесь пальцами невесомо, затем впивается фалангами в кожу и ведёт меж разведённых ягодиц. Скользит к точке, где они каждый раз с особенным рвением становятся единым целым. Поглаживает нежную влажную кожу, растянутую от проникновения, надавливает. Губами ощущает, как артерия на шее начинает вздыматься всё быстрее. Какаши с силой сжимает ягодицы, с упоением мнёт упругие податливые мышцы. Парой влажных поцелуев спускается к изгибу шеи и кусает у основания, оставляя болезненный засос. Слышит нетерпеливый тихий стон удовольствия. Какаши знает, какая она чувствительная и упивается этим. Чтобы воспламенить её достаточно пары поцелуев в шею, беззастенчивого танца пальцев вдоль тела и горячего дыхания, вперемешку со страстным шёпотом, опаляющим мочку уха. Хатаке сам закрывает глаза и замирает, желая чуть снизить собственный градус. Судорога охватывает пах и живот от ощущения горячей нежной кожи. Хатаке продолжает с нажимом ласкать место их единения, принося массу острых ощущений обоим. В болезненном укусе смакует кожу чуть ниже уха. Ощущает, как мышцы, плотно обхватившие его естество, вздрагивают. Глухо стонет сам, приподнимая девушку для первого толчка. Какаши откидывает голову, чтобы заглянуть Изанами в глаза. Ловит её безмятежную полуулыбку, но не успевает улыбнуться в ответ. Мори жадно впивается в его губы. Она неистово желает ускорить темп, но сильные руки Хатаке тотально контролируют частоту и глубину проникновения. Нами этого катастрофически мало. Она распалена вином, горячей водой, ожиданием и созерцанием его идеального тела. Дыхание сбивается от болезненных спазмов внизу живота, всё тело горит в ожидании апогея. Нами с силой прокусывает нижнюю губу мужчины, размазывает пару скудных капель и коротко вскрикивает ему в рот. До ушей доносится приятный слуху шлепок, когда раскрытая ладонь слабо хлопает по ягодице, а затем ещё раз сильнее. Хатаке обвивает тонкую талию одной рукой, а вторую тут же вскидывает девушке на затылок, пресекая попытку отстранится. Он глухо смеётся ей в губы, прижимая к паху до предела, не позволяя сдвинуться ни на миллиметр. На контрасте её ярости, с нежностью касается губ. Скользит по ним языком, щекочет нёбо. С упоением наслаждается её ответом. Женские пальцы бегают по напряжённым плечам и шее, острые ногти оставляют призрачным следом бледно-розовые борозды. Изанами больше не считает, что расцарапанный торс — это стереотип и наглая ложь. Когда чувства и ощущения крошат её изнутри по вине Какаши, в пылу она просто не может не отомстить ему, запуская это бешенство прямо под кожу. Бывает, она стыдится этого потом, но ровно до того момента, пока с улыбкой не наткнётся на юношескую гордость в мутно-серых глазах. Нами легко ворошит пепельные волосы и останавливается у загривка. Сжимает двумя пальцами, легко царапает и гладит. Тут мурашки берут своё начало и прошибают до копчика мелкими молниями. Какаши медленно теряет самообладание. Хватка против воли слабеет, он отрывается от желанных губ, смещая обе руки на изломы талии. Какаши на пару минут полностью полагается на неё и думает о том, как прекрасно сидеть практически лицом к лицу, откинувшись на скомканные за спиной мягкие подушки. Ощущать, как она крепче цепляется за его плечи и задаёт темп едва ли чаще того, что предлагал он. Какаши беспорядочно оглаживает раскалённую спину, плечи и бёдра. Осыпает шею поцелуями, укусами и засосами, ловит её пылкие поцелуи в губы, скулы и подбородок, утопая в ощущениях. Она такая же, как и в первую ночь, как и всегда — изголодавшаяся по ласкам, разгорячённая, податливая и настойчивая одновременно. Нами задыхается от острых ощущений. Кровь приливает к щекам, страсть затуманивает взор. Ей с трудом удаётся поддерживать ровный ритм, дыхание сбивается моментально, стоит Какаши отдать бразды правления в её трясущиеся, ослабевшие от крышесносящего наслаждения пальцы. Она не может позволить себе прикрыть глаза. Какаши взирает блаженно. Неспешно бродит взглядом по её лицу и телу, сталкиваясь глазами, чуть улыбается. В ответ получает кривоватую ухмылку. Нами знает, что внутри его колотит точно так же, как и её снаружи. Лишь натура Какаши, по природе своей удачно совмещающая черты садизма и мазохизма, не позволяет ему задышать часто, откинуться, расслабляя мышцы, и без лишних секунд получить желанную разрядку. В его глазах — между страстью, похотью и желанием — мечется холодное трезвое выражение. Какаши думает. Точнее, разрабатывает план. Мори — наивно и слепо — надеется сбить его с мыслей. Привстав на коленях, меняет угол проникновения, срывая с губ Какаши первый глухой стон. Она обхватывает его голову руками и прижимается ближе, чтобы вдохнуть запах волос. Прогибает спину и опускается медленно-медленно, ощущая каждый миллиметр горячей плоти, по собственной ошибке превращая мгновенье в сладкую пытку скорее для себя. Вжимается, елозит по паху, не приподнимаясь ни на миллиметр. Слышит, как Хатаке буквально скрипит зубами и сжимает ладонями её талию. Уже не перечит — план ещё не готов — лишь так же выбивает из колеи, когда простым движением спускается к ягодицам. Кожа на всём её теле шёлковая — горячая, мягкая, нежная благодаря маслам. Хатаке обожает её трогать везде, но особенно — здесь. Впиваться сильными пальцами в, кажется, единственные проработанные мышцы её изящного тела, поглаживать, ловя слухом её тихие стоны. Какаши редко позволяет ей побыть сверху. Мори уверена, что это всё мужское подчинительное начало. Хатаке знает — чтобы однажды не сойти с ума. Психолог ли она, до одури любящая женщина или, что называется «настоящая женщина», но ей удаётся чувствовать мужское тело лучше, чем своё. Судорога сводит челюсть Какаши, когда Нами вновь приподнимается, изгибается в его руках и отводит бёдра ближе к нему. Точно оглушённый, он чувствует, как изнывающая головка члена внутри скользит по влажной плоти с особым нажимом. Затем Мори уже не садится на его пах, подаётся назад и ощущения повторяются, только уже в обратном направлении. Нами отстраняется и Какаши чувствует её взор. Хатаке кажется, она душит его своими пламенно-карими глазами с медовыми прожилками. Он не может вздохнуть, чувствуя её настрой. Затем ощущая на себе. Нами поднимается медленно, и, дыша ей в спину, прохлада окутывает разгорячённый член. Светловолосая замирает, оставляя лишь на пару сантиметров внутри головку. Искры сыпятся из серых затуманенных глаз, когда девушка обводит плавный полукруг бёдрами. И в обратном направлении, сжимает тугие мышцы, приподнимается, обдавая холодом чувствительную уздечку и снова опускается обратно. Какаши готов взреветь. Он судорожно подхватывает её под ягодицы, вздёргивая наверх. Успевает испугаться, что перегнул палку, когда чувствует, как женские пальцы лихорадочно хватают его руку. А не сделал ли больно? Хатаке отмахивается — успеет искупить. Он прижимается лбом к её животу, тяжело дыша. Воздух, яйца звенят — Какаши понимает, что чудом балансирует на грани не-возврата. Выдыхая с хрипами, он обеими руками оплетает стан и нежится щекой о безупречную кожу. Чувствует, как пальцами девушка перебирает его волосы, слышит её тихий смешок. — Глушилки проверял? — мягко решает уточнить девушка, припоминая эксцесс в прошлом отеле, после которого о впечатляющей выносливости Рокудайме поползли лестные слухи. Хатаке, не отстраняясь кивает, с облегчением ощущая, как прохлада постепенно отрезвляет его. Кое-что в этот раз не так, как обычно — Мори пьяна. Не просто захмелевшая, а почти в драбадан. Такое бывает редко — Нами приемлет только домашние напитки, изготовленные, как правило, ей самой. Они лёгкие, сладкие, едва ли дурманящие разум — опытные шиноби не поддаются их наваждению. А сейчас Какаши не может не воспользоваться случаем. В таком состоянии мышцы едва ли слушаются её, голос срывается на особенно протяжные вскрики, а энтузиазм против воли тела достигает своего апогея. Хокаге скользит губами по светлой ароматной коже. Ниже пупка, от одной бедренной косточки к другой оставляет цепочку влажных щекотных поцелуев. Медленно поднимается выше, ощущая, как кожа дрожит от частых поверхностных вздохов. Предвкушая, обхватывает губами напряжённый сосок. Мори вздрагивает и широко распахивает глаза, утыкаясь взглядом в узорчатую стену. Голова идёт кругом от тяжёлого алкоголя и долгожданных ласк. Ладонь Какаши, взметнувшаяся по спине, не позволяет отстраниться. Сильные пальцы впиваются между лопаток, подталкивая девушку навстречу горячим ласкам. Подушечками на другой руке он гладит рёбра и изгиб талии. Нами коротко вздыхает и не может выдохнуть, когда чувствует острые зубы, сжимающие розовую плоть на грани боли. Их сменяет шершавый язык, невесомо скользящий по ареоле. В глаза — точно песка насыпали, но Изанами не может сомкнуть веки. Сделает это — сгорит в его руках, знает точно. И Какаши это знает. Знает, насколько чувствительны проколотые соски. Какие ощущения Мори получает, когда он ворошит короткую металлическую штангу, цепляя нервные окончания изнутри. Если она закроет глаза — почувствует, как кровь, и так шуршащая в висках, взовьётся оглушительным рёвом. Мори сломается, опадая на Хатаке, вжимаясь носом в его чуть влажные волосы, заскребётся ногтями по плечам. Забьётся точно в судороге от этих ощущений, постанывая прерывисто и громко. И угроза такого сладкого условного проигрыша манит. Горящие веки неумолимо опускаются миллиметр за миллиметром. Какаши усмехается, когда досчитывает до тридцати. Полминуты она даже не дышит. Всё это время тело в его руках наливалось тяжестью, изящные мышцы напрягались. Какаши понимает, что теряет контроль. В мгновенье смещает руки на выточенную талию, опуская девушку вниз. Он не может отвести взгляда от её затуманенных потерянных глаз, которые искрятся от частых глубоких толчков. Пламя охватывает пах, живот и лесным пожаром расползается по груди, рукам и ногам. Разум ему чудом удаётся сохранить трезвым. Нами тем же похвастаться не может. Ощущение горячего крепкого члена внутри душедробительно. Мори бессильно сжимает плечи Какаши, царапает их почти от злости, когда он стремительно наращивает темп. Она уже не в силах даже поддерживать его. Всё тело расслабляется, ведомое руками Хатаке, который с удивительной лёгкостью насаживает её на себя. Нами трепещет изнутри, жадно и тяжело дышит. Чувствует, что уже совсем ничего не может сделать. Пульсация внизу живота нарастает, жар сгущается, а тяжёлая истома наполняет всё тело. Нами доверчиво подаётся вперёд, обнимает Какаши за шею, опадая на него. Какаши удерживается от того, чтобы хрипло не засмеяться. Нами почти всегда позиционирует себя, как ведомую в постели. Но Хатаке готов с этим поспорить. Особенно сейчас, когда его руки немеют, не в силах удержать крепкие женские бёдра. Она сама подскакивает с него и опускается обратно стремительно. Напряжённо стонет, шире раскрывая бёдра и на миг прижимаясь так ощутимо. Какаши и сам тихо стонет, когда ощущает восходящую вибрацию в её теле. Она охватывает затёкшие ноги, сковывает мышцы живота, отдаётся покалыванием в руках, задевает голосовые связки. И, наконец, Какаши чувствует её вокруг своего члена. Чертыхнувшись про себя, едва ли успевает перевернуться, чтобы позволить Нами кончить, не заботясь о ритме. Упираясь коленями в пронзительно скрипнувшую кровать, он поддерживает тот ровный частый ритм, что задала его девушка. Закрывает глаза, полагаясь на слух и наслаждается протяжными стонами. Замирает, когда голос становится выше. Кожей чувствует бешеное биение чужого сердца. Медленно открывает глаза, всматриваясь в расслабленное лицо. Губами касается её губ, разделяя тяжелое сбивчивое дыхание. — Ещё раз сможешь кончить? Он говорит тихо, опираясь на локоть. Находит ответ в едва ли осознанном кивке, и возобновляет точки. Нами пробивает уже иная дрожь. Ощущение, похожее скорее на щекотку мешается с удовольствием. Всё тело покалывает. Ей ничего не стоит прикрыть глаза и отдаться гулкой тяжести. Задышать глубоко и ровно, чтобы суметь сосредоточиться на удовольствии. Нежная кожа на, кажется, всём теле покрывается мурашками, когда Изанами слышит, как голос Хатаке срывается. Поверхностное дыхание пронизывают хриплые низкие стоны. Толчок за толчком, такт срывается. Нами лишь сильнее скрещивает ноги за спиной Какаши, трётся о пах чувствительным клитором и, чуть прогнувшись, наслаждается крупной дрожью. Тело наполняет изумительная лёгкость, разум — сентиментальность. Нами открывает глаза вовремя — Какаши льнёт к ней, чтобы спрятать лицо в изгибе шеи, но женская ладонь не даёт этого сделать. Мори размещает пальцы на его скулах и притягивает чуть ближе, жадно ловя взором эмоции. Она пристально следит за тем, как мужчина искажается в гримасе, схожей с болью. Как щёки его набираются алым цветом. Как с губ срываются тяжёлые стоны обличающего удовольствия; на нижней цветёт лиловая отметка её клыка. Нами бездумно отводит безымянным пальцем каплю пота, скользящую от виска к глазу на чужом лице. Желваки играют под женскими ладонями, когда сухие тонкие губы сводит судорогой. — Идзанами-но… — хрипит он ей на ухо, утыкаясь лбом в подушку. Вдыхает тяжело и часто. — Ками, — мягко договаривает она, поглаживая напряжённую спину. Мори прислушивается к тягучему интимному ощущению, что теплится между ног. Какаши хватает меньше минуты, чтобы более-менее прийти в себя и поспешить подняться. Разомлевшая Нами едва ли успевает схватить его за плечи да плотнее обхватить ногами. — Останься так, — шепчет она, увлекая его за собой. — Ты не особенно тяжёлый. Какаши знает, насколько она любит полежать после секса так: не позволяя ему выйти, оставаться за гранью близости. Знает, как для неё это важно. Хатаке опускается плавно, своим телом вжимая её в поскрипывающий матрац. Носом зарывается в изгиб шеи вдыхая сладкий запах тела. Он и сам тащится от такого времяпрепровождения. Её руки без устали скользят по спине и предплечьям в расслабляющих знающих движениях, гулкие удары сердца долетают до его слуха, тихое дыхание чуть щекочет лоб. Нами вытягивает ноги вдоль его и почти мурчит от удовольствия. Минуты ускользают, что вода сквозь пальцы. Влажная кожа стынет, и Какаши уже вспоминает, куда он отбросил одеяло, ни чуть не желая подниматься. — Чё-ё-ёрт, нам еду в номер уже полчаса назад должны были принести. Что за сервис! — жалобно хнычет Нами. — У них много посетителей. Не успевают, наверно, — Какаши лениво приподнимает голову. — Значит, ты, находясь здесь, можешь следить за ситуацией в деревне с помощью теневых клонов, а они готовить не могут… — Нами скашивает интонацию, замечая на себе взгляд прищурившегося Какаши. — То есть ты, зная, что мы будем заниматься любовью — долго и страстно — заказала еду в номер аккурат на это время? — Хатаке приподнимает бровь. — Ну, я оттягивала момент, как могла, — произносит Мори как можно твёрже, как будто и впрямь это аргумент. — Неужели ты не захочешь покушать, когда мы закончим? — она смотрит всё ещё немного отрешённо, не смыкает алых губ. Пальцы её с обожанием скользят по мускулистому телу. Она бесстыдно намекает на продолжение, потому что знает, что с первого взгляда бесстрастный и неискушённый Рокудайме отличается незаурядными способностями на личном фронте. Особенно после долгой недели, когда он и вечера не мог уделить их единению. — И ты ведь не просто так это сейчас вспомнила? Чтобы хаять руководство? — Сердце Какаши набирает обороты, когда он чувствует её длинные ногти, которые мучительно скользят по поджарым ягодицам, переходят на спину и зарываются в волосы. Затягивая с ответом, она губами скользит по его шее, обдаёт её влагой и теплом. Чувствует, как давление между ног вновь нарастает. — Когда закончим, сходи к стойке администратора, узнай, что да так. — Не стыдно тебе Хокаге, как мальчика на побегушках отправлять? Какаши старается держать лицо даже тогда, когда чувствует, как тугие мышцы по воли Изанами сжимают едва окрепший член. Расслабляются уже через пару секунд и не могут уйти от напора увеличивающегося естества. Мори тяжело сглатывает, наслаждаясь этим тяжёлым теплом. — Это просьба. Первый слабый толчок выбивает её из колеи и ответ звучит беззвучным шёпотом. Сладко щимит в груди от такой Нами — с алыми щеками и искусанными губами, взъерошенной и растерянной. Она смотрит так доверчиво. Уже не требует — вопрошает с не присущей ей робостью. Какаши, глядя на неё, совершенно не чувствует усталости. — Когда я пойду, постельное можешь пока не перестилать, — самодовольно заявляет он. — Калории сжечь надо будет? — с воодушевлённой улыбкой спрашивает она, наслаждаясь густым жаром, берущим своё начало в районе груди.***
— Как думаешь, стоит им второй поднос отнести? — Сакура задумчиво смотрит перед собой. Взгляд её скользит по двум подносам, оставленных на низком столике у стены. Должно быть, официантки что-то напутали, и, вместо одного, принесли им целых два. — Не переживай, они сами разберутся, — слышит она монотонный ответ и переводит взгляд на Саске. Спина, охваченная белой юкатой, буквально светится на фоне тёмного леса. Учиха сидит к ней спиной на полу деревянной веранды. Ноябрьская ночь холодная, но безветренная. Харуно даже не пытается позвать его в комнату. Розоволосая знает, что Саске был таким всегда: и на затяжных, и на однодневных миссиях он любил сидеть поодаль от команды, уставившись в темноту. Иногда свинцовые мысли уносили его прочь от людей. К умилению Сакуры, иногда интерес. Она замечала, как порой взгляд его вспыхивал алым, и Учиха погружался в ночную жизнь леса такую, какая она есть. Как хищник, преследующий добычу, исследовал взглядом гущу листы в поисках живых существ. Харуно искренне радовала мысль, что и в жизни Саске случаются моменты, когда его ничего не обременяет. Сакура подтягивает ноги ближе, сидя на кровати. Мягкое свечение двух ночников на тумбочках, сочащаяся сквозь приоткрытые сёдзи прохлада, распаренное тело и умиротворение на душе благоволят к тому, чтобы прямо сейчас забраться под одеяло на своей узкой одноместной кровати и проспать до самого утра. Тогда и придумывать, как занять время, не надо. Ухватившись за эту идею, Сакура переворачивается на колени, разбирая постель. Уже взбивая подушку, чувствует на своей спине взгляд и спешит обернуться. Учиха стоит всего лишь в метре, взирая сверху вниз: — Ты хотела сыграть, — коротко кивает он в сторону потрёпанной коробочки с го. — Я думала, ты и забыл уже, — Сакура с воодушевлением тянется к игре, выпрошенной у администратора. — Ты знаешь правила? — Играл пару раз, — кивает Учиха и садится на край её кровати. — А я ни разу, но Нами рассказала мне сегодня, что да как, — Харуно легко укладывает игровое поле и протягивает Саске мешочек с белыми камнями. Сакура, в принципе, не так уж отчаянно желает познакомиться с этой игрой. Но она прекрасно понимает, что деревянная дощечка между ними — прекрасный барьер, который избавит от неловкости. Пара затяжных партий — и можно спать. А завтра домой. Туда, где привычная рутина избавит от неловкости и от гнёта неопределённости. Но одна игра сменяет другую не в пользу Харуно. Сакура не может оторвать взгляд от того, как легко Учиха подхватывает своими тонкими пальцами чёрные камешки и расставляет их на доске. Вне своей очереди порой скользит пальцами по гладко выбритому подбородку. Розоволосая — прежде не признающая себя азартной — нервно покусывает нижнюю губу. Не мигая, следит за тем, как Саске делает ход, которому предрешено стать решающим. Он осекается. Меняет направление и бездумно теряет возможность. Изумрудный взгляд загорается. Сакура хватает свою фишку, наклоняется к доске и с размаху ставит её на поле. Поднимает голову, заглядывая в глаза Учихе. — Выиграла! — с воодушевлением шепчет Сакура и улыбается. Улыбка постепенно затухает, когда розоволосая замечает, как пристально смотрит на неё Саске. Твёрдой рукой он отодвигает доску и подсаживается ближе. Саске видит, как Сакура краснеет, бледнеет, но затем подаётся губами к губам. Они у неё мягкие и ухоженные, источающие едва уловимый аромат кокосового масла. Учиха чувствует, как загораются кончики собственных ушей, когда Сакура нервно выдыхает и проводит кончиком языка по верхней губе. Он наблюдает из-под прикрытых век за тем, как она жмурит глаза, как пылают её щёки; чувствует, как нервное дыхание через нос жжёт скулу. Он прижимает её крепче за талию, принимая приглашение распахнутых губ. Юношеское любопытство скребётся в груди, когда языком он задевает её. Жалеет. Вибрация её тихого стона сводит с ума, отдаётся сладкой дрожью в спине. Сакура обвивает его за шею крепко-крепко и стонет искренне. Теперь хочется зацеловать её так: горячо и смело. Учиха повторяет новое касание ещё и ещё, наслаждаясь шумными вздохами. Розоволосая понимает, что земля уходит из-под ног слишком поздно. В миг Саске опрокидывает её на спину, поддерживая за талию. Не разрывая поцелуя, он нависает над ней, ни чуть не придавливая своим весом. Сердце ускоряется секунда за секундой, колотит так, что выбивает дыхание из лёгких напрочь. Стоит Саске отстраниться, Харуно широко распахивает глаза. Жёлтый блёклый свет режет зрачки, но Сакура не в силах отказаться от визуального сопровождения. Она смотрит на чуждого ей Учиху. Он контролирует каждый лицевой мускул, стараясь казаться спокойным. Но розоволосая видит чувства, бьющие изнутри. Поверхностное сбитое дыхание и влажный нездоровый блеск глаз, следящих за ней так жадно, распаляют. Это льстит, волнует и совершенно сбивает с толку, когда Учиха медленно наклоняется обратно к ней, но умышленно промахивается мимо губ. Он прихватывает кожу чуть ниже подбородка и чиркает по ней языком. Розоволосая чувствует, как всё тело сводит судорогой, когда прикосновение не прерывается и через пару секунд. А когда прерывается, Учиха прижимается ниже к ключицам. Кожу жжёт и колет под его губами. Уже знакомое чувство трепещет в животе и груди, Сакура несмело зарывается в волосы Учихи, вдыхая полной грудью запах свежести. Саске отстраняется лишь на несколько сантиметров и смотрит ей в глаза. Харуно знает — он сейчас не здесь. Он глубоко в своих мыслях. Девушку больше не пугают разномастные глаза, точно горящие, когда обладатель даёт волю эмоциям. Потому она беззастенчиво скользит по его лицу и находит взглядом каплю пота, берущую начало у изгиба шеи. У розоволосой появляется маниакальное желание слизнуть её, точно так же прижаться губами к коже. Отстранившись, увидеть красноватую метку, чтобы поверить, что такой Учиха — это реальность. Точно насмехаясь над ней, капля огибает ключицу и медленно катится по гладкой груди, ускользая под юкатой от взгляда девушки. Сакура облизывает губы и возвращает взгляд на лицо Учихи. Его взгляд осознанный и решительный. Он ищет сомнение на лице девушки, когда пальцами поддевает пояс. Не находит. С губ Сакуры срывается полувскрик, когда в её сознание врывается чужеродный звук. Три громких резких стука бьют точно по темени. Харуно срывается с места, не отдавая себе отчёта в действиях. Зажмурившись понимает, что Учиха промедлил. Чувствует холодное твёрдое касание чужой кожи ко лбу, слышит мягкий хруст хрящей. Распахивает глаза в ужасе, когда Саске сидит уже в добром метре от неё. Стоп кадрами Сакура ловит почерневший рассеянный взгляд и капли крови, стремительно скользящие по губам, подбородку и шее. — Йо, детки, — у Сакуры внутри всё леденеет. Она с ужасом, смятением и режущим пониманием переводит взгляд с окровавленного лица Саске на вошедшего Какаши. — Мы уже давно не дети, Какаши-сенсей, — судорожно выдаёт Сакура. И посмеивается. Истерически, конечно. — Ну да ладно, — отмахивается Хатаке. — На посту сказали, что, возможно, вам по случайности принесли наш поднос с едой. Хочу забрать. — На столе стоит. Выбирайте любой, — Харуно медленно приходит в себя. Саске сидит спиной к Хатаке, не выдавая всю ситуацию. Заинтересованный взгляд Какаши забирается под самую кожу Сакуре, и мужчина значительно меняет траекторию, огибая кровать. — А что вы делаете? — невинно интересуется он. Смеющимися серыми глазами смотрит на Харуно. А это не отместка ли бесстрастного Рокудайме, который парой часов ранее не участвовал в обсуждении по расселению, но так пристально следил за ним? — В го играли, — спокойно молвит Саске, смело поднимая тёмный взгляд. Смотрит как обычно — с горчинкой высокомерия, но лицо держит беспристрастным. — На щелбаны? — парирует Какаши осматривая учеников и рассыпавшиеся камешки на доске. — Мы вам можем отдать, чтобы скучно не было, — Сакура чувствует, что, как в старые добрые времени, она задыхается от непонятного смущения. — Да нет, — Какаши ерошит волосы на затылке, — у нас в номере тоже всякие игрушки есть. Спокойной ночи, — он щурится в улыбке, круто поворачивается и спешно покидает их комнату. Сакура застревает взглядом на опустевшем на пару рядов закусок и сладостей столике. Ей хочется зажмуриться и прижать ладони к лицу, шепча про себя: «чего не вижу, того нет!». Но тихое мужское дыхание не позволяет поверить в то, что это всего лишь глупый забавный сон. Сакура на собственный страх и риск переводит взгляд. Она ожидает встретить раздражение или плохо скрытую злость. Но Учиха взирает как-то непонятно. Не источает его смиренный образ ни агрессии ни ярости. По щелчку совести Сакура подскакивает к нему на коленях. Она запрокидывает голову Саске и осматривает темнеющий нос. — Всего лишь искривление, я в миг исправлю, — шепчет она. Ладонь охватывает зеленоватое сияние. Указательным и большим пальцам она с нажимом проводит по носу под аккомпанемент потрескивающих костей. Затем скользит по области вокруг, и кровоподтёки тут же исчезают. Харуно совершенно сбивают с толку дрожащие в полуулыбке уголки губ. — Прости… — молвит она, закончив работу. — Ты не виновата, — пресекает. — Это моё промедление. — Почему ты не отстранился сразу? — Харуно, не поднимая глаз, изучает подсыхающие капли крови. — Я засмотрелся на тебя. Сакура едва ли не давится вздохом и переводит взгляд за спину Саске, тут же исчезающую за дверью ванной. Харуно делает то, чего так страстно желала весь вечер — залезает под одеяло и накрывается с головой. Щёки обдаёт жаром изнутри и снаружи. Она с силой покусывает согнутый указательный палец и едва ли удерживается от того, чтобы не засмеяться в голос. Вздрагивает от клацанья ручки ванной, вся замирает и вжимается в мягкий матрац. Думает о том, что, как только Учиха заснёт, нужно обязательно охладить лицо водой. Отсчитывает секунды, сбивается и убеждает себя, что, даже нырнув в прорубь, она не погасит это сомнительное пламя внутри.***
Сакура задумчиво смотрит на пламенные солнечные пятна, разбросанные по её рукам. Такого заката она не видела давно. После затяжных дождей солнце наконец-таки снизошло до жителей разрастающейся деревни, затаённой в листве, отогревая промокшее селение перед зимними холодами. Харуно сидит в удобном кресле их просторной уютной гостиной, наслаждаясь теплыми лучами, ласкающими кожу через узорчатую занавеску. Вот уже целый час после последней на этой неделе смены она думает-думает-думает. Вспоминает, как в то утро проснулась в номере на двоих уже одна. Настенные часы указывали на половину девятого. Учиха, как предполагал Наруто, наверняка встал с утра пораньше для одиночной тренировки. Вот и славно. Сакура подскочила, собрала немногочисленные вещи и ринулась в номер в противоположном крыле. Она бы, наверно, и не достучалась бы до Нами, если бы Какаши как раз в это время не возвращался с завтрака. Он тактично объяснил Сакуре, что Мори любит поспать утром, так что стены и дверь надёждно защищают глушики. Но поняв, что Харуно и душу готова заложить за эту встречу, удручённо пошёл будить Нами. Уже через десять минут светловолосая выползла из номера в тканевой разноцветной маске, по её словам, обязанной вернуть свежесть заспанной мордашке. И стоило Сакуре шепнуть, о чём пойдёт разговор на приватных источниках, Нами даже воодушевилась. Сакура говорила-говорила-говорила. Ругала себя и его за упущенную возможность, злилась, смущалась и, конечно же, нервно хихикала. Нами с каким-то умилением следила за мимикой и жестами розоволосой, после чего предложила то же, что и раньше. Перейти в наступление. — Где ты был? — Харуно с трудом придаёт вопросу нейтрально-мягкий тон. — Наметил с Какаши план миссии, — под вопросительный взгляд Сакуры он проходит в комнату и садится на край дивана, поближе к розовлосой. — Хатаке оставил несколько теневых клонов в деревне на случай экстренной ситуации. Дал им указания. — Саске, — Сакура слышит, как её голос дрожит. Сердце удар за ударом разгоняет в груди леденящую дрожь. Она сковывает горло, челюсть, язык. — Мы ведь с тобой уже не просто сокомандники и не просто влюблённые, — выдавливает она. В голове пусто и гулко, — но мы как будто застряли на одном месте. Это неправильно, что между нами всё ещё нет абсолютного доверия, хотя мы, вроде как, уже… — она замолкает и смотрит в пол. Чувствует, как кровь пунцовыми пылающими пятнами заливает шею, лицо и ключицы. — Семья, — Сакура вскидывает на него взгляд. Учиха смотрит так, как не смотрел никогда раньше. В его взгляде что-то, что жжёт глаза, зудом пробирается под кожу, вынуждая поёжиться. Но Харуно смотрит жадно и вдумчиво, перебирает эмоции. — Я не понимаю, что ты хочешь сказать. — Неведение, незнание, непредсказуемость. Они пугают его? Вдруг он думает, что Сакура больше не хочет жить с ним? Он боится потерять её? — Если честно. — Харуно молвит тихо, вздыхая и понимая, что, вероятно, нужно действительно просто признаться ему. Они оба уже не такие, какими были в юности. Возможно, уже слишком взрослые. — Я просто хочу помочь тебе в чём-нибудь, чтобы мы сблизились… морально сблизились, ну, начали доверять друг другу, — поспешно добавляет Сакура. — У тебя есть какие-то бытовые проблемы, или не бытовые. Может, что-то банальное, но с чем я могу помочь? Саске смотрит, не мигая, но розоволосая уже не ощущает особенного напряжения. И понимает почему. Он смотрит не на неё, а точно сквозь. Думает, вспоминает. Сакура видит, что ему удаётся это с трудом. Ну чем она может помочь несравненному Учихе?! Он целый год в полевых условиях справлялся сам. Харуно чувствует себя неуютно, уже почти закипает от смущения и ощущения бестолковости. Ну зачем она вообще завела этот разговор? Глупая была идея! Ужасная! Розоволосая ругает себя всеми знакомыми и не очень словами, раздувает ноздри и желает сбежать как можно скорее. — В душе мне в целом и раньше было сложно дотянуться до спины, не то, что сейчас. А после тренировок с Наруто как будто всё тело в пыли и грязи, — задумчиво произнёс он. — То есть я могу помочь тебе с этим, верно? — воодушевлённо протягивает Сакура.— Отлично! Тогда я помогу тебе, а ты поможешь… мне, — Харуно с трудом понимает смысл сказанного. Она так загорелась идеей помочь Саске, стать ему ближе и роднее, что с запозданием поняла смысл сказанного. — Хочешь чай? Перед тренировкой, — она заминается, — нужно подкрепиться. — Не откажусь, — Учиха кивает, пара отросших прядей скользит по скулам. Сакура подскакивает, но краем глаза замечает покрасневшие кончики его ушей, и смятение сковывает всё её тело. Ноги становятся ватными, каждый вздох даётся с трудом. Харуно чисто механически зажигает плиту и наполняет чайник горячей водой. Замерев, ждёт, пока вода забурлит. Саске смутился? Отчего? Он передумал соглашаться на её помощь? Почему? Потому что ему некомфортно её получать? Или получать помощь конкретного такого рода? Бесконечная кутерьма вопросов завладела сознанием девушки. Лишь шаги позади и короткий свист чайника заставил её ощутимо вздрогнуть, ощущая, как земля вот-вот уйдёт из-под ног. Сакура обернулась, с улыбкой разливая чай. Саске никак не изменился в лице. Уши, лицо и шея по-прежнему были молочными. Сакура строго-настрого приказала себя взять себя в руки. Они — команда. Они — семья. И будь что будет.***
Саске молча смотрит в стену. Ему не нужно видеть Сакуру или применять навыки сенсора. Он чувствует её. Думает о том, что всего лишь несколько шагов отделяют от её чувственных неумелых прикосновений. Одна закрытая дверь не позволяет взглянуть в её блестящие яркие глаза. Одна холодная стена не даёт ощутить тепло девичьей кожи. — Сакура, — он почти шепчет себе под нос. Плечом чувствует секундное веяние сквозняка. Слышит тихие шаги и носом улавливает тонкий цветочный аромат. — Как прошла тренировка? — Саске не видит её, но не может скрыть улыбку. Наверно, она наивно полагает, что сможет сгладить неловкость незатейливым диалогом. Но нет, Сакура на это даже не надеется. Она не с первого раза открывает флакон с гелем для душа и выдавливает на ажурную мочалку. Вспенив её в руках, задерживает долгий взгляд на мужской спине. Кажется, даже жар от лица отливает, когда цепкий взгляд ирьёнина натыкается на синяки и царапины. Голыми руками она оглаживает плечи, надавливая на взбугрившиеся мышцы. Коротко шепчет себе под нос, складывает печати, и зеленоватое пламя охватывает её ладони. Сосредоточившись, она уже и не замечает, когда недолгий ответ Саске заканчивается; благодарит мутную воду за отличное преломление в районе мужской поясницы. Розоволосая успокаивает себя. Саске попросил ей помочь не для того, чтобы совратить на стиральной машинке. Ему попросту нет резона создавать теневых клонов, когда он убийственно устал. Да и смешно это: использовать технику, чтобы смыть грязь со спины. Учиха замолкает, блаженно прикрывая глаза. Он с упоением ощущает, как женские ладони скользят по его напряжённым плечам и предплечьям, переходят на шею, как следует разминая затёкшие мышцы. Лёгкое чувство щекотки орошает те места, где порезы затягиваются, гематомы и лиловые подтёки рассасываются. Касания убаюкивают его, и Саске уже не может контролировать собственные мысли. В голове то и дело всплывает приторно-сладкая взору картина. Он думает о том, какой неожиданно привлекательной девушка была в том злополучном номере. Это не его обыденно-уставшая, встревоженная, занятая или измотанная Сакура. Не его бывшая сокомандница кусала алевшие губы; отводила прядь волос за ухо, открывая взору изгиб длинной шеи. Не по её сильному и подтянутому телу скользила шёлковая ткань юкаты. Он максимально сосредоточился на игре, чтобы не позволять думать, какие там, под эти белым одеянием не её изящные изгибы. И ничуть не пожалел, когда не по её инициативе не её такие нежные губы прикоснулись к его. Саске широко распахивает глаза, глядя прямо вниз. Воспоминания отдаются тянущим чувством внизу живота. Только не сейчас! Вода крупными струями скользит по его спине. — Я закончила, Саске-кун. Разогревать ужин? — молвит Сакура. Он для ответа разворачивается к ней вполоборота. Жалеет. Смущение цветёт на девичьем лице. Сакура делает неловкий шаг назад, затем резко оборачивается. Учиха едва ли успевает среагировать. Он обхватывает накренившуюся назад Сакуру за талию, притягивая к краю ванной. Шёлковый халат скользит по мокрому бортику. Харуно съезжает с него молниеносно. Учиха держит всё под контролем. Упирается локтем в стену, не позволяя Сакуре удариться спиной. Несколько секунд поддерживает её рукой так, чтобы девичье бедро не задело стоящий член. Но в плече точно осколки стекла ворочаются, и Учиха с тихим воем ослабляет хватку. — Я сделала больно? — испуганно спрашивает Харуно. — Плечо на тренировке вывихнул. — Но… — Харуно пребывает в настоящем смятении. Уже не поза и красноречивый жест выбивают её из колеи, а тычок в лоб, как ирьёнину. — Наруто вправил, — Саске не может оторвать взгляд от того, как Сакура в гневе раздувает щёки. Она обхватывает рукой его плечо, и боль стремительно отступает. Всё ещё влажные розовые волосы рассыпаются по её плечам и вышибают все рациональные доводы из черноволосой головы волной пленяющего аромата. Учиха наблюдает, как ткань её халата покачивается в толще воды. По белой футболке уже в районе ключиц ползут мокрые пятна. Саске не сразу понимает, что боль исчезла. Сакура даже не пытается встать, и это дурманит. Он оплетает рукой её талию и прижимает к себе так близко, чтобы быть уверенным, что Харуно чувствует его нарастающее возбуждение. Напряжённо следит за реакцией. Тянется к приоткрытым губам, утопая в ощущении ответа. Наслаждается трепетом затаившегося ожидания, когда Харуно обнимает рукой его шею и другой зарывается в волосы. Саске перебирает в воде складки ткани, точно слепой. Он чувствует, как пальцы потряхивает от нервозности, когда хозяин не может найти подступ к голой коже. Саске довольно хмыкает, когда находит. Гладит рукой живот, покрытый острыми мурашками. Не в силах больше бороться с собой, медленно пересчитывает рёбра. Отводит липкую ткань и задевает указательным пальцем мягкий изгиб. Замирает так же, как и сама Сакура. Позволяет ей отстраниться, глядя глаза в глаза, анализируя обстановку. Саске видит растерянность и недоверие, почти злится. Он панически боится встретить отказ и сгореть от стыда. Облегчённо прикрывает глаза, когда Харуно приникает к нему, проводит языком по его губам, размыкая их. Хватка на тёмных волосах усиливается, когда Учиха накрывает ладонью левую грудь. Замирает. Под ребром ладони вибрируют частые-частые удары. Саске прерывает поцелуй, прислоняясь к уголку манящих губ. Мурашки покалывают спину и плечи, когда Сакура перебирает тёмные волосы. Она гладит кожу за ушами, поднимается выше и ногтями скользит между прядей. Плоть под рукой Учихи мягкая и прохладная. Он сжимает её слабо, затем сильнее. — Сакура, — Учиха шепчет тихо, почти надеется, что она не услышит. — Ммм? — Харуно чувствует зубы и язык на нежной мочке уха. Саске замирает, обдумывая формулировку. Скользит влажными губами по нежной коже и утешает себя тем, что в случае чего так же спрячет взгляд здесь, решая, что дальше. — Самоудовлетворение. Ты пробовала? Что тебе понравилось? — слова даются Учихе неимоверно легко, но ведомый чем-то на задворках разума, он вновь приникает к изгибу шеи в мягком поцелуе. Кожа под губами становится горячее. — Обо всём, что мне может понравиться, ты прочёл в «Ича Ича». Острые клыки впиваются в кожу до лиловых отметин. Саске чувствует, как уши горят адским пламенем, дышать вмиг становится тяжело. Глупо ли было бросать эти книжки в гостиной? Учихе теперь кажется, что да. Как будто Сакура знает его порочные мысли. Знает, что он представлял, как это будет между ними. Читал и представлял каждую позу и каждый жест. Почти в ярости понимал, что лучшее, что он может сделать для Сакуры в постели — принести ей завтрак. Дрожь сковывает тело, когда горячий язык зализывает лиловый укус, когда шершавый палец обводит болезненно-напряжённый от холода сосок. Харуно бросает из жара в холод, дышать становится всё сложнее по мере того, как распаляется сам Учиха. Она уже знает, каким он может быть чувственным, как влажный блеск может разворотить обёртку бесстрастных глаз. Она глухо стонет вместо того, чтобы вскрикнуть, когда горячая рука скользит по щиколотке. Сакура резко оборачивается, разрывая поцелуй. Так и застывает с распахнутыми губами и округлившимися глазами. Клон Саске молча стоит перед ней и протягивает руку. Харуно не верит, что это реальность. Что Саске — недоверчивый, замкнутый — может так предстать перед ней: абсолютно обнажённый, без тени смятения во взгляде, без тени усмешки на губах. Она поспешно вкладывает ладонь в его. Буквально вскакивает от рывка, упираясь ладонями в плечи. Саске уже встречает её поцелуем. На ощупь, закрыв глаза, Сакура не чувствует разницы — клон такой же горячий, увлечённый ласками, как и сам Учиха. Для девушки ощущения смазываются в яркое акварельное полотно. Она чувствует две руки, в унисон цепляющиеся за мокрую одежду, прохладные струи щекотно катятся по ногам. Халат опадает легко, как и домашние шорты, что через мгновенье уже касаются щиколоток. Две руки цепляют футболку за подол и рывком поднимают наверх. Сакура порывисто обвивает Саске за шею, прижимаясь голой холодной грудью к его пламенной коже. Она прерывисто тяжело дышит, когда он также оплетает её за талию: — Скажи, если я сделаю тебе больно, — она не знает, откуда именно доносится этот голос. Тепло чужого тела обволакивает и распаляет собственное, а последующая вспышка затмевает сознание. Ткань белья натягивается, врезается в промежность, а затем рвётся с обличающим треском. Сакура распахивает глаза, когда клон ускользает туманом сквозь пальцы. Упасть ей не даёт обогнувший её Учиха. Он приседает перед ней, обвивает рукой под коленями и подхватывает, уронив себе на плечо. Буквально за пару шагов сокращает расстояние до их спальни. Отголоски заката ещё теплятся в комнате. Харуно напрягается телом, готовясь мягко повалиться на кровать. Вместо этого кожу обжигает тепло человека. Сакура замирает, прогнувшись в спине, удушливо краснея. В спину ей упирается эрегированный член, такой же всего в нескольких сантиметрах от лица. Она совершенно не знает, что делать и едва ли позволяет себе поверхностно дышать, направляя взгляд на живот Учихе. Клон не даёт ей растеряться надолго. Рукой оплетает её за живот и прижимает к торсу. Другой же Учиха опускается на колени, согревая дыханием солнечное сплетение. Две руки синхронно обшаривают её тело: гладят талию и рёбра, проходят касаниями по груди, толкают голову на широкое мужское плечо и откидывают волосы в сторону. Сакура чувствует влажные поцелуи на шее и ключицах. Вода больше не сбивает пыл тела, а потому розоволосой становится невыносимо душно. Она не знает, куда деть руки, бессознательно гладит одной напряжённую спину, другую поднимает и зарывается в тёмные волосы. Приоткрывает веки и видит, как Саске приближает губами к груди. Харуно чувствует себя ужасно беззащитной с откинутой за голову рукой, но, зажмурившись, сдерживает порыв контролировать голову Учихи. Она чувствует, как он облизывает сосок шершавым языком, стонет сквозь сомкнутые зубы и вся вздрагивает, когда Саске втягивает его в рот на долгие секунды. Харуно чувствует, как Учиха широко размыкает её колени, сам раздвигая ноги. Не успевает смутиться. — Вторую руку тоже назад, — шёпот сковывает волю и Харуно повинуется. Она забывает о том, что за ней наблюдают две пары глаз. Анализируют каждый дрогнувший мускул, впитывают эмоции и передают друг другу. Ладонь успокаивающе гладит её по животу, заставляя чувствовать себя всё более и более беззащитной. Пальцы другой руки уже гладят по груди, и Сакура впивается короткими ногтями в голову Учихе. Харуно тяжело дышит через приоткрытые губы, дрожит, когда пальцы сминают сосок. Острое удовольствие граничит с болью умышленно сильных касаний. Чужие губы терзают шею, руки гладят внутреннюю сторону бедер и живот. Харуно не верит, что её возбуждает мысль о том, что Саске сейчас видит её такой — беззащитной, распалённой, отдавшейся ему всецело. Она нежится между двумя крепкими телами, бесстыдно изгибается и трётся кожей о кожу. Остро ощущает, когда настойчивые ласки груди прекращаются. Губы скользят уже по животу, сокращая расстояние до сокровенного. — Не надо! — Сакура вся напрягается и упирается Саске в лоб ладонью. Чувствует влажную испарину. Встречается со взглядом Учихи. Ничего хорошего в нём нет. В этих глазах горит то первобытное желание, что заставляет раскрыться перед ним и отдаться. Возжелать, чтобы он овладел. — Почему же? — Саске хрипло усмехается. Перехватывает ладонь Сакуры, касаясь её губами. — Это самый первый том «Ича Ича». Он сплетает пальцы с её. Сакура безропотно откидывается обратно на Учиху, вспоминая, кто они друг другу. Внутри всё полыхает от незнания, ожидания и волнения. Но если уж доверять, то до конца. Харуно жалеет о принятом решении. Всё тело бьёт лихорадка и девушка едва ли не кричит от ощущений. Горячий язык Саске смело настигает такую же раскаленную плоть. Сакура вся извивается, в отчаянном порыве спешит свести колени, но сделать этого не даёт клон, перехвативший одну ногу. Вторая всё же соскальзывает на плечо Учихе, но, кажется, это лишь обостряет ощущения, когда губы сжимают чувствительный клитор. Сакура давится вздохом, стонет безмолвно, распахнув глаза. Что-то невероятное бурлит в крови. Пальцы на ногах покалывает, волосы на голове, кажется, начинают шевелиться, когда Харуно чувствует пальцы, скользящие внутри. Она бессильно напрягает ноги, зная, что вот-вот ощущения прорвут грань её знания. Сакура сосредотачивается на внутренних спазмах и картинно закусывает губу. Замирает, как и сам Учиха. Она бессильно падает на кровать, когда клон с тихим хлопком растворяется. Откидывается на спину, дышит тяжело и сбито. Смотрит на Учиху, не мигая. Он остаётся стоять на коленях и подтягивают Сакуру ближе к краю кровати. Оглядывает её всю снизу вверх и склоняется ближе к лицу. Сакура сама притягивает его для мягкого поверхностного поцелуя. Тихо стонет, когда рецепторы улавливают слабый привкус. Тело отзывается на сладкие воспоминания с охотой. Между ног горит так, что сил терпеть больше нет. Харуно опускает руку и прикасается к напряжённому члену, проводит рукой сверху вниз, чувствуя, как Саске замер. Догадывается, чего он опасается сейчас и быстро переводит руку ему на поясницу, слабо нажимая. Едва Саске успевает отстраниться, он замечает, что впервые за последние полчаса нервная, но искренняя улыбка светится на алых девичьих губах. Учиха прикрывает глаза и направляет член рукой. Чувствует, как он туго, но покорно скользит во влажной плоти. Глухо стонет и плавно толкается почти до конца. Ощущает, как челюсть сковывает судорога, когда мышцы сдавливают его изнутри. Спешит раскрыть глаза, чтобы заглянуть в лицо Сакуре, встретить там остужающее сопротивление. Он упивается видом пунцовых щёк, влажных прикрытых глаз и искусанных сухих губ. Они содрогаются, и Саске с запозданием качает головой. Он знает, что хочет сказать Сакура, но желает этого слышать: — Не сдерживай себя. Комната плывёт перед глазами, когда Учиха с размаху утыкается лицом девушке в плечо, подхватывает её рукой под колено и начинает пробные размашистые толчки. Горячая плоть покорно раскрывается каждый раз, позволяя проникать глубже и глубже, обласкивая теплом и влагой подрагивающий член. Учиха вгрызается в плечо Сакуре, когда ощущения расходятся по всему телу покалывающими разрядами. Он чувствует каплю пота, что скользит по виску, вторую, третью, всё тело охватывает немыслимый жар. Он вдыхает запах её волос и кожи, ненавязчивый и сладковатый, терпкий от нот пота. Женские пальцы ласкают его спину и плечи, сжимают волосы, доводя до исступления. Сквозь железную занавес собственного удовольствия, он слышит её тихие нежные стоны. Они окончательно дробят его выдержку. Сакура мечется под его жилистым телом, как в лихорадке. Ощущения не похожи ни на какие-либо другие. Это не привычная боль и не внешние ласки. Каждое проникновение отдаётся судорогой в горле и ощущением бесконтрольного падения в пропасть. Сакура бессильно стонет и выгибается, но Саске, кажется, контролирует каждую её мышцу. Тяжестью своего тела вдавливает её в постель, не позволяя отстраниться ни на миллиметр; держит ногу так, что при каждом толчке Харуно чувствует внешнюю стимуляцию клитора; и дышит ей в ухо хрипло и откровенно. Учиха бесчувственный? Сакура знает, что он чувствует, как никто другой. Каждое слово, взгляд, вздох пропускает по венам сейчас и всегда, впитывает смысл, анализирует, желает запечатлеть в памяти. Сакуру переполняет неожиданная гордость от осознания того, что такой он только рядом с ней. С каждым толчком он дышит громче, стоны бесконтрольно срываются с тонких губ. Он оглушает ими Сакуру, тело которой сотрясает неистовая дрожь. Внутри всё точно хрустальное и Учиха сотрясает эту хрупкость мощными частыми толчками. Харуно испуганно хватается за плечо Учихи, когда чувствует, как она трескается, что первая осенняя наледь. Тело сводит судорогой и изнутри оно разбивается на тысячи мелких осколков. Дышать становится панически тяжело и жарко, глаза закрываются сами собой. Протяжный мужской вой отдаётся эхом в блаженно опустевшей голове и Сакура бессильно улыбается. Сердце ни через минуту, ни через пять, не сбавляет свой ритм. Оно колотится от ощущения долгожданного облегчения. И тело, и душа становятся такими лёгкими, что Харуно находит в себе силы пошевелиться и зарыться пальцами в смольные волосы. Она наконец-таки открывает глаза, чтобы взглянуть на Учиху. Когда он успел перелечь? Сакура не помнит, но наблюдает за тем, как в полупрозрачном мраке ночи он обнимает её за талию. От того, как всё оказалось просто, хочется засмеяться. Надрывно, истерически и громко. — Сакура, — мужской голос зовёт её привычно отстранённо. — Пойдём в ванную, моя очередь помочь тебе. Сакура смеётся.