Космос Крэйга Такера

      Далекие звезды обдали Крэйга холодом своего безразличия, стоило тому настроить телескоп и припасть любопытствующим глазом к приборному окуляру. На восторженный блеск в глазах звезды отвечали лишь ленивым сиянием — как и всем, кто поднимал к ним зачарованный взгляд: полному профессионального интереса астроному или же влюбленной паре, в ясный вечер разложившейся на холодной траве; даже к чистоте и невинности мальчишеского энтузиазма их отношение не было особенным. Крэйг и не ждал взаимности, зная, что его любовь безответна: космос не любил никого — он был большим, холодным и безразличным. Сердце же Крэйга было переполнено незнакомыми чувствами, с недавних пор жадно ищущими взаимности.       Как бы не любил Крэйг Такер запираться в своей комнате наедине со старым потертым телескопом, ненасытно выискивая новые созвездия и любуясь виденными уже сотни раз, — смотреть на Твика было гораздо приятнее. Пустой блеск далеких звезд, пусть он и объяснялся скукой долгожительства, ни в какое сравнение не шел с ясной улыбкой Твика, редкое сияние которой заменяло Крэйгу тысячу солнц. Космос смотрел сквозь тебя, а Твик — по-особенному, и на щеках его горело смущение, а в глазах — любовь к каждому из окружающих его людей. Даже к своим бестолковым родителям. А порой даже к Картману.       Крэйг поежился под шерстяным пледом, когда в комнату влетел порыв северного ветра, и поспешил закрыть окно. Пальцы замерли на изгибе замерзшей ручки, стоило Крэйгу взглянуть на раскинувшееся в небе темно-синее полотно разоруженным взглядом. Звезды вдруг отдалились от него еще больше, лениво поблескивая за более ощутимые теперь тысячи световых лет. Твик же всегда был здесь, почти под боком, и разделяло их лишь несколько коротких заснеженных улиц Южного Парка, а не десятки тысяч лет пути.       Пусть Крэйг Такер и любил космос самозабвенно, почти исступленно — сейчас лишь поиск имени Твика в списке контактов выбивал землю из под ног, а воздух из легких. Телескоп рядом вмиг оказался забыт, как и причудливые сочетания небесного жемчуга, когда Крэйг приложил телефон к уху и задержал дыхание, ожидая ответа.       — Алло. К-крэйг? — голос в трубке не был сонным, несмотря на поздний час, и Крэйг вдруг впервые задумался о том, присутствует ли в жизненном распорядке его друга пункт «сон». — Всё хорошо?!       Этим одиноким и холодным вечером привычное в голосе его беспокойного друга волнение вдруг накрыло Крэйга теплой волной благодарности. Странные чувства, воспользовавшись брешью в самообладании, с новой силой толкнулись наружу, и Крэйг не без удивления отметил, что, лидируя в сражениях с собственными эмоциями всю жизнь, сейчас он явно проигрывал. Возможно потому, что, в отличие от всех остальных проявлений человечности, эти — уютные и такие теплые — давить ему не хотелось.       — Да, чувак. Все просто отлично.       Повисшая на мгновение пауза позволила различить на другом конце линии приглушенные звуки торопливого набора компьютерных клавиш. За ними последовал сиплый звук — прямо в ухо — быстрого глотка, затем тихое ругательство и отдаленный лязг дна кружки о поверхность стола.       Не на шутку заинтригованный полуночной деятельностью Твика, Крэйг спросил:       — Чем это ты таким занимаешься в два часа ночи?       Спросил, а затем удивился — с чего бы его настолько искренне интересовала личная жизнь кого бы то ни было...       Загадочные пейзажи космоса пленили Крэйга Такера с того момента, как ему, едва покинувшему пеленки, на очередной день рождения был торжественно подарен телескоп. Деньги на дорогущий агрегат в неожиданном порыве отчаянной щедрости были скоплены все семьей в период их особого бедствования. Тем не менее, родители с подарком не прогадали, и с тех пор телескоп ни одного безоблачного вечера не стоял без дела: визуально бороздить сотканное из звезд и планет полотно стало любимым занятием Крэйга.       Еще сильнее космос стал привлекать его после осознания себя и своих эмоций в этом желчном и несправедливом мире. Не найти отклик в этом завораживающем мраке бездушных просторов, отстраненно и с равнодушием пропускающем через себя миллиарды объектов и жизней, Крэйг не смог. С тех самых пор космос стал его единственным примером для подражания: снисхождение до заинтересованности — кто бы, что бы и в каком количестве не барахталось в его личном пространстве — казалось ему пустой тратой энергии. Превратить самообладание в безразличие — вот к чему Крэйг стремился всю жизнь, упоенно черпая вдохновение у картинок в телескопе. И до недавних пор он в этом преуспевал.       Летающие над клавиатурой пальцы вдруг резко замерли вместе с остальными звуками на другом конце линии. Повисла очередная неловкая пауза, в течение которой Крэйг обдумывал свой вопрос, а Твик — ответ на него. Хотя, может, это он тоже так глубоко озадачился неожиданной вспышкой интереса своего безразличного ко всему друга.       — Общаюсь с другом по переписке, Крэйг, — последовал наконец ответ.       Сердце пропустило удар, а затем глухо забилось где-то в горле, когда перед Крэйгом вдруг разрослась бездна вопросов о личной жизни Твика Твика за пределами школы и их с Клайдом, Токеном и Джимми компании.       «Друг по переписке?».       «Может, подруга?».       «Отношения на расстоянии?».       «Как долго они знакомы?».       «И насколько близки?».       «А вдруг ему не нужен еще один лучший друг?».       Крэйгу вдруг захотелось сдаться, положить трубку и вцепиться в телескоп обеими руками, вместо того, чтобы разгребать ворох из этих мучительных вопросов. Однако, вместо этого, он лишь спросил:       — У тебя есть друг по переписке?       Третья по счету пауза оказалась наиболее мучительной: Крэйг одновременно пытался унять сердцебиение, потушить полыхающие щеки и с замиранием всего своего естества томился в ожидании ответа.       — Да, Крэйг, у меня есть друг по переписке, — только и сказал Твик, снова звучно пригубив кофе.       Судя по тому, что звуки гуляющих по клавиатуре пальцев вернулись, продолжение повествования не входило в его планы. Поэтому Крэйг, судорожно сжимая в руке телефон, аккуратно произнес:       — Чел, а можно чуть-чуть поподробнее?       Снова шумный глоток кофе.       — Тебе правда и-интересно?!       Крэйг помолчал и, взглянув, наконец, правде в мрачные глаза, обреченно выдохнул:       — Да, Твик, интересно.       Отвлекающая долбежка по клавиатуре наконец-то умолкла, когда Твик нервно клацнул зубами и продолжил:       — Его зовут Дориан и мы переписываемся где-то... около полугода, я думаю... Я тусуюсь с вами ребята, и вы крутые! — виноватые интонации вдруг проскользнули в его голосе. — Просто иногда мне не кажется, что ты... вы тоже считаете меня крутым. А Дориан... Дориан говорит, что я классный, и у нас достаточно много общего!       Нарастающий в ушах шум игнорировать становилось всё сложнее, ровно как и необъяснимую панику, которая с каждой новой фразой обволакивала Крэйга, заставляя с ужасом и непонятным трепетом ожидать дальнейших слов Твика: вот-вот он может сказать, что Дориан заставляет его чувствовать что-то странное, а этого Крэйг слышать совсем не хотел. В поисках моральной поддержки он взглянул на небо, но то оставалось привычно безучастным.       — Правда, он считает, что наши с тобой... «отношения» — это какая-то ерунда! Говорит, что мы не обязаны поддаваться общественному давлению и всегда должны оставаться собой. Ведь... если на самом деле между н-нами ничего нет...       — Твик.       — … то мы...       — Чувак, ты мне нравишься.       Кажется, с выводами Крэйг слегка поспешил, потому что — о, нет — вот эта пауза оказалась наиболее мучительной. Помимо всего, она стала еще и самой продолжительной — так, по крайней мере, ему казалось. На какое-то мгновение Крэйгу более легким и быстрым представился путь до его далеких звезд, чем сквозь эту мучительную, тошнотворную и гнетущую паузу.       Все звуки на другом конце провода замерли вместе с дыханием Крэйга — он, скрючившись на своем насесте под пледом, зажал рот рукой, чтобы его сердце, скачущее от желудка к горлу и обратно, ненароком не выпрыгнуло наружу.       «Думай о космосе, Крэйг, о том, чему он тебя учил. Ты — бесчувственный необъятный океан, а...»       — А ТЫ МНЕ НРАВИШЬСЯ СО ВТОРОГО КЛАССА, КРЭЙГ!       … когда юный Крэйг Такер распаковывал свой телескоп, отбрасывая в стороны бумажные слои подарочной упаковки, он и подумать не мог, что когда-нибудь его бабочки вернутся — разноцветным вихрем ворвутся в сознание, путая мысли и слова, а затем полетят дальше, заполняя возбужденным трепетом своих невесомых крыльев все его тело.       К черту космос.       К черту звезды.       К черту бесчувственный океан.       В этот момент, когда терпеть жар раскрасневшегося лица стало совсем невыносимо, — Крэйг рывком вскочил с кровати и ринулся к окну, чтобы свеситься с подоконника, подставляя лицо прохладе влажного северного ветра. Застывшая на губах широкая улыбка обнаружилась, стоило крови отхлынуть от лица, обнажая уже схвативший скулы спазм.       Звезды все продолжали отстраненно поблескивать сквозь бледную пелену облачной дымки, но Крэйг смотрел сквозь них: Твик — единственное, что видели перед собой его глаза. Твик, сосредоточенно хмурящий брови в момент отчаянного перебирания пальцами клавиш джойстика; Твик, кидающийся к Джимми в триумфальные объятия после победы над Клайдом в дурацкой консольной игре; Твик, нервно теребящий прядь выбившихся из-за уха пшеничных волос... Заботливое воображение все подкидывало и подкидывало щемящие сердце образы, ощущения и картины: сотрясаемая мелкой дрожью прохладная рука в его собственной, задорный блеск россыпи веснушек на бледноватом лице...       Космос — он просто никогда не влюблялся, вот почему он такой холодный и бесстрастный.       Восстановить сбившееся дыхание было сложнее всего, на втором месте — возвратиться к ожидающему его Твику, и, давя глупую улыбку, что-нибудь ответить.       — Это охренительно круто, чувак.       В ответном хохоте Твика звенело неприкрытое облегчение, и Крэйг вдруг подумал, что готов убить за этот смех. Покорение других планет, колонизация Марса, обнаружение жизни в других галактиках — все это вдруг перестало иметь для Крэйга первостепенную важность и отступило перед задачей более существенной: с этого момента делать все, что в его силах, чтобы этот смех звучал как можно чаще.       Всего этого говорить Крэйг, конечно, не стал. Вместо этого он залез под одеяло, свернулся калачиком и прижался к телефону как можно ближе, чтобы суметь расслышать каждый звук на том конце линии: сбивчивое дыхание, судорожные восклицания, нервную дробь пальцев по панели телефона, глотки кофе. Однако прерывистая речь Твика была теперь уверенной и спокойной, а истерические нотки в голосе отступили на эту ночь перед абсолютным умиротворением; он, кажется, даже забыл про свой кофе.       Как бы яростно не пытался Крэйг отрицать свою к этому причастность, маячок надежды радостно пульсировал где-то в сердце, повторяя его бешеный ритм.       — И еще... Дориан знал о моих чувствах. С тех пор, как ты позвонил, я докладывал ему все происходящее.       — Ну, если он до сих пор на связи, — Крэйг хмыкнул, — можешь передать ему, что отныне наши с тобой отношения — не «ерунда», и между нами есть... что-то.       В этот момент где-то вдалеке ревниво сверкнули звезды, тускнея в надвигающемся рассвете, а Крэйг Такер почувствовал, как в его безразличном космосе вспыхнула новая звезда — бесконечно важная и самая яркая из возможных.