Уроки
— Нет, нет, — отмахнулся «ангел» поспешно. — Я же сказал, просто захотелось поговорить хотя бы еще раз. Я, — продолжал он успокаивающе, — и не мог бы прийти для этого. Можно сказать, я там еще только… вроде как стажер. — А раньше почему не прилетал? — Поэтому и не прилетал. На землю не отпускали. У меня даже крылья эти совсем недавно появились. — И ты не знаешь, когда… наступит моя очередь? — Знаю, но не имею права говорить, — вздохнул он. — Но хотел бы сказать. Понимаешь? — Да. — Вот и хорошо. — А если я хочу умереть? — Не хочешь, — качнул головой Лайт. — Иначе бы не испугалась так, когда узнала, кто я. — Но если я действительно захочу? Если это будет нужно? Если… Если опять… — голос ее задрожал, и она замолчала, чтоб не заплакать. — Что ж, тогда — тогда я буду рядом. Она благодарно кивнула. — Мне бы хотелось, — продолжал он, — быть каким-нибудь другим существом. Отвечающим за жизнь, а не за смерть. Знающим, что будет дальше, а не только видящим срок. Способным приглядывать за тобой. Всё вышло не так, и я то, что я есть. Но это — то, о чём ты просишь, — в моей власти, не беспокойся. — Спасибо, братик. — За такие вещи не благодарят. И потом, я должен был хоть что-то тебе пообещать. Я плохо помню свою жизнь, но знаю, что был очень виноват перед тобой… Он ожидал, что она что-то ответит на его последние слова. Может быть, возразит, может, согласится — но что-то добавит к ним. Но вместо этого она спросила: — Значит, ты меня на самом деле забыл. — Не забыл, — сказал он, улыбнувшись, пока она пыталась вспомнить, в какой момент он оказался перед ней сидящим на полу — ведь поначалу он стоял, почти доставая головой до потолка, где-то сбоку. — Мы вместе делали уроки. Это было, да? — Ну, если точнее, это ты делал за меня уроки… — кажется, она тоже улыбнулась. Чуть-чуть. — А тебя по-прежнему зовут Лайтом? — Нет, я получил другое имя. — Какое? — Кираэль, — ответил он после еле заметной паузы. Саю кивнула, потом вдруг настороженно посмотрела на него, будто отодвигаясь в дальний угол кресла. — Когда я очутился в новом мире, первым, что мне сказали, было мое имя. Я спрашивал, почему меня зовут именно так. Но никто мне так и не ответил. — Понятно, — сказала она, выслушав этот расплывчатое объяснение, во время которого нервно крутила в руках бумажный самолетик. — А что это такое? — Это? — он вытянул руку вперед и забрал игрушку. — Бумажный самолет. — Ты сначала дал мне его и только потом заговорил со мной. Это не просто глупая фигурка, сложенная из бумаги, ведь так? — И зачем только я делал тебе уроки, ты и так далеко не дурочка, — усмехнулся он зубастой улыбкой. — Эта бумага — довольно ценная вещь, она связывает ваш мир и наш. — Ты и раньше имел дело с такой бумагой? Поэтому и стал таким? — Я же говорю, так сложилось, — печально сказал Кира. Немного помолчав, она спросила: — Ты встретился там с папой? Кира помотал головой: — Если он куда-то и попал, то точно не туда же, куда я. Она кивнула. — Мне пора уходить, — сказал он, поднимая с пола книгу и кладя ее на столик рядом с креслом сестры. — Я не могу летать где вздумается. — Но ты еще прилетишь? Он снова качнул головой: — Нет, Саю. У мира живых свои дороги, у мира мертвых свои. — «И моя дорога может привести меня на казнь через несколько дней», завершил он про себя. — Я был рад тебя повидать, но это не повторится. Никогда… Ты что-то хочешь мне сказать? — Да нет, ничего, — сказала Саю, с легкой завистью глядя на его крылья. — Подумать только, мой брат — ангел.Вторая тетрадь
Вечер был тосклив до невозможности. Даже Рюук сгрыз свои яблоки без особого энтузиазма — одно оставил на потом и теперь размеренно подкидывал его в руке. Кира с меланхоличным видом рылся в книгах, какие только смог найти, время от времени поглядывая в окно, на медленно темнеющее небо. Мацуда смотрел телевизор — какой-то канал, где крутили видеоклипы и музыкальные передачи. Он не очень-то любил музыку, но это казалось безопаснее всего. Хотя, казалось бы, чего еще можно было опасаться… Куда улетал Кира днём, так и осталось неизвестным. На расспросы он не отвечал ничего, кроме «Это мое дело» или «Во всяком случае, я никого не убил, для тебя же это самое главное?» Но Мацуда и сам бы не сказал, что сейчас было самым главным. Воспоминание о телефонной книге заставило его пару раз дернуться к телефону, чтобы позвонить вдове шефа Ягами, но каждый раз он останавливался и в конце концов решил сделать это позже — когда можно будет не опасаться, что Кира засечет его за этим разговором. С коллегами он и так должен был скоро увидеться, так что если Кира зачем-то навестил их, это бы выяснилось — но причины, по которым ему могло бы захотеться сделать это прямо сейчас, как-то не придумывались. Мисе тоже было бы странно звонить прямо сегодня — если Кира не узнал еще о существовании невесты-убийцы, ни в коем случае нельзя было самому подавать ему идею с ней встретиться. А другие варианты и вовсе выглядели такими бесполезными, что о них было лень думать… А потом Кира спрыгнул со стола, на котором сидел, и, быстро отходя в сторону к стене, сказал: — Мацуда, осторожно! С чем надо быть осторожнее, понять по этому предупреждению было нереально, но, когда оконное стекло вдруг с грохотом разлетелось вдребезги, стало не до расшифровок — получилось только плюхнуться на пол и прикрыться ближайшим стулом. Чисто на случай того, если обрушится и потолок заодно. Но здание стояло неколебимо, только занавеска, сорванная со своего места неведомым взрывом, пролетела сквозь комнату, по пути свернувшись в что-то вроде полого шара, и остановилась недалеко от противоположной стены, так и сохранив пустоту внутри и к тому же странно подергиваясь и шевелясь, будто живая. Рюуку, судя по его смеху, это происшествие доставляло немало удовольствия. — Разрешите представить, — раздался голос Киры раньше, чем Мацуда успел что-то спросить, — Лолайта, моего знакомого из мира богов смерти. Он, конечно, старше и опытнее меня, поэтому летает хорошо, а вот с приземлением у него… небольшие проблемы. Лолайт, тебе я никого представлять не буду, ты и так видишь, что это Мацуда Тота, и знаешь, что это владелец моей теперешней тетради. Занавеска тем временем наконец медленно сползла на пол и улеглась там, как положено занавескам — тряпочкой без признаков чуждой жизни. — Ло, я не знаю, есть ли у богов смерти правила этикета, — сказал Кира, отбрасывая ногой осколки стекла на своем пути из угла к центру комнаты, — но мне всё-таки кажется, что было бы вежливей показаться. Тетрадь при тебе, а за человека я ручаюсь. Он не станет специально задерживать тебя здесь дольше, чем надо. Стекло на полу захрустело под еще чьими-то невидимыми ногами, приближающимися к столу, и на поцарапанной светлой поверхности появилась тетрадь. Белая. С надписями, написанными большими черными буквами, — «тетрадь смерти» на нескольких языках. Догадавшись, что надо делать, Мацуда, уже вылезший к тому времени из-под стула и поднявшийся на ноги, осторожно подошел к столу и коснулся тетради. — Спасибо, что не хватаешь ее и не утаскиваешь к себе, — послышался рядом незнакомый голос, хрипловатый и размеренный, — но формально она твоя — ты первый человек, который ее нашел. Мацуда медленно повернул голову. Лолайт, новый шинигами, был для разнообразия сине-зеленым и чешуйчатым, хотя и вполне человекоподобным. А еще у него был раздрай на голове и он грыз ногти. И этот голос… Осознав напоследок, что в набедренной повязке, составлявшей всё одеяние Лолайта, явно просматриваются штанины старых выцветших джинсов, Мацуда перевел взгляд на Киру и спросил: — Так вы что, вроде как… вроде как друзья, да? В следующих главах: идиотские улыбки, хмурые рожи, медлительные разговоры ни о чём, маниакальная многосторонность, генетический абсурд! Как звучит салют из десятка осекшихся настенных ружей? Кто дал команду «Вольно!» дважды? В какой момент автор понял, что ведет сюжет не в ту сторону, и успел ли он нажать на тормоза? Добавится ли к постмодернистским аспектам этого фика сцена с поднятием в верхний мир связки шинигами в скафандрах с пропеллерами? Оставайтесь с нами, у нас есть тортик! Был. Но был же!