Пьяный писатель.

      Очередной недописанный текст, куча скомканных на столе бумажек с неудачными попытками создать подобие шедевра, что выбросится в мусорное ведро, едва «родившись на этот свет». Примерно так поступили с автором этих текстов при рождении, так что это вполне иронично, забавно и весело, если смотреть на это все сквозь глаза того, кто всю жизнь провел в условном дерьме, вечно пытаясь его разгрести, но в итоге втаптывая себя только глубже. Ахуенная жизнь, не менее ахуенные люди в ней и музыка, как единственная отрада. Ее даже в предложение вместе со всем прочим вписывать считалось бы преступлением.       На постели, что позади, где-то в складках одеяла затерялся человек. Лишь очередной прохожий в жизни того, кому никто не нужен и нужен не будет, потому что еще одной такой зависимости он точно не переживет. Тело дышит, ерзает временами, жмурится и пытается спрятаться от лучей осеннего солнца, которое нагло продолжало бить в глаза временной пассии, что никак не догадалась спрятаться под одеялом, натянуть его посильнее на себя и спокойно доспать, а позже уйти.       «Он же собирается уходить, да?» — Юноша за столом даже обернулся, мысленно сам у себя же поинтересовавшись и окинув силуэт взглядом, потому что обычно эти вещи (именно ими парень считал тех, кого использовал, а на утро выставлял за дверь) собирали свои манатки и старались свалить задолго до того, как поднимется сам Мин.       «Само собой», — Так же спокойно отвечает себе и успокаивается вновь, возвращаясь к тому, чем был занят до этого.       Строчки не сходились или сходились, но криво, не достаточно рифмовано, красиво, гармонично. Все было не то, а парень отчитывал себя мысленно даже за обыкновенную точку, что поставил случайно не в том месте из-за усталости. Но сам он не мог позволить себе списать все это на усталость, хотя даже не удосужился поспать после бурной ночи, измотав своего оппонента, выходя из него по завершению и оставляя тело остывать до комнатной температуры, пока сам направился в душ, как-то небрежно накинув на юношу одеяло. В душе пришел в себя и посреди ночи продолжил работать, мысленно рассуждая, как судьба вообще довела его до того, что он тащит в квартиру первого встречного, который только и рад был под кого-то лечь. Хотя деньги за это не брал.. не брал же?       Позади начинаются многочисленные шорохи, сейчас они выдергивают из мыслей и принуждают прийти в себя, но не оборачиваться более. Не дай бог это создание подумает, что в этих четырех стенах в нем кто-то заинтересован больше, чем в его услугах. Что-то шуршащее начинает приближаться и игнорировать этот шум просто невозможно, но хозяин квартиры выдыхает, а после чувствует на своем плече чужую голову, тяжесть чужого тела, что опирается на его сидящую тушу и явно.. чего-то ждет? — Сколько? — Догадывается, выдыхая даже как-то разочарованно. Очередной продажный потаскун на улицах Сеула, кто бы мог подумать. — Что? — Хриплый, сонный голос, прозвучавший вопрос, что выбивается из общей картины мира, ведь музыкант не раз «справлял нужду» с кем попало, а когда задавал этот наводящий вопрос на утро, то не слышал никогда встречного. Всегда была четкая сумма, это все заученно заранее.. Новенький? — Сколько тебе в час клиенты платят, тупица? — Сбрасывает чужую голову с собственного плеча, ведя им и неодобрительно кривя губы. — Твой первый день что ли? — Разворачивается на кресле лицом к парню и подпирает голову рукой, упираясь локтем в ручку. — Тебе должны были назвать сумму, которую ты с людей сдираешь за ночь с тобой, — При дневном свете тело перед собой рассмотреть уже проще. Юнги разворачивается, смотрит на парня, замечая, что в его глазах жизни намного больше, чем у обыкновенных шлюх. Это позволяет сомнениям забраться в голову, потому что такие парни достаточно быстро гаснут под гнетом всего того дерьма, что творится с ними на пути, который они выбрали. Этот не был похож на того, кто мог бы пойти добровольно на такое, слишком светлый, а на лице написано, что психика у него еще слабее и сломать его — как нечего делать, просто слово неправильно скажи и он уже надломился. Таких просто даже не берут в притоны, от них толку никакого, даже на разогрев не пустишь, не выдержат. Тогда что он тут забыл-то? Чего потащился за ним из того бара? — Ты.. ты ведь сексом за деньги занимаешься?.. — Парню «аккуратные» вопросы всегда с трудом давались, вот и тут он оплошал, наблюдая за одеялом, спадающим с чужих плеч, и взглядом, намекающим на то, что его ночная пассия сейчас расплачется, потому что своим тупым вопросом писака в данный момент поддел чей-то и без того хрупкий внутренний мирок, что впервые его как-то заволновало. — Я ошибся? Нет? Ты просто так со мной пошел? Вот так просто, с первым встречным? — Юноша искренне удивлен, ничего не понимая, пытаясь вспомнить, чем закончился вчерашний вечер, потому что, возможно, он просто спровоцировал парнишку, взял его на слабо или того более, шантажировать стал? Какой-то странный страх сковывает тело, пока взглядом он продолжает наблюдать за тем, что парень опускается на постель и опускает взгляд в пол. Вот только рыдающих ему успокаивать тут не приходилось, а так уже чего только эти стены не видели, ну конечно.       Парень и вправду не был похож на шлюху, таких чистых и невинных не изобразят даже в самых элитных борделях за самую высокую цену. На вопросы так никто и не ответил, воцарилась тишина, нарушаемая лишь дыханием и тихим урчанием живота, которому было откровенно плевать на все разборки, главное, чтобы ему питаться давали вовремя. — Ты мне ответишь хоть на что-нибудь или мы продолжим играть в молчанку? — Хозяин квартиры снова первым не выдерживает, но продолжает быть максимально спокойным, не его же мир сейчас превращают в руины каждым сказанным словом. Да и в чем его вина? Откуда ему знать, кого он домой к себе тащит, не наркомана же волочит за собой, ничего не подцепит и хер с ним, главное, что потребность собственную утолил, а там какая ему разница? Но тут как будто вина его действительно есть, вот только как ее осознать, если с ним принялись в игры играть, воды в рот набрав. — Блять, да скажи ты уже хоть что-нибудь! — Голос повышается, парень нервничает, ловит взглядом непроизвольное движение чужих плеч, как и всего тела вверх, аки вздрагивание, но тут хотя бы понять можно, с чем оно связано. — Ты сказал вчера, что чувства мои принимаешь, и что рад им, ведь теперь ты хоть кому-то нужен, — Слышится тихий голос, неуверенный взгляд и мгновенный ступор, прошибающий тело того, кто сегодня ночью, вероятно, совершил самую весомую ошибку в своей жизни.       Словно перед смертью, кадры прошедшего вечера, когда он, в дрова напившийся, сидит и беседует, вернее пытается вести беседы, с этим парнем на скамье около дома, до которого тот его дотащил. Однако, с разговорами, даже у вусмерть пьяного Юнги проблем никогда не было. Так вот, как выяснилось, каждый раз его этот парень дотаскивал, что тоже говорится на той треклятой скамье. Мин вспоминает поцелуй, в который вовлек парнишку, ведясь на провокации и желание собственного организма затащить кого-то в постель, вспоминает и то, как до квартиры добрались, потом постель.. как же вышло, что он не вырубился сразу, принял душ, а после даже за работу сел, но младшего вспомнить не смог? Даже не узнал его. Знал ли вообще когда-либо.. — Я? — Сипит Мин, нахмурившись, строя дурочка, авось пронесет, прокатит сделать вид, что ничего не было, спишет сейчас все на алкоголь и на тупость этого придурка, что каждому слову пьяного в дрова мужика поверил. А если это не первый раз, когда он тащит его до дома, значит ли это, что и до этого между ними что-то было, что музыкант так же быстро забывал, вообще не считаясь с происходящим и произошедшим? И как теперь все это разгребать-то, мать твою за ногу. — Из нас двоих пьяным был точно я? — С усмешкой спрашивает, включая свою собственную защитную реакцию на все обвинения в свой адрес. Нет, Юнги не мог так влипнуть, чтобы ему еще с кем-то, кроме себя, возиться пришлось, да ни за что. Нет. Парень симпатичный, тело классное, характер верно покладистый, но нахер-нахер, нет. Не надо, хватит в жизни старшего проблем и без этого долбаеба, что свою задницу не жалеет ни в одном из всех возможных смыслов. Проблемы индейцев.. стоп, что? Признание? Музыкант снова ловит прозрение, начинает переосмысливать смысл своего существования, рассчитывает себе цену и мысленно выставляет ее в одну вону. Этот придурок еще и влюбиться умудрился, просто великолепно, и так ведь было бы в кого! В алкаша-писателя, который просто пользуется чужими телами каждый раз для удовлетворения собственных потребностей, чего бы они не касались, просто берет каждый раз то, что ему надо и выставляет за дверь, а тут это недоразумение со своими чувствами, что еще более нелепые, чем он сам. «Блять, почему тебя вечно тянет в какой-то пиздец, Мин Юнги?» — Юноша хватается за голову и упирается локтями в колени, пальцами сжимая волосы на собственной голове. На языке крутится тонна матерных слов, но ругаться сейчас все равно, что материться при ребенке. Сколько ему лет вообще? «Ребенке?.. Нет, серьезно, Юнги? Ты, сука, еще и педофил? Молодец, ты просто, сука, молодец. Там где-то была веревка, иди и повесься. Просто иди и повесься, аморальная ублюдина». Глаза от всего на лоб лезут, сердце неистово колотится, у него такого вовремя секса никогда не было, такое ощущение, что оно сейчас просто разоврется. Это было бы кстати, однако лишним. — Лет тебе сколько? — Парень голову поднимает, чувствуя, как его трясет. — Ч-что? — Возраст свой скажи, — Говорит словно в прострации, успев даже подуспокоиться, но все еще хрипит и порыкивает. — Девятнадцать.., — Парень медлит, весь из себя неуверенный, но ответом успокаивает ненадолго, хотя вот еще год назад Юнги бы за это посадили, да еще по дополнительной статье, помимо совращения несовершеннолетних, не херово так пронесло. Теперь жить можно, в тюрьму не посадят и одной проблемой меньше. Осталось с чувствами его разобраться и можно снова в недельный запой после такого стресса. — Ты знаешь, что я переимел полгорода? — Выбирает выражения, стараясь быть культурным относительно своих мыслей. — Знаешь, что подо мной побывали все, кому не лень и что отношения с тобой, КПД которых для тебя равно нулю, ничего не изменят? Я не остановлюсь на тебе, буду приводить каждую свою вечернюю пассию сюда, если ты не завлечешь меня ничем и мне будет тебя мало? Знаешь, что я много пью.. нет, это точно знаешь, хорошо. Ладно. Знаешь, что я люблю то, что делаю с музыкой больше всего, что только есть на этом гнусном свете, что не привязываюсь я ни к чему и едва ли привяжусь? Знаешь, что вчера вечером я в тебе видел лишь тело, которое мог подмять под се.., — Юнги резко обрывается, но не потому, что сказал лишнее, а потому, что с самого начала начал говорить вообще не то, что следовало, а теперь довел парня до слез, смешав и его, и его чувства с грязью. Сам по себе Мин был грязью, так что и сам младший постарался, но теперь старший поступил просто по-взрослому, растоптав все, что могло бы быть фундаментом его какого-никакого будущего. — Хосок?.. — Все внутри впервые сжимается от чужих слез, а ведь сколько он их уже повидал. Из-за него и убить себя хотели, и его убить грозились, и на пороге в луже собственных соплей, слюней и слез сидели, но ничего не брало. Сейчас же парень впервые осознает свою вину, как и то, что ничего просто не сможет дать, даже если попытается дать шанс на существование кого-то рядом с собой. Младшему ведь конец, как только музыкант согласится на это подобие отношений, даже если попытается держать себя в руках и не ходить налево, все равно в один момент сорвется и уйдет пить, потому что его организм уже привык к этому. Он ничего не сможет сделать для того, чтобы Хосок хоть раз избавился от ощущения своей ненужности, он не сможет влюбить Юнги в себя, просто потому, что никто до этого никогда не мог, кроме музыки, которая банально не о чем не просила. Просто сделала его счастливым и осталась. А как надолго останется Сок, когда поймет, что ловить попросту тут нечего, что Юнги не сможет дать ему ровным счетом ничего? Куда заведут эти отношения, а.. «а какого хера я вообще должен на них соглашаться? Миллиарды людей ходят с разбитыми сердцами, большую часть из них так же использовали для своих целей, так чем же этот придурок лучше всех остальных? Нихуя-нихуя, мозгов нет, вот и тащит домой какого попало. Я никогда не просил никого волочить меня, никогда не требовал у него помощи, сам вызвался, а то, что сказал вчера, было бредом. Если он не понимает, что пьяным верить нельзя, то где в этом моя проблема? Ему на чувства ответили и он сразу же лег.. нет, не ложился..».       Прекращая мысленно себя оправдывать, поднимается на ноги и обходит кровать с другой стороны, помимо использованных контрацептивов находя там шприцы. Пальцы запускаются в волосы. Хосок не укладывался под него, Юнги его сам затащил. В прямом смысле затащил. — Руки… Руки свои покажи, — Говорит, запинаясь через слово, возвращаясь обратно к младшему и присаживаясь перед ним на корточки, проходясь ладонями по собственному лицу, в душе надеясь только на то, что это он сам себя вчера обколол и больше не трогал.. никого. — Д-для чего? — Голос мелкого дрожит, от чего в конец становится дурно. Мин поднимает взгляд и видит слезы на чужих смуглых щеках, глаза, что так же полны солоноватой воды, что и предотвращает повышенный голос Юнги, который был готов сорваться на любое проявление тупости, а тут ее хоть отбавляй. — Просто вытяни и разверни их ладонями вверх, — Но младший снова реагирует заторможено, так что и это приходится делать за него. Мин непроизвольно отмечает для себя то, что ладони младшего запросто помещаются в его, более широких и массивных, руках. А ведь сам по себе Юнги ниже парня, по комплекции даже примерно не схож, старший на несколько тонов бледнее, касательно цвета кожи, сам по себе худощавый, в отличии от парня, смуглого и подкаченного. У него явно проблемы со зрением.       Жаль, что у Юнги их нет и он видит на чужой руке с внутренней стороны след от укола, после чего поднимает взгляд снова на чужое заплаканное лицо и, с пару секунд глядя в глаза, хмурится, перенося ладони на щеки и приглядываясь к глазам получше, вынужденный приподняться на ногах. Зрачки все еще расширены, выходит, младший до сих пор до конца не осознает, что произошло сегодня ночью. — Блять.., — Выругавшись, стирает с чужих щек влагу и опускает голову, понимая, что с одной стороны нельзя выставлять Хосока за дверь прямо сейчас, а с другой стороны следует сделать это прямо сейчас, потому что, скорое всего, он сломал парню жизнь и, как только тот это поймет, неизвестно, что захочет сделать… А, судя по тому, какой он мягкий, то именно с собой он и сотворит какую-нибудь неведомую херню. И вот черт бы с ним, если бы сам старший его не накачал, не сам под себя подмял, а, как это обычно бывает, под него добровольно легли.. и не будь он таким мелким относительно самого Мина. — Что мне с тобой делать?.. — Щеки Хо снова были влажными, снова полные слез глаза, успевшие покраснеть, всхлипы. У Юнги же накрывающее с головой чувство вины за то, что он, пьяный долбаеб, натворил, совратив невинного парня, который просто влюбился в такого ублюдка, как Мин Юнги.