"Север и Запад"

Авторы текста: Тэсса Найри, Ноло, PanchaDevi

Период, когда происходят события: До Айнулиндалэ _____________________________________ Если бы кто-то, кроме Манвэ, сказал бы ей, что она боится - она бы просто отмахнулась. Если бы это ей сказал Манвэ - она бы задумалась, но недолго. Но никто не говорил. И поэтому Тинталлэ могла обдумывать эту неожиданную мысль столько, сколько требовалось. Внезапное пристрастие к острым углам - зигзагам и ломаным линиям. Тьма, в которой зажигаются звезды... но тьма... Манящая настолько, что уже и сама не знаешь, желание ли это сотворить ещё одно светило - или... ИЛИ? А ведь было время, когда ей не было дела до тьмы. Она была юна и пела в Чертогах Илуватара, даже не надеясь, что ее мысли когда-нибудь обретут форму и даже... жизнь. - Странная музыка,- не слова еще - соприкосновение сознаний, переплетение мелодий.- Спой еще. В просьбе Айну - любопытство. Нет, даже не любопытство - жадный, нетерпеливый интерес. Словно нити тянутся ко всему вокруг - коснуться-охватить-вобрать в себя - сделать своим - сделать собой. Она уворачивается от чужой музыки - настойчивой, любопытной, задорной. Дружелюбно уворачивается. В шутку. Потом - раз! - и в самое средоточие Айну, словно лучик, выпускает свою мелодию. Одну из многих. И искрится смех. "Какой настойчивый!" Короткая пауза - раздумье? И - ответом - ее собственная мелодия. Нет, уже не ее. Лишь едва уловимые отголоски остались. Песнь возвращается - вызывающе яркая, искрящаяся, щедро напитанная силой. Айну вновь умолкает, ожидая ответа. И опять лучик - только уже не ее. А - кого? То, что пришло, возвращается вновь, но словно мягчает, и одна щедрая струя разбивается на множество тонких ниточек. Прямое и напористое вдруг становится извилистым и прихотливым. И - в конце аккорд, неожиданный всплеск смешливых отрывистых скачков: "Такие разные". Молчание. Недолгое, впрочем. Тишина взрывается шквалом звуков - яростная мелодия бури, торжествующая сила, стремительный полет, безудержное буйство пламени. Черное и красное. Черное и золотое. Кажется, Айну уже не слушает ее - лишь себя, свою только что рожденную Музыку. Сгусток силы, который только много лет спустя назовут Тинталлэ, отшатывается от товарища. В мелодии - смятение, мягкие прихотливые линии вдруг изламываются острыми углами обиды. "Ты что?" А обида не проходит, и вот уже Музыка наполняется холодным голубоватым светом, резким, как и ее возмущение. "Что ты поешь?" Айну раздосадован. "Это не то совсем! Хотя..." Ее Песнь возвращается снова - ледяным дуновением ветра, ослепительно-яркими иглами. Белое и голубое. Белое и густая лазурь. Холод. Навстречу чужой мелодии гневно вздымаются волны света и словно стеной встают на пути белого и голубого. "Пою, что хочу!" Резкий фиолетовый излом, словно клинок, рассекает чужое надвое. Молчание. Но в нем угадывается уже новая мелодия: изумление-обида-безудержная ярость Ответ - словно сокрушительный удар огромного молота. Черное и алое. Черное и багровое. Беспросветная чернота. Сияние меркнет, блекнет - и вдруг вспыхивает с новой силой. Багровые вспышки поглощаются голубым, становятся фиолетовым, и оно растекается, постепенно бледнея. "Успокойся". Две стены - тьма и свет - сталкиваются. Граница видна четко. Черное чуть отступает – совсем немного. Айну отгораживается мраком, укрывается, словно щитом, и не понять уже, что там, за этой стеной. Зато отчетливо слышится недоверие. Отчуждение. Готовность ударить. В ответ? Первым? Стена света, только что ликующе-грозная, тоже замирает на месте. Лучики тянутся к мраку - нерешительно и вопросительно. Словно успокаивающе гладят нахохлившуюся птицу, раскинувшую крылья. "Зачем ты так? Зачем мы оба так? Разве по-другому - нельзя?" Свет желтеет. Теперь он мягкий и ласковый. Недоверие. Настороженность. Напряженное ожидание. «Я? Это зачем ты – так?» Чернота становится гуще и чуть отодвигается, уплотняясь. Сияние продолжает смягчаться, и вот уже мягкий свет подбирается к сгустившемуся черному. Мощный столп - нет, не пронизывает его, а отражается на нем. Темное чуть просветляется. Но это не проникновение в суть мелодии, а приглашение. "Я просто другое. А ты - другое. Разные. Посмотри, красиво..." Радость. Недоверие. Любопытство. Чернота смягчается, становится бархатистой. Лучи пронизывают бархатистую черноту, словно вспышки. Тонкие ломаные линии бьются о черное, не пытаясь проникнуть внутрь, а дразнясь. Они четкие и голубоватые. Вот возникла одна фигура - и тут же погасла, вторая. Смех - не обидный, веселый. Опять веселый. "Поиграем?" - вопросительно. "Поиграем",- недоверчиво. Все еще недоверчиво. На черном фоне вспыхивает алая искорка. Вспыхивает и гаснет. Но поодаль тут же загорается новая, густо-вишневая. Потом оранжевая. Новая музыка, новый ритм. Не совпадающий с ритмом голубоватых линий. Нарочно? В ответ - синие искры. Они вспыхивают гораздо чаще, чем красные. На одну вспышку приходится четыре - и общее голубое начинает пульсировать в такт, давая всему основу. Дисгармонии нет. Внезапный мощный аккорд ломает только что сложившийся ритм. Искры - алые и синие - тонут, расплавляются в ослепительной оранжевой вспышке. Сияние усиливается, заполняя собой все вокруг, выцветает до белизны - и мгновенно гаснет, сменяясь чернотой. Тишина. И в тишине - смех Айну. Заминка. Совсем небольшая. "Ах так!"- с шутливой угрозой. Голубое быстро накатывается на черное - и фиолетовые всплески, как волны, быстро ударяют одна за другой. Отрывистое, заливистое стаккато - как всплеск смеха. Раз - и кусочек черного уже окружен голубым, смешивается с ним и вдруг взрывается потоком серебристых искр. Айну подхватывает игру. В мелодии его больше нет недоверия - лишь азарт и веселое любопытство. Черное начинает светлеть, становится фиолетовым, постепенно переливается в синеву - и так дальше, дальше, через весь спектр, через мельчайшие градации оттенков - до темно-багрового, бурого - и опять в черноту. Короткая пауза сменяется обратным движением: от красного к фиолетовому. Только теперь цвета сменяются резче - вспыхивают и тут же гаснут. В ответ - голубое переливается всеми оттенками, но синего. Небольшая пауза - и сгусток силы становится полосатым - синее с золотым и серебряным. Полосы, сначала прямые, искривляются, заворачиваясь в спираль. И тут же в центре спирали взрывается, вспыхивает ярко-красное. Пурпурные искры летят во все стороны, перечеркивают серебряные и золотые полосы. Пунцовый сгусток некоторое время пульсирует, постепенно темнея, уходя в черноту, а потом начинает втягивать в себя окружающую синеву, поглощать ее, безжалостно сминая золотосеребряный рисунок. Веселое внимание внезапно сменяется страхом. Синие лучи выгибаются дугой, словно пытаясь освободиться. Их провал в черное замедляется, но не на много... В голосе старшего Айну отчетливо слышится сомнение, но тут же сменяется азартом, гордостью и радостью от осознания собственной силы. Черное продолжает втягивать в себя остатки сине-золотого узора, комкая чужую музыку. И вдруг - всплеск голубого. Прямо в центре черного, прямо в сердцевине музыки. Скрежещут, сталкиваясь, осколки переломанных мелодий - переломанных уже не одним, а обоими. Удар... удар... удар... Синее победно раскидывается в пространстве. Рядом с черным. И бьет черное возмущенными серебристыми искрами. "Какая... какая... какая... МЕРЗОСТЬ!" "Ты!.. Ты что делаешь?!" Не музыка уже - вопль. Обиженный, изумленный, возмущенный. Испуганный. Песнь гаснет, и отступает чернота от голубизны, сжимается бесформенным сгустком - безразлично-серым на поверхности, но там, в глубине, тлеет, пульсирует черно-багровая сердцевина. "Ты опять испортила Песнь!" Негодование. А синее победно раскинулось напротив, не подавляя черного, но и не смешиваясь с ним. И только серебряные нотки искрятся не прошедшим ещё негодованием. Но уже не бьют серое: "Если это - твоя Песнь, лучше ей не звучать!.." Твердо. Синее холодеет на глазах... "Но моя Песнь будет звучать!" Серое стремительно наливается чернотой. Из глубины вырывается багровая молния и бьет в самое сердце синего. Еще одна. И еще. "Это твоя - нет". В голосе Айну еще звучат нотки обиды, разочарования и страха, но уже набирает силу и заглушает их новая мелодия: упорство, мужество, преданность собственной музыке и готовность отстаивать ее любой ценой. Готовность смести все, что будет мешать Песни. Свет. Мягкий, незримый, который окружал их с самого начала, вдруг стал ярким и жестким. Каждый теперь видел только себя и Свет. Мгновение. Вечность. Когда Свет отступил, та, которую впоследствии назовут Возжигательницей Звезд, оказалась среди других Поющих, веселых и приветливых. А тот, кто впоследствии будет известен Восставшим в мощи, остался один. Совсем один. Был ли Голос, сказавший: "Вот конец этой Песни"? А вокруг - чужое, холодное, страшное ничто... Тьма Внешняя. Айну, оставшийся в одиночестве, некоторое время молчал в испуге и растерянности. Ничто давило. Лишало сил. Казалось, оно готово поглотить, уничтожить Айну, оставшегося без поддержки Отца и собратьев. Отвергнутого ими. Ничто ждало. Пищи? Добычи? Или - того, кто сумеет сделать его - чем-то? Того, кто сумеет подчинить его себе, вдохнуть в него жизнь, подарить ему Музыку. Того, кто способен запеть в тишине - один. Без помощи. Без помех. Айну молчал, но в душе его уже рождалась новая Музыка. И была она совсем не похожа на мелодии собратьев. Синее недоуменно свернулось в шар и явно задумалось. Здесь было спокойно и хорошо - как всегда. Но обидчика немного жалко. Пусть он и сам виноват.