"Север и Запад"

Авторы текста: Тэсса Найри, Лемур, Ноло

Период, когда происходят события: от ухода Валар в Аман до пробуждения квэнди _____________________________________ Еще и еще раз. Снова. Опять. Это невозможно забыть. Это неутолимо. Пусть в Глубинных Водах тишина и спокойствие, Пусть бури Суши всего лишь прибой о брега Вод, но такое невозможно забыть. Вода встала стеной; она стала…  белая. Как красивый туман; но он всегда не вечен, а эта вода — шипит, вверх струи, но не мягкие брызги Игры Вод и не хлесткие удары Бури, а тут ливни губящей влаги, жесткие, взрывающие чешую и лишающие жабры дыхания; в смертных муках дети мои ловили глоток жизни, но им было отказано даже и в этом. Несть им было числа и никто не скорбел о них; даже Ниэнна внимательна к Земным, но не помнит о Водных. Сколько полегло вас тогда? Кто вел подсчет? Надолго опустело прибрежье; даже когда было все позади, редкий смельчак из спасшихся случайно рисковал покинуть свое изгнание. И сейчас эта Песнь. Чужая, как всё с берега. Но радостно то, что это — Созидание. Так вслушаемся же в нее. Злу не будет дороги в Аман. До самых облаков поднимутся горы. Отлогие, поросшие лесом — со стороны Валинора. Почти отвесные, грозно скалящиеся острыми вершинами — со стороны моря. Стена. Сплошная, неодолимая, непробиваемая стена между Аманом и Эндорэ, между Валар и Врагом, между красотой и уродством, между жизнью и смертью. Ауле вел Песнь — и земля изгибалась, устремляясь вверх пиками юных гор. И майар Кузнеца придавали Границе окончательный облик, вылепливая вершины, прокладывая русла для ручьев, доводя до совершенства каждый камешек, каждую пещерку, каждую складку скалы. В этой песне был — Строй. Это не подвижная гармония моря, не нарушающаяся даже во время Бурь. Эта была строгой. Устойчивой и устремленной — вверх, вверх. Как застывшая волна. Но твердая, суровая. И такая… надежная одновременно. «Заговорить с тобой? Поговорить? Как это — красиво. Как давно этого не было.» «У нас снова есть дом, — пела земля, раскрываясь, словно створки раковины, и давая дорогу расплавленному камню. — И он будет еще красивее прежнего. Красивее — и прочнее». Она шла на этот зов Гармонии, радость ее крепла; но Уйнен хотелось избавиться и от тревоги. Поэтому противиться зову она не могла вдвойне. «Злу не будет дороги в Аман», — берег круто изогнулся, подставил гладкие скалы под беспокойные языки волн. Покачиваясь волнами, источая едкий, морской запах водорослей, она мысленно улыбнулась. Она узнала его! «Здравствуй,» — коснулась сознания Ауле Уйнен. «Привет и тебе», — отозвался Кузнец, и часть скалы рассыпалась песком словно под ударом незримого молота. Золотистый язык маленького пляжа протянулся от отвесной каменной стены. Уйнен предпочла  опять воплотиться телесно и поплыла, энергично работая руками и ногами. Такое движение доставляло ей больше радости; кроме того, в облике Детей ей, казалось, будет сподручнее беседовать с Ауле. Щурясь от морских брызг и стирая их с лица, она приблизилась по пляжной отмели к берегу. И улыбнулась. — Чем же здесь ты занят, Кователь?  По каменной стене пробежала легкая тень — и Ауле, обретя облик, подобный Детям, шагнул навстречу майэ. — Строю защиту для нашего нового дома, — ответил Кузнец. — И вы тоже? — печаль потянулась к Ауле. — Ульмо охраняет Аман, но и моя мелодия лишней не будет, — Кузнец озабоченно сдвинул темные брови. — Восставший силен и упорен и слишком любит власть, чтобы отступить. Но мы с Ульмо остановим его. То, что случилось с Альмареном, не повторится. Она тихо и счастливо засмеялась. Сила, знакомая сила. Ульмо — отец, друг и покровитель. — Тебя что-то тревожит, Уйнен? — спросил Ауле. Он не слишком хорошо разбирался в чувствах — но что-то же заставило майэ обратиться к Кователю. — Ты была у берегов Эндорэ? — Музыка изменилась, — проговорила Уйнен. — Она стала ведь совсем другая… стала.  Ауле замер, вслушиваясь. Лицо его сделалось отрешенным. — Где? — уточнил Кузнец, снова посмотрев на майэ. — В Амане все по-прежнему. — Это разлито в воздухе, —  сразу помрачнела она. — Я чувствую это. — Это Тема Мелькора, — Ауле вздохнул. — Аман теперь надежно защищен от нее, но Эндорэ осталось под властью Старшего. А владения Ульмо как раз между двух враждебных Мелодий. Оттого тебе тяжело. — Что делать мне? —  вздохнула Уйнен. — Я постоянно чувствую его присутствие. Тревога мучает меня; а потом случается… Тут она замолкла.  — Что случается, Уйнен? — Ауле явно встревожился.  — Иногда я слышу его Музыку. Она чужда и беспощадна. И Оссэ… не всегда противится ей.  — Оссэ? Но ведь он поет с Ульмо? — в голосе Кузнеца послышалось сомнение.  — Да. Но я знаю, он слушает ее. И мне неизвестно…  — Ты опасаешься, что Оссэ может увлечься Темой Мелькора?  — Он то задумчив и тих, причем так, что это само по себе непонятно… Оссэ, он же любитель игры с ветром, а тут, парит по зыби, точно ждет чего-то. А то встряхнется и покоя нет, точно рвется куда-то. Уйнен помолчала. — Иногда, — прибавила она, без нужды отправив «морскую бороду"прочь от берега, — мне кажется, что я слышу песнь того. Или до, или во время… такого… перепада. Впрочем, это не так неприятно. Хуже то, что Оссэ, видимо, слушает его. Думаю, что и тайно — есть такое время, когда я не знаю, где Оссэ находился. — Ты говорила с ним? Музыка Кузнеца звучала теперь почти грозно, словно Ауле готовился дать отпор Врагу. Врагу, который, вроде бы, был далеко. Пока что. — Нет, да и надо ли? Уйнен добавила мысленный образ: Воды, гейзером бьющие вверх. Белый от пара и бурления кипяток; нет спасения и в глубинах: Тоска и Ужас моря пожирают уцелевших детей. Равнодушная пустота разоренного дома. — И можно ли о чем-то говорить с ним? Какого тут ждать ответа? — Да не с Первым! — Ауле изумленно поднял брови. — Я имел в виду Оссэ! И еще — неужели Ульмо ничего не заметил? Не может такого быть. Но Уйнен уже упрямо склонила голову: — Я знаю, это Он. Его воля. Я узнаю Его. — Какое отношение имеет воля Восставшего к Оссэ? В твоей мелодии фальшивые ноты, Уйнен. Ты знаешь больше, чем рассказала мне. — Я открыта перед тобой, Ауле… Когда хмурятся тучи и буря неизбежна, тоскует Оссэ. Я почти слышу как шепчет он имя его и иногда слышится мне «друг, друг, где же песня наша?» В тоске провожает он тучи и главу лишь пред Ульмо склоняет… — Друг? Песня? Так Оссэ пел с Восставшим? А потом все-таки выбрал Ульмо? Или — не до конца выбрал? Колеблется? — Душа его неспокойна. Его манит зов Черного. — Ты представляешь, что будет с твоей Музыкой, если Оссэ примет Тему Восставшего? — очень спокойно спросил Ауле. — Что ждет живых существ, обитающих под водой? Аман надежно огражден от зла. Ульмо Диссонанса не боится — он и из Эндорэ не ушел. А вот ты… — Он покачал головой. — Да, — был ответ. — Ульмо силен, но Оссэ может и поддаться. Вот чего я и боюсь. — Так останови Оссэ, — Ауле пристально смотрел в глаза майэ. — Кого, как не тебя, он может послушать? И если ему придется выбирать, петь с Ульмо или вновь подхватить Тему Мелькора, захочет ли он расстаться с тобой? Ничья мелодия в мире не созвучна ему так, как твоя. — Волна привольна. Волна прихотлива. Он может послушать меня, но послушает ли он себя? Такого, какой он на самом деле? — Разве не твоя мелодия — сдерживать волны Оссэ и утихомиривать его бури? — просвистел ветер. — Ауле прав, Уйнен. Подумай сама, что случится, если Оссэ забудет себя и станет буйствовать вместе с Мелькором. Если его придется усмирять силой, в то время, как ты можешь помочь ему образумиться и по доброй воле вернуться в Хор. Уйнен крепко задумалась. Она почти не замечала происходящего рядом с ней.  Валар не торопили ее. «Все в нас и мы во всем. Что же да будет слово моё решающим. Узы дружбы священны, но узы брака нерушимы. Да будет воля моя, с Поющими Свет.» «Да не дрогнет твой голос, майэ Уйнен, — откликнулся Манвэ. — Да будет чиста мелодия. Постарайся помочь Оссэ, убереги его от беды. Тебя он услышит».  *  *  * Уйнен летела, не чувствуя тяжести хода. Ветер ласкал лицо; тихо шелестела водная гладь, еле слышно плескались упругие волны. Она спускалась все ниже, ниже, ниже. Мелькнул дворец; врата его раскрылись навстречу Водной Госпоже, и вот она уже идет его долгими коридорами. — Здравствуй, Оссэ, — просто сказала она.  Хозяин бурь сидел на перекрещивающихся струях воды, болтая ногами. Брызги летели во все стороны. — Смотри, что я придумал, — радостно сообщил Оссэ, по привычке забыв поздороваться. — Можно кого-нибудь позвать, посадить… а потом взять и убрать это сиденье. Надо только придумать, кого. — Ну и кого же ты думаешь на него посадить? Она не смотрела на Оссэ. Казалось, что и радоваться его выдумке ей совсем не хотелось. Дрожал ли ее голос? Или просто звучали в нем нотки сомнения и вызова?  — Не знаю, — пожал плечами Оссэ. — Я бы Ульмо туда посадил… или Манвэ. Но они же шуток не понимают. Я лично знаю только одного Валу, обладающего чувством юмора.  — И кто же тот, чьи шутки веселят тебя от души?  — Да не его шутки — меня, а мои — его! — уточнил Оссэ. — Мелькор, разумеется.  — А вы славно проводите время. И часто это происходит?  — Да когда как, — беспечно пожал плечами Оссэ. Фонтан исчез. Хозяин Бурь оказался на иле и тут же поймал какого-то краба, которому невовремя вздумалось проползти рядом с майа. — Если хочешь — я тебя позову в следующий раз. Знаешь, как с ним весело! — Можно себе представить. И  совершенно необязательно принимать участие в вашем общении. Ну, разве вам нужен кто-то еще в… вашем упоении случаем. Она немного помолчала. Ей самой было и скучно, и тесно, и тоскливо; обитатели земли могли бы сказать, что ей «душно», но чистого воздуха под водой немного. — Особенно удалась ему последняя шутка… А сколько будет еще поводов для веселья! — Да, красиво получилось, — мечтательно сказал Оссэ. — Так ты точно не хочешь, Уйнен? А зря. — Оссэ! ОССЭ! Ты понимаешь, чье имя ты назвал? И что это за Шутник? — В последний раз я назвал твое имя, жена. Чего ты хочешь, наконец? — Хозяин бурь, обидевшись за друга, нахмурился — и спокойные до этого воды вдруг взволновались. — Ты назвал его имя только что. Ты забыл, чем закончились его последние прихоти? — Мы оба тогда немножко погорячились. В следующий раз будем осторожными — вот и все. — А у каждого свое понимание того, что означает «погорячиться». У тебя свое, у Валы-Шутника — свое. Красиво было, не так ли? И помнишь, скольких мы не досчитались? А ведь мы — Хранители моря! — Мы просто увлеклись, — волны заходили ходуном, раздался отдаленный гул. — Вы не просто утратили чувство меры. Кто-то нарушил гармонию. — Этого больше не повториться. Я обещаю. Хозяин бурь казался спокойным. Но его владения не желали успокаиваться. — Посмотри, — она говорила все свободней, — посмотри. Ты только нахмурился, а море, как оно чувствует это! — Конечно, чувствует. Ведь я и оно — одно.  Оссэ неожиданно улыбнулся. Волны улеглись. — Не волнуйся, Уйнен. Это всего лишь настроение. Ничего страшного никогда не произойдет. Никогда больше. Я обещаю тебе. «Ты обещаешь мне? Могу ли я верить твоим обетам? Ответь себе, прежде всего себе, Оссэ. Тогда ты ответишь и мне, и себе. Ты ответишь миру, Оссэ.»