"Север и Запад"

Авторы текста: Тэсса Найри, Эмуна

Период, когда происходят события: от ухода Валар в Аман до пробуждения квэнди _____________________________________       Сарин подошла к резной двери в покои Мелькора. Как ни странно, бывала она тут очень редко и всегда по делу. Сегодня же она пришла просто так… ну, не совсем просто так… Майэ держала в руках лукошко, полное свежей земляники, только что из лесу. Сверху ягоды прикрывал лист лопуха.       Сарин поставила корзинку на пол и решительно постучала. Она и сама не ответила бы, почему почти никогда не говорит с Мелькором по осанвэ.       Сарин… Как всегда, при встрече с ней на душе у Восставшего потеплело и стало как-то… странно.       Дверь распахнулась перед майэ, и Мелькор поднялся из-за стола ей навстречу. Сарин шагнула в открытую дверь, протягивая корзинку.       — Здравствуй, а я тебе землянику принесла, свежую. Ты ее когда-нибудь пробовал?       — Пробовал. Но все равно… Спасибо, Сарин.       Опять это чувство. Как… с гобеленом. Но тогда хоть не видел никто. А сейчас… нельзя. Не пристало.       Мелькор медленно вдохнул и выдохнул, восстанавливая самообладание. Слабость, теплая, обволакивающая, хоть и неохотно, но отступила перед волей и разумом. Вала протянул руки к корзинке и накрыл ладони Сарин своими. Улыбнулся непринужденно:       — У меня тоже есть, чем тебя угостить. В дополнение к землянике.       Сарин смешно наморщила нос, задумавшись, что же может быть дополнением к землянике.       — Ты будешь печь пирог?       Она специально не проходила дальше в комнату, чтобы не нарушить момента, не изменить положение рук.       — Пи-ирог? — глаза Мелькора удивленно округлились, а через мгновение он рассмеялся       — Вот уж самое для меня занятие — пироги печь! Лучше не придумаешь!       Отсмеявшись, Вала осторожно забрал у Сарин корзинку, перехватил одной рукой, а другой слегка обнял майэ за плечи.       — Пойдем-ка, — Мелькор распахнул перед ней дверь, ведущую на лестницу.       Сарин в первый раз попала в гостиную с того самого времени, как тайком украсила комнату. Сейчас она быстрым взглядом окинула знакомые стены и убедилась, что все осталось без изменений. Она тут же приглядела одно из кресел… в нем будет так уютно свернуться клубком.       Мелькор проследил за взглядом девушки и улыбнулся, показав на понравившееся майэ кресло:       — Садись.       Он поставил на стол корзинку с земляникой и снял с нее лист лопуха. Достал с полки пару изящных серебряных ложечек, а из ледника — две небольшие деревянные мисочки с бело-розовой массой, похожей на плотный снег. Вала поставил одну из них перед Сарин и протянул девушке ложку.       — Вот, попробуй. Думаю, если добавить живые ягоды, должно получиться еще интереснее.       Мелькор уселся напротив майэ, глядя на нее с нетерпеливым интересом.       Сарин осторожно зачерпнула содержимое мисочки… холодное… потом лизнула… сладкое… потом проглотила… ммм, вкусно!!!       — Как ты догадался? Я пробовала сосульки, они холодные, но не сладкие, а если принести ее домой, она растает. Можно сделать сладкой, но уже не холодной.       Говоря это, Сарин посыпала массу свежей земляникой.       — А как оно называется?       Мелькор чуть смутился:       — Я пока не придумал. Это не лед, вообще-то. Лед я использую для охлаждения. А тут — молоко или сливки. Смешиваешь их с ягодным соком в разных соотношениях — и получается вот такая штуковина. Нравится?       — Умммм…       Более внятно не получилось. Настоящая вкуснятина.       Мелькор взял из корзинки земляничину и задумчиво повертел в пальцах. Странно. У него никогда не получалось спеть что-то подобное. У его творений ягоды получались с терпким, горьковатым вкусом, а то и вовсе жгучие. Из них можно было готовить яды или лекарства, иногда приправы. Но в качестве лакомства они не годились.       Сарин облизала ложечку и тоже посмотрела на ягоду.       — Знаешь, мне кажется, что им чего-то не хватает, что они должны быть немного другими… и на вкус, и внешне… словно ждут чего-то.       Мелькор вздохнул:       — Я пробовал изменять их, Сарин…       И замолчал, нахмурившись.       Девушка снова улыбнулась:       — Да нет, мне кажется, им не хватает тепла.       Она передала мысленный образ: земляничная полянка, залитая странным желтым светом, и багрово-сочные ягоды       Потом майэ подозрительно взглянула на Мелькора:       — Так это ты сделал рябину черной?       — Да, я… экспериментировал, — Восставший взял ложечку и принялся сосредоточенно ковырять уже слегка подтаявшую массу в деревянной плошке.       Опыт с рябиной получился тогда не слишком удачный.       — Подожди минутку!       Сарин соскользнула с кресла и выбежала из комнаты, уже от двери крикнув:       — Я сейчас!       Мелькор недоуменно посмотрел вслед майэ и принялся за новоизобретенное лакомство. Как же все-таки его назвать? «Сладкий снег», что ли? Нет, не то.       Через некоторое время Сарин вернулась, неся пузатую бутыль темного стекла. Она торжествующе водрузила сосуд на стол.       — Вот! Это из черной рябины!       Мелькор недоверчиво улыбнулся. Не поворачивая головы, силой мысли перенес на стол два бокала с полки. Неужели из его опытов с ягодами все-таки вышло что-то путное?       — Если просто так есть, они горчат. А вот в вине… Ну, сам оценишь. Мне понравилось, а других я пока не угощала.       Мелькор разлил вино по бокалам. Один из них протянул Сарин, из другого отпил сам. Неплохо, совсем неплохо. Вино получилось терпкое, в нем звучали низкие, тревожные ноты, будоражащие, зовущие в путь… часть его Темы.       — Благодарю тебя, Сарин, — сказал Вала, разглядывая ароматную темно-красную жидкость. — Ты сумела сделать то, что не удавалось мне — примирила мою Музыку с одной из мелодий Йаванны. И все же ты что-то добавила туда. Что? Это ведь — твоя Песнь?       Сарин улыбнулась:       — Ну, если честно, то я добавила бергамот и немного сахара. А песня… это просто песня.       — Просто песня? — улыбнулся Мелькор. — Не знал, что ты сочиняешь их. Быть может, ты споешь мне, Сарин? Пожалуйста.       Девушка покраснела. Она прекрасно знала, что по сравнению с остальными обитателями Твердыни поет плохо. Голос слишком высокий, безыскусный. Но, если Мелькор просит…       Она негромко запела странную песенку, больше похожую на напевную речь. Осень — щедрая богачка, Осень — девочка-гордячка, Осень — жадная старушка, Осень — добрая подружка. То прогонит, то поманит, То одарит, то обманет, Засмеется, затуманит, Все равно тебя затянет. Вихрем золота закружит, Где ни прячься, обнаружит, Заберет тебя с собой В терем, пахнущий листвой.       — А ты, похоже, очень любишь осень, — задумчиво улыбнулся Мелькор. — Почему именно ее?       — Разве можно ее не любить?       Высокое, прозрачное небо, воздух полон пряной свежести, вокруг золото и багрянец, переплетение красок в гобелене, Музыка ожидания.       Коричневый и темно-серый, горьковатый дым, шуршание дождя, рябь на оконном стекле. Музыка увядания.       Черные ветви деревьев, не узнать, тонкая узорная корочка льда на лужах, песня ветра в трубах и башнях, Музыка сна.       — Я… вспомнил… Твоя Музыка…       Вала осекся, сообразив, что сказал лишнее. Творя великую Песнь, он был слишком увлечен, захвачен собственной Темой и почти не слышал чужих голосов, воспринимая их как должное, если они вторили его мелодии, или как досадную помеху, если противоречили. Много позже, уже в Арде он иногда угадывал смутно знакомые отзвуки, узнавал то, что скользнуло когда-то по самому краю сознания.       — Не знаю даже… иногда я и сама не могу вспомнить, что же именно я пела. Чужие Песни я помню лучше своей.       Это короткое «и» показало, что оговорка не прошла незамеченной… просто Сарин не видела в том ничего дурного.       — Ты не помнишь свою Песнь? — изумился Мелькор. — Но как такое возможно? Ведь это же ты, твоя суть, твой дар, твоя жизнь, Сарин!       Майэ нахмурилась: действительно, как-то неправильно. Все остальные только и говорили: «Я, МОЯ ПЕСНЯ». Кажется, раньше, в Валиноре она помнила свою Песню более отчетливо, а вот тут стала забывать. Вернее, тут ее Музыка воплощалась во всем, что она делала, в каждом вздохе, каждом шаге, каждом слове. Она сама стала своей Песней, а потому не могла вспомнить мелодию.       — Знаешь, я как-то не думала об этом, уже очень давно. Просто я не могу сказать: вот я, а вот моя Песня… мы одно, и так же, как никто не может сказать, что познал самое себя от и до, так и я не могу разделить, а значит, не могу и вспомнить. Но мне это не мешает.       — Нет, так нельзя, — решительно заявил Вала. — Нельзя забывать свою Музыку.       Под его взглядом створки окна распахнулись, и в комнату ворвался холодный ветер. Мелькор подошел к майэ и потянул ее за руку.       — Идем, Сарин.       — Мы идем ловить Музыку? — почему-то на душе сразу стало радостно.       — Да, Сарин. Мы идем искать твою Песнь.       Порыв ветра легко подхватил майэ — миг, и позади остались освещенные окна башни. Вокруг был сумрак. Пронизанный лучами звезд, напоенный множеством ароматов, вобравший в себя мириады голосов, поющий сумрак Эндорэ.