***
Намимори был прекрасен. В субботу улицы пустынны, поскольку все нормальные люди еще спят, потому Ямамото и Саваде ничто не мешало насладиться прелестью ноябрьского дня. Ветер приятно холодил кожу, а еще не подсохшие лужи искрились подталым серебром, завораживая и расслабляя. — Так значит, ты приехал к нам из Италии, — довольно жмурясь на солнце, заметил бейсболист. — И как там? Лучше, чем здесь? — Нет, здесь лучше… — Серьезно? — парень, кажется, действительно был озадачен. — Почему? А и в самом деле, почему? Потому что тут не так роскошно, как в Сицилии? Потому что тут его держат дома и выгуливают, как собачку, а там у него была школа и… Нет, друзей у него точно не было, дети его боялись. Прилетающие в лицо камни буквально кричали об этом. А здесь… Здесь он подружился с Дино, познакомился с Рехеем и встретился с Такеши. Эти трое — уже многое, и ради них можно полюбить даже ненавистную ему Японию. — Потому что я здесь встретил Дино-сана, Рехея и тебя, — тихо сказал Тсунаеши. Удивившись таким словам, Ямамото повернулся и увидел робкую улыбку. Почему-то слышать это было приятно, а на душе становилось пугающе легко. А главное, его до краев заполнило чувство правильности. Будто все шло так, как должно было идти с самого начала. — Л-ладно, мы уже почти пришли, — спохватился хранитель и неопределенно махнул рукой куда-то вперед. Проследив за его ладонью взглядом, Тсуна наткнулся на симпатичное здание спокойных оттенков и довольно обширных размеров. Через несколько метров они оказались совсем близко, у красивых ворот. Удобно обставленный двор превосходно сочетался с построением, дополняя его и украшая. Кругом было пусто, но хранившиеся уют и комфорт говорили о том, что обычно здесь все полно жизни. От Ямамото Савада слышал, что помимо Средней Намимори в округе есть еще две раздельные: для мальчиков и для девочек, — эта же являлась общей. Об этом говорило и разнообразие клубов, листовки которых были прикреплены к уличному стенду. Вероятно, в самом помещении был еще один такой же. Ямамото зачем-то озирнулся, прежде чем ступить за ограду, и кивком разрешил Тсуне пойти следом. Впрочем, если сам дворик они еще пересекли без особых неприятностей, то уже у дверей в школу их настиг глас судьбы. Грозный и уверенный, недовольный и не терпящий возражений. — Стоять, — и Такеши честно остановился. А вот Тсуна прошествовал дальше, не обратив внимания на очередного зануду. Ему и отца дома с лихвой хватает. — Ты тоже, — с крыши пристройки спрыгнул высокий брюнет в темной форме и какой-то яркой лентой на рукаве, приземляясь точно перед Савадой и мешая пройти дальше. — Ямамото Такеши, зачем тебе в школу в выходной день? Еще и с посторонним, — добавил он, скользя взглядом по хрупкому тельцу Тсуны. Казалось, коснешься его — и он тут же рассыплется в пыль. — Хибари-сан, он не посторонний. Это Савада Тсунаеши, наш будущий переведенка. Вот, решил показать ему, что тут да как, — скрывать что-либо от главы дисциплинарного комитета было беспечно, так что Такеши даже не пытался. — Правда, Хибари-сан, мы ненадолго. Хибари странно посмотрел на него, но, по крайней мере, с дороги сошел. — Если что-то сломаете, забью вас до смерти. Едва парни исчезли в здании школы, Кея вернулся на крышу и рухнул на нее спиной. Это тот малявка со шкатулкой, определенно. И теперь этот мелкий будет учиться в его школе. Осознание этого вызывало довольно странные ощущения. Ему было одновременно и все равно, и чуть-чуть интересно. Хотя нет, больше похоже не на интерес, а на… «Глупости», — отмел так и не сформировавшуюся мысль Кея и закрыл глаза, прячась от хмурого солнца. Думать об этом мальчишке сейчас нет смысла, все же он еще не учащийся Средней Намимори. Но он все равно думал, будто по-другому уже не мог. Этот ребенок пробуждает в нем что-то, и это настораживает, раздражает, злит и… притягивает. В тот момент он из последних сил сдержался, чтобы не пойти вместе с ними. В тот момент им манипулировало лишь одно чувство. Чувство, раздваивающее его душу и крошащее разум. Чувство, нахально топтавшееся по его самолюбию и гордости, вжимавшее их в землю. Чувство, неприемлемое для Хибари Кеи. Чувство, что ему необходимо быть рядом. Отбросив дурацкие мысли куда подальше, Хибари медленно моргнул и посмотрел на небо. Какое-то время он так и лежал, не шевелясь и бесшумно вдыхая осенний воздух, в котором буквально ощущалось, что ноябрь наконец начался. Плывущие по незримому маршруту облака действовали успокаивающе, и совсем скоро глава комитета погрузился в некрепкую дрему, еще не зная, что через каких-то полтора часа его разбудит звук битых стекол. — Так вот он какой, клуб Рехея, — восхищенно пробормотал Тсунаеши, со всех сторон оглядывая просторный зал, одну половину которого занимал надувной ринг для поединков, а другую — подвешенные к потолку боксерские груши. — А в каком клубе состоишь ты, Ямамото? По какой-то причине все кабинеты и клубы сегодня были открыты. Возможно, Хибари как раз совершал обход, когда явились они, отвлекая главу ДК от его важных дел. А может, с таким «стражем», как Кея, в школе уже просто ничего не боялись, раз даже сам вход в здание был не заперт на ключ. — В бейсбольном, — усмехнулся Такеши, примеряя перчатки боксеров. — Тяжеловаты… Не похожи на те, что используем мы. Как вообще ими пользоваться? — хранитель состроил серьезное лицо и пару раз ударил перед собой. На четвертом или пятом замахе его руки нещадно скользнули к полу, портя удар. — Нет, все-таки тяжелые. — Правда? — Савада также надел одну перчатку и махнул в сторону Ямамото. Из-за явного перевеса мальчишку тут же утянуло вниз. — Действительно тяжелые… И как Рехей их носит? — Ну, это же Сасагава-сан, — хмыкнул Ямамото, и оба чему-то рассмеялись. Если бы капитан боксерского клуба сейчас их слышал, то наверняка бы смущенно выдал обоим тумаков, ворча при этом что-то об экстриме. Следующей «жертвой» ребят стал бейсбольный клуб, который также оказался нараспашку, даже несмотря на то, что находился на улице, за учебными корпусами, где обходы ну уж точно не совершаются. Хотя в случае Хибари об этом можно еще поспорить. Ямамото заметно переменился, словно оказался в своей стихии — такой живой, такой активный, такой сияющий. Он тут же всучил Тсуне ряд непонятного ему инвентаря и упорхнул на поле разминаться, оставив Саваду наедине с битой, шлемом, перчаткой и упаковкой бейсбольных мячей. Кое-как разобравшись со всем этим, мальчонка оглядел себя и понял, что вещи ему велики и ловить подачи Такеши — а именно это он, кажется, и задумал, — было бы сложно. — Я… Я сейчас! — крикнул Тсуна хранителю Дождя, уже готовому подавать, и, быстро высмотрев раздевалку, помчался туда. Наверняка там найдется что-то поменьше. Раздевалкой оказалось уютное помещеньице, заставленное шкафчиками для вещей и лавочками для удобства. Были там и кабинки — душевая и туалетная. А еще… Тсунаеши медленно повернулся, надеясь, что ему привиделось. Но нет. На стене, возле крючков для курток, висело зеркало. Он отвернулся, но было поздно. В голове все гудело, а стенки комнаты стали давить, превращать ее в маленькое пространство, настолько крохотное, что одному человеку здесь было тесно. Цветные блики снова закружили перед глазами, даже когда он их закрыл. Фигуры разных форм, цветов и мастей больно резали глаза, разбивались в кляксы, провоцировали желать ослепнуть. Но Тсунаеши был уверен: даже тогда он бы продолжил это видеть. Утрата зрения тут ничем не поможет. Тсунаеши. Рука невольно скользнула к карману, ища ножницы, но спасения не было. В этот раз ему нечем защититься. — Нет, — Савада схватился за голову и сел на корточки, зажимая уши. Боль разъедала изнутри, а противный голос рассыпался в мозгу тысячей голосов, разбивающихся еще на тысячи, переливаясь оттенками, громкостями и интонациями. И каждый из этих голосов звал именно его, требовал внимания и негодовал, так ничего и не получая. Еще немного, и Тсуна просто взорвется. — Чего ты хочешь?Идем со мной, Тсунаеши.
Запахло кровью. Глаза стали болеть сильнее. Стало страшно. Его кидало то в жару, то в холод, хотелось то кричать, то смеяться, то плакать. Что угодно, лишь бы эта пытка прекратилась. — Не надо… — еле живой шепот почти срывается, рука еще раз рыщет по карманам в поисках ножниц или любого другого спасения, но у него нет ничего. Шлем и перчатка уже давно куда-то исчезли, будто их никогда и не было. Зато была темнота, всепоглощающая, всеуничтожающая и оставляющая в одиночестве. — Прошу, не надо… Тсунаеши. — Прекрати!Тсунаеши.
— Пожалуйста!TcунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаеши ТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаешиТсунаеши ТсунаЕшиТсунаЕшиТсунаЕшиТсунаЕшиТсунаТсунаЕшиЕшиЕшиТсуна Т с У н А е Ш и.
— Прекрати! — впереди что-то вспыхнуло, и его схватила окровавленная рука. Сил не хватало даже на вскрик.И д И ж Е к О м Н е , Т с У н А е Ш и .
— Савада, черт тебя дери! — удар кулака огнем ожег правую щеку, в темных от безумия глазах сверкнула ясность. Почти в предобморочном состоянии Тсуна взглянул на державшего его Хибари и обеспокоенного Ямамото. Такеши стоял за спиной ГДК, заслоняемый тонфа. Рубашка Кеи была надорвана на солнечном сплетении и испачкана алым. Тсуна посмотрел вниз и увидел в своей ладони стекло от зеркала, впивающееся в чужой живот. Его собственные руки были изрезаны в кровь, руки Хибари были тоже окровавлены. Звук бьющегося осколка, выпущенного из негнущихся пальцев, стал последним, что Тсуна услышал, прежде чем отключиться. Кея швырнул мальчишку в сторону Такеши, легко поймавшего его, и громко выругался, оглядывая в щепки разнесенное зеркало. — Убил бы, если б не был в отключке, — процедил он, сминая рубашку и зажимая ею новую рану. Этот паршивец хорошенько полоснул его пару раз, пока Хибари пытался его оттащить. Хорошо еще, что Ямамото не успел пострадать, поскольку попросту не смог подступиться. Иначе Кее пришлось бы отчитываться перед директором, после чего он бы уже однозначно устроил одной личности жесточайший камикорос. — Эм… Хибари-сан… — Такеши вдруг подал голос, когда Хибари почти забыл о нем. — Чего тебе? — буркнул глава ДК, все еще разглядывая осколки. И плевать ему, что смотреться в разбитое зеркало — плохая примета, он куда хуже этих всяких примет, когда в бешенстве. У любого в Средней Намимори спросите. — Тут это… Тсуна светится… — Че? — Хибари развернулся и тут же зажмурился от чуть не ослепившего его рыжего пламени. — Какого… В следующий миг у обоих хранителей вспыхнул такой же огонь, только другого цвета. Глядя на полыхающий фиолетовый сгусток в своих ладонях, Хибари протяжно вздохнул. В разум невольно закралась мысль, что, возможно, смотреться в разбитое зеркало все же не стоило.