Приказы придумали, чтобы их нарушать

Мориарти. Имя, стоящее за семейством, с которым он накрепко связал свою жизнь. Три брата, у каждого свои скелеты в шкафу. До конца понять, что творится в голове Уильяма, не мог никто. С этим фактом уже давно смирились. Льюис просто следовал за братом. Или нет? В любом случае Морана этот вопрос едва ли волновал, в отличие от другой проблемы. Альберт. Альберт Джеймс Мориарти. Несмотря на их схожесть, кое-чего Моран понять не мог. Привычный взгляд старшего Мориарти неуловимо менялся, когда они оставались наедине. По случайности ли, эти моменты всегда совпадали с их попойками. Вот и сейчас на него в который раз смотрели этим взглядом. Моран неотрывно смотрел в зеленые глаза Альберта. Их обладатель неторопливо поднялся со своего кресла и теперь приближался к нему. Его движения можно было назвать в какой-то степени грациозными, будто это не он выпил уже изрядное количество горячительных напитков. Морану подумалось, что, наверное, как-то так должна чувствовать себя мышь, попавшая во власть удава. Вжаться в спинку дивана еще дальше не получалось. Да и не хотелось. Все происходило по давно прописанному сценарию. Чужие чуть влажные губы коснулись его собственных. Едва ощутимо, чтобы слегка раздразнить. И сразу же втянуть в долгий настойчивый поцелуй. Моран мог бы подтвердить под присягой, что старший Мориарти дьявольски хорошо умеет делать, по крайней мере, две вещи: пить и целоваться. Оставалось неясным, где и с кем он успел набраться такого опыта. Эта мысль вызывала непонятную злость. Моран в который раз попытался убедить себя в том, что ему плевать. Он не мог вспомнить, когда это началось. Помнил лишь, что в день, когда Альберт впервые устроился на его коленях, он был слишком пьян, чтобы сопротивляться, но недостаточно пьян, чтобы забыть. Пару раз он пытался возражать, потом делал это для вида, пока, в конце концов, не признал, что притворяться равнодушным бесполезно. Был ли смысл отказывать себе в удовольствии? Вероятнее всего, это все было частью коварного плана. Моран притянул злостного нарушителя личного пространства ближе к себе. Одежда без единой складки, без малейшего пятнышка. Всегда уложенные волосы. Морану безумно хотелось запустить в них свободную руку и хорошенько растрепать. Избавиться от назойливой одежды. Оставить свои метки на гладкой коже. Разрушить этот образ идеальной чистоты, сделать его грязным. Увидеть, какие демоны скрываются под маской невозмутимости и чистоплюйства. Нельзя. Почему? В этой игре правила устанавливал Альберт. У проигравших нет права задавать вопросы. Однако кое-какие приятные мелочи не возбранялись, и Моран никогда от них не отказывался. Прикусить мочку уха, обдав горячим дыханием шею, чтобы почувствовать, как его мучителя бьет легкая дрожь. Сжать упругую задницу. По ощущениям до синяков, но возможности проверить не представлялось. Поцеловать запястье. Последнее, по неясным причинам, оказывало наибольший эффект. От вида полоски обнаженной кожи вся кровь окончательно отливала от головы вниз. Это оставалось главным раздражающим фактором на протяжении всего периода их отношений. Альберт, в отличие от женщин, с которыми Моран проводил время, не ставил перед собой цель дать ему разрядку. К концу каждой их встречи в паху полыхало так, что он сам удивлялся своей силе воли, не позволявшей завалить старшего Мориарти на ближайшую горизонтальную поверхность, пусть даже на пол, и получить желаемое, невзирая на место, время и возможное сопротивление. Как с этой проблемой справлялся сам Альберт – тоже было загадкой, так и оставшейся без ответа. И как ему, не обделенному вниманием женщин старшему сыну знатного дворянского рода, пришло в голову заниматься такими вещами с бывшим военным, и… Ухо вдруг обожгло горячее дыхание. – Хочешь зайти дальше? – Моран не сразу поверил, что услышанное не было плодом его воображения. Он пару секунд внимательно вглядывался в эти зеленые глаза, пытаясь понять, не было ли это очередной шуткой. Что ж, полковника Себастьяна Морана не нужно спрашивать дважды. О причинах резкого изменения в многолетнем сценарии можно было подумать позже. Он стремительно поднялся, поддерживая Альберта под бедра, преодолел короткое расстояние до спальни и без особых церемоний бросил свою ношу на кровать. Теперь все стало ясно: почему они вдруг пили в лондонской квартире Мориарти и почему не было слуг. Даже покрывало с постели убрал заранее. Хитрый ублюдок продумал все наперед. Комнату наполнил звук рвущейся ткани, обнажавшей стройное тело. Моран лишь ухмыльнулся, услышав, как сбилось чужое дыхание, когда он провел рукой по обнаженной коже. Сегодня правила в этой игре устанавливал Себастьян Моран. Уже почти рассвело, когда он позволил вконец обессилевшему Альберту упасть на подушки и забыться коротким сном. В этом утреннем свете как никогда были заметны следы прошедшей ночи. Взъерошенные волосы. Бесчисленные алые отметины на бархатной коже, оставленные в местах, недоступных чужому глазу, но которые пройдут еще очень не скоро. Белая струйка на внутренней стороне бедра. И все же Моран не чувствовал удовлетворения. Ему не давала покоя мысль, что Альберт выглядел слишком уж довольным. За всю эту ночь он, похоже, не испытывал никакого дискомфорта, будто все происходящее было абсолютно естественно. Проще говоря, он с кем-то спал. Не раз и не два. И эта мысль не давала покоя. Моран закурил, пытаясь подавить раздражение, вот-вот готовое перерасти в ярость. Он сказал себе, что все выяснит, как только Альберт проснется. Но все-таки заснул сам. А проснувшись, уже ничего не мог сделать, – времени до отплытия парома в Индию оставалось чертовски мало. Он пообещал себе узнать все, когда вернется. Да, когда вернется. И этот момент уже наступил. Они, как обычно, пили вместе, отмечая блестящее завершение операции в Индии. Но что-то шло не так, и это ощущение не давало расслабиться. Моран поставил стакан на стол и стал внимательно рассматривать старшего Мориарти. Альберт оставался невозмутимым. И, видимо, пока не собирался начинать игру. Хотя уже пора. Их взгляды пересеклись. Что-то изменилось. Моран больше не чувствовал себя мышью. Нарастающее внутри беспокойство отрезвляло. И переходило в раздражение. – Какого черта происходит, Альберт? – единственное, что он мог сказать. – Что-то не так? – эта невозмутимость выводит Морана из себя. Он резко подорвался с места и через пару мгновений уже нависал над собеседником, упираясь руками в спинку кресла, как если бы тот пытался сбежать. – Не прикидывайся. Ты прекрасно понимаешь, о чем я, - он говорил, процеживая каждое слово. Руки начинали дрожать от ярости. Лицо старшего Мориарти вдруг принимает выражение, которого Моран никогда не видел. И вряд ли увидит еще раз. Серьезное с толикой грусти. – Мне сказали прекратить это, – Альберт положил руку ему на лицо. – Плевать. С каких пор ты вообще кого-то слушаешь?! – он накрыл его ладонь своей, чувствуя легкие поглаживания по щеке. – Даже если это приказ Уильяма? – время замедлило ход. Уильям?.. Причем тут он?.. Как он вообще?.. – Видимо, он решил, что это может помешать его плану, – Моран больше ничего не понимает. В голове билась только одна ясная мысль: он не хочет, чтобы это заканчивалось. Внезапно он почувствовал, что рука Альберта слегка дрожит. – Себастьян, – Альберт никогда не называл этого имени, – поцелуй меня. В последний раз. Моран колебался. Он поклялся в верности Уильяму и до этого момента не давал повода в ней усомниться. Однако, взглянув в эти глаза, он понял, что проиграл. В первый и в последний раз за всю свою жизнь полковник Себастьян Моран нарушил приказ.