***
-Дубров! Глаза Светланы Валентиновны не вырыжали ничего хорошего. -Да. -Ты чего не пишешь? -Извините, засмотрелся. -А не на Кулябу ли ты засмотрелся. -Нет вы что, я смотрю на доску! -Ну так тебе же и говорят, на Кулябу? Выкрикнул сидящий рядом Кирилл и заржал, за ним разразился хохотом весь класс. Кроме Наташи Кулябы конечно же. -Так, что за вульгарные шутки!? Взревела Светлана Валентиновна демоническим голосом. От этого голоса все заткнулись. Как и всегда впрочем. -Онищенко! Не надо посвещать нас в свои фантазии! Ты мне урок срываешь! -Извините Светлана Валентиновна, больше не повторится. -А ты Дубров, ничего сказать не хочешь? -Извините Светлана Валентиновна, больше не буду отвлекатся. -Ну вот и славно, а теперь продолжим урок...***
Почему Онищенко такой дебил? До сих пор понять немогу, неужели так трудно закрывать свой рот хотя бы иногда? Одним моментом перечеркнуть весь день. Это же уметь надо! Хотя теперь, когда я затягиваюсь тут, под третьим подъездом, пятнадцатого дома около школы. Мда, когда начинал курить в пятом классе не верил в весь этот пиздёж про то что это вредно. И что теперь? Стою под подъездом и курю красные "West Столичні". Хоть пачку купил сегодня утром, в "особенном" ларьке, в ней из 25 уже 15 сигарет, ибо почти на каждой перемене бегал за школу. Уже второй день, вот так, просто стою и травлюсь бездумно пялясь в одну точку. Почему? Мыслей нет. Вот просто нет. И всё. В школе я втыкал точно так же, за что и получил. После того, как вчера Маша, моя Маша, сказала мне что не может больше находится со мной, общатся со мной, что я просто бешу её и мы должны расстаться. Её не интересовало в этот момент, что чувствую я. А знаете что я чувствовал? Я явно почувствовал, что меня схватили за внутренности и вывернули на изнанку. Вот так вот. Уже два дня я живу осознавая, что теперь всё, я потерял ту, которую всегда хотел целовать и обнимать. Укрывать курткой, когда ей холодно. Всё. Я остался сам. Про семью даже думать не хочется. Батя, который неделями не вылазит из запоев и вечно бьёт за каждую повинность. Это началось ещё тогда, когда умерла моя мать. Она всегда говорила что он встанет на ноги и мы вместе с ним. Хотите спойлер? Не встал. А даже наоборот. Теперь это человек, к которому я чувствую только искреннее презрение. Со дня смерти материОн перестал любить меня. Он говорит что это я виновен в смерти матери. Что довёл её. Он всегда так говорит когда напьётся. Хотя, я знаю что он прав. Тогда, в тот вечер, именно я был виновником того что она заболела. Именно меня она пошла искать наулицу в дождь и простудилась. Имено из-за меня она тогда заработала бронхит. А теперь, я лишился единственного человека, у которого быле ко мне светлые чувства. Теперь я один. Совсем один. Выбросив окурок я медленно пошёл домой уставившись в асвальт. Мысли не шли, да и не хотел я ни о чём думать в этот момент. Хотя нет. Нужно придумать как мне сейчас дома избавить себя от очередной порции батиного презрения. Скорее всего как обычно, пойти к себе в комнату и закрытся там, делая вид что меня не существует. Итак, вот он. Мой подъезд. Смотрю в окна, что бы знать, что он не видит. До сих пор не понимаю, почему соц. службы ещё не обратили внимания на безработного алкоголика. Лучше быть в дет. доме, чем в доме с человеком, бьющим тебя через каждые два часа. Поднимаюсь. Открывая дверь. В квартире острый запах перегара и мокрой советской пластмассы и... Тихо. Слишком. Подозрительно тихо. Неужели ушёл? Он из квартиры уже два месяца не выходит. Тихо вхожу и только прикрываю дверь, как слышу из кухни голос, - "Андрей, иди сюда". Я знаю, что если не подойду, зделаю хуже, поетому ставлю портфель на пол и иду на кухню. Вижу как он сидит спиной ко мне спиной. Молчит, это странно. Он сказал мне сесть перед ним и мне пришлось подчинится. Как только я сел и посмотрел на него сразу понял - дело плохо. Отец сидел и вертел в руках новую пачку красного Веста. Мою заначку за батареей. -Мало того, что ты убил свою мать, так ты ещё, ублюдок малолетний, куришь. -Пап, я не... -Заткнись! Сколько ты уже этим занимаешься? -С пятого класса. -Охох, ну что-ж. Бери эту пачку, разворачивай и жри. По две сигареты за каждый год. -Но... -Немедленно! При мне сучёнышь, я тебя убью если не сожрёшь их. Жри! Дрожащими руками я стал открывать пачку иногда поглядывая на уже пьяного отца. Содрав все бумажки я взглянул на сигареты. Белые. Красивые. 25 штук. Сижу и смотрю на них. Чувствую как на глаза наворачиваются слёзы. Поднимаю взгляд на отца: -Прошу не надо, я могу бъяснить, я уже бросаю, честно... -Жри. Ещё одно слово и я тебя урою. Его угрожающий тон испугал. Я знаю что когда он в таком состоянии, он может. Поэтому переборов все защитные реакции организма принялся жевать первую сигарету. Боже! Как же это омерзительно. Этот вкус мокрого табака и бумаги кажется въедается в рот. Я сплёвываю и кашляю, но он явно хотел не этого. Отец вскочил со своего места и схватив пачку стал пихать сигареты в рот. Мне в рот. И заставлял жевать и глотать. Я не мог это есть, но он пихал их сам. Я глотал, пока не почувствовал спазм в животе. Очень сильный. Настолько, что я буквально упал на пол. Последнее что я видел, это испуганное лицо моего отца...***
...Очнулся я в больнице. Оказалось, что меня нашли около трассы, недалеко от моего дома. Проезжающий мимо водитель увидел лежащее на обочине тело. Остановился, проверил пульс. Живой. Вызвал "скорую", которая доставила меня в реанимацию. Тут я и очнулся сейчас. Лёжа у себя в палате и вспоминая всё произошедшее до сих пор не могу поверить, в то что он так поступил. Я не знал что делать дальше, ведь если я вернусь домой, он просто убьёт меня, что бы не накатал на него заявление....Мысли прирывает приступ острой боли. Видно не хилое отравление. Боль усиливалась с каждой секундой. Как будто тысячи иголок вонзаются в желудок изнутри. Как будто тебя растягивают и рвут на пополам. Пытаюсь крикнуть, но вместо крика лишь сдавленый хрип. Пытаюсь по шевелиться, но понимаю, что всё больше теряю связь со своим телом. Вокруг всё начинает темнеть. Я погружаюсь в темноту. Лёгкие жгут адским пламенем, каждый вдох даётся всё труднее. Последнее что я подумал, хех, последнее что я подумал, это о том, у кого же теперь Онищенко будет списывать алгебру. После, наступила тьма...