***
В школе только и разговоров, что об экзаменах. Все спрашивают, спрашивают, спрашивают, так настойчиво, что у Кортни снова трясутся руки. Она набирает такое привычное сообщение «там же» и, подрываясь, несется в учительский туалет на втором этаже. Как бы смешно не звучало, но учительский туалет - одно из немногих мест, где Кортни Грипплинг не была высокомерной сукой в блузке за сотню баксов. Да, была еще библиотека и женская раздевалка, но здесь, в маленькой комнате, больше похожей на гроб, ей дышалось значительно легче. Она кидает сумку на пол - та стоит дороже, чем все за этой школе, но ей все равно - и с ногами забирается на подоконник. Не проходит и нескольких минут, как в дверях появляется рыжее солнце в этом дурацком велюровом сарафане и водолазке по самое горло. — Отстой, — безучастно бормочет Кортни, вытягивая руки для объятий, — Я же говорила, этот цвет совсем тебе не идет. Иди сюда, обними меня. Джинджер знает, что это скоро закончится. Не будет больше тайных встреч в туалете, после которых остаются непутёвые засосы на коже. Она вздыхает и подходит ближе, опускает голову на плечо, позволяя ей делать все, что только захочется. Любимое занятие Кортни - устраивать сцены. Но еще одно - перебирать рыжие пружинистые кудри, накручивать их на палец и больно тянуть на себя, конечно, как всегда забывая, что приятного в этом мало. — Что-то случилось? — голос у Футли мягкий, как талое мороженое, и Грипплинг улыбается, смотря на нее сверху вниз. — Да, — она проводит пальцами по ее щекам, а затем, касаясь губами лба, выдыхает, — Ты. — Не новость. Я думала, что-то серьезное. Из-за этого прогуливаешь? Ей очень хотелось прогуливать как можно чаще, но репутация не позволяла и единичных случаев. Сейчас она ушла лишь потому, что устроила театральное представление, в главной роли которого смерть и отравление утренней кашей. Миранда хоть и знала, что это не так, но не сказала ни слова, как и полагается лучшей подруге. — Почти. Знаешь, я много думала, — начинает она, и Джинджер хочется ударить ее за это. Кортни опасно много думать. Кортни опасно думать вообще, — Давай не сдадим экзамены и останемся на второй год, а? Нет, я серьезно, ты только не смейся. Мне кажется, что это хорошая идея, потому что... Джинджер устало смеется. Действительно, это хорошая идея, потому что всем им не мешало передохнуть. Она утыкается носом в теплую шею Грипплинг и смеется так долго, пока не начинают болеть скулы. И пока не замечает, что саму Кортни этот жест и вовсе довел до слез. Опять. — Ну что случилось? Что я делаю не так? Слишком частые вопросы, на которые не всегда можно услышать ответ. Вот и сейчас, в гробовой тишине, Джинджер не может понять, что такого страшного в ее безобидном смехе, ведь и предложение идиотское - каких ещё поискать. Кортни, конечно, боялась. Джинджер тоже. — Я не хочу тебя терять, Джинджи. Голос у Грипплинг почти сломался. Она дрожит, и с каждой секундой ее глаза из рек превращаются в океаны. Девушка закрывает лицо ладонями, пытается успокоиться, но это не приносит никаких результатов. — Ты не потеряешь, — Джинджер врет, как умеет, но в ее вранье правды больше, чем во всех признаниях Кортни. И это неправильно. Джинджер хочет вернуться в то время, когда они находились в статусе неудачницы и статусе самой популярной девочки школы (не то, что бы что-то изменилось, но раньше Джинджер не носилась по городу в поисках любимого печенья Кортни, а та, в свою очередь, не тратила все пленочные кадры на веснушки Джинджер). Когда не знали друг друга, не замечали, когда Футли смотрела исподтишка, боясь столкнуться, заговорить, когда она посвящала ей детские стихи, сотни записей в дневнике, тысячи рисунков. Джинджер хочется, чтобы этой игры не возникало, но она слишком крепко держит ее руку, чтобы твердить себе о несуществующих чувствах. — Обещай. — Обещаю.***
На выпускном Кортни производит настоящий фурор: такой красивой ее не видел никто и никогда, и лишь Джинджер считает, что домашняя розовая пижама идет ей гораздо больше, чем дорогое платье и украшения. Они часто встречаются взглядом, но им, несмотря на отсутствие друг друга рядом, даже удается повеселиться. Джинджер пьет шампанское, делает памятные снимки со своими друзьями, даже однажды толкает сентиментальную (и ужасно глупую, как она вспомнит на утро) речь о бесценном опыте, и каждый раз чувствует на себе чей-то взгляд. Оборачиваясь, она всегда замечает пару холодных, которые прожигают ее насквозь, но делают это не со зла, а от большой, нездоровой любви. О которой сама Футли, конечно, никогда не узнает.«Там же»
Джинджер знает, что такое в ее жизни больше не повторится, но Джинджер знает и то, что Кортни в ее жизни никогда не повторится тоже. Она незаметно оставляет подруг и прошмыгивает в учительский туалет, где ее уже ждут. В полумраке Грипплинг еще красивее: светлые волосы уложены в пучок, и Футли приходится сдержаться, чтобы не распустить их самой. Платье длинное, легкое и струящееся, как и его обладательница. Такая счастливая и несчастная одновременно, она производит впечатление человека, совсем сошедшего с ума. Не без помощи Рыжей, конечно. Все происходит быстрее обычного, возможно, под влиянием алкоголя, возможно, под влиянием чувств. Джинджер не помнит, в какой именно момент Кортни предложила вызвать такси и поехать домой. Джинджер помнит, что согласилась, просто кивнула головой, пытаясь поймать все ее поцелуи. Это был лучший выпускной в их жизни. И он ни разу не всплывет в их памяти, как похороненный заживо труп преданным отношениям.***
Джинджер сжимает в руках билет на 9:30 утра. Она заехала попрощаться, потому что появление Грипплинг на вокзале попросту неуместно. Кортни стоит напротив. Холодная, грустная, она обнимает ее как в последний раз. Джинджер обещает, что они увидятся снова, что будут писать друг другу так часто, что их номера заблокируют. Кортни обнимает ее так крепко, что та вот-вот переломится, но в ответ лишь смех да очередное обещание быть рядом. Джинджер, конечно, знает, что это неправда. Но и Кортни не глупа настолько, чтобы в это поверить. — Напиши мне, когда приедешь. Рассказывай мне все об университете, о новых друзьях, об общежитии. Присылай фото и выкинь уже, наконец, тот дурацкий сарафан! Джинджер смеется. Джинджер не напишет. — И вот, наше фото. На случай... На случай, если соскучишься. Но мы, конечно, сделаем еще сотни других, когда встретимся на каникулах. Это так. Для начала. Кортни протягивает полароидный снимок, на котором целует свое рыжее солнце, лежа на кровати. Кортни знает, что это их последняя совместная фотография. — Не забудешь? — Нет. — Обещаешь? — Да.***
На новом месте классно. Университет лучше школы, там можно быть кем угодно и даже собой. Джинджер не хотела прощаться со старыми привычками, но научилась подводить глаза и не спать круглыми сутками, заканчивая очередной проект. Она выкинула половину своих вещей и тот сарафан, конечно, тоже, не сдержала десяток обещаний, данных еще в прошлом году, но одно сдержала наверняка: она ничего не забыла, хоть это и было единственным, чего ей по-настоящему хотелось.