Долгой музыкой дождя

      Ясные и светлые лучи солнца играли с золотистыми волосами, обволакивая сиянием, растянувшейся тонкой спиралью, вплоть до кончиков. Изогнув тонкие губы в легкой улыбке, мужчина блаженно прикрыл глаза, подставляя лицо под солнечные нити. Теперь, когда рабочий день подошел к концу, ему захотелось пройтись пешком по чудесной аллее, украшенной высокими и стройными деревьями. Зеленые листья, раздуваемые легким ветром, тихо шуршали, привлекая чуткий слух блондина. Медленно и грациозно шагая, Франкенштейн вдыхал полной грудью аромат зелени и, словно оторванный от суетливого центра города, ощущал небывалую легкость и свежесть. Его окутывали приятные мысли. Где-то черно-белыми кинолентами промелькнули лица Мастера, ГМО, учеников; вся эта обыденность в минуту приобрела более яркие черты, и ученому удалось взглянуть на неё совершенно иначе. Франкенштейн был полон сил, но ощущал, как его клонит в сон под приятно усыпляющей теплотой солнца. Если бы сейчас удалось откинуться на гамак, развешенный под тенью деревьев, то эта обстановка представилась бы ему гораздо уютнее. К чему эта суета и расторопность? Можно ведь посвятить себе чудесное время и просто наслаждаться воистину прекрасной погодой.       Внезапно на Франкенштейна набежала непонятная тень, которая тут же лишила его «солнечного» настроения. Ощутив, что больше никакие лучи не разливаются на его опущенных веках и, тем более, не греют макушку, ученый распахнул лазурные глаза и поднял их вверх. Сгущающиеся тучи, возникшие из ниоткуда, темным пятном впитывались в небо, напрочь затмевая всю небесную синеву. Окутав некогда яркий диск солнца, они, будто набежавший шторм, накрыли и утопили в себе белоснежные паруса облаков. Глаза Франкенштейна потускнели и, застыв в немом вопросе, пронзили густо разливающуюся серость. Еще бы, ведь сегодня он решил оставить свою машину дома и, надеясь на щедрые дары солнечной погоды, был уверен, что позволит себе предаться прогулке на свежем воздухе. Настроение его оказалось безнадежно испорченным от непоколебимого убеждения в том, что дождя ему точно не избежать. Первые капли едва ощутимо упали на его широкий лоб. Следом на благородного ученого обрушился громадный дождь. Холодные капли били прямо по его белому лицу и стекали тонкой струйкой, четко обводя контуры его скул, прямой линии носа и аккуратного подбородка. Долго не думая, Франкенштейн взял резкий старт и помчался вперед. «Черт… Как назло, машину дома оставил. А ведь синоптики обещали ясную погоду. Эх, никому нельзя верить! Что же делать? Там впереди остановка, воспользуюсь автобусом», — увидев на конце аллеи остановку с небольшой крышей, он побежал быстрее прежнего, прикрывая голову только что купленным журналом. Франкенштейну в какой-то степени даже стало смешно от самого себя. Как это он, директор элитной школы Е-ран, бежит весь мокрый под дождем? Если бы кто–нибудь из учеников заприметил его сейчас, то не устоял бы перед соблазном достать из кармана телефон и заснять на видео, а наутро распространить оригинальный видеоролик по всей школе.       «Вот черт! Я промок до ниточки! Как хорошо, что Мастер ушел вместе с Шинву и друзьями. Значит, он не попал под дождь. Я могу быть спокоен за него. Лучше уж я попаду сто раз под дождь, град, молнию, шторм, да куда угодно, чем позволю Мастеру оказаться в такой нелепой ситуации. А если бы он простудился? О, нет! Господи, нет, нет, я не должен даже думать о таком, не должен подпускать такие мысли. С Мастером все в порядке. Сейчас он в тепле и уюте. Кстати об этом… Надеюсь, кое-кто тоже вернулся домой, оставив одинокие вечерние прогулки. М-21 в последнее время ведёт себя ещё более отчужденно, чем это было прежде. И это меня сильно беспокоит», — мысли рваными клочками проносятся в голове, и Франкенштейн бежит по лужам, прыгает на бордюр, грациозно пробегает на носочках, маневрируя, словно акробат, а после опять по лужам. Холодные капли проникали сквозь одежду и, скатываясь в развороты воротника, стекали по широкой спине и груди. Обрывисто и сбивчиво дыша, он резко остановился. Перед глазами Франкенштейна возникла мужская фигура с пепельными взмокшими волосами, которые прикрывали половину лица. Взгляд был опущен вниз, задумчиво рассматривая отражение в большой луже. Капли дождя будто застыли на его бледном лице и медленно стекали к острому подбородку, скользя прямо по его привлекательному шраму.       — М-21, что ты здесь делаешь? — резко остановившись возле него и шумно отдышавшись после долгого и изнурительного бега, Франкенштейн поднял глаза, недоуменно разглядывая его из–под влажных ресниц.        Модифицированный оторвал задумчивый и отчужденный взгляд от своего отражения и резко поднял глаза.       — Я уже собирался уходить, — словно скрывая что-то, М-21 повернулся спиной к ученому.       — Там поблизости есть остановка, так можно гораздо быстрей добраться до дома.       — С каких пор, ты стал пользоваться общественным транспортом? — дерзко перебил модифицированный.        Хмыкнув, Франкенштейн почувствовал, как внутри него вспыхнуло чувство веселого раздражения.       — С тех пор как попал под дождь, но если предпочитаешь и дальше мокнуть, то пожалуйста, стой, я не буду настаивать.        — А где твоя машина? Обычно ты всегда после работы, не теряя лишней минуты, мчишься к своему «драгоценному» Мастеру.       — Мастер дома у Шинву вместе с Ик-Ханом и Юной. Не стоит отрывать его от общения с друзьями. Зная об этом, я решил прогуляться немного и оставил машину в гараже, — ответил ученый. — А ты почему стоишь тут?       — Я просто возвращался домой, — коротко ответил М-21 и отвел взгляд.       Нелегко было обмануть проницательного ученого. Он явно понял, что М-21 тоскует и любыми способами пытается скрыть это. Понимая всю сложность ситуации, Франкенштейну не в чем было упрекать его. В конце концов, трудно быть последним выжившим. Глубокая травма, оставшаяся после смерти товарищей, тяжело отражалась на его психике. Двадцать первому было трудно бороться со страхом, когда на глазах погибали друзья, успевшие стать для него родными братьями. Было трудно смириться с мыслью о том, что их всех использовали, как объект, для очередного смертельного опыта, а потом просто утилизировали, как ненужный мусор. Все это терзало его сердце и ни на минуту не позволяло забыть о том страшном времени.       «Их лица до сих пор не стерты из моей памяти, я помню каждого из них. С ужасным страхом я вспоминаю те моменты, когда кто–то из нас уходил, путаясь в мыслях о том, что же будет ждать его за дверьми? Что придумали на этот раз эти обезумевшие ученые? Удастся ли вновь открыть глаза и вернуться живым обратно? Войти в нашу дружную комнатку, увидеть счастливые лица тех, кто все это время с надеждой молился о том, чтобы эксперимент прошел удачно и не унес с собой жизни. Я обещал, что буду жить. Я сдержал свое слово. Они тоже когда–то обещали жить. Жить не ради себя, а ради всех нас. Но сил не хватило», — смотря на свое отражение, М-21 чувствовал как сердце его сжималось от грустных воспоминаний, а чувство одиночества преследовало его, шепча и напоминая о том, что их больше нет.       Вздохнув, М-21 впился мрачными глазами в лужу, в которой расходились небольшие круги от капель. Отражение его, такое отрешенное и печальное, все так же смотрело на него, неровно размываясь и становясь бесформенным. Вмиг прямо перед глазами модифицированного всплыло чье-то отражение. Прищурившись, он разглядел черты своего верного друга, который так же обещал ему выжить и помочь найти имена. М-24 стоял прямо за плечом и тепло улыбался. Настоящий и живой М-24.        М-21 вздрогнул. Он искренне хотел верить в то, что это не просто игра воображения, что его друг действительно стоит рядом и так непринужденно улыбается. Сердце сжалось, а внутри все оледенело.       «Не может быть…»       Боясь упустить его, боясь, что М-24 исчезнет и это все окажется лишь жалкой иллюзией, парень с пепельными волосами резко обернулся. Глаза его точно должны были узреть лицо М-24, но этого не произошло. Они лишь застыли на сером фоне бесцветного города. «Лживый, проклятый дождь… Снова, снова ложь. Все мое существование — ложь. Моих сил никогда не хватит для того, чтобы быть выше этого», — подумал модифицированный и тяжело вздохнул.       Глаза ученого впились в его мокрое и красивое лицо, по которому стекали влажные дорожки и, путаясь друг с другом, падали на его безнадежно промокшую рубашку. Тут же из самого края его ресниц сорвалась небольшая капля, которая сразу же приковала к себе внимание Франкенштейна. Неровно скользя, она застыла на губах парня. Нахмурив брови, ученый заглянул в грустные глаза.       — М-21, ты что, плачешь? — неуверенным тоном спросил Франкенштейн.       — Ты дурак? — спокойным и равнодушным тоном произнес модифицированный.       — Как глупо… — губы Франкенштейна растянулись в ухмылке.       — С чего ты взял, что я плачу? — смахнув прилипшую к лицу челку, модифицированный закатил глаза и посмотрел в сторону.       — Ну, знаешь ли, я очень наблюдательный, — издевательски усмехнулся ученый, не сводя с него пристального взгляда.       М-21 чуть было не поверил ему. Сердце екнуло и обожгло. Округлив глаза, он обернулся и встретился с изучающим взглядом Франкенштейна. Даже в такой мрачной сырости его глаза ничуть не теряли своего божественного лазурного оттенка. Переминаясь с ноги на ногу и косо поглядывая на небо, он шутливо изогнул бровь.       — Вообще-то идет дождь, если ты не заметил. И он усиливается. Ну так вот, констатирую факт: так как ты относишься к числу моих подопечных, то я в ответе за тебя и твое здоровье. Ты не задумывался, что можешь простудиться, если будешь продолжать стоять под дождем? Твоя простуда тоже придется мне на голову…       — Франкенштейн, я, конечно, ценю твою заботу, но лучше иди домой, — съязвил в ответ модифицированный, растянув губы в легкой улыбке.       — Мне нравится твое элегантное «пошел вон». Но есть одна маленькая деталь: если ты забыл, то я напомню, что живем мы с тобой в одном доме, причем дом этот — моя личная собственность, — подхватил ученый, сдержано улыбаясь.       — Безгранично благодарен за то, что держишь меня под крышей своего дома, — холодно ответил модифицированный и отвел взгляд.       «И снова… Снова он выглядит таким отрешенным, отделенным от этого мира. Скован цепью собственного одиночества и страха. В том его вина, что теперь он никому не доверяет и не подпускает к себе. Но нельзя жить прошлым. Двадцать первый, ты должен понять, что ты не один», — мысли, возникшие в голове Франкенштейна, заставили его стереть с лица хитрую ухмылку. Он осознавал то, какие чувства сейчас беспощадно грызли модифицированного. Но, несмотря на это, М-21 держался и не позволял себе сломиться. Это больше всего в нем нравилось Франкенштейну. В глубине души, он поражался, видя то, как Двадцать первый пытается «встать с колен». Такой осторожный и предусмотрительный, он всегда защищался перед теми, кто делал хотя бы шаг в его сторону. Казалось бы, невозможно найти к нему подход и добиться его доверия. Доверие к людям исчезло вместе с его модифицированными друзьями.       — Двадцать первый, я не уверен, что с тобой все в порядке, объясни, в чем дело? — Франкенштейн шагнул в его сторону и остановился, замерев взглядом на его спине.       — Послушай, почему бы тебе просто не уйти? Ты ведь хочешь этого, так зачем тебе сторожить меня и мокнуть под дождем? — уверенным тоном произнес М-21, резко обернувшись.       — Мне вовсе не хочется обременять себя чувством беспокойства за твое здоровье, — ответил ученый, растянув губы в ехидной усмешке. — У меня есть дела и поважнее. Например заняться экспериментом по приготовлению «Идеального рамена» для Мастера.       — Позаботься лучше о себе, — причудливо и хитро блеснув глазами, М-21 топнул ногой по луже, разбрызгивая воду прямо на Франкенштейна. Растянув губы в игривой улыбке, Двадцать первый тут же побежал в сторону остановки. Изумленно распахнув глаза, ученый замер в недоумении и растерянности. Столь дерзкое поведение модифицированного вызвало не малое удивление. Брюки его были забрызганы коричневатыми пятнами, а из рукавов рубашки стекали капли воды. Ошеломленный ученый резко поднял глаза и впился диким взглядом в отдалявшуюся фигуру М-21. Предвкушая опасность, которой сейчас подвергнется это пепельноволосое недоразумение, Франкенштейн оскалился в злой усмешке и тут же помчался вдогонку за ним.       Прохладные капли били прямо по смеющимся лицам, растекаясь узорчатыми дорожками по вискам. Мокрые и слипшиеся пряди небрежно разлетались в разные стороны, словно нарочно подставляя себя порывам ветра и дождю. Лазурные, часто теряющие свой блеск под толщей серости, глаза следили за фигурой модифицированного. Франкенштейн не был зол, он с забавной улыбкой бросался под капли дождя, вдыхал запах сырости и мчался вдогонку за тем наглецом, который обрызгал его с ног до головы.       На лице М-21 так же сияла ликующая улыбка, конечно, он был в восторге от самого себя. Уж обрызгать Франкенштейна из грязной лужи, не каждый смельчак бы рискнул. И почему Черное копье все еще не показало своего присутствия? Модифицированный особо и не задумывался над этим, мысли его были свободны. Раздумья, наводящие уныние, унеслись ветром и растворились высоко в темных тучах. Какая-то детская резвость проснулась в нем, чему модифицированный был, несомненно, удивлен.       «Наверное, я сошел с ума», — эта мысль приятно разливалась в голове и заставляла того смеяться над своей выходкой. Пробегая прямо по неглубоким лужам и разбрызгивая воду по сторонам, М-21 ощутил, как его силы оказались на исходе. Запыхавшись на такой бешеной скорости и спотыкаясь, он притормозил у остановки и, не успевая удержаться, ударился всем телом о стенку с плотно запечатанными объявлениями. Сердце его быстро стучало и гулкими ударами отдавалось в ушах. Но смех, пропадающий в сбивчивом и резком дыхании, тут же заглушал его. Перехватившее дыхание огромным куском льда застыло в легких. Оттолкнувшись, модифицированный резким рывком обернулся, прислонившись спиной к стене. Тут же по обе стороны от его плеч вдавились широкие ладони ученого.       — Попался! — шумно притормозив, Франкенштейну удалось заключить непредсказуемого модифицированного в ловушку своих рук. Судорожно вздохнув, М-21 поднял глаза. Тут же его мечущийся взгляд застыл на голубых, выразительных глазах Франкенштейна. Не сдержавшись, М-21 звонко засмеялся. В следующее мгновение, Франкенштейн залился заразительным смехом, теряя бархатный голос в собственном дыхании. Дождь все продолжал шумно проливать на них свои капли. М-21 просто задыхался от неподдельного смеха, а Франкенштейн, тут же подхватывая нотку озорства, только подливал масла в огонь. Задыхаясь в собственном смехе, им не хватало воздуха, чтобы перевести дух. Но Франкенштейна не только удивило действие Двадцать первого, он был поражен его смехом. Он никогда не слышал, как смеется М-21, да и не разучился ли он этому? Смех — это ведь самый настоящий источник радости, и неужели М-21 радуется? Чему? Тому, что обрызгал его с ног до головы из грязной лужи? Или его охватывала такая же легкая, необъяснимая радость, пышущая внутри ученого? Переборов огромную волну смеха, Франкенштейн затерялся в своих мыслях. Вся его рассудительность вмиг испарилась, и он просто витал в мажорном океане чувств, пока не произнес того, чего он не намеревался произнести.       — Поцелуй меня…       Смех Двадцать первого оборвался. Вмиг его глаза распахнулись и округлились в недоумении. Сердце сжалось и гулко ударило, разнося необъяснимые импульсы по всему телу. Модифицированный почувствовал холодный порыв внутри себя и непонимающе свел брови у переносицы. Только что услышанное привело его в ошеломление и заставило замереть. Несколько раз проморгав, М-21 поднял обескураженный взгляд.       — Ч-что? — коротко сорвалось из его влажных, приоткрытых губ.       «Черт, зачем я сказал это? Как я мог так легкомысленно и необдуманно поступить? Проклятье… Я не могу промолчать, ведь тогда он подумает, что я просто дурачусь и потешаюсь над ним. Я не могу ранить его, не могу соврать», — мысли, наконец, приобрели отчетливость в блондинистой голове ученого. Опираясь по обе стороны от щуплых плеч модифицированного, Франкенштейн стер улыбку и принял сосредоточенное выражение лица. Внутри него полыхнуло чувство вины за свои слова. Он ведь прекрасно знал о том, что нельзя делать такие беспечные поступки, особенно с ним. Он молчал, путаясь в собственных мыслях, не зная, что сказать.       — В тот момент мне захотелось поцеловать тебя, — вновь зазвучал его голос, не такой оживленный и задорный, он был полон нешуточной весомости. Уверенный и внушающий взгляд Франкенштейна пронзил пораженного модифицированного, будто тысячи огромных спиц впились в тело.       Шокированные глаза оборотня беспокойно дрогнули. Он ощутил как что-то холодное вонзилось в него и тут же разошлось по каждой клеточке тела. Он не мог поверить словам Франкенштейна. Скованный странным чувством страха, модифицированный потерялся в собственных мыслях.       — Это, должно быть, шутка? — запинаясь Двадцать первый скользнул по его лицу отстраненным взглядом.       «Он думает, я шучу? Зачем же я поторопился и вогнал нас обоих в тупик? Но нет я не шучу, это правда. Как бы то ни было, я не хочу ему лгать. Но я ловлю себя на мысли, что долгое время не могу так равнодушно смотреть на него. Его слипшиеся пряди волос, эта мокрая, полупрозрачная рубашка, сквозь которую так отчетливо видны все очертания груди. Его безобразный шрам на губах… Черт, я бы мог грубо взять его прямо здесь и сейчас! Но это минутное удовольствие не стоит его слез и разочарования. Не хочу, чтобы в нем умерло еще что-то. Я буду ждать того момента, когда он подпустит меня к себе, когда он перестанет опасаться меня», - Франкенштейн поймал на себе выжидающий взгляд модифицированного.       — Нет, я не шучу.       — Франкенштейн, прекрати, пусти меня. Давай лучше пойдем домой, — в голосе М-21 чувствовались страх и смятение. Модифицированный отвел взгляд и повернулся в сторону преграждавшей руки Франкенштейна. Ему даже казалось, что если ситуация усложниться, он вцепится в рукав ученого и, высвободившись, убежит. Неважно куда, но главное оказаться подальше от него. Страх подгонял без того сбившийся ритм сердца. Дрожь проносилась по его продрогшему телу, а капли дождя, казалось, градом бились о него.       — Нет, — коротко и строго ответил блондин, не убирая свою руку.       «Я не хочу причинить тебе ничего плохого, не убегай. Я хочу, чтобы ты понял, насколько мои слова правдивы. Ты, наверное, думаешь, что я хочу таким образом напомнить о плате, за то, что тебя еще не нашла организация? Ты считаешь, что я обязываю тебя делать того, что потребую от тебя? Нет, нет, это вовсе не плата за твой приют, лечение и опеку», — Франкенштейн впился взглядом в плотно сжатые губы модифицированного.        М-21 свел брови и предался размышлениям. «Я не обратил внимание на те слова, когда он сказал, что дом – это его собственность. Все верно. Все сходится. Выходит, я тоже его собственность, раз он так непринужденно и легко дает мне приказ «Поцеловать». Спасибо, что хоть не приказывает «Тапочки неси». Я же как ручной оборотень. И неужели мне нужно смириться с таким началом своей платы? Во что оно может превратиться после? Сейчас поцелуй, а что дальше?» — мысли резко оборвались.       — Зачем ты делаешь это? Я и правда вынужден расплачиваться перед тобой таким способом?       — Нет, это вовсе не плата! Ты должен понять, что у меня нет никаких мыслей по этому поводу. Ты не должен так думать.       — С какой стати я должен верить тебе? – повысив тон, спросил модифицированный, перебивая голос Франкенштейна. — Пусти…       — Двадцать первый, послушай меня, это вовсе не то, о чем ты подумал, — спокойным голосом сказал Франкенштейн, оглядывая того сосредоточенным взглядом.       «Он просто не понимает того, что я испытываю к нему. Это не те чувства, которые я испытываю к своим ученикам и ГМО. Это вовсе не то… Это намного сложнее. И я не могу солгать ему, я должен признаться. Это правда, какой бы она ни была. Я не могу предугадать, что он сделает, но обязательно скажу ему всю правду…»       – Ты не безразличен мне и… Ты мне нравишься, – прозвучал спокойный голос Франкенштейна.       «Проклятье, как это глупо! Какая банальная фраза! Он может не так ее понять. Она вовсе не подходит тому, что я сейчас испытываю к нему. Это не симпатия и не пьяное желание. Это бескорыстное и прожигающее чувство…»       Не отводя бьющего по глазам взгляда ошеломленного парня, Франкенштейн вобрал воздух в легкие.       – Я полюбил тебя, таким, какой ты есть и мне не избежать этого чувства, просто знай об этом, – произнес он бархатным голосом.       М-21 почувствовал, как по телу вмиг пробежались тысячи электрических зарядов, как его оледеневшие руки начали дрожать, а ноги стали ватными, едва удерживая его тело. Пасмурное небо будто упало на его плечи и вдавило в землю. Воздух вовсе огромным куском льда застыл в легких, перекрывая гортань. Глаза его, наполненные чувством безысходности и страха, застыли в одной точке и вовсе потерялись среди толщи серости, а побледневшие губы разомкнулись. Сердце забилось так громко и быстро, что модифицированному казалось, будто оно сейчас разорвется на части. Гулкие удары переполняли его, заставляя вслушиваться в каждый из них. Мысли просто спутались в его голове, и превратились в какой-то запутавшийся клубок, лишая попыток разобраться в нахлынувшей волне чувств. Шум дождя сливался с биением и гулкими ударами его сердца, с дрожью в его теле и голосом Франкенштейна. Двадцать первому казалось, будто он слышал его сквозь вату, неразборчиво и глухо. Он молчал, не в силах что-либо выдавить из себя. Над ними нависла пауза, затянувшаяся, казалось, на целую вечность.       — Я все сказал, а теперь, я готов выслушать твой ответ и принять его. Не важно, каким он будет. Важно то, что я, наконец, нашел в себе силы признаться нам обоим в этом… — Франкенштейн склонил голову, почти касаясь ею плеча М-21. Находясь в нескольких сантиметрах от него, он чувствовал дрожь, охватившую все тело Двадцать первого. Как будто пропуская ее через себя, Франкенштейн тихо вздохнул. Мокрые и слипшиеся пряди светлых волос тут же непослушно упали с широких плеч ученого и наполовину заслонили его лицо. Но М-21 молчал. Он был не в силах подавить свои эмоции и что-либо сказать в ответ.       — Мне уйти? — лазурные глаза Франкенштейна вновь устремились в лицо модифицированного и замерли в удивлении. Его бледные щеки постепенно заливались легким, розоватым румянцем. Большие и застывшие глаза М–21 смотрели в дальнюю точку, а дыхание вовсе замерло в его груди.       «Он… Смущен?! Неужели мои слова что-то значат для него?» — Франкенштейн слегка отстранился и застыл в немом вопросе.       М-21 ощутил на себе его взор и, пряча смущенный взгляд, слабо помотал головой.       «Что это значит? Ну же, Двадцать первый, дай мне понять…»       Франкенштейн приблизил к его лицу тонкие пальцы. М-21 судорожно вздохнул и вжался в стену, ударяясь об нее спиной и затылком. Чувство самозащиты ни на секунду не покидало его. Он боялся близости, боялся того, что ему причинят боль.       Рука ученого замерла в сантиметре от лица модифицированного. Вновь нависла пауза, заключившая в свои громоздкие оковы. Осторожно и медленно приблизив руку, Франкенштейн нежно провел пальцем по острому подбородку и, невесомо сжав, повернул к себе его лицо. Всматриваясь в робкие глаза модифицированного, губы ученого дрогнули и застыли в нежной и теплой улыбке.       — Прошу, не отводи от меня глаз… — прошептав бархатным и тихим голосом, Франкенштейн притянул модифицированного за подбородок и осторожно поцеловал. Касаясь кончиком языка и слегка захватив губу, он действовал осторожно и сдержанно, боясь сделать хоть одно грубое движение.       Омертвленные и застывшие мысли М-21 никак не приходили в движение, он был изолирован от всего этого. Онемевшие губы ощущали на себе приятные и теплые прикосновения, но изумленные глаза все никак не хотели поддаваться и сойти с мертвой точки. Сейчас он находился в состоянии глубочайшего шока и не мог перебороть себя. Он не чувствовал ничего, кроме нежных губ Франкенштейна. Ощущая приятно разливающееся тепло, М-21 прикрыл глаза и начал слабо отвечать на поцелуй. Подняв руку, он на мгновение замер, не решаясь коснуться. Пальцы дрожали. Но уже поздно что-либо менять. Он едва ощутимо провел оледеневшими кончиками пальцев по его щеке, а затем запустил их в светлые локоны.        Франкенштейн легко сжал плечо модифицированного. Углубив поцелуй и, прижав к себе, ученый тут же почувствовал, как вмиг парень беспокойно и резко сжал в руке его мокрые пряди волос.       Внезапно Франкенштейн замер, запретив себе переходить границы дозволенного. Рука его медленно и ласково скользнула вниз по мокрому рукаву модифицированного и, дойдя до оледеневших, дрожащих пальцев, сжала их, осторожно поглаживая и унимая дрожь. М-21 почувствовал теплое, располагавшее к себе, прикосновение и расслабил тонкие пальцы, сжимающие золотистые волосы ученого. Оторвавшись от нежного поцелуя, Франкенштейн остановился в нескольких миллиметрах от его губ. Он продолжал ощущать на себе напряжение и неугомонную дрожь модифицированного.       — Не волнуйся, все хорошо, — тихо шепнув, Франкенштейн обжег влажные и порозовевшие от долгого поцелуя губы горячим дыханием. Коснувшись теплыми пальцами его ледяных рук, Франкенштейн положил их на свои широкие плечи. Вновь его красивое лицо осторожно приблизилось к модифицированному, отчего тот даже не шелохнулся. Руки ученого расслабились и обхватили его талию. И снова губы М-21 слились с палящими и теплыми губами Франкенштейна в поцелуе. Он аккуратно захватил их в своем слабом прикосновении и невесомо сжал.       Внутри модифицированного творилось настоящее бедствие. Он не осознавал, что сейчас происходит, путался, терялся, но ощущал, как его сердце бьется в роковых ударах. Невероятный порыв холода окутывал его изнутри и сжимал в своих тугих узлах. Он даже не мог предположить, что настолько доверится Франкенштейну и позволит ему прикасаться к рукам, губам, телу. Ведь это единственное, что у него есть, то что у него еще не забрали. Шум дождя, смешиваясь с ударами сердца, накрывал его слух плотной оболочкой. Прохладные капли продолжали стекать по его лицу, обводя тонкие черты и стараясь протиснуться сквозь слившиеся губы. Скатывались по шее и вниз по торсу, оставляя на теле мокрые дорожки. М-21 забылся и, упиваясь дождливым мотивом, что подыгрывал ритму его сердца, боялся очнуться. Держа руки на талии и не смея опустить ниже, сквозь прилипшую и мокрую рубашку, Франкенштейн чувствовал его слабые чувственные порывы. Он наслаждался этими божественными минутами и боялся того, что сейчас случиться что-то такое, что заставит их оторваться друг от друга. Он понял, что слишком долго сдерживался и не мог решиться сделать шаг. Понял, что высвободил томившиеся глубоко в его душе чувства. Оборванные из временной петли и канувшие вглубь упоения, они ни за что не хотели отпускать друг друга и прерывать феерические минуты блаженства и счастья.       Внезапно это блаженство прервал оглушительный сигнал машины. Через открытое окно показалось полтуловища Тао. Высунувшись, он окинул их недовольным взглядом, мол: «Где вы шатаетесь?».       — Але, голубки, вас подобрать? — выкрикнул он, посмеиваясь, на что возлюбленные ответили молчанием, все так же не разрывая поцелуй. Тао закатил глаза и недовольно фыркнул, ибо на его персону не обратили должного внимания и даже не соизволили повернуть лиц.       — Приём, с вами разговариваю! — заорав, хакер стал размахивать руками. В ответ лишь молчание и полное игнорирование. Широкая спина Франкенштейна скрывала смущенное лицо М-21, за что тот был бесконечно благодарен своему спасителю.       — Эй, вы! Хватит целоваться! — Раздраженно вздохнув, Тао прожег их насквозь выжидающим взглядом. — Ну ты посмотри на них! Эй, когда с вами разговаривают нужно отвечать!       Такео, сидя за рулем и прикрывая лицо рукой, сдержанно смеялся в ответ.       Нехотя разорвав сладкий поцелуй, Франкенштейн слегка повернул голову и усмирил неугомонного хакера своим воистину зловещим взглядом. Дико чесались руки вызвать Черное копье и запустить кое-кому между глаз, вот только руки заняты другим. Более важным. Щуря лихие, переливающиеся в нотках плутовства, глаза, он снисходительно вздохнул.       — Идите вы к черту…       — Кажется, им и без нас хорошо, — заметил сидевший за рулем Такео. Смотря сквозь мокрое стекло машины, он поймал на себе немой приказ во взгляде Франкенштейна проваливать поскорее.       Тао неловко хихикнул.       — Хе-хе-хех… Ну, шеф! Так бы сразу и сказали! — лидер рыцарей Рэйзела постучал кулаком по крыше автомобиля и прикрикнул, — Ты слышал, Такео? Трогай! — машина тут же заревела и дала задний ход. Отъехав на приличное расстояние и повернув транспорт в направлении главного шоссе, вскоре модифицированные исчезли, донося до слуха парочки гул и шум колес.       Франкенштейн улыбнулся и заглянул в лучезарные глаза модифицированного, пылающего неловким и стыдливым чувством влечения в его нежные и пленительные объятия. Рядом с ним М-21 впервые почувствовал защищенность и огражденность от всех опасностей, которые только могли угрожать ему. Губы модифицированного дрогнули в воркующей и мягкой улыбке, а порозовевшие щеки отчетливо выражали его смятение. Обвив руками шею ученого, Двадцать первый потянулся за поцелуем. Сердце Франкенштейна радостно екнуло и замерло при виде того, как М-21 сам просит ласки. Влюбленные глаза тут же прикрылись, а губы вновь сомкнулись в нежном поцелуе.       Они еще долго стояли под проливным дождем и испытывали внутри чудесное волнение, переполнявшее душу и сжимавшее сердце. Один из них надеялся, что так будет всегда, что долго сдерживаемый и теперь вспыхнувший огонь любви расплавит его тяжелые кандалы одиночества. А другой же мог поклясться в этом и, без малейших раздумий, поставить на кон самое дорогое, что у него было. Но даже этого для Франкенштейна будет мало, чтобы сравнить значимость всего происходящего здесь и сейчас. Они были счастливы и дышали этим счастьем. И если бы от счастья люди излучали свет, то вокруг них был бы яркий и теплый ореол. Но самое главное, сейчас М-21 мог бы согреть любого, мог все простить и все забыть. Сейчас он мог поверить кому угодно и во что угодно.