Стая

The Wooden Sky — Child of The Valley Сегодня было воскресенье. А каждое второе воскресенье Зои делала влажную уборку. Она снимала зеленый тюль, распахивала окна, впуская свежие восточные ветры и солнечные зайчики, закалывала короткие волосы на затылке, открывая миру чистое и светлое личико и принималась за работу. Протереть полки и книги, смахнуть пыль со статуэток и снежных шаров, промыть птичьи клетки, поставить горшки с растениями в ванну под освежающий ливень — много-много важных и еще раз важных дел. Дома никого не было. И Русалка, и Кипарис заранее находили себе дела извне, и это было Зои на руку: она могла углубиться в свои мысли, и никто не мешался под ногами с вечными вопросами «что мне делать, Зои?» или «куда это поставить, Зои?». Сейчас она была самой собой. Конечно, и в остальное время Зои была Зои, но именно тогда, когда девушка порхала среди пустой комнаты и напевала под нос; когда часто запиналась о стопки оставленных книг и журналов, нисколько не огорчаясь по этому поводу; когда скользила босыми ногами по разлитой воде, смотрела сквозь радугу мыльных пузырей и улыбалась искренне и чисто — именно тогда можно было увидеть без особых усилий ее обнаженную прекрасную душу, каждый ее завиток и штрих, и ее спокойствие, будто она — жемчужина под лунным прохладным светом или одна из гибких юных яблонь целого сада, залитого солнцем. Ее кости были тонкими, тело — легким, кожа — прозрачной, как морская пена. Словно создано для полетов. А Зои и летала. Но всегда возвращалась домой, потому что была его частью. Зои была звучащей песней гармонии и жизни. И когда звучала эта песня, птицы в клетках замолкали и слушали. Они чувствовали родственную душу Зои. Зои была такой же птицей.

***

Miles Hankins — Lost Memory Русалка сидела на Набережной. Прямо так, на голых камнях мостовой, свесив ноги вниз. Она слушала. Вслушивалась в морской прибой, музыку ветра. И чайки кричали ей свои имена, и она понимала их. А может, она думала, что понимала, потому что хотела этого. В любом случае, у них было так много схожестей; столько же, сколько и различий. Русалка тоже являлась птицей. Такой же снежно-белой остроносой чайкой над безграничными водами. Это было у нее в крови. Эта меланхолия, жажда высокого и холодного неба и ощущения легкости. Русалка жила здесь, на земле, но мысленно взлетала высоко-высоко, выше, чем облака и тучи; туда, где она могла видеть рассвет даже в пасмурный день. И ее ничто не тянуло вниз. Кроме трех вещей. В ее жизни было две зависимости — сигареты и океан. К сигаретам она привыкла случайно, но трудно сказать, жалеет об этом или нет. Ее можно было бы назвать следователем моды, но назвать только единожды, да и то, пожалеть о сказанном, лишь пару раз увидев эту тихую и редкую, но замечательную улыбку. А вот океан был рожден в ней. Или она рождена в океане. Точнее, Русалке нравилось так думать. Она просто решила однажды, что будет влюблена в него. Иначе быть не могло. Как чайка, имевшая возможности улетать головокружительно высоко, всегда спускалась к воде, так и Русалка нуждалась в соленом бризе и ощущении холодных капель на лице. Третья вещь не была зависимостью. Следуя по перекресткам дорог, Русалка наткнулась на нее и не смогла пройти мимо. Эту встречу подкинул ей кто-то неизвестный, кто наблюдает за Вселенной и ее судьбами. Или как еще объяснить, что среди такого огромного мира с таким колоссальным количеством людей и нитей именно она, единица на бесконечной числовой оси, вечно одинокий странник, очутилась в нужное время и в нужном месте, ни секундой позже, ни метром дальше, — именно она нашла то, что ищут абсолютно все. Элементарное счастье. Для этого понадобились всего лишь два человека. Русалка, как и прежде, свободно парила над горизонтом, купалась в дождях и волнах. Но теперь у нее было то особенное место, где ее ждали и любили; где она могла высушить свои белые перья и снова дарить миру улыбку. Ей было куда возвращаться.

***

Sigur Ros — Hoppipolla (больше подойдет под последнюю сцену) Вот Кипарис пробежался в кедах по лужам. Вот он, стоя у прилавка пекарни и делая заказ, назвал шоколадный кекс именно шоколадным кексом, а не маффином, как сейчас принято среди «модных и не отстающих от времени» людей. Вот он добавил в зеленый чай сахар. Полная какофония. В таких мелочах, которые составляют жизнь, Кипарис не привык слушать большинство, следовать каким-то течениям. Зачем, если на плечах есть собственная дурная голова? Никаких правил. Только его собственные. Кипарис вообще не был ничем скован. Никакими цепями обещаний, обязанностей и даже сроков. Он либо выполнял все вовремя, либо настолько хорошо и безукоризненно, что ему прощали небольшое опоздание. Ему практически все давалось с легкостью. И именно поэтому он мог позволить себе не задерживаться там, где не надо. Сжигать мосты. Он мог выкурить полпачки русалочьих сигарет, но так и не обзавестись привычкой. Он мог прогулять всю ночь с новой очаровательной знакомой, а затем так и не перезвонить. Кипарис словно чувствовал, когда ему нужно было уходить. Вот он есть, а затем — раз!, и только след от крыла в воздухе. Кипарис был птица — такой же ненуждающийся, непринужденный, резко срывающийся с места и не привязанный ни к чему. Практически. Было одно такое место, которое Кипарис не мог бы покинуть, даже если бы захотел. А он и не хотел. Единственная привязанность, которая не тяготила его нисколько. Которая позволяла жить, но без которой жить было трудно, практически невозможно. Русалку Кипарис однажды заметил на смотровой площадке высокого здания. Отсюда прекрасные виды, но в объектив попала почему-то именно она, хмурое и растрепанное создание с глазами цвета грозовых туч. Тогда он просто помахал рукой, а она просто повела бровью и приподняла уголок рта. А еще стала другом. Тоже просто. Впервые красивая девушка стала для него чем-то большим, чем просто красивая девушка. И она же, в отличие от многих, не стала требовать от него каких-либо изменений и соблюдений порядков. Наверное, потому, что сама была с приветом. С нею Кипарис мог поговорить, покурить и помолчать по душам. И это он ценил очень высоко. Он ценил саму Русалку. А потом появилась Зои. Зои. Два слога, три буквы, а столько смешанных чувств. Кипарису с Русалкой всего лишь нужно было переждать сильный ливень, но вот он уже который год пьет чай из одной кружки, смотрит на птиц и возвращается всегда обратно. В место, где живет Зои. Девочка с лучистыми глазами и тонной доброты в сердце. Как вообще можно быть такой неземной? Но при этом настолько простой и настоящей. Как всего лишь одна мысль о ней может перечеркивать всю рассудительность, заставлять забыть о любой проблеме? На это не было ответа. Как ему казалось. Ответ был, разумеется. У Русалки, которая на самом деле очень проницательная. У продавщицы в лавке, которая часто наблюдает за спором между Зои и Кипарисом, какой кофе лучше взять, ответ тоже был. Находился сразу. Он вообще находился у всех, кроме самого Кипариса. И вот он сейчас почему-то идет домой, хотя его телефон, поставленный на беззвучный, разрывается от смс от обиженной красавицы, с которой должен был встретиться. И почему-то покупает килограмм вишни на последние деньги, хотя это не он любит вишню. А всему виной маленькая пташка, которая запала в сердце. — Смотри, что я купил. Кипарис кричит с порога и трясет пакетом с ягодами. Из-за дверного косяка высовывается голова Зои. Девушка улыбается, выходит навстречу, вытирая руки о футболку. Даже в домашней небрежной одежде прекрасна, как нимфа. — Я думала, вы с Русалкой, как огня, боитесь уборки. Игриво прищуривает глаза, чуть наклоняя голову набок. — Это всем известный факт. Кипарис подходит ближе. Совсем недружеское расстояние. Друзья же так не ведут себя, да? Да ведь? Он выше ее чуть ли не на голову. Совсем маленькая, идеальная для объятий. И она смотрит на него из-под ресниц своими зеленющими глазами, слегка приподнимая так по-детски брови, смотрит на него таким взглядом, что просто Боже, дай мне сил не распасться сейчас на крошечные кусочки, которые потом она же заботливыми руками и соберет. Кто не рискует, тот не пьет шампанское. И не находит то, что искал всю жизнь. Сегодня было воскресенье. И Кипарис целует Зои, чувствуя ее теплую ладонь на щеке. А по воскресеньям обычно случается что-то удивительное. Русалка, которая по стечению обстоятельств оказалась в квартире в такой момент, тихо и незаметно вышла на балкон, решив не нарушать идиллии. Она не могла перестать улыбаться и, кажется, ее глаза увлажнились. От ветра, разумеется. Удивительное настолько, что решает судьбы. Балкон был открытый, и Русалка видела над собой прекрасное опаловое небо. А еще стаю птиц, возвращавшуюся домой.