Её глаза на звёзды непохожи — В них бьётся мотыльком живой огонь. Ещё один обычный вечер прожит, А с ней он каждый раз другой.
ㅤ Саша смотрит в глубины небесно-голубых глаз Жени и ему начинает казаться, что в них искрятся переливами морские волны. Парень понимает, что рядом с ней весь остальной мир меркнет, теряется в угольно-чёрных кратерах бесконечных зрачков. Солнечные лучи преломляются о радужку, создавая впечатление, что глаза её светятся, горят внутренним плавным огнём и напоминают скорее маленькие фонарики, гирлянды или неоновые вывески на улицах в центре родного Воронежа, прохладного Питера и даже шумной беспокойной Москвы. Эти глаза не манят холодным серебряным блеском, светом далёких неизвестных звёзд, напротив, они греют, как потрескивающее в камине пламя. При взгляде на неё Саша и сам согревается. Его будто обволакивает мягкий и тёплый шерстяной плед, уютно укутывает любимый шарф. ㅤГолубые океаны, обрамлённые ободком, кажутся Вашу такими живыми, бесконечно ясными и родными. То смеющимися, то грустными, то скрывающими какую-то страшную тайну, но не мутными, а чистыми, словно водная гладь. ㅤ Улыбка Гришечкиной лёгкая и светлая, почти невесомая, зачастую смущённая, но такая искренняя. Женя улыбается широко, во весь рот, обнажая жемчужные зубы. Над уголками губ появляются очаровательные складочки. Слыша дурацкие вопросы и шутки парней, она отвечает смело и смеётся заливисто, напоминая Вашу мелодичную птичью трель. Сашу неизменно поражает Женина открытость в мужском обществе, тот комфорт, который она испытывает в общении со всеми ребятами. Восхищает прямота, с которой девушка осаждает друзей, вышедших за рамки и начавших фамильярничать. Когда она смеётся, Ваш и сам не может удержаться, ведь этот хохот заразительнее гриппа, приятнее праздничного ужина, слаще шоколада. Смех Жени яркий и громкий. Это разит Сашу наповал, так что внутри всё сжимается, а сердцебиение учащается. Ваш обычно далёк от слепого обожания и импульсивного восторга, но Женя Гришечкина — его исключение. Она кружит голову пуще самого крепкого алкоголя. Евгения — персональная болезнь Александра, недуг, которому невозможно сопротивляться. ㅤ Совместные вечера в общей компании — маленькая любимая традиция, хотя в последнее время компания распустилась, подобно зацепившемуся за что-то вязаному одеялу, из которого вытянулась шерстяная нить: после того, как Лапук соскочил в творческий отпуск, слился и Егоров. Исчез по очередным делам Доброкотов, Павлов и Большов стали сниматься в выпусках всё реже, занятые своей питерской жизнью. Парфенюк, и так редкая гостья, решила, что пора немного расслабиться. Ваш уже давно ловит себя на мысли, что от привычной банды осталась лишь Гришечкина, да их с Шакулиным и Калинкиным трио. В какой-то степени Саше это по-настоящему нравится, когда смех друзей электрическими разрядами вспыхивает во внезапно повисших темноте и тишине. Вместе им всем уютно и комфортно, хотя никто признаёт это вслух. Каждый вечер простой и размеренный, тёплый и сладкий, словно мёд и молоко. Женя из раза в раз вбегает на работу, озаряя помещение собственной улыбкой и приветливо машет рукой. Меняются причёски: переливающиеся оттенками волосы убираются ею в хвосты и пучки, завиваются, заплетаются, стягиваются в узел, заправляются идеальной рукой за ухо и откидываются за спину, когда она при делах, задумчиво сверлит взглядом монитор или строчит подругам сообщения на телефоне. Ваш отводит глаза в сторону, когда она ловит на себе его взгляд. Ваш ухмыляется, когда она шутливо спрашивает, почему бы ему не перестать пялиться, и заняться делом.Её упрёки — вестники прохлады, Как скошенная в августе трава. И пусть в её словах ни капли правды, Она божественно права.
ㅤОчередной рабочий день лениво движется к своему завершению. Ребята успели уже написать сценарии аж к двум выпускам и немножко поцапаться из-за глупых подколов во время съёмок «Заврались». Калинкин и Шакулин остались, собираясь проследить за доработкой монтажа, а Ваш стоит теперь у входа в здание, резко втягивая носом морозный воздух, крохотными иголочками покалывающий щёки и ждёт уже седьмую минуту вызванную им такси. Гришечкина подходит не спеша, становится совсем рядом, так что Ваш замечает боковым зрением, как она поправляет свою смешную горчичного цвета шапку и запахивает посильнее миловидную светлую шубу. Саша выжидающе косится на неё, выше поднимая брови. Женя с минуту молчит, и в конце концов спрашивает: — Почему ты так странно себя ведёшь? — вопросительные нотки придают атмосфере вечерней Москвы какую-то особо странную напряжённую резкость в шуме проезжающих мимо машин, дёргаясь, подобно нетерпеливым струнам электрогитары. — А? — строит из себя дурачка Ваш. — Понятия не имею, о чём ты, Жень. — он просто не может смотреть на неё прямо сейчас и боится, что этот разговор — опасная ходьба по минному полю, а Гришечкина — хитрый фриц, готовый расстрелять его прямо на месте чуть ли не за всё на свете. — Ты то молчишь часы напролёт, то пялишься загадочно, то игнорируешь нас с ребятами целый день, а потом просто ведёшь себя, как самая настоящая задница! — Женя откровенно упирается ему в лоб словесным пистолетом, вынуждая реагировать. — Какого хрена ты назвал мою жизнь «американскими горками сексуального опыта» и обозвал Васю с Женей «притворяющимися засранцами с завышенным ЧСВ»? — Гришечкина в мгновение ока оказывается прямо перед ним, требуя ответа.Где-то ангелы кричат: «Прости — прощай», Плавится душа как свеча. Разлилась по сердцу печаль. Я навеки твой, ты — ничья.
— Если ты правда не понимаешь, что это специфика моего персонального юмора, мне тебя реально жаль, — повышая тон сдавленно выпаливает Ваш и нервно сглатывает — под поднятым воротом его зимней куртки она, кажется, не замечает этого. — Ну извини, что оскорбил чувства — твои и ребят, раз уж тебе так хочется это услышать. — выдыхает Ваш. — Вот только одолжения делать не надо! Ну что ты за засранец-то такой, твою мать? Если у тебя какие-то проблемы или есть, что сказать, милости просим, необязательно голосить всякую хрень прямо перед камерой и портить своими претензиями видео. Никто из нас ничего не сделал для того, чтобы вызвать такую реакцию, Ваше долбанное высочество! — переходит Женя на крик, бурно жестикулируя и вызывая внимание спешащих домой прохожих. Да только она ошибается. Саша прячется за этим безразличием, а потом вдруг взрывается, словно подземный гейзер, огромным фонтаном слов, учиняя вокруг беспорядок и меняя абсолютно всё, но Вашу думается, что Гришечкина сама в этом виновата. Саша думает, что ревность достигает точки кипения, что он настрадался, что устал тосковать по ней и быть так нелепо и безвозвратно влюблённым. — По-моему ты просто вопишь всем своим видом о том, что тебе не хватает внимания. Ты же не из тех, кому доставляет удовольствие издеваться над людьми. — продолжает Женя чуть тише, сминая в руках пудрового отенка перчатки.Её сиянье затмевает солнце И замерзает кровь в её тени. Такое счастье дорого даётся — Венец, откуда ни взгляни.
— Да откуда ты знаешь, какой я? Думала, что за то время, что мы знакомы, хоть как-то поняла меня? Да нихрена ты, Женя, не знаешь. Ни обо мне, ни о ребятах, ни о жизни. Зря я сказал, что у тебя в принципе есть хоть какой-то опыт в чём-либо. Ты с нами только от безнадёги! — слова вылетают из Сашиного горла маленькими бойкими воробьями, отскакивающими звенящим в этот морозный вечер эхом и бьющими прямо по ушам Гришечкиной, чей взгляд вдруг меняется, наполняя голубые океаны глаз какой-то перчённой смесью гнева и обиды. — А знаешь, я и правда ошибалась — ты самый обыкновенный мудак, Ваш! Возможно, некоторые люди просто не могут меняться и лишь с виду кажутся лучше, чем они есть на самом деле. Пошёл ты! — выпаливает Женя ему в лицо и не оборачиваясь идёт к подъехавшей такси, которую заказал Саша. ㅤ Ваш, и подумать ничего не успевший, только смотрит ей вслед, осознавая, что сказал не то, что должен был. — Эй, это же я вызвал такси, а не ты!Любой валет в её большой колоде Падёт, как жертва ревности слепой Она одна и от меня уходит Давно проторенной тропой.
А Женя показывает ему средний палец, захлопывает дверь и уезжает прочь, оставляя Саше лишь серые клубы пара, чувство разочарования в самом себе, да оглушающую тишину. В её гневе дождь шумит по крышам, сверкают молнии. Её злость пахнет свежескошенной травой и городской пылью. Её обида похожа на острую мексиканскую пищу и Саша жалеет, что их разговор окончился именно так. Её чувства напоминают всё далёкое от этого зимнего вечера. Напоминают всё самое яркое и насыщенное. Её чувства ощутимы, реальны, как и она сама. Саше жаль, что в своём негодовании Женя всецело права. Она ушла, и Ваш не имеет ни малейшего представления, что ему с этим делать, но всё же набирает её номер и ждёт ответа. В трубке напряжённое молчание. — Прости. Я, оказывается, придурок. — Я это и так знаю, — отвечает она. — Может всё-таки попросишь водителя развернуть машину? — Чтобы снова послушать твой словесный понос? — Нет, чтобы я смог извиниться как следует. Такси возвращается и Ваш садится на заднее сиденье рядом с Гришечкиной. До самого её дома они едут в абсолютном неловком молчании. За поездку платит Саша. Они выходят из машины и Женя глядит на него выжидающе своими бесконечно яркими глазами, взгляд которых греет посреди этого морозного вечера. — Ты собирался что-то сказать. Если передумал, я ухожу домой. — Постой. Понимаешь, когда я смотрю на тебя, мой мозг отключается. Мысли вылетают из головы. — Возможно, дело в том, что их там нет изначально, — обиженно язвит Женя. — Если честно, я схожу с ума, когда вижу тебя и не могу с этим ничего поделать. Просто теряю контроль над собой. Я с этим даже разобраться не могу, потому что…не знаю… — Влюблён в меня? — она поднимает брови. — Кажется, да, — кивает Саша, а его сердце бьётся чаще. Женя подходит к нему вплотную и смотрит прямо в глаза. — Мог ведь сказать сразу, глупенький. — Хочешь сказать, от этого бы что-то изменилось? — Ты бы не успел повести себя, как мудак, — пожимает плечами Гришечкина. — И мы бы уже давно сделали так. — говорит она и тянется на носочках. Их губы соприкасаются в поцелуе. Нежном, но нетерпеливом и таком желанном. Женя слегка отстраняется и снова смотрит ему в глаза. — И как я раньше не додумался, — он наконец улыбается, а Гришечкина отвечает ему взаимностью. — Вот придурок. — Об этом я и говорю. Снежные хлопья танцуют в свете фонарей. Кажется, этим вечером двое наконец могут быть счастливы.