Долгий путь домой

Долгий путь, ноги гудят, и особенно донимает пустота в желудке, вокруг – непролазная чаща. Но лучше, чем качка, громкие голоса матросов и постоянный контроль над собой: не выдать себя среди десятка других беженцев, не показать, что ты – маг, а главное – усмирить гул, засевший в голове. Вот и все позади. Вот он сделал то, что должен был, что шептал ему чужой голос долгими бессонными ночами. Как часто он терял контроль над собой? В памяти дыры. Кажется, в последние месяцы он почти никогда не бывал в здравом уме. Но он не жалеет. По крайней мере, не о взрыве. (– Я ненавижу две вещи, – говорит Гаррет. – Смерть и ложь. За его спиной трещит огонь в камине. Сколько раз они вдвоем сидели перед этим пламенем, и Гаррет касался волос Андерса, и в каждом его прикосновении было так много нежности, что сердце сжималось. Теперь огонь кажется темным, бросает тревожные отблески на стены. Гаррет – с прямой спиной, руки скрестил на груди, лицо мрачное. В глаза ему Андерс старается не смотреть. В висках звенит. По телу разливается боль и усталость от недавней битвы. А стоит вспомнить, как Орсино превратился в монстра, – сразу начинает тошнить. – Со смертью я справлюсь, когда придет время, – продолжает Гаррет. – Но ложь… – Он втягивает воздух в легкие, и Андерс наконец осмеливается поднять на него взгляд. Один глаз заплыл, все доспехи в крови, но сам он – цел, и лишь Андерс знает, какой ценой досталась Гаррету его победа. В руках Андерса так пусто, в сердце – холодно, и в нем не осталось ни крохи магии, чтобы вылечить себя. Он едва успевал вливать в Гаррета все, что было, только бы он не почувствовал, что ему наносят очередной смертельный удар. Когда все закончилось, и храмовники склонились перед Гарретом, Андерс уже не понимал, что происходит. Он вымотался. Он должен был хотя бы немного передохнуть. И в голову, опустошенную, больную, потекли мысли: как ловко Гаррет перетянул его на свою сторону. Как убедил. Андерс столь многое отдал за спасение магов, а под конец прогнулся под человека, который владел его сердцем, и пошел с ним рука об руку. Стал убивать тех, кого поклялся защищать. Он предал магов. Он предал сам себя. А до этого – предал Гаррета. И к чему тогда все было? Зачем Гаррет стиснул его руку в своей и потащил в дом мимо шеренг храмовников? Они с удовольствием убили бы и его, и Мерриль, им плевать, сражались они с Гарретом или против него. Но Гаррет увел его. Зачем-то спас. Видимо, для того, чтобы начать этот тяжелый разговор. – Что ты хочешь? – тихо спрашивает Андерс. У него нет сил, чтобы повысить голос. Он не желает ссориться. Впрочем, они и так в ссоре. С того самого мига, как Церковь взлетела на воздух, и лицо Гаррета исказилось. Андерс запомнил его потрясение навсегда. Лучше бы Гаррет убил его сразу. Лучше бы убил. Это было бы милосердно. А оставить жизнь, переломать и вынудить встать на сторону ненавистных храмовников… Это стало местью за предательство. Гаррет вздыхает. Видно, что ему хочется закрыть глаза, но он не может себе позволить эту малость. Он следит за Андерсом, словно тот может наброситься на него и убить. – Я стану Наместником, – говорит Гаррет. – Сегодня, завтра… неважно. Все уже решено. – Ты все решил, – поправляет Андерс. – Да, я, – отвечает Гаррет. В здоровом глазу его – недобрый блеск. Андерс неосознанно пытается дотянуться до Тени, чтобы зачерпнуть силы, и вылечить кровоподтек под вторым глазом Гаррета. Вовремя останавливается. Если сейчас коснуться Гаррета магией, то он бросится грудью вперед, как на врага. – А у Наместника дома не может жить маг, разрушивший город. – Понял, – шелестит Андерс. Горло сжимается, и ему все труднее говорить. – Я уйду. И несмотря ни на что, он все еще ждет, что Гаррет скажет ему: оставайся. Мы придумаем, что сделать. Или я уйду с тобой. Эти годы, что мы провели вместе, – не пустой звук. Андерс хочет услышать, что Гаррет его любит. Хочет сам сказать ему эти слова. Но молчит. – Так будет лучше для нас обоих, – жестко говорит Гаррет. – Гарлок меня раздери, Андерс! – вдруг рычит он. – Как тебе в голову пришло… – он замыкается, сжимает губы, качает головой. Андерс разворачивается и бредет к двери. Хватит испытывать терпение Гаррета. Хватит тратить время. Если он хочет убраться из города живым, то нужно действовать как можно скорее. Теперь, когда взгляд Гаррета не приковывает его к месту, как бабочку иголкой к доске, становится чуть легче, и Андерс спрашивает: – Почему ты выбрал их? Он знает, что Гаррет ненавидел одинаково и Мередит, и Орсино. Его выводили из себя и маги, точно сошедшие с ума, и тупоголовые храмовники, сорвавшиеся с цепи. И все же он не стал сражаться за Андерса и за то, что дорого ему. Он выбрал сторону его врагов. Ответа Андерс не ждет, но Хоук все же произносит: – Потому что это был наш единственный шанс выжить. Андерс кивает, принимая этот ответ. Да. Маги были в меньшинстве. Как и всегда. Он тянется за посохом, прислоненным возле двери, и на запястье его смыкаются пальцы Гаррета, царапает кожу латная перчатка. – С этим тебя сразу убьют, как только выйдешь за порог, – с угрозой говорит Гаррет. Андерс не сопротивляется. Он оборачивается к Гаррету, чтобы посмотреть на него в последний раз, а Гаррет ломает посох пополам о колено.) Ночью Андерс разводит огонь. Ему удается поймать нага, и он жарит его над открытым пламенем. Широкие кроны деревьев скрывают небо, прячут Андерса от целого мира. Он рад короткой передышке. Сон не идет, только свинцовая усталость опутывает ноги, и изможденный разум сдается под напором черных мыслей. Он раз за разом прокручивает в голове последний разговор с Гарретом, ненавидит его, тоскует по нему, хочет ударить его, нуждается в нем. Гаррет – единственное, что удерживало на плаву в последнее время. Андерс сошел бы с ума, не будь рядом с ним любимого. Впрочем, он и так повредился рассудком, раз до сих пор жив. Ему опять хочется погибнуть. У него нет цели. У него не осталось близких. Даже Справедливость, одолевавший его долгие годы, диктовавший ему свою волю, пропал. Андерс смотрит, как огонь обугливает тушку нага, и жалеет, что это не его тело пожирает огонь. Он идет по инерции – как можно дальше от Киркволла, как можно дальше от людей. Он давным-давно потерял счет дням. Помнит лишь, что бесконечно долго трясся на шхуне, и над головой темнело небо в зияющих прорехах звезд. Потом – шел, не разбирая дороги, перебиваясь водой из рек, ягодами и изредка – пойманной дичью. Пытался спать, но удавалось лишь ненадолго задремать. Он превратился в комок боли и грязи. В нем нет ничего от прежнего Андерса. Он – призрак. Нежить. Потом случается странное. Зеленый огонь, рана на небе. Отголосок взрыва. Андерс падает в сон, в Тень, и там все приходит в движение. Духи и демоны кажутся знакомыми, Андерс бежит от них. Звенит в затылке колокольчик. Опасность. Он выпутывается из сна и решает, что не стоит спать, если он не хочет стать одержимым. И так проходит еще много дней. А потом – Зов… Зов чарующий, мелодичный, такой… знакомый. Андерс прислушивается к нему. Поначалу ищет сход на Тропы, чтобы покончить со своей никчемной, затянувшейся жизнью, но потом, устав, забивается в покинутый кем-то дом – и отдыхает. Тогда он вдруг понимает, что Зов этот уже слышал. И едва не убил Гаррета, пока вилась в голове дурная песня. Он хватается за это воспоминание, прокручивает его в голове. Потом пишет письмо, найдя в доме чернильницу и обрывок пергамента. Как передать его в нужные руки, он пока что не знает. Но в нем загорается огонек, и этого достаточно, чтобы начать действовать. (– Так ты просишь меня о помощи? – усмехается Гаррет. Он – полулежит в постели, просматривает письма. Андерс – на его груди, ухом – над его сердцем, слушает ровное биение. Хорошо. Спокойно. Хоть и немного страшно. Хоть и бесконечно стыдно. Но признаться в том, что он собрался совершить, нельзя. – А ты мне откажешь? – спрашивает Андерс. Рассеянно улыбается. Совесть в нем бунтует. Но если отступиться от плана, он вспыхнет, взорвется. Справедливость, изрешетивший его разум, разорвет его плоть на куски. И… разве он сам не хочет этого? Разве он не собирался встряхнуть мир до основания, чтобы освободить магов от храмовничьего гнета? Справедливость придал его намерениям форму, сделал его цель простой и осязаемой. Он сам хотел этого. Он сам… – Разве я могу тебе в чем-то отказать? – вопрошает Гаррет. Он гладит Андерса по голове, накручивает на палец распущенные локоны. Его грудь мерно вздымается, и Андерс целует его в солнечное сплетение. – Ладно, – вздыхает Гаррет. – Отвлеку я Эльтину… а что будешь делать в этом время ты? А, Андерс? Подняв на него голову, Андерс мгновение колеблется, а потом тянется к губам Гаррета с поцелуем. – Хороший отвлекающий маневр, – шепчет Гаррет и смахивает письма на пол. – Так ты мне не скажешь? – Ты доверяешь мне? Андерс смотрит ему в глаза, приподнявшись на локтях. Не дождавшись ответа, он вновь опускается на грудь Гаррета, чувствует, как ускорилось его сердцебиение, как сплетается внизу живота тугое желание, и ему становится горько. Гаррет знает, что Андерс лжет ему. Гаррет не доверяет ему. Но все равно выполнит его просьбу. Они занимаются любовью, а на следующий день Гаррет забалтывает Эльтину, пока Андерс отрезает все пути к нормальной жизни.) Андерс без труда прикидывается обычным человеком. Он получает очередное письмо от Натаниэля, привязывает к лапке ворона ответ, отправляется в сторону Крествуда. Вместе с торговым караваном Страуд передает ему посылку, и Андерс облачается в доспехи. Он поглаживает грифона, сверкающего на груди. Одолевает целый ворох чувств: сожаление, тоска, вина. Обида, в конце концов. Он недолго пробыл Серым Стражем. И поначалу ему даже нравилось. Приходится избегать людных мест, чтобы его не заметили за колдовством. На поясе для отвода глаз болтаются кинжалы, которыми он толком не научился пользоваться. Нежити все больше, и он сознает, что у него два пути: или скрыться в какой-нибудь пещере, или прилюдно признаться, что он маг, и начать защищать людей. Но что, если его узнают? Он вновь держится за жизнь, потому что у него осталось незаконченное дело. Он ведь узнал этот Зов – так морочил его Корифей. Именно эти диссонансы звенели в ушах, когда он помогал Гаррету найти упоминания о Малкольме Хоуке. Видимо, в чем-то они в тот день ошиблись, и древняя тварь не ушла в могилу. Придется исправить эту ошибку. Затаившись в пещерах Крествуда, он ждет Инквизитора. Он знает, что Корифей выжил и воздействует на Серых Стражей. Он знает, что готовится что-то страшное. А еще он понимает, что все это связано с дырой в небе. Прячась в пещере, он пытается привести себя в порядок. Спутанные волосы не получается расчесать, и он отрезает их ножом. Держа перед собой начищенный до блеска нагрудник, он придирчиво оглядывает свое искаженное отражение. Пусть он и разрушен изнутри, но не покажет этого Инквизитору. Сначала он сделает все, что в его силах, чтобы помочь, а потом… Потом уйдет сражаться с нежитью, заполонившей Крествуд, и бесславно погибнет. Это не худший исход в его случае. Наконец он слышит, что в его логово заглянули гости. Андерс не торопится явить себя. Прислушивается. Мужской голос частит: – Почему еще ни разу нам не сказали: мы справились сами, господин Инквизитор, отдыхайте, ведь вы так устали с дороги! А для ваших спутников у нас приготовлены особенно мягкие кровати, этот красавчик явно привык к шелковым простыням… Раздается короткий смешок. Андерс переступает на другую ногу, чтобы в прореху между досками, скрывающими его, посмотреть на гостей, и под его стопой предательски скрипит мелкий камень. Он замирает. Звук едва слышный, но его посетители останавливаются. – Страж? – вполголоса зовет его один из мужчин. Выдохнув, Андерс выходит из укрытия, и его взору являются все спутники Инквизитора. Его сковывает на миг дрожь, по телу катится холодная волна, точно в него плеснули из ведра, и кажется, что он сейчас задохнется. Но в тот же миг он, овладев собой, хрипло говорит, стараясь глядеть лишь на мужчину, чья ладонь горит зеленым огнем: – Инквизитор? – Блондинчик, – скрипуче выдает Варрик, не позволяя Инквизитору ответить, – следовало бы догадаться… да вот беда: я полагал, что ты уже мертв. Справившись с первым шоком, Андерс криво улыбается. Вот кого он никак не ожидал увидеть: гнома, обожавшего Гаррета. Как он ликовал, должно быть, когда Андерс убрался из города. И почему Андерс понятия не имел, что теперь лучший друг Варрика не Защитник, а Инквизитор? – Я чего-то не знаю? – интересуется один из мужчин. Он стоит за плечом Инквизитора, глаза весело сверкают. Маг. Надо же. Как напоминает их компанию – Андерс тоже всегда держался возле Гаррета, поигрывая посохом, пока тот возвышался горой впереди, положив руки на эфес меча. – Трогательная встреча старых приятелей, – говорит Андерс, и челюсть сводит от натужной улыбки. Он теряет все слова, что готовил. Варрик здесь. Осколок его прошлой жизни. И Варрик знает о нем все. Он настроит Инквизитора против Андерса… Страшит не смерть. Страшит победа Корифея. Имея в подчинении Серых Стражей, он получит что угодно. – Инквизиция соединяет сердца, – неуклюже шутит Инквизитор, и атмосфера разряжается, воздух перестает быть густым и удушливым. – Вот, Страж, как ты просил, – говорит он и протягивает Андерсу длинный сверток. – Спасибо. Высвобождая посох из плотной ткани, Андерс рассказывает о своих догадках, о расследовании, которое провел. Ему вдруг становится легко, словно он вернулся в прошлое, и речь льется, а Инквизитор внимательно его слушает. Он подтверждает догадки Андерса, забирает несколько писем Страуда, чтобы внимательнее изучить их, пока Андерс любуется посохом. Как давно он не держал в руках ничего подобного… С тех пор, как Гаррет сломал посох, который сам же и подарил, Андерс чурался любых магических предметов. А теперь сила втекала в него широким потоком, дышалось легко, да и сердце словно стало легче обычного… – Я бы отнял у него эту штуку, – вполголоса говорит Варрик. – Были уже прецеденты… – Если бы он хотел убить нас, то сделал бы это и без посоха, – фырчит маг, спутник Инквизитора. И все же Андерс чувствует, как вокруг мага сгущается сила, потрескивает воздух. Выдохнув, Андерс откладывает посох в сторону. – Я не был до конца честен, Инквизитор, – наконец говорит он. Лучше он сам расскажет, иначе из уст Варрика рассказ получится слишком захватывающим. – Я… я недолго был Стражем. Так вышло, что я оказался в Киркволле, и… – он облизывает губы. – Отступник, взорвавший Церковь! – вдруг произносит маг. Глаза его широко распахнуты. Он зачем-то кладет ладонь на плечо Инквизитору, но тот и не собирается ринуться на Андерса. Варрик кривит губы в усмешке. – Какое счастье, что Кассандра осталась помогать в деревне… – Да уж, – бормочет Инквизитор. – Что ж… Он взъерошивает короткие рыжие волосы. Молчит. – Понимаю, что вы не захотите со мной работать, – на всякий случай говорит Андерс, – но прошу вас не принимать скоропалительных решений. Разберемся со Стражами – и вы больше никогда меня не увидите. – И, надеюсь, не услышим, – хмыкает Варрик. – Взрыв той Церкви меркнет перед взрывом Конклава, – замечает Инквизитор. – Так что… ах да, ты с нами? – спохватывается он. – Нет, – мотнув головой, говорит Андерс. – Встретимся в крепости Западного Предела. И я все хотел сказать, – вспоминает он. – То, как вы поступили с магами Рэдклиффа, заслуживает уважения. «Иначе бы я не написал вам», – добавляет он про себя. Ночью он устраивается на холодной земле. Подстилка из пожухлой травы расползлась, тонкий плащ не греет. Андерс надеялся, что вместе с Инквизитором уедет из Крествуда, проведет немного времени в его крепости, переведет дух. Он лишь сейчас понимает, как ждал этой передышки, как мечтал о купальне, горячей пище, кровати. Гарлок раздери этого Варрика… Если бы не он, Андерс уже нашел бы общий язык с Инквизитором и его насмешливым магом. Но ему остается только провести ночь здесь, в пещере, и двинуться в путь дальше. На Западный Предел. (У Гаррета всегда руки теплые. Он скользит ладонями по телу Андерса, грубыми, задубевшими подушечками пальцев – по нежной коже, и внутри все плавится, горит. Андерс поддается ему, обвивает ногами талию. С Гарретом запредельно хорошо, особенно сейчас – на его огромной кровати, в темной комнате. На улице день, но окна занавешены плотно, дверь закрыта на ключ, и нет никого, кроме них двоих, в этом огромном мире. Гаррет касается губами его шеи – сначала ласково, невесомо. Андерс впивается пальцами ему в плечи, и Гаррет смыкает зубы, оставляя синяк. Андерса перекручивает от жгучего желания. Он толкается бедрами к паху Гаррета, через ткань штанов чувствует его твердый член. Сам он – обнажен, открыт, беззащитен. Он тянет одежду Гаррета вниз, стискивает его ягодицу, и Гаррет на миг отстраняется от него, намереваясь раздеться… В результате он так и остается в штанах, когда задирает ногу Андерса себе на плечи и входит в податливое тело. Андерс крепко обнимает его за шею, Гаррет утыкается лицом ему в изгиб шеи, они дышат в унисон, подрагивают от напряжения, и пот катится на простыни. Гаррет двигается рывками, быстро, вожделеет до сумасшествия, и перед глазами Андерса взрываются звезды. Все происходит молча. Ступней Андерс пытается сдвинуть ниже приспущенные штаны Гаррета, но не получается, и при каждом толчке чувствует прикосновение пояса к ягодицам. – Не возись, – хрипло выдыхает Гаррет, залепляет ему губы поцелуем. Просунув руку под лопатки Андерса, он обнимает его до хруста ребер. Двигает бедрами все быстрее, дышать почти нечем. Они не целуются, только губы сцеплены, зубы сталкиваются. Душно. Андерс крепко обхватывает Гаррета, уже больно в бедре ногу, закинутую на плечо Гаррета, но так даже лучше, ярче, сильнее… еще сильнее, мысленно просит Андерс, но не может и звука проронить, чувствует острую кромку зубов Гаррета под нижней губой. Движения становятся беспорядочными, член зажат между их телами, пульсирует, горячий, каменный, и внутри, как поршень, ходит член Гаррета. Андерс сжимается вокруг него, стонет. Гаррет обнимает его так, словно хочет задушить, переломить пополам – и замирает. Андерс наконец откидывает голову назад, жадно втягивает воздух, наклоняет голову в сторону, чтобы об подушку вытереть пот. – Нет, – шепчет, останавливая Гаррета. – Давай так. Гаррет понимает его. Опускается губами к шее, целует. Больше не пытается вытащить из него член. Ласкает Андерса, оставаясь внутри. А Андерсу много и не надо, пара прикосновений – и он кончает, выломанный истомой.) Ветер взметает песок вверх. Прикрыв лицо ладонью, Андерс идет по пустыне, опираясь на посох. Он ненавидит палящее солнце. Нагрудник с грифоном нагрелся так, что обжигает пальцы, стоит только до него дотронуться. Впереди маячит грузная фигура очередной кровожадной твари, и Андерс, взмахнув посохом, замораживает ее. Хорошо, что дракон, которого он заметил в небе, им не заинтересовался… Он идет вперед. Вспоминает вдруг, как впервые встретился с Гарретом. Не столько увидел, сколько почувствовал: кто-то вошел в клинику, кто-то с недобрыми намерениями. Он не успел подумать. Тогда за него думал Справедливость, пока еще в критические моменты, а потом… Потом Андерс растворялся в его воле, только порой обнаруживал, что пальцы заляпаны чернилами, вокруг валяются манифесты, а в памяти – дыра вместо последних часов. Но в первую встречу с Гарретом Справедливость еще не вплавился в его сознание. Он вспыхнул, предупреждая, и почти сразу же ушел. Он рассеялся, и Андерс увидел перед собой хмурого наемника с огромным мечом за спиной. Наемник вдруг дернул уголком губ, словно намечая улыбку. Их разговор не был дружелюбным, мысли Андерса были заняты другим, он должен был найти способ вызволить Карла из лап храмовников, он должен был избежать с ними встречи сам, а клиника была полна страждущих, и у него не хватало ни на что сил. Но когда Гаррет ушел, Андерс отчего-то ощутил облегчение. Он больше не был один, хотя Гаррет еще ничего ему не обещал и не предлагал свою помощь и защиту. Это не было влюбленностью с первого взгляда, это не было мгновенно вспыхнувшей дружбой, нет. Это было чем-то большим. Это было самым важным событием в жизни Андерса, раз он до сих пор вспоминает Гаррета каждый день и видит его во снах. Впереди вырастает крепость – полуразрушенная, похожая на огромный обломанный зуб. Остановившись, Андерс делает глоток воды из фляги. Жаль, что он никогда не любил вьючных животных. На лошади он добрался бы гораздо быстрее. Завинтив крышку на фляге, он упорно идет дальше. Издалека он замечает фигуру возле ворот. Напрягается, стягивает все силы в центр груди. Так всегда происходит, когда он концентрируется перед боем: что-то напрягается между ребрами, словно магия бьет оттуда, а не из посоха или пальцев. Человек тоже замечает его, но остается на месте. Это может быть обманным маневром. Оставаясь настороже, Андерс приближается к воротам. Солнце стоит высоко, режет глаза, воздух над песком дрожит. Плохая позиция. Если человек нападет, то Андерс, ослепленный, не успеет отреагировать вовремя. Он останавливается, сжимает посох одной рукой, а второй прикрывает глаза козырьком. Ему становится нехорошо. Должно быть, он получил солнечный удар и лежит где-то в песках, пребывает в мире фантазий, пока вокруг его тела расхаживают гиены… Ему ничего не остается, кроме как подойти ближе и остановиться в тени ворот. Слов нет. Нет и мыслей. Перед ним стоит Гаррет Хоук – заросший бородой еще больше, с кругами под глазами, угрюмый. В нагруднике, который, как помнит Андерс, до боли врезается в грудь, если подойти слишком близко, с мечом за спиной. У его ног поблескивает шлем. Алеет шрам на переносице. Глаза – рыжие, нечитаемые. – Так и будешь молчать? – первым заговаривает Гаррет. Андерс кивает. Мало ему было встречи с Варриком… теперь Гаррет. Он хочет провалиться в пески, исчезнуть, раствориться. Но вместо этого он стоит и смотрит на человека, которого не чаял уже увидеть. Что они будут делать? Изругают друг друга? Станут драться? Как ему, Мор побери, вести себя? – Я здесь по той же причине, что и ты, – говорит Гаррет. Он внимательно рассматривает Андерса. – Корифей – мое незаконченное дело. Варрик мне рассказал о нем. И о тебе. «А мне – ни слова», – горько думает Андерс. А ведь когда-то они с Варриком были друзьями. Его поступок ранит, как нож в сердце. Варрик прекрасно знал, как важен Андерсу Гаррет. Знал и специально промолчал, чтобы причинить боль. – Новая стрижка? – осведомляется Гаррет почти непринужденно, и лед, сковавший Андерса, наконец ломается. Сглотнув, он спрашивает: – Тебе нравится? Гаррет усмехается. Он протягивает к Андерсу руку, словно желая дотронуться до волос, но в последний миг одергивает себя и опускает ладонь. Андерс замечает, как вдалеке взметнулся ввысь песок, различает фигуры наездников. Инквизитор – на драконолиске, остальные более консервативны. Он с облегчением понимает, что ему еще недолго оставаться наедине с Гарретом. – Как Справедливость? – спрашивает Гаррет спокойно, словно они ведут светскую беседу. – Он тебе предложил снять бремя оков со Стражей? Андерс едва заметно намечает улыбку. Он понял аналогию. – Он не дает о себе знать, – говорит Андерс. Помедлив, добавляет: – Больше никаких провалов в памяти. Никакой мести. Я думаю, он ушел. – Приятно это слышать. Между ними вновь повисает молчание. Гаррет разглядывает его, не стесняясь, и Андерс чувствует себя неловко, точно на досмотре. От взгляда Гаррета не укрывается ничего: ни худоба Андерса, ни его изможденный вид. Уставившись на посох, Гаррет говорит: – Ты же понимаешь, что твой посох я сломал не потому, что на тебя злился? – Правда? – с насмешкой спрашивает Андерс, и Гаррет тут же сдает назад: – Я был зол на тебя, да. Но с посохом тебя сразу же убили бы. Маг, разгуливающий после побоища, – все равно что мишень был. «И все же ты меня прогнал, – думает Андерс. – Не дал переждать бурю, не позволил и ночи провести в твоем доме. Выгнал сразу же, как только высказал все». Инквизитор все приближается, уже слышен шум загнанных коней и вой драконолиски. Андерс отступает к стене, глубже в тень, и Гаррет встает неподалеку. Первым спешивается уже знакомый Андерсу маг. Соскочив с лошади, он морщится и вместо приветствия жалуется: – Весь пропах конюшней. Варрик отчаянно хотел присутствовать при вашей встрече, но что-то случилось с некоей Бьянкой, и это, похоже, не о его арбалете… – Ты хоть отдаленное понятие имеешь о чужой личной жизни? – интересуется Инквизитор, оставляя драконолиску в отдалении. – Разумеется, – оскорбленно заявляет маг. – О чужой личной жизни я знаю все. С ними еще двое: бледный эльф и юноша в широкополой шляпе. – Предлагаю не медлить, – предлагает Инквизитор, всматриваясь в обломанный шпиль башни. – Нас наверняка уже заметили и ждут с распростертыми объятиями. – Вас – несомненно, – говорит Андерс. – Я все же скрывался, когда шел… – Я тоже умею быть незаметным, – вставляет Гаррет. – Они уже начали, я знаю. Выхватив меч, он сжимает его рукоять обеими руками. Андерс готовит посох. Юноша в шляпе шепчет: – И если будет перед тобой Бездна – прыгай. Гаррет настороженно смотрит на него, и Андерсу кажется, что он понял эти слова, хотя обращены они были словно бы в пустоту. …Бой будто вливает в Андерса новые силы. Он ничего не чувствует к Стражам, но магия крови, которой они воспользовались, заставляет его кипеть от злости. То, с чем они так долго боролись. В этой крови утопал Киркволл, из-за нее все ополчились на ни в чем не повинных магов. Судить их всегда будут лишь потому, что им доступна возможность создавать чудовищ, выпускать силу из собственных вен, и неважно, что лишь единицы прибегнут к такому… – Думаю, в крепости Адамант будет то же самое, – мрачно говорит Андерс. – Но нужно проверить. Инквизитор кивает. Вместе со своими спутниками он уезжает, обещая ждать письма, и Андерс вновь остается рядом с Гарретом. Чтобы не смотреть на него, Андерс присаживается возле трупа Стража, счищает с грифона на его груди кровь. Качает головой. Да, не хотел он возвращаться к ним, ничего общего не желал иметь со Стражами, но теперь отступать некуда. – Долго тебя еще ждать? – интересуется Гаррет. Поднявшись, Андерс оборачивается к нему. – Зачем? Уходи. – Полагаешь, в Адамант ты отправишься один? – приподнимает брови Гаррет. – Пойдем, – настойчиво говорит он. – Передохнем – и в путь. Почему, думаешь, я сюда на своих двоих пришел? – Андерс в недоумении смотрит на него. Гаррет с укором отвечает на его немой вопрос: – Потому что помню, как нервно ты относишься к лошадям. Идем, – повторяет он. Андерс все еще не понимает, что ему делать. Внутри все переворачивается. Он приучил себя к мысли, что никогда не увидит Гаррета. Он привык к тоске, сопровождавшей его каждый день, проведенный в одиночестве. Гаррет однажды ясно дал ему понять, что между ними все кончено, и он не желает видеть Андерса. А теперь – зовет с собой. – Мы все равно встретимся в Адаманте, – упрямо говорит Гаррет. – Не заставляй меня волочь тебя силой. Сдавшись, Андерс следует за ним. Судьба вновь свела их. Они вынуждены тащить на себе бремя вины за несовершенство этого мира. Исправляют его каждый в силу своих умений и фантазии – и никак не могут исправить свои собственные отношения. Поначалу они молчат, только скрипит под ногами песок. Потом Андерс спрашивает: – Как ты решился оставить Киркволл без Наместника? Косо глянув на него, Гаррет отвечает: – Легко. Там же больше некому беспорядки устраивать. – Помолчав, он продолжает: – Не думай, что я спокойно восседал на троне. Если бы я не ушел сейчас сам, меня бы выгнали немногим попозже. Храмовники все недоумевали, почему твоя голова еще не висит на пике у входа в Казематы. И, похоже, они не слишком-то были счастливы видеть на мне корону. Ты скучал по мне? – вдруг спрашивает он. – Хоть чуть-чуть? – После того, как ты меня вышвырнул? – хмыкает Андерс. – А ты? После паузы Гаррет говорит: – Каждый день. Каждый день, Андерс. Андерс думает, что после этого последуют извинения, но Гаррет молчит. Он подходит к крутому спуску вниз и указывает на лестницу. Внизу плещется река. Деревянные ступени едва выдерживают их вес, но все же удается спуститься без жертв. Оказавшись у берега, Гаррет глубоко вдыхает – воздух здесь чище, не скребет наждаком глотку. Разувшись, он садится на песок и опускает ступни в воду. Помедлив, Андерс делает то же самое. Вода ласкает уставшие ноги. Ему хочется раздеться догола и окунуться целиком, но что-то сдерживает. Гаррет искоса смотрит на него. – Тебе идет, – вдруг говорит он. – Что? – не понимает Андерс. – Стрижка идет. И эта синяя форма. Лучше, чем мантия. А то бегал, как в юбке… Андерс вспыхивает. Он неожиданно понимает, что Гаррет сидит к нему гораздо ближе, чем до этого, и его босые ноги почти касаются стоп Андерса. Будто прочитав его мысли, Гаррет дотрагивается до его ноги своею. – Я не видел тебя вечность, – тихо говорит Гаррет. – А ты ведешь себя, как чужой. – По твоей вине, – с вызовом отвечает Андерс. – Ты прогнал меня. Я еле держался на ногах. Из меня та бойня выпила все соки. Ты воспользовался этим, – горько говорит он, – чтобы заставить меня биться с теми, кого я защищал. – Так вот как ты это видишь? – изумляется Гаррет. – Андерс, я тебя в чувство пытался привести. После того, что ты сделал, нас всех убили бы на месте. Думаешь, мы с кучкой магов смогли бы одолеть храмовников и Мередит? Не смеши. – В таком случае – спасибо за спасение! – выпалив эти слова, Андерс порывисто встает на ноги, берет свои сапоги, посох, хочет уйти… Гаррет оказывается рядом, хватает его запястье. Сапоги опять валятся на песок. Не задумываясь, Андерс вырывает руку, толкает Гаррета в грудь. Тот отшатывается. В глазах его загорается недобрый огонь, он усмехается. – Все? Выместил обиду? – Пока что нет, – в запале отвечает Андерс и выбрасывает вперед кулак. Гаррет уклоняется. Он ловит Андерса за руки, но Андерс лбом бодает его в переносицу, и на этот раз Гаррет смотрит на него изумленно, словно не ожидал, что драка будет всерьез. – Я вспылил, ясно? – повышает голос Гаррет. – Думаешь, я не пожалел об этом? – Мог бы написать тогда! – рычит Андерс. Все в нем кипит, и он опять бросается на Гаррета, толкает его обеими руками в плечи, и еще раз, и еще – за все те ночи без сна, за воспоминания, терзавшие его, за дурацкую, неистребимую любовь к нему. – Куда? – вопит Гаррет. – Ты адреса не оставил, если забыл! Андерс, уязвленный, рассерженный, дает ему постыдную пощечину, и в тот же миг Гаррет, рассвирепев, бросается на него, заламывает руку за спину и впечатывает в отвесную скалу. Только в последний момент он пытается погасить инерцию, остановиться, но Андерс все равно чувствует, как острый выступ вспорол ему скулу, и по щеке бежит теплая кровь. Гаррет, шумно дыша за его спиной, ослабляет хватку, ладонь его стекает с предплечья вниз, и пальцы их уже переплетены. Развернув Андерса к себе, Гаррет, закрыв глаза, прижимается лбом к его лбу. – Прости меня, – говорит он и проводит большим пальцем по порезу на скуле. – Я не хотел. – Вспылил? – язвительно отвечает Андерс. Дыхание Гаррета касается его лица, ресницы дрожат совсем близко, а босая нога наступает на ногу Андерсу. – Я хочу, чтобы ты прекратил это, – говорит Гаррет. – Хватит. – Ну разумеется, – отвечает Андерс, и Гаррет, отстранившись, смотрит на него, но продолжает держать его ладони в своих. – Всегда имеет значение лишь то, чего хочешь ты. Гаррет хмурится. На долю секунды его взгляд соскальзывает на губы Андерса, но тут же возвращается выше. Глаза в глаза. На дне этих рыжих глаз – все: и ярость, и тоска, и бесконечная усталость. «Он тоже маялся бессонницей», – понимает Андерс. Может быть, это было честно: Андерс использовал Гаррета, чтобы осуществить свой план, а Гаррет пожертвовал их отношениями, чтобы получить свою корону. Потешить свое эго. – Как ты не поймешь, – с болью говорит Андерс, – я не говорил тебе ничего, потому что не хотел, чтобы моя вина легла и на твои плечи тоже. Тебе незачем было знать. Это – моя война. – Война – твоя, а я? Я был твоим, и не спорь с этим, - ожесточенно, пряча обиду, говорит Гаррет. – Думал, ты – мой. Видел, что врешь и что-то таишь, но молчал. А как тебе хватило совести устроить побоище в городе, где я хотел жить? В котором я так долго разбирался со всеми проблемами? Я был никем, Андерс! – рычит он. – Я себя не щадил, пока выбивал дом для моей семьи, пока шайки убийц и воров вышвыривал! Я делал это не по доброте душевной, а потому что я хотел там жить с тобой! – А я хотел, чтобы все маги могли жить так же свободно, как ты, – роняет Андерс и опускает взгляд. – Смотри на меня! – рявкает Гаррет, крепче стискивая пальцы Андерса. Подняв на него глаза, Андерс проглатывает заготовленную фразу про то, что Гаррет его никогда не поймет. Это и так понятно им обоим. Гаррет вдруг отпускает его руки и обнимает так, что едва не сминает грифона своим торчащим нагрудником. Он прижимается лицом к шее Андерса, кладет ладонь ему на затылок и молчит. – Я думал, ты хотел, чтобы я смотрел на тебя, – деревянным голосом говорит Андерс. Он сам не замечает, когда успел обнять Гаррета в ответ. – Ничего уже не будет как прежде, да? Я тоже это понимаю, – Гаррет вздыхает. – Да. Ничего. – Если бы я встретил тебя до того, как в твоей глупой башке поселился дух… Андерс отталкивает Гаррета от себя. – Сам ты глупый, – по-детски отвечает он. Но губ Гаррета не касается и тень улыбки. Спустившись вдоль реки босиком, они останавливаются возле покосившегося дома. Гаррет, бросив их обувь возле порога, делает приглашающий жест, и Андерс заходит внутрь. Что ж, уютнее, чем все его последние места ночлежки… Он оставляет доспехи в доме, обнаженным возвращается к реке и ныряет. Она неглубокая, можно перейти вброд, но ему достаточно и того, что он не касается животом дна, пока плывет. Вода скользит вдоль тела, словно шелк. Он ненароком срывает со скулы запекшуюся корочку, и по щеке течет кровь. За спиной слышен плеск воды. Обернувшись, Андерс видит, как в воду заходит Гаррет – такой же голый, как и он сам. Грудь в нескольких местах пересекают шрамы. Такие знакомые. Андерс проводил по ним пальцами бессчетное количество раз. Вода постепенно скрывает от него тело Гаррета, прячет его по плечи. – Чего не вылечишь? – кивком головы указывает Гаррет Андерсу на порез. – Чтобы тебе было стыдно, – огрызается Андерс. – Забыл? – Забыл, – признается Андерс. Он запоздало касается лица ладонью. Немного колет. Кровь перестает идти. – Ты всегда о себе забывал заботиться, – говорит Гаррет. Он смотрит на Андерса в упор, и от его взгляда становится жарко. «Нет», – говорит себе Андерс и выходит из воды. У него нет чистой одежды, а нижнее белье и нательная рубашка все еще мокрые после того, как он прополоскал их в реке. Андерс падает на постель, на старые, но чистые простыни, и стонет от удовольствия. Вытянув ноги, он прикрывается тонким покрывалом и просто наслаждается. Спустя какое-то время до его носа долетает аромат еды – такой сладкий, что живот скручивает спазмом. Замотав бедра покрывалом, Андерс выходит из дома. У крыльца Гаррет сидит возле огня, над ним висит котелок и стоят рядом две жестяные тарелки. – Отдыхай, – говорит он Андерсу, – я все принесу. Из чистого упрямства Андерс хочет высокомерно отказаться. К счастью, ему хватает ума кивнуть и уйти в дом. Стоит признать, что Гаррет подготовился к дороге лучше. На нем чистая одежда, лишнюю растительность он аккуратно сбрил, глаза – уже почти живые, а не погасшие, как в первые минуты их встречи у крепости. Он приносит в дом две тарелки с дымящим рагу, ставит бутылку портвейна и два стакана, зовет ужинать. – У местных выторговал, – гордо говорит он. – Угощайся. Они едят жадно, не прерываясь на разговоры. Гаррет разливает портвейн, и Андерс выпивает стакан залпом. Кружится голова. Давно он не был сыт… От второго стакана он отказывается. Иначе с непривычки вывернет. За окном темнеет, и лишь тлеют угли в песке у дома. В сон начинает клонить так резко, что Андерс с полминуты размышляет, не подсыпал ли Гаррет чего в портвейн. А что? Андерс, по разумению Гаррета, его обманул и предал, может, сегодняшние речи Гаррета тоже были обманом… И когда эта мысль окончательно принимает оформленный вид, Андерс понимает, что опьянел. Он перебирается в кровать. Жарко. Темно. Он сбрасывает с себя покрывало. В конце концов, они видели друг друга голыми в разных позах. Стесняться уже нечего. Сквозь дрему Андерс улавливает скрип постели, жар чужого тела рядом. Гаррет ложится к нему спиной, старается не касаться, но кровать слишком узкая, и спины их все равно прижимаются друг к другу. Андерс не протестует. Слишком хочет спать. И с Гарретом рядом – так хорошо. Спокойно. Правильно. Он просыпается от тяжести чужой руки на груди. Машинально переворачивается на бок, устраиваясь поудобнее, и обнимает Гаррета. Лишь потом сознает, что сделал. Гаррет дышит спокойно, спит. Через окно льется свет. Пора вставать… им нужно как можно скорее в Адамант. Но пара минут ничего не решит. Андерс утыкается лицом в грудь Гаррета, вдыхает его мускусный запах. Он думал, что это забытое чувство – лежать рядом с ним, наслаждаться близостью. Нет, все живо так, словно и не было разлуки. В горле собирается ком. Ничего не будет по-прежнему. То, что они друг с другом сделали, не прощают. Андерс, открыв глаза, осторожно выбирается из-под руки Гаррета. Он на цыпочках выходит из дома. Хочет еще раз окунуться в реку. Кто знает, когда ему еще такой случай представится. Когда он, одетый в рубашку, но еще без доспехов, возвращается в дом, Гаррет уже сидит на постели, сонно потирая глаза. Посмотрев на Андерса, он вздыхает и молча проходит мимо него на улицу. Вновь вспоминается сворованная минута близости. Андерс до боли хочет схватить Гаррета за руку, притянуть к себе, утонуть в его тепле, запахе, чувствовать объятия его сильных рук… Он одергивает себя. Хватит. Он достаточно терзал себя. Нужно остановиться. У Андерса нет вещей, чтобы начинать сборы. Он разводит костер, подвешивает над ним котел с остатками вчерашней еды и садится на порог. Положив голову на колени, он смотрит на огонь. К нему присоединяется Гаррет. Он встряхивает головой, как большой пес, и с его волос летят брызги. – Помнишь, как мы с тобой на Рваном берегу так же сидели? – вдруг говорит Гаррет. – Только без дома за спиной. А котелок, река… все так же было. – Ага. И еще разбойники, которые сочли нас легкой добычей, – хмыкает Андерс. – Да… – Гаррет вздыхает. Он дотрагивается до неровно обкромсанных волос Андерса. От его прикосновений мурашки бегут от затылка вниз, по спине, по животу. – Мне жаль твои волосы. И хвостик. Андерс, выпрямившись, смотрит на него и щурится от солнца. В нем не было обиды, пока он был один. А стоило увидеть вчера Гаррета – и поселились в глотке обвинения и злые слова. Гаррет смотрит на него с тоской. У него, должно быть, вышло наоборот. Он злился, пока жил в Киркволле, злился и скучал. А теперь, когда Андерс вновь под боком, его злость испарилась без следа. И здесь они не совпадают… – Нам нужно торопиться, – равнодушно говорит Андерс. – Да, – соглашается Гаррет. Он резко наклоняется и целует Андерса. Первый порыв – оттолкнуть его, в гневе закричать. Второй… Андерс обвивает его шею руками, Гаррет обнимает его за талию и зажимает между своим телом и дверным косяком. Сопротивляться ему? Они могут погибнуть в любой момент, зачем сопротивляться? Какими бы чудовищными ни были между ними разногласия, они все еще любят друг друга. Андерс падает на пол. Навалившись сверху, Гаррет исступленно целует его, шарит руками по телу, прижимается пахом. У него уже стоит. Андерса точно электрический разряд прошивает от пальцев ног до макушки. Он скрещивает ноги на талии Гаррета, а тот подхватывает его и несет в постель. – Андерс, – шепчет Гаррет. – Я так… – он проглатывает окончание фразы, приникая губами к шее Андерса. – И я, – отвечает Андерс, выгибаясь. Пальцы подрагивают, пока он расстегивает рубашку. Делает это сам, потому что Гаррет порвет, а другой у него нет… он ведь уходил из дома без всего. Гаррет выпрямляется, стаскивает с себя одежду, наклоняется к бедрам Андерса и не то целует, не то кусает его. Проводит губами по члену, целует живот… Он словно хочет успеть дотронуться до каждого дюйма тела, пока Андерс возится с пуговицами. Наконец одежда падает на пол. Они сливаются друг с другом. От веса Гаррета на груди трудно дышать, но Андерс притягивает его еще ближе. Поцелуй – мокрый, неаккуратный. Он вцепляется в волосы Гаррета, ощупывает его спину, мнет мышцы. Осознает, что ему нужно прочувствовать его полностью так же, как и Гаррету. Важен не оргазм. Близость. Гаррет кусает его за плечо, зализывает – и опускается вниз, берет член в рот. Андерс выгибается. Язык Гаррета скользит по бедрам, по яйцам, везде. И опять – ласкает ртом… Воздуха не хватает. Андерс кончает ему в горло, вцепившись в волосы, и все же не сдерживает стона. Стон похож на всхлип. Поцелуи на щеках и скуле, шее… Его размазывает по постели, накатывает следом за оргазмом такая горечь, что хочется выть. У Гаррета, кажется, тоже меняется настроение. Он резко садится на постели, бросает: – Это же ничего не меняет. Ничего, – зло выдыхает он. – Ты никогда меня не простишь. Андерс подтягивает колени к себе, садится. – Ты тоже, – тихо говорит он. Гаррет, запустив пальцы в волосы, сидит, сгорбившись. – Ты мне снился, – говорит Андерс. – Почти каждую ночь. Я пытался спать как можно меньше. – Что мы наделали, Андерс? – спрашивает Гаррет и поворачивает к нему голову. – Как можно было допустить, чтобы это все сломало нас? – Я не знаю, – шепчет Андерс. Во рту все пересохло. – Нам нужно идти. Закончить то, что начали. А потом… потом мы попытаемся найти выход. Для нас с тобой. Гаррет протягивает к нему руку. Андерс, подавшись вперед, сжимает его ладонь и целует в плечо. Ему так нужен этот человек. Но он не может быть рядом. Не теперь. …В крепости Адамант происходит то же самое, что было на Западном Пределе. Достаточно подслушать пару разговоров, перехватить ворона, отправленного Кларель, чтобы понять: действовать нужно немедленно. Гаррет посылает письмо Инквизитору, и остается только ждать. Они остаются неподалеку от крепости. Затаившись, ждут. Стараются лишний раз не разговаривать, иначе накатывают воспоминания, и Гаррет вдохновенно говорит, как Гамлен визжал, размахивая простынями, а Гаррет рычал в ответ – ну переспали в твоей койке, и что? Хоть вспомнишь, как в кровати после секса спать… После этих рассказов повисает молчание, лицо горит, и они стараются отодвинуться друг от друга как можно дальше, спрятаться, закрыться. В другой раз Андерс случайно дергает за ниточку память – а помнишь, как в Висельнике ты на спор перепил бармена, и тебя пришлось затащить в пустую комнату наверху и остаться с тобой, потому что постояльцы и пьяницы боялись, что ты совсем дикий и убьешь их, пока за тобой никто не присматривает… ты что-то бормотал про заботу и беспокойство, и мы не знали, что уже скоро будем вместе. У них оказалось слишком много общих воспоминаний на двоих. Такая большая жизнь, уместившаяся в каких-то несколько лет. Безвозвратная утрата. И так проходит два дня. Стягиваются силы Инквизиции, издалека видно марширующих солдат. Гаррет, сидя у входа в пещеру, говорит: – Ну вот скоро все и кончится. Андерс садится с ним рядом. Заснеженные вершины гор сияют – вышло солнце, такое редкое в эти дни. Он ежится от холода и прячет ладони под мышками. За последние дни он ни разу не оказывался к Гаррету так близко, трясся в ознобе ночами и слушал его дыхание. Понимал, что Гаррет тоже не спит. Так и лежали, иногда соскальзывали в дрему, но тут же выныривали, прислушивались друг к другу – и не могли сказать ни слова, чтобы не ранить. Гаррет решительно придвигается вплотную и обнимает его одной рукой за плечи. – Я тебя давно простил, – говорит он. – Знаю, знаю, – пресекает все возражения Андерса, – знаю. Ты скажешь, что ни в чем не виноват. – Виноват, – тихо говорит Андерс. – Я должен был расстаться с тобой, избегать тебя. Должен был уйти, раз не мог оставаться честным. – Ерунда… – шепчет Гаррет. – Я начинаю понимать все, Андерс. Только теперь – понимать. Прости. Мне не следовало рубить сгоряча. Я тысячу раз пожалел, что сказал тебе уходить. – Разве ты мог поступить иначе? – горько говорит Андерс. До него вдруг начинает доходить простая истина. Гаррет простил его. Он сам не держит обиды на Гаррета. И несмотря на это, они никак не могут вновь сблизиться, между ними – несокрушимая стена. – Мы не можем простить сами себя, – произносит Андерс. – И в этом все дело. То, как я поступил с тобой… как себя повел ты… Это было худшим, что мы могли придумать. Вина так глубоко укоренилась в нас с тобой, что мы не можем позволить себе отпустить все это. Гаррет притягивает его голову к себе, прижимается к его виску. – Не знаю. Плевать. – Если бы тебе было плевать, мы бы трахались в этой пещере, а не просидели два дня по разным углам, – возражает Андерс. Гаррет хмыкает. Ответить ему нечего. …и когда они проваливаются в Тень, их по-прежнему разделяет пропасть. Андерс забывает, как естественно было прикрывать Гаррета, пока они сражались. Гаррет, до того кидавшийся грудью вперед, лишь бы защитить Андерса, держится поодаль. Он разглядывает парящие скалы, слоняется по узкой площадке и пытается подковырнуть камень носком сапога, словно все вокруг – бумажные декорации. Инквизитор в задумчивости оглядывается и предполагает, что они смогут покинуть это место через разрыв, а его маг нарочито мечтательно вспоминает, как Похоть предлагала ему во время Истязания запредельные удовольствия. Андерс вновь начинает нервничать. Он видит, как Варрик держится рядом с Гарретом. Слышит его язвительные реплики. А Гаррет ничего не отвечает на них, просто молчит. «Ничего, – зло думает Андерс, – «Блондинчику» плевать. Еще хуже настроить его против меня ты не сможешь». Они идут. Ищут выход. Демонов все больше, и лишь в бою, отключив голову, на голых инстинктах, Андерс оказывается близок с Гарретом, как и раньше. Спина к спине. Понимание – с полуслова. Андерс не успевает вовремя отреагировать, и на лице Гаррета остается длинная рана, рассекшая щеку и губу. Коснувшись его скулы кончиками пальцев, Андерс исцеляет его, и по губам Гаррета читает: «Спасибо». Они смотрят друг другу в глаза. Кажется, что Гаррет, измазанный в крови, пахнущий металлом, сграбастает его в объятия и поцелует яростно, разделяя с ним очередную победу, совсем как в прошлые времена, но Инквизитор кричит, призывая их бежать вперед, и момент остается упущен. Разрыв все ближе. Тень танцует, заставляет слышать то, чего нет. – Андерс умрет так же, как и все, кого ты любил! – кричит Кошмар. Гаррет смеется. – Скорее я умру быстрее, – говорит он Андерсу. – И со мной – твое чувство вины, слышишь? – Какая разница, – отвечает Андерс, не сбавляя шаг. Инквизитор и его маг уже ушли далеко вперед, нужно их нагонять. – Ты, кажется, забыл, что я скоро сойду с ума и спущусь на Тропы. – Я думал, ты давно сошел с ума. И я вместе с тобой. Гаррет опять хохочет, и Андерс думает, что тот и вправду свихнулся. Вряд ли Гаррета пугает Тень, он однажды уже бывал в этом пространстве. Нет, скорее, слова Кошмара всерьез задели его, хоть он этого и не показал. – Почему тебя он ничем не напугал? – спрашивает Гаррет. – Максвелл, этот Дориан, Варрик… и парень, как его?.. Мы все сполна насладились угрозами Кошмара. А ты? Не ври, что ничего не боишься. Андерс прислушивается к себе. Он боится того же, чего и Гаррет – потерять единственного любимого человека. Но он уже его потерял. Так что Кошмару нечем его пугать. – Я хочу, – говорит Андерс, – чтобы мы выбрались из этого места. Вот и все. Пообещай, что ты первым вылезешь через разрыв. Не геройствуй хотя бы раз в жизни. – Так ты боишься, что все медали и похвалы достанутся мне? Гаррет взмахивает мечом, перерубает призрака, и тот истлевает. Нагнав Инквизитора, он бьется с демонами, Андерс страхует его и сеет огонь. Сражение дается ему легко, как никогда. Расчистив дорогу, они устремляются вперед. Андерс успевает посмотреть на Гаррета. Глаза у того горят, грудь вздымается, он возбужден боем, чует, что скоро одержит победу. И когда становится ясно, что кто-то должен остаться и прикрыть остальных, Андерс говорит: – Я. Я остаюсь. Серые Стражи виноваты в том, что мы застряли в Тени, и я – один из них, я понесу ответственность. Он кривит душой. Он собирается остаться лишь потому, что хочет, чтобы Гаррет выбрался. И даже если его победа будет омрачена потерей, то это ничего. – Нет уж, – перебивает его Гаррет. – Виноват Корифей. Мне следовало бы добить его еще давным-давно. Уходи. Инквизитор медлит, переводя взгляд с одного на другого. – Скорее, – поторапливает его маг, с его посоха срывается молния и бьет в гигантского паука. – Хоук, не дури, – произносит Варрик. – Блондинчик первым высказал желание остаться, ему и карты в руки. Гаррет перехватывает меч удобнее. – Мы остаемся, – говорит он. – Уходите. Ну же! – рявкает он, и Инквизитор все же кивает, смотрит с благодарностью на них. – Права была старая ведьма, – бормочет Варрик. Он отчаянно медлит, но все же понимает: пустое дело – пытаться переубедить Гаррета. Он удаляется к разрыву, сияющему в вышине. Раскинув барьер, Андерс обращается к Гаррету: – Не нужно таких жертв. Ты еще успеешь… – Хватит, – приказывает Гаррет. – Я остаюсь с тобой. Точка. На этот раз я буду с тобой до конца. Андерс обнимает его за шею одной рукой, притягивает к себе и целует. На губах – вкус крови. В ушах шумит. Спиной он чует, как их окружают пауки. Чуть отстранившись, Гаррет шепчет: – Сейчас быстренько раскидаем всех – и вернемся домой. – Ты – мой дом, – отвечает Андерс. Они встают спиной к спине, и кольцо врагов смыкается вокруг них.