Ты и есть мое лекарство от смерти

Ньют быстро окинул взглядом всех, кто находился в комнате, еще раз невнятно извинился и выбежал на улицу. Ему было страшно, слишком страшно. У парня перехватило дыхание. Слишком жаркое полуденное солнце ослепило его, но не заставило вернуться. Ньют скинул кое-где порванную толстовку на землю, камнем упал на нее и наконец-то смог вздохнуть. Он уселся на краю здания, свесив ноги вниз. Правая рука мальчика полностью покрылась темно фиолетовыми венами. Они страшно набухли и начали болеть, отдавая спазмы по всему телу. Место укуса на плече покраснело и жгло так сильно, что от любого прикосновения Ньюта прошибало как током. Мальчик взглянул на Город. Огромные стеклянные высотки переливались в солнечных лучах. Сотни рекламных плакатов, в большинстве своем подписанные теми самыми четырьмя буквами, весело мерцали, демонстрируя все, что только было можно. Улицы блестели чистотой. И все казалось таким… нормальным? Еще несколько сотен футов по всему периметру от Стены пустовало. А дальше среди одноэтажных бетонных построек, как насекомые, кишели люди. Они были грязными, зато в выражениях лиц кроме злобы было еще что-то, что именно, Ньют так и смог понять. Это было красиво, ужасно, но все-таки как-то невероятно притягательно. Ньют потер руку и, сжав зубы, зашипел. То, что сейчас текло у него по венам, то, что набирало силу и убивало его самого, кричало на Томаса несколько минут назад. Ньют чувствовал вирус, он знал, что буквально гниет изнутри. Но что эти знания могли ему дать? Осознание того, что скоро он умрет или, что еще хуже, слетит с катушек и начнет кидаться на людей? Его душил вирус, его душил страх. Боязнь потери контроля над своим собственным разумом. Парню снилось, как он вгрызается в шею Томаса, как он раздирает его на куски, жадно вырывая из него внутренности. Ньюту это снилось, но даже там он был бессилен. Он стоял в стороне и кричал самому себе, он плакал, орал, что есть мочи, но ни одного звука из горла так и не выходило. Он просыпался, мокрый от слез, но ничего не мог изменить. Мальчик услышал шаги и обернулся, хотя в этом не было никакой нужды: эти шаги он различил бы среди тысячи других. - Прости, - буркнул он Томасу. - Ничего, - сердце парня упало, когда он увидел руку Ньюта, который решил, что уже все равно нечего скрывать. - Наверно меня отправили в лабиринт для того, чтобы сравнивать таких иммунов как ты с нами, - мальчик пожал плечами и потянулся за толстовкой, чтобы снова надеть ее. - Когда ты собирался мне сказать? – Томас быстро уселся рядом и схватил его за больную руку. - А что бы это изменило? – спросил Ньют, но вырываться не стал, хоть его и прожгло болью. Томас замер, заглянув в красивые карие глаза друга, и обнял его за плечи. Он вдруг ощутил ту самую неосязаемую связь между ними. Он вдруг вспомнил, что Ньют был первым, кого он увидел, после того, как лишился памяти. Он был его первым и самым лучшим воспоминанием в его новом мире. Он всегда ценил его, но его заботу и своего рода опекунство воспринимал как должное. Он не мог так доверять Терезе или Галли, он не мог так рассчитывать на Минхо или Бренду, он не мог не согласиться с тем, что Ньют был его лучшим другом. Другом, которого он вдруг начал терять. - Мы найдем лекарство, Ньют, - прошептал он ему почти на ухо, и тут же поправился: - Я найду лекарство. Ты будешь жить. - Ты правда так думаешь? – спросил парень, зная, что в этот самый момент Томас не сможет ему солгать. - Я пройду сотню лабиринтов и убью миллион шизов, чтобы спасти тебя, Ньют. Ты даже представить не можешь, что я сделаю ради тебя, - он крепко сжал здоровое плечо парня. - Томми, - Ньют повернул к нему голову, и лицо мальчика оказалась в каком-либо дюйме от него. Парень не понял, был ли это вирус или он сам, но произошло то, что произошло. Ньют быстро наклонился к губам Томаса и поцеловал его. Больной рукой он сжал колено парня, не давая ему отодвинуться. При поцелуях люди закрывают глаза, потому что самое прекрасное, что есть в этом мире, мы не видим, а чувствуем. И Томас почувствовал. Он, несмотря на такую неожиданность, тут же обхватил нижнюю губу парня, одновременно зарываясь обеими руками в его мягкие пшеничные волосы. Ньют провел языком по зубам мальчика, заставляя того открыть рот, и через мгновение ощутил прикосновение его теплого языка. Они лизались еще с минуту, а затем Томас схватил Ньюта за скулы и отодвинул его лицо. Большие темные глаза светились на солнце, а вокруг вздернутого носа мальчишки разгорались веснушки. Томас обнял парня, крепко прижимая его худое тело к себе. Ньют уткнулся ему в ключицу и всхлипнул. - Я вытащил тебя из лабиринта, я вытащу эту дрянь из тебя, - прошептал он в самое ухо мальчика и сжал ладонь его больной руки в своей. - Я верю, Томми, - едва слышно проговорил Ньют в плечо парня. Томас поднял толстовку и накрыл его плечи, а потом еще сильнее прижался к мальчику. - Я люблю тебя, Ньют, - сказал парень, все еще не осознав, как он мог не понимать это все это время. Томас провел пальцами по мягкому уху мальчика, по его шее, по его острому плечу, пытаясь насладиться его видом, надышаться его запахом. Но, как ни странно, у Томаса не появилось и доли сомнения на тот счет, что он вылечит Ньюта, и парень почувствовал эту уверенность. Он соскользнул с плеча мальчика и, и положив голову ему на колени, закрыл глаза. Через мгновение Ньют сладко засопел, вымотанный десятком бессонных ночей. Томас зарылся ему руками в волосы и улыбнулся. Через какое-то время он тоже улегся, переложив голову Ньюта себе на грудь, и уснул. Открыл он глаза, когда солнце уже зашло, а конопатый мальчишка, выспавшись, тонкими пальцами игрался с пуговицами на его майке. И это ему нравилось. Нравилось больше всего на свете.