Ключ к миру

      По прибытии в Каон Шоквейв и Хук уже поджидали возле посадочной площадки с активированным медмодулем. Устроив по-прежнему безсознательного Прайма, Мегатрон последовал за ними, продолжая прикрывать оверполе автобота и наблюдая за слаженной работой медика и ученого. Проводить диагностику они могли и на ходу — вот Хук активировал встроенный сканер и тот почти сразу же замерцал тревожным красным огоньком.       — Ага. Синтетики… — пробормотал медик. — Допросные… в целом, все ожидаемо. Фильтры в шлак, системы регенерации работают на износ, нейросеть на грани отказа. Дозу словно на Астротрейна рассчитывали! А что с энергосистемой творится, я даже не знаю, как назвать!       Шоквейв провёл рукой по животу пленного генерала и почти тут же убрал.       — Чип сгорел, — сказал он, бросив взгляд на Мегатрона. — Присадки спалили тонкую электронику.       — Вы сможете нивелировать последствия?       — Сделаем все, что в наших силах, лорд, — кивнул медик. А потом пробормотал себе под нос. — Хотя я ни разу не видел таких взрослых... Я думал они не живут дольше двадцати ворнов.       — Данные не верны, — отрезал Шоквейв. — Продолжительность их жизни не отличается от параметра остальных кибертронцев.       Мегатрон заметил, что, как и медик, учёный не назвал Прайма Омегой.       Внезапно Оптимус дёрнулся, хватая Шоквейва за здоровую руку, открыл мутные глаза и что-то невнятно прошептал. Учёный дрогнул, словно прикосновение послало разряд в его нейросеть. Какое-то мгновение он молчал, вслушиваясь в тихий, жалобный шёпот на незнакомом языке… потом наклонился и ответил. На том же наречии, едва заметно проведя пальцами здоровой руки по щеке бредящего автобота. Мегатрон смог разобрать короткое:       — ...ne vinovat, Orion.       — Подвинься, я вколю ему дезактиваторы и поддерживающие присадки, — буркнул Хук. У десептиконского медика фильтры были гораздо более мощными, чем у Мегатрона — похоже, близкое оверполе не доставляло ему никаких неудобств…       Все ещё пребывающего в мареве горячки Прайма доставили в закрытый блок лабораторий Шоквейва и уложили на койку. Работа закипела. Настроенную аппаратуру быстро подключили к пленному, вывели показатели на экраны. Ослабленный организм принял медицинские препараты и тут же пустил полученные вещества в нелёгкое дело вытаскивания своего хозяина из могилы.       — Быстро, — немного удивлённо заметил Хук и хмыкнул. — Другой бы загнулся ещё несколько часов назад.       — Его организм в целом крепче, чем у многих других, — дёрнул головой Шоквейв и странно скривил губы ломаным оскалом. — Сейчас системы стремительно пережигают всё доступное.       — Экстремально, — приподнял бровь хирург, наблюдая подтверждение слов стратега на приборах. — Только шлаково ему потом будет.       Прошло несколько часов прежде, чем состояние Оптимуса перестало быть критическим. Приходилось признать — если бы не заклинившие системы, о его проблемах они бы так и не узнали, и через пару циклов после прилета в Каон Мегатрон мог бы получить дезактив своего врага. Гордый и упрямый автобот не стал бы просить помощи. Да и у кого? У десептиконов? Мог бы решить, что они добьют скорее, чем помощь окажут.       Дело было даже не в том, что он омега... пусть генерал сильно отличался от всех прочих сенатских командиров, но о менталитете противника он знал ненамного больше рядовых — страшные, кошмарные десы, пьют энергон прямо из корпусов врага и закусывают протоформами спарков…       Пропаганда хорошо работала, особенно, в условиях войны и случавшегося порой острого дефицита ресурсов — когда вставал выбор между гибелью и… использованием мертвых корпусов.       — Шоквейв, — окликнул учёного Мегатрон, когда тот наконец отодвинулся от кушетки с автоботом. — Его можно сейчас оставить?       Тактик перевёл взгляд единственного глаза на спящего и кивнул.       — Ненадолго.       — Хорошо. Ты можешь сейчас говорить?       О чём именно, уточнять не стоило. Стратег и так всё прекрасно понимал.       — Не здесь. В моей лаборатории.              — Мне любопытно, что у него хотели узнать, раз использовали это, и в таких количествах, — Мегатрон хмурился, рассматривая анализ крови Прайма. Главное, что о нем можно было сказать: в допросных синтетиках крови не обнаружено.       — У него сбой программы приоритетного языка. Орион пользуется стандартным кибертронским, но думает на другом. Если за эти годы он обзавёлся привычкой шифровать свои данные, нет гарантии, что его записи сможет вскрыть даже главный Аяконский компьютер. Чего бы не хотел узнать у него сенат, они потерпели фиаско, — заметил Шоквейв.       — Хорошо, если ты не ошибся, — пробормотал десептикон. Стратег отвернулся под его испытующим взглядом, вздохнул, и заговорил — монотонно и тихо, словно зачитывая доклад:       — Я встретил его в главном архиве Аякона два с половиной орна назад. Молодой, очень добрый, немного наивный архивариус-библиарий, только-только из учебного центра. Я не испытывал к нему влечения, как к партнеру, хотя такие слухи о нас ходили… меня это забавляло, его обижало немного, но после он смирился и перестал обращать внимание на чужую болтовню. Это было даже удобно — не надо придумывать причины для частых встреч. Нам нравилось общаться — ему учиться, мне учить… потом для этих встреч появилась другая, более серьезная причина.       Первое искрение стало неприятной неожиданностью для нас обоих. Он даже не понял, что происходит… повезло — он тогда был у меня в гостях. И дважды повезло, что на доме стояла высшая степень защиты.       Он очень испугался, да и я его напугал своей реакцией, прежде, чем сумел взять себя в руки… незадолго до этого я был в гостях у Сентинела, и он в качестве «жеста расположения» продемонстрировал мне свой гарем. Так что, я догадался, что случилось с Орионом и успел сориентироваться. Он две декады просидел в моей лаборатории — пока не погасло оверполе. После я занялся тайным исследованием омег и изготовлением различных маскирующих средств. Его чип — моя разработка. Его шанс на сохранение тайны… свободы, рассудка и жизни.       Незадолго до моего ареста он отправился в полицейскую академию, сказал, что больше не может смотреть, как скатывается государство. Он хотел помогать людям более деятельно… я был против. Но он настоял. Между нами случился разлад… впоследствии, перед судом, я этому порадовался — его почти ни в чём не подозревали. Повезло, что тогда он был слишком далеко и не смог вмешаться — зная его, он мог наделать глупостей. Впрочем, как я слышал, даже так его насилу удержали друзья...       — Так значит, вы не были партнёрами?       — Нет, — Шоквейв задумчиво покачал головой. — У нас никогда не было коннекта, хотя, в первый раз я чудом не утратил контроль. В первое искрение коннект для омег крайне нежелателен. Именно тогда выставляются настройки, основные параметры систем, предпочтения, приоритеты… если мои исследования были верны, то в нормальном состоянии омеги крайне разборчивы к выбору партнеров, тогда, как в гаремах их принудительно стимулировали ради владельцев.       — Гаремы... Значит, омег много? — Уточнил Мегатрон.       — Не знаю, — покачал головой учёный. — Я не смог вычислить, с какой частотой они появляются. Сенат скрывает эти данные, чтобы было проще извлекать их из социума. Сложно сказать, кто погиб случайно, кого убили по разным причинам, кто просто пропал и сколькие из всего этого количества на самом деле были омегами. На момент моего ареста в гаремах сената их было около двух сотен. Плюс сотня размещена в различных «центрах обучения». Одного-двух находят раз в несколько ворн. Некоторые гибнут во время задержания, кому-то всё-таки удается сбежать и спрятаться. Скорее всего, я не единственный, кто смог разработать подавитель. К счастью, омегу нельзя определить прямиком с залов зарождения. Системы начинают формироваться позже, у каждого по-своему и в разное время. После же нужно полное сканирование, чтобы точно определить «половую принадлежность», — он едко усмехнулся. — В сенате мечтали поставить подобное на поток. Скажем, раз в ворн — принудительное сканирование населения. С медицинскими обоснованиями. Не получилось.       Мегатрон прищурился и кивнул — действительно, для полного сканирования требуется очень дорогое оборудование, которое есть далеко не везде, а посетить крупные медицинские центры могут позволить себе не все. Даже на простейшую бесплатную процедуру, которая все равно нишлака не найдет.       И это хорошо.       — Что ты планируешь делать? — Мегатрон внимательно посмотрел на стратега.       — Ничего. Насколько мне известно, вы не собираетесь его убивать, — в голосе Шоквейва проскользнуло что-то похожее на иронию. — Но я хотел бы забрать его, когда он восстановится.       — Неужели до сих пор чувствуешь ответственность за него?       — Он был мне дорог прежде, — согласился ученый.       «И остался таковым, несмотря ни на что. Правда, ценность этой памяти мне не ясна…»       Он мог бы это сказать, но ведь это было всего лишь памятью об утерянных эмоциях, старых привязанностях. И всё же Шоквейв хотел бы их сохранить.       — Не замечал за тобой такого раньше, — хмыкнул лорд.       — Раньше ему не нужна была моя помощь. И раньше он был врагом десептиконов.       — Лишь орудием настоящих врагов.       Тускло-желтый глаз стратега захватил взгляд Мегатрона. Шоквейв мог бы сейчас сказать многое: поведать о воздействии оверполя омеги, предложить лидеру длинный список процедур по восстановлению энергобаланса и стабилизации психики. Посоветовать изолировать омегу…       Но…       Что-то мешало.       Проанализировав свои ощущения, стратег заключил, что чувство, посетившее его, не являлось любопытством — жаждой познания, одним из сохранившихся мотивирующих факторов, что лишь усилились после казни. Да, ему было очень интересно, чем может закончиться формирующаяся связь между ранее идейными врагами, но было и что-то еще. Что-то, заставившее его дрогнуть, услышав имя Ориона, коснуться бережной лаской, сказать: ты не виноват… не только же поле омеги — от него Шоквейв был прикрыт еще в бытность сенатором, и с тех пор усовершенствовал фильтры. Старое обещание защитить? Так он сделал все, что мог, дав Ориону чип сокрытия и не выдав тайны.       Память? То, что заставляло нормальных меха хранить старые холо, какие-то памятные вещицы? Он не нуждался в вещественных символах прошлого. Но, тем не менее, не видел другой причины. Должно быть, это звалось ностальгией — стремление коснуться зажившей раны, ощуить прикосновение и боль…       — Как ты думаешь, — внезапно спросил Мегатрон, — У него есть кто-нибудь? Партнер, — уточнил он.       — Сомневаюсь. Приемная система не повреждена, и выглядит неразношенной, хотя, ее детальное сканирование мы еще не проводили. Если партнер и был, то очень давно. И, зная Ориона… он не завел бы партнера просто так, поддавшись флирту или ради новых ощущений. Так что — вряд ли.       Эти слова порадовали Мегатрона, хотя, казалось, какое ему было дело до портов автоботского генерала?       — Как долго будет длиться искрение?       — Обычно до декады, но учитывая ранения и длительный период блокады, возможно и дольше. Две. Три. И… ему понадобится присутствие альфы, как успокаивающего и стабилизирующего фактора. Полагаю, вы не сможете уделять ему достаточно времени, особенно, в следующие несколько циклов…       — Ты прав. Ты… поможешь? Я быстро разберусь с делами. Два-три цикла — и я тебя сменю.       — А вы — сможете?       — Шоквейв. Я удержался после того, как меня шибануло его полем в бункере. Я нес его на руках. Думаешь, не справлюсь?       Стратег изогнул губы в подобии улыбки — имитации эмоций.       — Я уверен в вас, мой лорд.