Моя любовь — вечна

***

      Бежать, задыхаясь, было слишком трудно. Ещё и ветер трепал подол длинной юбки, залезал под джинсовку и неприятно холодил кожу, заставляя мурашки табунами бегать по спине. Только бы успеть добежать. Только бы он не ушёл! О, великая Селена, услышь мольбы отчаянно бьющегося сердца!       Дыхание почти кончилось, когда Усаги наконец увидела его спину. Он стоял на набережной, и ветер трепал его непослушные вихры. Он не ушёл и не растаял, как дым. Это осознание накрыло её с головой и позволило сделать последний отчаянный рывок. Второе дыхание — так говорится у спортсменов, да? А вот у неё — словно вторая жизнь началась.       — Мамо-чан!       Сердце затрепетало, когда Мамору обернулся. Усаги бежала слишком быстро, чтобы успеть затормозить, и непременно врезалась бы в него. Но юноша ловко поймал её в объятья, не давая упасть.       Тяжело дыша, Усаги что есть сил вжалась в Мамору. Чувствуя его отклик, как будто бы идущий от её же сердца, девушка повернула голову, щекой припадая к мужской груди. Мамору был таким тёплым, а она так продрогла… Как же ей не хватало в последние недели банального человеческого тепла. Его тепла. Когда объятья согревают не хуже шерстяных свитеров.       И он не оттолкнул. Не оставил вновь посреди ночи наедине с мрачными и печальными мыслями. Мамору обнимал её, крепко прижимая к себе, не желая расцеплять рук. И это… грело душу.       — Мамо-чан… — счастливо прошептала Усаги, потеревшись щекой о жёсткую ткань водолазки.       — Усако, — негромко позвал Мамору, касаясь её шеи, поглаживая нежную кожу. Пальцы путались в кудрявых волосках, а Усаги чувствовала его несмелые прикосновения и млела. Как же хорошо… Как же давно они так не обнимались, — Усако.       Усаги подняла голову. Она улыбалась, но пелена слёз застилала глаза, заставляя проморгаться.       — Мамо-чан, — совсем-совсем тихо произнесла Усаги.       Она знала, что он услышит, а потому и не кричала. Сейчас всё происходящее было слишком личным, слишком их. Никто не должен был знать то, что происходит между двумя людьми. Это тайна, закрытая семью печатями.       Очертив большим пальцем подбородок, Мамору медленно наклонился к ней. Усаги подалась вперёд, замирая. Казалось, с их последнего поцелуя прошла целая вечность. Но она не забыла вкус его губ, как и он — её.       Вихрь знакомых эмоций затянул молодых людей. Стоило только их губам соприкоснуться, как щемящее чувство тоски и долгожданного воссоединения накрыли их с головой. Мамору целовал её нежно, слегка прикусывая нижнюю губу, а Усаги трепетала от его поцелуев, отвечая, как могла. Нежность и любовь переполняли сердца, и хотелось раствориться друг в друге без остатка.       — Я так люблю тебя, — шептала Усаги сквозь слёзы, когда поцелуй закончился, а Мамору стал целовать её щеки, лоб, нос, глаза.       Горячие губы сводили с ума, мысли остались далеко за бортом. Единственное, что стучало в головах раскалённым пульсом, было: люблю, люблю, люблю.       — Усако, — лихорадочно шептал Мамору, сантиметр за сантиметром покрывая лицо любимой поцелуями.       Господи, как же давно он этого не делал. Они слишком давно не могли позволить себе такие вольности. А ещё и этот кошмарный сон… Мамору неосознанно сжал крепче объятья, заставляя Усаги охнуть. Его маленький крольчонок… Она всегда была удивительной. Сильной, смелой и такой решительной. Она смогла противостоять его и своим кошмарам. А он — нет. Он оставил её в тот час, когда ей помощь нужна была больше всего. Но Мамору просто-напросто боялся… Для него главное: чтобы она была жива. Жива, счастлива и здорова. Большего для Мамору не нужно. Главное — счастье Усако. Всё остальное — вторично.       — Я так соскучилась.       По щекам всё ещё текли непрошенные слёзы. Обхватив лицо Усаги ладонями, Мамору заботливо стёр солёную влагу, поглаживая нежные, чуть обветренные щёки.       — Прости, — шептал он, снова целуя свою девочку, — прости меня.       — Всё хорошо, — улыбнулась Усаги, прикрывая глаза и наслаждаясь его прикосновениями, — ты же хотел защитить меня.       Мамору не ответил, лишь привлёк её к себе, крепко сжимая в объятьях. Усаги чувствовала его боль, его желание укрыть её от всех бед и опасностей этого мира. Но разве такое возможно? Да. Если идти вместе рука об руку, помогая друг другу, не теряя себя. Вместе — они справятся. Даже с концом света.       — Идём, — Мамору приподнял её голову за подбородок, глядя в любимые голубые глаза, — уже холодает.       Усаги кивнула. До его квартиры они шли медленно, прогуливаясь, восполняли то, что потеряли во время вынужденного существования отдельно друг от друга. Город сиял тысячью огней, приветствуя их. Но стоило двери квартиры закрыться за ними, как Токио остался размытым пятном на краю сознания.       Неожиданный сюрприз ждал их в гостиной. На диване, обнимая неизменную Луну Пи, спала ЧибиУса. Сон её был крепким, она даже не услышала громкого хлопка входной двери и шороха обуви да снимаемой верхней одежды.       — Как она тут оказалась? — удивилась Усаги.       Поправив лезущую на глаза чёлку девочки, она ласково провела рукой по розовым волосам. Сколько бы Усаги не ругалась на ЧибиУсу, её всё равно тянуло к ней. Хотелось укрыть и спрятать ото всех подальше, чтобы жестокий мир не посмел и пальцем обидеть малышку. Усаги с самого начала прятала в себе это осязаемое желание, не понимая его.       — Думаю, с помощью Луны Пи, — отозвался Мамору. Он присел рядом с Усаги, несколько секунд неотрывно глядя на личико спящей девочки. — Надо уложить её по-нормальному. Поможешь?       Усаги кивнула. Поднявшись на ноги, прошла в спальню и расправила постель. Мамору в скором времени тоже подошёл, держа ЧибиУсу на руках. Она казалась такой маленькой на его фоне, что у Усаги защемило сердце.       Вместе они уложили девочку поудобнее, укрывая одеялом. ЧибиУса что-то пролепетала во сне, изо всех сил прижимая к себе игрушку. Слёзы потекли по детским щёчкам, и Усаги потянулась к девочке, ласково гладя по голове, стараясь успокоить. Странное чувство невесомости накрыло её, стоило только Усаги коснуться ЧибиУсы. Чьи-то жалобные крики наполнили голову, а на сердце закралась печаль.       — Почему мне так больно? — шёпотом спросила Усаги, поднимая затуманенный взор на Мамору, который только печально улыбнулся ей:       — Ты тоже это почувствовала?       Они почти одновременно поднялись на ноги. О многом ещё нужно было поговорить, многое прояснить. Лишь на мгновение Усаги задержалась на пороге комнаты, оглядываясь на ЧибиУсу. Прикрыла глаза, думая о чём-то отрешенном, и тихонечко прикрыла дверь.       В гостиной царил лёгкий полумрак. Город за окном сиял, но сюда доходили только слабые отголоски его свечения. Шторы невесомо колыхались от слабого дуновения заблудшего на четырнадцатый этаж ветерка. Комната была наполнена ощущениями таинственности и неизвестности.       Усаги прошла к окну, пока Мамору ставил чайник. Душа её дрожала, а мысли были далёкими, но и одновременно слишком приземленными. Уже поздно, и пора бы идти домой, мама, наверное, с ума уже там сошла. Но как же ей хотелось остаться здесь. До безумия.       — Мамо-чан, — негромко позвала она.       Мамору тут же вышел из кухни, останавливаясь за её спиной:       — Что такое?       — Что бы… ты хотел получить на день рождения? — негромко спросила она. Вопрос показался неуместным в этой ситуации и немного странным. Неловкое молчание повисло между ними. Только часы громко тикали, нарушая протяжную тишину.       — Уса? — Мамору непонимающе приподнял бровь.       Усаги повторила свой вопрос, поворачиваясь к нему. В руках она держала календарь и улыбалась, хотя в голосе чувствовалась дрожь:       — Скоро третье августа, и мне так хочется тебе что-нибудь подарить, — голос снизошёл до шёпота.       Качая головой, Усаги вернула календарь на его законное место и снова отвернулась. Тело её била лёгкая дрожь, а плечи вздрагивали так, как будто бы она отчаянно рыдала.       — Усако…       — Ты же… Можно мне остаться? — не оборачиваясь, Усаги ссутулилась, сжимая кулаки.       Сердце обливалось кровью, кончики пальцев леденели от страха, что если она уйдёт сейчас, то на завтра между ними снова возникнет стена. Было страшно, и хотелось забыться. Но реальность крепко держала в своих сетях.       В полумраке Мамору показалось, что силуэт Усаги готов был вот-вот растаять в смутных очертаниях комнаты. Ничего не сказав, он сделал один единственный шаг вперёд, крепко обнимая её и привлекая к себе. Усаги вздрогнула от неожиданности, но тут же расслабленно опустила плечи.       — Я не хочу тебя потерять, — прошептал Мамору.       Он зажмурился, стараясь стряхнуть с себя остатки воспоминаний своих ночных кошмаров. Одна рука чуть спустилась с талии на бедро Усаги, вторая крепче привлекла её за плечи. Усаги закрыла глаза, откидывая голову назад. Сейчас… на душе стало внезапно тепло, словно она выпила целую кружку горячего молока с мёдом.       — Всё… будет хорошо, — она положила свои ладони поверх его рук, сжимая мужские пальцы, — я здесь, — Усаги повернула к Мамору голову, губами касаясь его подбородка.       — Усако.       Он открыл глаза, опустил немного голову, глядя на неё. Усаги снова улыбалась сквозь слёзы, но сейчас они не были горькими. Это слёзы радости и лёгкой печали. Усаги всегда была эмоциональной и с трудом могла держать в себе эмоции, когда чувства переполняли её. Глаза сияли, а губы мелко дрожали, расплываясь в улыбке.       Мамору снова поцеловал свою девочку, но в этот раз глубже и чувственнее. Усаги охнула от неожиданности, но ответила, со всей страстью, как могла. Обернулась в его объятьях и, скользнув руками вверх по мужской груди, ещё ближе притянула за шею.       Они не удержались на ногах. Мягкий ковёр встретил влюблённых с распростёртыми объятьями, позволяя насладиться друг другом сполна. Мамору, нависая над Усаги, нежно гладил её по щеке, мягко улыбаясь, и она залюбовалась им. Он редко выглядел таким расслабленным, как сейчас. Усаги очень хотелось, чтобы его больше не одолевали мысли о её смерти, чтобы он мог спокойно выдохнуть и жить дальше спокойно.       — Мы справимся, — уверяла она, гладя его по спине, — мы не можем не справиться. Ведь мы вместе.       — Вместе, — эхом отозвался Мамору.       Усаги улыбнулась и потянулась к нему за новым поцелуем. Это было их личным сортом никотина: блаженное чувство обжигающе горячих чужих губ на своих, переплетение языков и нехватка воздуха. Когда сердца стучат в унисон, и не разберёшь, где начинается стук её, а где заканчивается его.       Губы Мамору перешли на шею, он дразняще покусывал нежную кожу, заставляя Усаги выгибаться в его руках. Не зная, куда бежать от переполнявшей её нежности, она пальцами зарылась в густые тёмные волосы. Оттягивая прядки, Усаги наслаждалась поцелуями, тихо вздыхая.       Мужские руки чувственно поглаживали девичью спину, заставляя Усаги трепетать от прикосновений. Они оба замерли, когда в запале пальцы Мамору прошли под блузой и невесомо щекотнули кожу. Усаги забыла как дышать, дрожа от предвкушения.       — Усако, — он оторвался от её шеи и внимательно посмотрел на любимую, — мне остановиться?..       — Всё хорошо, — встрепенулась Усаги. Облизнув губы, она улыбнулась, — просто мне немного непривычно.       Мамору серьёзно на неё посмотрел. Ни малейшего сомнения не было в любимых глазах. Только страсть и безграничная любовь читались в них. Взгляд его синих глаз потемнел. Сглотнув, Мамору проговорил:       — Скажи, когда мне остановиться.       Хриплые нотки в его голосе завораживали и рождали тягучее чувство возбуждения внизу живота. Усаги покраснела, понимая, на что решается, но покачала головой:       — Не надо… останавливаться, — скользнув руками по его груди, она положила одну ладошку там, где отчаянно билось горячее сердце. — Я хочу быть с тобой. Всегда.       Её слова привели к окончательному решению. Границы времени и морали стёрлись в опьянённых чувствами головах. Мамору крепко поцеловал свою Усако, давая понять, что всегда будет рядом. Как она и хотела.       Он целовал её безумно, руки свободно гуляли под блузой. Усаги чувствовала под кожей разряды молний, рождающихся внутри, и выгибалась ему навстречу. Скользнув руками ниже по его телу, она подцепила край водолазки, потянув вверх.       — Сними… её, — задыхаясь, прошептала Усаги.       На секунду оторвавшись от неё, Мамору одним движением стянул ненужную вещь. И снова обнял её, лаская.       — Позволишь? — прошептал он ей на ушко, задирая блузку до уровня груди. Усаги покраснела, но кивнула, помогая Мамору снять с неё верхнюю часть одежды, — ты прекрасна, — хрипло прошептал он, губами касаясь ложбинки между грудями.       Усаги вздохнула, притягивая его ближе, стараясь отвечать на его ласки. Она хотела, чтобы и Мамору было с ней хорошо, не догадываясь, как опьяняюще действует на него.       — Мамо-чан...       Усаги выгнулась в его руках, помогая ему добраться до застёжки лифа. Ненужная вещь отлетела куда-то в сторону. Усаги смущённо покраснела, когда Мамору с восхищённым вздохом губами прикоснулся к одной груди, рукой касаясь другой, мягко сжимая. Чувственно, с нажимом провёл языком по соску, прикусил, вызывая у Усаги протяжный стон. Она трепетала от его прикосновений, водила руками по напряжённой спине, царапая кожу ногтями. Необычные ощущения пронзали всё тело, заставляя негромко стонать и прижиматься к любимому ближе, безмолвно моля о большем.       Казалось, ещё немного, и она взорвётся. Искры возбуждения пронзали тело, заставляя тягучий шар разрастаться внизу живота. Усаги не знала, чего она сейчас хотела: чтобы он исчез, оставил её или наконец взорвался, увлекая в негу. Всё происходящее между ними было ей — им — в новинку. Но это было до одурения приятно.       Целуя нежную кожу женской груди, Мамору из-под чёлки внимательно следил за эмоциями на лице Усаги. Дух перехватывало у него самого уже давно, стоило им только упасть на пол, и тело должным образом реагировало на близость любимой девушки. Но для Мамору самым главным всегда было в первую очередь — благополучие Усаги. Её жизнь и счастье. Он ставил Усаги на первое место в своей жизни и готов был ждать сколько угодно, пока она не будет готова. И Мамору знал, что если она откажется продолжать — он остановится, как бы самому ни хотелось.       Медленно, он возвращался к её губам, оставляя влажную дорожку поцелуев на шее. Одновременно с этим рукой скользнул к резинке длинной юбки, чувственно проводя пальцами по нежной коже живота. Усаги застонала, притягивая его за шею, не удержавшись, первой поцеловала его. Волны возбуждения накатывали, не отпускали. Хотелось раствориться в другом человеке, забыть себя и быть с ним единым целым, навсегда.       Она забыла как дышать, когда Мамору, после того, как избавил её от юбки, ощутимо провёл пальцами по промокшей ткани трусиков. Закусив губу, Усаги пыталась подавить громкий стон, боясь разбудить спавшего в соседней комнате ребёнка. Получалось плохо. И чтобы хоть как-то справиться с эмоциями, девушка решила отвлечься на ремень на брюках юноши, который она всё никак не могла до этого расстегнуть.       Наконец, пряжка поддалась. Но Усаги не успела расстегнуть молнию, как почувствовала, что Мамору оттянул ткань в сторону и прикоснулся к набухшим губкам. Сделал несколько круговых движений, прежде чем медленно ввёл один палец, внимательно следя за ней. Она протяжно застонала, и юноша поспешил заглушить стон поцелуем. Но сам не удержался, когда Усаги неосознанно сжала ткань джинсов. Казалось, он вот-вот взорвётся от переполнявших его эмоций, от безумной любви к ней.       — Мамо-чан, — она хотела сказать что-то ещё, но слова давались с трудом.       Чувствуя его пальцы внутри, неосознанно подкинула бёдра ему навстречу, прижимаясь ближе. В голове стоял шум, а горячий шар внутри тела готов был вот-вот взорваться от ярких ощущений. Усаги вздрогнула, когда почувствовала очередное движение пальцев внутри. Свет словно взорвался перед глазами, и она с шумом выдохнула, прикрывая веки. Покрытая румянцем страсти грудь часто подымалась и опускалась. Усаги пыталась удержать дрожавшие ладони на его теле, но руки плохо слушались. Ей только и оставалось, что прижиматься к нему и дрожать от восторга.       Наблюдая за её удовольствием, затаив дыхание, Мамору старался не двигаться. Он любовался ею и сходил с ума от клокочущего внутри желания. Не сдержал стона, когда Усаги, не открывая глаз, попыталась расстегнуть пуговицу на его джинсах, рукой проводя по натянувшейся ткани.       — Усако, — задыхаясь, протянул он. Кровь пульсировала в его голове, разгоняя по телу адреналин, — погоди минуточку.       Мамору, на секунду отстраняясь, быстро избавил их от одежды, снова прижал её к себе.       — Готова? — он не мог не спросить, хотя за шумом в голове почти уже не различал слов.       Усаги кивнула, притягивая его ближе. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а тело дрожало от предвкушения.       Первый примеривающийся толчок. Второй — уже более быстрый и решительный. Усаги вскрикнула и прикусила его плечо, пытаясь не шуметь.       Он замер, старался не двигаться. Знал, что ей больно, без этого никак. Потому и давал время привыкнуть к ощущениям.       — Очень больно? — прошептал Мамору, губами касаясь её макушки. Усаги подняла голову, через силу улыбнулась:       — Это не страшно, — она погладила его по щеке, — ты же со мной.       Мамору поцеловал свою Усако, стараясь хоть так унять её боль, помочь отрешиться. Чувство времени потерялось, они не осознавали, где и что с окружающим миром. Он остался там, за оконным стеклом, шумный и ненужный сейчас. Никто, никто не мог нарушить их единение.       Неизвестно, сколько прошло времени: вечность или мгновение, как Мамору почувствовал её ответ, медленное движение навстречу, нерешительное, но и его было достаточно. Он крепко поцеловал Усаги, начиная двигаться. Каждое его движение внутрь заставляло вздохи восхищения срываться с её губ. И удовольствие было безграничным.       Хотелось стереть границы между собой и другим человеком. Заполнить собой, отравить и показать, что кроме него — никто больше не нужен. Что больше ничто не может встать между ними и развести по разные стороны. Неважно, что произойдёт дальше — они будут вместе. Потому что их тела и души — едины. А любовь — вечна.       Пронзающие, острые ощущения нарастали внутри, заполняя собой, не давая убежать. Влюблённые двигались в одном темпе, задыхаясь от любви и страсти. Чувства с оглушительным треском рвали распадающуюся на огни реальность, и только жаркие объятья и поцелуи не давали рухнуть в пучину неизвестности. Но вскоре и мир вокруг взорвался, оставляя их.       — Люблю тебя, — прохрипел Мамору, запечатлев на устах Усаги страстный поцелуй.       Искры вспыхнули перед глазами, и они, уставшие, обмякли на полу, не разжимая объятий.       — И я, — прошептала Усаги, стараясь удержать ослабевшие руки на его плечах. — Безумно тебя люблю, — она улыбалась, чувствуя его невесомые поцелуи. — Теперь… ты мне веришь? Даже если рухнет мир, я всегда буду с тобой.       — Верю, — Мамору перевернулся на спину, устраивая её на груди, свободной рукой набрасывая на их оголённые тела валявшийся рядом на полу плед. — Я никогда тебя больше не оставлю, мой крольчонок… — он легко поцеловал её в макушку.       — Мамо-чан, — счастливо улыбнулась Усаги, устраиваясь поудобнее и обнимая его. Подняла голову, подставляя лицо поцелуям, и счастливо жмурилась.       Они вместе. И ничто не сможет помешать им жить ради друг друга. Ведь их души вечны. Как и любовь.