Стали волосы - смертельной белизны!.. ... Видно, много белой краски у войны Баллада о красках
. Войска жнецов шли без всяких перерывов, волна сменяла волну, не прекращались канонады взрывов и стрекот очередей. Страшным приговором звучал протяжный вой орудий Жнецов. Мы бегали между медпунктом и передовой, пригибаясь и вздрагивая от взрывов, таскали на себе раненных. Щиты трещали от попадающих выстрелов, а я молилась, чтобы они выдержали, пока тащила на себе очередного солдата, почти оглушившего меня криком. Дотащив его до медпункта и сдав на руки медбрату, я сняла шлем и вытерла лоб окровавленной перчаткой. Страх парализовавший меня в начале сражения отступил, оставив после себя опустошение. Отдыхать было некогда, после очередного взрыва с передовой послышался захлебывающийся крик, я надела шлем и бросилась на помощь. Придавленный куском асфальта немолодой мужчина зажимал обрубок руки, кровь из прокушенной губы заливала подбородок. Я упала на колени рядом с ним и не церемонясь пережала обрубок жгутом, введя порцию панацелина, уперлась руками в кусок асфальта, пытаясь сдвинуть его с места. А в следующий момент что-то оттолкнуло меня в сторону, и на мое место приземлилась граната. Я упала на залитый кровью асфальт сжав руками голову, сзади обдало жаром, ударная волна откинула меня на несколько метров, больно ударив о стену какого- то здания, щит в последний раз вспыхнул, поглотив шрапнель и огонь и погас, оставив меня беззащитной. От тела солдата осталась лишь яма на асфальте да кусок головы откинутый метра на четыре. Я поднялась по стеночке и бросилась обратно в медпункт, молясь чтобы не попасть под случайную пулю. Только оказавшись в относительной безопасности я почувствовала обжигающую боль в руках. Оплавившаяся на предплечьях броня начала нестерпимо жечь кожу. Вскрикнув я принялась отстегивать крепления вплавившиеся в броню, чувствуя как с каждой секундой терпеть боль становиться все тяжелее. Медсестра заметив мои телодвижения без слов стянула с меня шлем и вколола в шею дозу обезболивающего. Боль отступила достаточно, чтобы я могла самостоятельно дойти до койки, где хмурый медбрат принялся сдирать с меня наплечники. Проплавивший материал отходил плохо, местами вместе с кожей, а болевой шок настигший меня именно в этот момент, позволил не верещать от боли, а только шипеть проклятия сквозь плотно сжатые зубы. Наскоро обработав места ожогов медигелем и замотав плотными бинтами, медбрат отбросил поврежденные части брони в угол и обратился ко мне хриплым, осипшим от криков голосом: -Остаешься здесь. Наружу не выходи. - и, надев шлем, бросился наружу. Я глубоко вздохнула, закашлявшись от нестерпимого запаха горящей пластмассы, и направилась к суетящимся вокруг раненных медсестрам. Следующие несколько часов я практически не помню. Все смешалось в бесконечной круговерти боли, страха, криков, крови и грохоте выстрелов. Почти обезумев от ужаса творящегося вокруг, я не сразу поняла, что стих самый главный звук - рокот орудий Жнецов. буквально через минуту донеслись вопли. Не крики умирающих, нет, это кричали оставшиеся в живых. Посреди гари, крови и смерти жалкие остатки человеческой армии праздновали победу. Мы тогда не сразу поняли, что произошло. А туманные объяснения адмиралов только запутывали картину еще больше. В с трудом удалось составить более или менее ясную картину, отбросив совсем уж бредовые версии. Шепард с десантным отрядом должен был пробиться к лучу-телепорту, ведущему на Цитадель. Уничтожив по пути один из кораблей захватчиков, коммандер пробился к лучу, потеряв одного из спутников. Далее он вызвал "Нормандию", забравшую пострадавших членов отряда и забывшую почему-то всех остальных солдат и техников на Земле и улетевшую в неизвестном направлении, и продолжил наступление на луч. Что произошло потом - тайна за семью печатями. Никто из пошедших следом так и не вернулся, да и поисковые отряды прочесавшие Цитадель сверху донизу ничего не нашли. Просто Жнецы отступили. Остановили атаку, постояли на месте и улетели на безопасное расстояние от Земли. И только смертные привыкли к победе, как на связь с советом вышел Предвестник. Сложно представить реакцию Советников, когда древняя страшная машина-убийца сказала, что Жатва была результатом ошибки в изначальной задаче этих роботов. Дескать, они не так поняли вот и накосячили. После чего предложили помощь Жнецов в восстановлении разрушенных цивилизаций. И вот уже через неделю вчерашний кошмар галактики мирно восстанавливал разрушенные непонятным импульсом ретрансляторы, здания на Земле и помогали расам союзникам на их родных планетах. Такого удара многие не выдержали, чуть не начав новую теперь уже гражданскую войну. Но к счастью Совету удалось задавить волнения в зачатке, объявив, что они используют Жнецов, полностью подконтрольных Совету, в качестве грубой рабочей силы, а затем сгонят в дальний уголок галактики и взорвут к едрене матери. Люди не сразу но поверили, особенно после того, как завершившие все работы корабли снялись с орбит планет и улетели в неизвестном направлении. Больше никто и ничего не слышал о Жнецах, и будем надеяться не услышит во веки веков. Между тем жизнь начала входить в привычную колею. Начались первые награждения и первые открытия памятников героям-освободителям планет-союзников. Так и я получила свою медаль, имя на табличке героев и при способствовании адмирала Хакета диплом военного врача. Конечно после сдачи необходимых экзаменов, что оказалось не сложно учитывая столь богатый опыт. Шепарда объявили героем, поставили ему гигантский пафосный памятник, который, я уверена, коммандер бы не оценил, написали о нем много песен, стихов и сняли несколько документальных фильмов в духе "Первый СПЕКТР: по следам войны", "Последний герой" и прочая-прочая. Что про меня, я превратилась в ожидание. Я ждала того, кто обещал прийти за мной после окончания войны. Ждала в Лондоне на протяжении года. Пока не поняла, что схожу с ума. Спустя пару дней, как я покинула Землю "Нормандию" объявили пропавшей без вести, а экипаж героями посмертно. Цитадель так и осталась висеть на Землей, безмолвным напоминанием о войне. Приказом Совета было принято станцию с места не двигать. Многие сбежали тогда с разоренной планеты на безопасную станцию, которую быстро привели в первозданный вид местные Хранители. Там же я поняла, что больше не могу лечить. Что в каждом пациенте по прежнему вижу ИХ всех. И чаще всего ЕГО. Уйдя из госпиталя Гуэрта, я где-то неделю провалялась без дела и работы, а потом мне поступило крайне интересное предложение. Все обдумав, я решилась полностью изменить свою жизнь, один резким движением разорвав все нити связывающие меня с болезненным прошлым. Потратив почти все деньги, оставшиеся с прошлой зарплаты, я полностью сменила гардероб, выкинув на помойку все любимые мной маечки и джинсики, и дабы не было соблазнов забила шкаф узкими юбками, платьями и туфлями на высоченных каблуках. Ходить на которых первое время было истинной пыткой. Азари из ближайшего салона красоты с легкостью превратила мальчишескую стрижку в длинные черные локоны, нарастив мне целую гриву. А хмурый батарианец из портового района забил покрытые ожогами предплечья лиственными узорами. Научившись краситься и делать укладку, справившись с каблуками и научившись улыбаться ничего не выражающей холодной улыбкой, всего за год я эволюционировала из девочки-медсестры самого известного в галактике фрегата в женщину-судмедэксперта крупнейшего морга Цитадели. Так и закончилась история Кэтти Стоун, чтобы началась история доктора Кэтрин Стоун. И сейчас вышеупомянутый доктор сверлила отсутствующим взглядом столешницу рабочего стола, не откликаясь на вежливые покашливания своего ассистента.Увы, с эмоциями сложнее, чем с врагами из плоти и крови – чувства имеют препаршивое свойство воскресать даже после тысячного убийства.
-Доктор Стоун, -в десятый раз повторил Ричард прежде, чем мне удалось сфокусировать на нем свой взгляд. -Да? -Вы планируете осмотреть тело, как хотели?- терпеливо повторил свой вопрос ассистент. Я прикусила губу собираясь с мыслями, а затем уверенно кивнула и, поднявшись из-за стола, отправилась в морг. Тело лежало на хирургическом столе уже вскрытое. Но меня интересовала вовсе не оно, отчету своего помощника я верила. Такой педант как Ричард все наверняка проверил раза три. А вот лежащий в отдельной таре мозг усопшего явно не был проверен им так тщательно, как он хотел показать. Облачившись в халат и надев перчатки я склонилась над миской с органом. На первый взгляд мозг как мозг: ровного розоватого цвета, без видных повреждений кроме размазанного куска, появившегося вследствие удара о землю. И все равно что-то напрягало меня. Я подняла мозг, приблизив его к глазам и задумчиво стала рассматривать лабиринт извилин. Осторожно сняв тонкую полоску ткани с органа ровным разрезом скальпеля, я переместилась к микроскопу и пока прибор сканировал и выводил картинку на экран датапада, я усиленно размышляла над возможными причинами агрессивного поведения покойного. Самое элементарное и поэтому отброшенное и детективами и моим помощником - было резкое ухудшение восприятия вследствие развившегося психоза. Осталось проверить чем мог быть вызван психоз и какого он был типа. Как известно все болезни психики растут из болезней мозга, а значит можно определить первопричину и выявить убил ли человек специально, либо же был просто больным, не способным контролировать себя. Рассматривая увеличенный срез тканей мозга, я хмыкнула и стянула перчатки. Как и предполагалось экзогенный психоз, вызванный контузией, полученной во время войны и усугубленный распитием беленькой. Пометив в отчете свои исправления, я вышла из лаборатории и, набрав номер помощника, отдала распоряжения: -Ричард, я скинула в отчет исправления. Оформи как положено и передай детективу. Думаю дело закрыто. -Будет сделано, мэм. Выйдя из морга, я остановилась у аэрокара и закурила. В тот момент, я еще не подозревала, как резко измениться моя жизнь всего через неполных пять дней, перечеркнув все то, к чему я так упорно шла. Неделя прошла в какой-то пустой суете. скрытия и ругани с начальством, пререканиями с Каром и бесконечно работе. Я была даже рада грядущим выходным, несмотря на то, что они были приурочены к годовщине победы. В День Победы я как обычно покинула Цитадель, чтобы побывать в том районе Лондона где 4 года назад мы воевали в последнем бою со Жнецами. Идти на центральную площадь и смотреть праздничное представление у меня желания не возникало. Я просто и тихо положу цветы к зданию, где мы встретили победу, помолчу в память о погибших и вернусь на Цитадель, чтобы приятно провести вечер в компании бутылки вина и новой интересной книги, подкинутой мне одной из подружек. Ничему из этого не суждено было сбыться. Ведь именно из-за своей отдаленности от центра событий я не знала о новости, перевернувшей весь цивилизованный мир. В положенное время я оказалась в северном районе Лондона, где возложила к стене мемориала букет красных роз, перевязанных черной, траурной лентой, погладила кончиками пальцев табличку с именами погибших здесь солдат. Улыбнулась сквозь слезы, читая знакомые фамилии: медбрата, спасшего мне руки, медсестры, умершей за десять минут до конца войны и нашего командира - сурового, но по отечески доброго капитана Джоунса, чья спасительная оплеуха тогда дала сил сражаться за жизнь каждого солдата. -Я все еще держусь, капитан. Спасибо. - тихо сказала я его имени, утирая выступившие слезы. И помолчав еще немного, поцеловала кончики пальцев, чтобы коснуться ими края памятной таблички. Отступила на пару шагов, и сняла с головы темные очки, развернувшись я не сразу заметила высокую фигуру, стоявшую в отдалении. В такой день многие приходят отдать дань памяти, разглядывать этих случайных прохожих я не имела привычки. Поэтому просто прошла мимо, обдав его или ее запахом своих духов, спеша вернуться в аэрокар, когда прорезавший тишину мемориала скрипучий голос пригвоздил меня к месту: -Ты все таки дождалась меня на своей позиции, Стоун. В тот же момент внутри у меня оборвалось сердце, я медленно обернулась, надеясь что это галлюцинация. Но высокая крепкая, словно вырезанная из янтаря фигура в до боли знакомых красных доспехах продолжала стоять на месте и не думая никуда пропадать. -Я...я....я...Явик?- не сразу справившись с языком пробормотала я. Он повернулся ко мне, представ во всем великолепии протеанской расы. Все такой же гордый и неприступный как и четыре года назад. Я соляной статуей застыла на месте, не зная бежать мне к нему или бежать от него. Протеанин же медлить не стал, просто подойдя ко мне и обняв так будто не было у между нами четырех жутких лет. Когда его руки сомкнулись у меня на спине, а в нос ударил давно позабытый терпкий запах смолы, я почувствовала, как внутри меня что-то сначала робко, а потом все уверенней начало биться. Видимо это было сердце. Тут видимо надо рассказать о том, как до одури счастлива я была, когда он вернулся с войны. Как завертелась новая жизнь, как он носил меня на руках, как я вновь обрела смысл жить, а не существовать, разрываясь между моргом и домом. Но жизнь это не сказка и счастье длилось не долго. Сначала мы почти не виделись из-за многочисленных передач, советов и собраний на которые таскали выживших, как оказалось, членов экипажа "Нормандии", а потом жизнь завертелась так, что я не успевала вздохнуть. И все же он всегда находил время, чтобы прийти ко мне и сидеть как прежде на фрегате рядом, слушая мои сбивчивые рассказы, либо рассказывая сам. Как они были вышвырнуты ретранслятором не пойми где, как чинили фрегат подручными материалами, упав на какой-то планете, как оплакивали погибших, как наконец спустя долгих четыре года смогли вернуться. А я вжималась в его прохладный бок, дурея от радости, и готова была слушать, что угодно лишь бы над головой звучал его вибрирующий голос, а трехпалая ладонь тонкими пальцами перебирала мои волосы, время от времени, пытаясь отодрать нарощенную прядь. Беда пришла откуда не ждали. Спустя всего три недели, когда все события более или менее улеглись, Явик пришел ко мне в предпоследний раз. Я ждала его как обычно сидя на любимом диване за книгой, когда мрачный и какой-то потерянный протеанин вошел и с порога объявил, что улетает. И что возвращаться не планирует. Я слушала его размеренную речь, чувствуя как внутри по клеточке умирает только что ожившее сердце. Свои действия после этой новости я помню смутно, но вроде я все же залепила ему по наглой четырехглазой морде, итак украшенной несколькими новыми шрамами. -Я последний солдат Империи. Я отомстил. Мое время пришло. - говорил он мне,распространяя вокруг себя тягучий запах смолы. -Империя умерла задолго до твоего пробуждения. Ты свободен от своих обещаний! Никто не спросит с тебя их, - надрывалась я. -Предки спросят, - непреклонно отвечал он на все мои попытки его переубедить. Много чего я наговорила ему в тот день и со злости, и в слезах, и умоляя остаться, обещая не пустить, запереть, спрятать. Лечь на порог, но не пустить. Все было тщетно. Он давно решил, и мое мнение его не интересовало. Он просто хотел провести свои последние дни с той, кого полюбил в этой эре. Это было последнее, что он сказал мне в тот вечер. Я не стала заливать горе вином, у меня не было сил даже поднять руки. Только когда он аккуратно закрыл за собой дверь, я сползла по ней и зарыдала, не сдерживаясь и не пытаясь себя успокоить. Я плакала всю ночь и с утра была похожа на баньши больше, чем на человека, что в принципе являлось правдой. Ведь я заживо хоронила любимого. Кое-как успокоившись я села в кресло, развернув его к окну и просто смотрела на станцию до самого вечера. Не вставая ни попить, ни покурить, ни проронив ни слова и ни единой слезы. Слезы кончились еще ночью. Ближе к вечеру Явик пришел в последний раз. Он встал за моей спиной и положив руку мне на плечо молча стоял видимо ожидая вчерашней бури. Но я лишь уронила голову на его ладонь, пытаясь навсегда запомнить шероховатость его кожи и терпкий запах смолы. А потом он опустился рядом с моим креслом на колени и, проведя холодными пальцами по бледной от недосыпа и истерике щеке попросил меня: -После моего ухода ты должна продолжать жить. -Когда? - кивнула я,разомкнув ссохшиеся губы. -Через час я вылетаю. - неправильно понял он мой вопрос. Я помотала головой и повторила выцарапывая звуки из своего горла: -Когда? Золотые глаза на мгновенье прикрылись, а за тем он прислонил свой прохладный твердый лоб к моему и тихо проскрипел: -Пять часов. Я сглотнула. Пять часов. ВСЕГО ПЯТЬ ЧАСОВ. Я поцеловала его в лоб и обессиленно откинулась на спинку кресла. В этот раз он все понял верно. Я попрощалась. На мучительно долгую секунду он задержал свою ладонь на моей, а затем встал и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Дрожащей рукой, я поставила таймер на 6 часов - с учетом его сборов на челнок - и пустым взглядом продолжила смотреть на станцию. С каждым писком прибора о прошедшем часе я чувствовала, как внутри покрываются тленом органы. Не было мучительной боли, о которой столько пишут в книгах, не было больше безудержных слез. Просто я чувствовала каждым своим нервом, как организм умирает. На заднем плане надрывался инструментон, кто -то пытался дозвониться до меня, но каждый раз натыкался только на сдержанно вежливый голос автоответчика: -Вы позвонили доктору Кэтрин Стоун. Я сейчас не могу ответить, пожалуйста перезвоните позже. Таймер высвечивал все меньше и меньше времени, а я чувствовала, как оно физически утекает у меня сквозь пальцы тонкими струйками песка. Час, еще час, еще час, еще час, пятьдесят минут, сорок, тридцать, дватцать, десять - шел обратный отсчет. Я встала с кресла в первый раз за день. Не мигая смотрела на оранжевое табло таймера: -Восемь, - я отошла к комоду, в котором хранились остатки брони с последней Лондовской битвы. Не знаю зачем я хранила весь этот хлам. -Семь,- сбоку под в потайном ящике подарок. Я не доставала его 4 года. -Шесть, - тугая коробка поддается не сразу. -Пять,- наконец желаемое было извлечено и я вернулась обратно в кресло. Время близилось к закату, Цитадель окрасилась красивыми розовато-красными цветами. -Четыре,- я улыбнулась своим мыслям. Мне не было больше больно и не было страшно. Да, он ушел. -Три,- я склонила голову к плечу. Он все-таки выполнил обещание и вернулся. Не смотря ни на что. -Два, - подарок непривычно тяжело давил на руки. Я зажала неприметную кнопочку сбоку, пока не услышала щелчок. Он сам мне когда-то давно, будто в прошлой жизни показывал как обращаться с его подарком. -Один, - таймер пискнул и повел отсчет на секунды. Что ж Явик я тоже выполнила свое обещание. -Ноль, - таймер пискнул и отключился. Я жила после твоего ухода. Выстрел.Смерть — дело одинокое. Рей Бредбери.
Конец.