На границе Пустоты

Пришлось много тренироваться. Со связью, без связи, по-всякому. Я дико уставал и моментально отрубался после «прокачки». Однако, тот результат, которого мы достигли, мне кажется, стоил всех стараний, моих потрепанных нервов, многословных пояснений, нарисованных схем и проведенных экспериментов. Мирок системы златоглазой троицы постепенно стал для меня привычным. Сколько времени тут уже пошло с момента моего появления, я не взялся бы даже предполагать. Когда я пристал с расспросами о времени к Гранжу, он прочитал мне целую лекцию на тему соотношения времен в разных системах. Если вкратце, то время — это единственная вещь, на которую нельзя повлиять силой. Точнее, его нельзя заставить повернуться вспять. Время можно было растягивать, замедлять, или наоборот заставлять течь быстрее, но вот отмотать его назад было невозможным. Еще Третий сказал, что время в системе устанавливается, как определит Творец, но как правило при разверстке системы часики автоматически начинали тикать согласно своим коллегам по ту сторону пространственно-временного кармана, то есть обычно время текло синхронно с материнским миром. Так что, на данный момент, определить соотношение временных параметров между системой и родным миром злотоглазиков было невозможным. Ребята не помнили, кто именно и с какими параметрами развернул карман. Однако, чем больше силы вливалось в них, тем живее и человекоподобней они становились, и была надежда, что когда воспоминания восстановятся окончательно, мы сможем что-нибудь придумать и выбраться отсюда. Про отношение времен между моим миром и системой, как я понял, спрашивать было совершенно бесполезно. Помню, как впервые осознал, что на Земле могло пройти уже десятки, а то и сотни лет, и отвратительное чувство бессилия накрыло меня с головой. Тогда я, осознавая всю безвыходность ситуации, лежал в кровати, и плакал навзрыд, – представлял, что ни брата, ни тебя больше нет в живых. Укорял себя за наивность, глупость и за то необдуманное неосторожное решение, которое стало причиной моего заточения здесь. Кей сидел со мною рядом и гладил по голове эфемерной ладонью, успокаивая. Говорил, что возможно разница не так уж и велика, и что, когда мы выберемся отсюда, обязательно попробуем придумать, как вернуть меня домой. А после я начал тренироваться с утроенной силой, ощущая, как утекает драгоценное время. Я гонял себя до полного изнеможения, стараясь вытащить из себя максимум энергии, на которую был способен. Мне казалось очень странным, что за все время, проведенное здесь, я не смог заполнить резерв ребят и на четверть. Я искренне полагал, что даже на троих при интенсивной работе, я через какое-то время смогу запитать их хотя бы на половину. В моем мире, как я понял, то ли резерв у Стражей меньше, то ли я оказался бездарем. Когда я сообщил о своих сомнениях Шизу, тот в ответ задумался, поковырялся в моей памяти и сообщил, что судя по всему каждый Творец, ограниченный одним Источником, не осознает, что может запасти в десятки раз больше. Да и Источники в нашем мире не могут подать свою энергию так, чтобы ее можно было сберечь впрок: имена, приказы, четкие инструкции и постоянные ограничения не дают той сырой первородной силы, которую можно аккумулировать в достаточном количестве, а затем при необходимости тратить по своему усмотрению. Шиз, улыбнувшись, добавил, чтобы я не расстраивался, и что я очень хороший и талантливый Источник, вообще просто умница, и цены мне нет. Подмазывался короче. Ну, а что я? Я конечно успокоился, растаял… И принялся тренироваться с утроенным усердием. Сидя запертыми в системе в перерывах между работой, мы коротали время за разговорами о мироустройстве. Я многое узнал о пространстве и времени. Гранж объяснил, как работает система, прямо в воздухе нарисовав что-то вроде иллюстрации. Оказалось, что Творцы, или Стражи, или Хранители, а в нашем мире просто Бойцы, имеют уникальный талант быть устойчивыми к Пустоте. Точнее дело даже не в устойчивости, а в том, что они способны создавать и постоянно обновлять тонкую плотную мембрану, которая отгораживает реальность от Небытия. Сил на это уходит довольно много, потому как прожорливая Пустота старается поглотить любое более или менее материальное явление. А внутри кармана Творец волен делать все, что ему заблагорассудится и на что ему хватает сил. «Скудные резервы?» — подумалось мне, и я понял, почему все системы, в которых я успел побывать до этого такие пустые — просто чернота и твердь. А еще, система крепилась к материнскому миру, вырастая из него как бутон, и вход в карман был всегда привязан к конкретному местоположению в пространстве. То есть можно было, конечно построить такую систему, чтобы перенести себя из точки «А» в точку «Б», но для этого использовался другой шаблон с конкретными координатами при построении, больше напоминающий тоннель, нежели сферу, и его создание требовало точности и четкости, без которой можно было вывалится из пространства в пяти метрах над землей и запросто сломать себе шею. Со временем ребята становились все больше и больше похожими на людей, что честно говоря, меня несказанно радовало. Когда впервые проявились очертания вполне человекоподобных фигур, надо признаться, я выдохнул с облегчением, так как моя безграничная фантазия предлагала на рассмотрение множество фантасмогоричных вариантов, начиная от динозавров, заканчивая многорукими многоногами. Гранж же объяснил мне, что как бы то ни было удивительно, большинство миров, по его мнению, созданы по одному и тому же шаблону. Различия конечно имелись, но не затрагивали основы основ, а отсюда вытекала их гомологичная преемственность. На этом моменте я подвис. Что значит гомологичный? А «создавались»?! А как же… Теория Большого взрыва? Или другие теории?! Но Гранж только улыбнулся и сказал, что расскажет мне об этом попозже. Сейчас же надо уделить внимание более близким к реальности моментам, и принялся объяснять, как с его точки зрения, можно организовать бесперебойный постоянный поток энергии по связи, и как побыстрее можно этого достичь. Результатом всех стараний стала новая усовершенствованная связь. Я помню, как мы сидели с Кеем и рисовали на созданном им песке сотни различных схем, чтобы найти самое подходящее решение. Самым оптимальным вариантом нам показалась конструкция похожая на вилку с розеткой, где «вилка» была у меня. Когда связь была нужна, я подключался к ребятам, соединяясь с ними напрямую. Когда мы пытались организовать процесс, поняли, что нужно выбрать якорь, за который будет цепляться наша связь. Мы перепробовали кучу всего. Ни слова, ни иероглифы, ни пиктограммы не подходили. Я на поверку увидел, как меняется поток силы при пропускании его через такого рода фильтр. Он сужался, деформировался, становился неполноценным. Тогда мы подумали об архаизмах, как самых простых и надежных явлениях, и пришли к выводу, что можно попробовать работать с геометрическими фигурами, как с основами основ всего материального в человеческом представлении. «Решением на поверхности», как назвал это Гранж, стал круг. Из всех имеющихся экспериментальных моделей он показал себя лучше всех. Рисовать его взялся Третий со словами, что построить идеальную окружность достаточно сложно, и отнестись к этому надо серьезно, чтобы минимизировать искажения. Наши мытарства увенчались идеальным черным кругом, проявившимся на моей груди чуть ниже ямочки между ключицами. Ребятам досталось по такому же, только белому. Конструкция работала если не идеально, то очень близко к тому, и теперь все, что мне оставалось, это тренироваться и стараться держать концентрацию и осознанность. А еще верить. Вера — это такое явление, которое практически не поддается контролю. Оно не подчиняется логике, его невозможно ни объяснить, ни обосновать. Шиз долго мне пытался на практике показать, что Источник — это смысл, содержание, все, что наполняет жизнью окружающее, и вера — мое орудие. Она так же иррациональна, так же необъяснима и не поддается логическому анализу, как и моя суть. А Творец — это форма, предметность, материя, если угодно, и его орудие — это воля. Вера и воля. Одно без другого лишено всякого смысла. Вера дает потенцию, как толчок, воля же реализует в реальности то, чего не существовало до этого. Вера без воли — это абстракция. Воля без веры — это хаос. Так мы тренировались и тренировались, а когда я подумал, что в общем-то очень неплохо справляюсь, Шиз предложил попробовать держать сразу две связи, и это оказалось настолько сложно, что я не продержался и пары секунд. Кей тогда со смехом сообщил, что идеалу нет предела, и нам открываются абсолютно новые горизонты для самосовершенствования. Я только фыркнул в ответ и сказал, где я видел это его самосовершенствование, а сразу за этим отправился спать, - чувствовал себя выжатым, как лимон. Ты мне часто снился. Все сны были как в дымке. Я постоянно ощущал себя бестелесным призраком, который мог только наблюдать за происходящим. Вот ты идешь. Вот с кем-то разговариваешь по телефону. А еще был сон, в котором я видел тебя рядом с братом. Было не разобрать, что именно он говорит, но по всему было видно: Сеймей в бешенстве. Он переворачивал мебель и что-то кричал, а ты лишь стоял, не обращая на это внимания, и смотрел сквозь него, словно брата не существует. Не знаю... *** — Гранж, скажи, а те сны, которые я иногда вижу, это точно просто сны? — Спросил я как-то, валяясь в кровати. Третий задумался и попросил разрешения коснуться моего сознания, чтобы понять, что именно я имею в виду. Он вообще очень тактичный, не то, что Кей. Тот почти постоянно полощется в моей голове без всякого на то разрешения. — Знаешь, мне кажется, что между вами осталось некое подобие связи, Рик. Я попробую тебе это объяснить, но прости, возможно, будет не очень понятно. Понимаешь, в виду того, что колебания торсионного кванта в инверсной среде, как известно, квазипериодично, то возмущение плотностей биполярных соединений синхронизирует фонон независимо от расстояния до горизонта событий… — Начал было Гранж, но увидев мои округлившиеся от ужаса глаза, притормозил и быстро закончил фразу, — Если вкратце, то от вашей связи остался только ее призрак. Где-то в надпространствах, за пределами привычного нам трехмерного измерения, изгибается и искажается тоненькая реальность, в которой вы все еще связаны. Если исходить из нашего восприятия, связи между вами нет, ее невозможно зафиксировать. Но мне думается, что вы запутались между собой и теперь будете влиять друг на друга вне зависимости от расстояния. Может, так на тебе отразилось влияние Небытия? Твое сознание стало способно в такой интересной манере проскальзывать через более высокие пласты? Не знаю, Рик. Мне нужно подумать об этом. А ты пока поспи. Отдыхай. У нас еще множество дел впереди. — Надпространство, говоришь?.. — Устало протянул я, сворачиваясь калачиком. — Ну хорошо, что хоть там она осталась… *** Мне опять снился сон. Огромное пространство незнакомого буддийского храма. Ты стоял в тени дерева и наблюдал за Сеймеем, который, преклонив колени и зажав палочку благовоний между ладонями, о чем-то разговаривал с небесами. Я к тебе подбежал и заглянул в лицо, как это бывало, когда ты встречал меня у школы, но увидев, остолбенел. От виска до подбородка с одной стороны белым пятном виднелась самоклеящаяся повязка, на чьей тыльной поверхности неярким росчерком просвечивала накопившаяся в ее нутре сукровица. «Соби… — прошептал я, инстинктивно пытаясь тебя коснуться, хоть и знал по опыту, что у меня ничего не выйдет, — Соби, откуда это?» Между твоими бровями на секунду промелькнула вертикальная морщина, и ты резко отступил за толстый ствол секвойи. Я обернулся, чтобы понять, от чего ты так шарахнулся, и увидел, как какой-то совсем незнакомый мне Сеймей, бледный, со стеклянным взглядом поравнялся с деревом, у которого мы стояли, и негромко, очень холодно бросил в никуда: — Не показывайся мне на глаза, Агацума. Исчезни. Будешь нужен — позову. А до тех пор, чтобы и духу твоего поблизости не было. Я стоял и, хлопая ресницами, смотрел на совершенно чужого, болезненно жесткого Сеймея, который, произнеся всего пару предложений, заставил меня чуть ли не завыть в голос от отчаянья. Было невыносимо больно понимать, что сейчас я ничегошеньки не могу сделать. Мне в миг сделалось так холодно и пусто, что я обнял себя руками, неверяще смотря в спину уходящему брату, и пытался понять смысл сказанных слов. Я почувствовал движение за спиной, обернулся и увидел, что ты вышел на центральную аллею и пошел в противоположную сторону, ко входу в храм. Забегая вперед, я пытался распознать хоть какую-то эмоцию на твоем лице, пробовал звать тебя, но, как и прежде, эта реальность считала, что меня не существует. Ты дошел до ступеней датсана и остановился. Я заметил твою нерешительность и не понял, отчего ты так колеблешься. Твоя рука скользула в карман, нащупала там что-то, и ты опустился на колени перед входом, не обратив внимания на мокрый песок на дорожке. Почему ты так и не зашел внутрь? Мне показалось, ты говоришь что-то, практически не разжимая губ. «Соби… Что с тобой происходит? — жалобно спросил я, не понимая всей этой сцены. — Что ты тут делаешь? О чем вы с Сеймеем сегодня просите Будду?» Спустя пару минут ты встал и, протянув руку, положил на ступени храма шесть монет и маленький леденец в ярком фантике, один из тех, которые ты мне иногда скармливал по дороге из школы. «Шесть монет?!» — я оцепенел в ужасе от догадки. «Нет! Соби! Соби!» — уже через секунду закричал я во всю мощь, на которую был способен. «Соби, нет! Соби, я тут! Я здесь! Я не умер! Я живой!» — орал я, пытаясь схватить тебя руками, но все было без толку. «Соби, я не умер, я живой! Соби!», — я зажмурился, чтобы не реветь в три ручья, как девчонка, будто кто-то мог меня сейчас увидеть. Я вновь обежал тебя по кругу и даже несколько раз насквозь, пытаясь заставить заметить, но ничего… Никакой реакции. — Дитя. — Послышался скрежещущий голос в тишине святыни. Ты резко обернулся. Я вслед за тобой. У стены стоял старик монах, судя по виду древний, как и сам дацан. Он подслеповато смотрел, щуря мутные глаза, и, заметив, как ты поклонился, снисходительно улыбнулся. — Доброго дня, премудрый, — тихо произнес ты. — Скажи мне, помнишь ли ты, что нельзя украсть луну? Вместо ответа ты растерянно рассматривал лицо старца. — Ну так вспомни, — взгляд его на миг сделался неожиданно острым, как игла. Затем монах отвернулся и медленно побрел прочь, но внезапно остановился и, не глядя в твою сторону, добавил: — Не стоит разбрасывать медь. А конфетку оставь. Я люблю сладкое. Ты растерянно замер, а зрачки постепенно начали расширяться, стремясь к краю радужки. «Да, Соби, забери монеты, я же еще здесь…» — я посмотрел на тебя и сквозь слезы улыбнулся. «Старик прав, я найду тебя. Не знаю как, но я вернусь… Ты только дождись меня, ладно?» Я понял, что краски начали тускнеть, звуки становились глуше, и мое сонное видение начало размываться. Опять появилось чувство падения, но теперь я уже не сопротивлялся потоку, а спустя миг, вынырнул в своей постели, окруженный знакомой системой.