Words That Water Flowers

Киллуа повернулся, чтобы хмуро уставиться на Гона. — И что ты сейчас делаешь? — Список, — пробурчал Гон. Невероятная сосредоточенность отразилась на его лице. Киллуа выгнул бровь. Список, значит? Он слегка облокотился на парковый столик. — Список чего? — Всех парней, которых мы знаем. — Я же говорил тебе, Гон. Забей, — не смог сдержаться и фыркнул Киллуа. — Ни за что! — рявкнул Гон, не отрываясь от выписывания знакомых имен в столбик. — Я же не могу просто… Я должен сделать хоть что-то, Киллуа! Если бы ты просто сказал мне, в кого влюб- — Я не собираюсь. — отрезал Киллуа, не обращая внимание на то, как сердце кричит: «Это ты, это ты, это ты». «Это всегда был ты.» — Ну тогда, — рука с карандашом начала еще быстрее летать над бумагой, — я тоже не собираюсь сдаваться! Киллуа возвел очи горе. Гон такой упертый иногда. От этого ноет в груди. Но он должен был догадаться, как его лучший друг отреагирует после того, как он сообщит о недуге. Ханахаки. Болезнь любви. Как подобная вещь вообще может существовать?! Киллуа не знал. Если бы только чувства могли быть простыми — чистыми эмоциями, без какого-либо физического воздействия на тело. Но мир не работал так, потому что он жесток, и это нечестно — и Киллуа ничего не мог поделать со влюбленностью, пытающейся разорвать его изнутри. Внутри него она, острая и жгучая, бурлила и росла, и иногда, когда он задумывался о ней слишком долго, ему начинало казаться, что он действительно чувствовал цветок, засевший глубоко у него в глотке. Это было странное ощущение. Но по-настоящему больно ему становилось, когда лепестки начинали блокировать трахею: тогда он начинал кашлять и раздирать горло, лишь бы начать дышать снова. Киллуа не совсем понимал болезнь, или свои собственные эмоции, или как цветок смог определить, что Гон не любит его в ответ. Той любовью, что чувствует Киллуа. «Но я точно знаю одну вещь…» — думал он, с грустной улыбкой рассматривая, как Гон хмурит брови или как он зажимает язычок между мягкими губами… Киллуа был по уши влюблен в Гона. Стопроцентно повержен своим лучшим другом. И он умрет быстрее, чем тот успеет все понять. Сердце Киллуа болезненно заныло. Что-то внутри извернулось, и глаза Киллуа резко распахнулись — цветок. Он вдруг понял, что пытается вздохнуть, но не может. — Ки… Киллуа?! — Гон спрыгнул с лавки и, подбежав, схватился за друга, когда тот начал яростно кашлять. — Киллуа! Киллуа, что- Киллуа не слышал его. Его зрение помутнилось. Горло раздирало так, словно оно в огне. Он не может вздохнуть. Он не может, он не может, не может дышать- Он упал на колени, крупная дрожь била по телу. Его сотрясали последние отголоски приступа. Несколько мягких, бархатистых лепестков выпали из его рта на жухлую траву. Никто ничего не говорил несколько долгих мгновений. Гон остолбенело наблюдал, придерживая Киллуа за острые плечи, но тот не замечал прикосновения. Он был слишком занят попытками заглотнуть так много воздуха, как только возможно, в то время как его тело еще ощутимо тряслось. Что-то тяжелое и с металлическим привкусом засело глубоко у него в горле. И секунду спустя Киллуа выплюнул сгусток крови на уже окрашенные в красный лепестки. — Фух, — наконец прохрипел он, — этот чертов цветок. Он закашлялся опять и вдруг услышал отстраненный голос сверху: - … у тебя всегда так? Киллуа покосился на Гона. Его лицо — мертвенно бледное. Он смотрел на цветочные лепестки своими светящимися золотисто-карими глазами, и внутри Киллуа что-то ушло в пятки. Черт возьми. Он так боялся, что Гон увидит это. — Нет. — ответил Киллуа, и Гон кинул на него острый взгляд. — Да не вру я, клянусь! Обычно все по-другому. По большей части по-другому, по крайней мере. Но симптомы начали ухудшаться с тех пор, как Гон узнал о болезни. Пока Киллуа наблюдал за тем, с каким ужасом и подавляющим горем Гон реагировал на любой признак недомогания у друга, его совершенно глупые чувства росли с удвоенной силой. Киллуа понятия не имел, насколько сильно могут обостриться симптомы с подобными темпами. Но пока все развивается так быстро, лишь вопрос времени, когда он… Киллуа почувствовал, как рука на его плече сжалась в кулак. — Я спасу тебя, Киллуа, — поклялся Гон. Нет. Киллуа вязко сглотнул, но не сказал, что хотел. Ты не сможешь. Ты даже не знал ничего, пока я тебе не сказал — как ты собираешься спасти меня теперь? — Твоя идиотская упертость ни к чему хорошему не приведет, Гон. Поверь, от этого меня ты спасти не в состоянии. — вместо этого заверил Киллуа. Гон яростно потряс головой: — Да плевать мне! Я сделаю, что могу, чтобы помочь, потому что… Голос сорвался и, к вящему удивлению Киллуа, его темные щеки прибавили в цвете. — П… потому что? — запнулся Киллуа; его пульс летел, срывался, зашкаливал- — Потому что ты — мой лучший друг, — глубоко вздохнув, сказал Гон. — Я беспокоюсь о тебе, вот и не могу просто оставить все так просто. Никто никогда не сможет выразить, насколько ты важен и дорог для меня, так что я не отступлюсь и не оставлю тебя. И не важно, насколько ты любишь этого человека. Прости, Киллуа. Я знаю: ты дорожишь этим парнем, кем бы он ни был, но я отказываюсь бездействовать и наблюдать, как ты умираешь. Так что придется тебе смириться со мной и моими надоедливыми приставаниями на некоторое время, лады? Киллуа смотрел в изумлении. Открыто таращился на то, как брюнет обогнул стол и вернулся к своему списку с твердой уверенностью, которая засела и горячо сияла во взгляде золотых глаз. Киллуа медленно закрыл рот. Нечто теплое и согревающее распустилось в его груди прямо под местом, где его сердце заходилось в бешеном ритме. Он поджал пальцы ног и скользнул взглядом по потертой поверхности паркового стола. Его щеки раздражающе и горячо покалывали. Это ощущение отличалось от того, когда его тело отвергало цветок. Оно было мягкое, теплое, светлое. Нежное. Киллуа устало взглянул на Гона сквозь пушистые серебряные ресницы. Парень был слишком увлечен работой, чтобы заметить его блуждающий взгляд, но это и к лучшему. Киллуа не возражал против цветов в его легких, потому что не жалел о своих чувствах. Но он также не смог ничего поделать со слабым огоньком надежды, который согрел изнутри и затрепетал рядом с ребрами, как маленькая птичка в клетке, рвущаяся наружу. Может быть, если бы Киллуа был счастливчиком, Гон бы понял все, что стоит за Ханахаки у его друга. Может быть, если бы Киллуа был самым счастливым человеком на Земле, Гон смог бы полюбить Киллуа в ответ. Может быть, Киллуа смог бы выжить и продолжать жить рядом с Гоном. Но все, что он может сделать сейчас — это ждать. Потому что если Гон узнает, кто создал цветок в груди блондина и заставляет его расти, он будет винить себя. И Киллуа лучше будет страдать от постоянной боли, чем даст Гону взвалить груз ответственности себе на плечи. Поэтому он подождет — и будет надеяться. Киллуа поднял лицо и дал солнцу обласкать его, наслаждаясь теплом, расползающимся по лбу и щекам, и расслабленно улыбнулся, пока Гон наспех царапал ручкой бумагу, выводя очередное имя.