Академия "Overwatch"

      Холодный пот прошибает сильнее такого же холодного ветра, пронизывая кости прямиком через кожу. Снегопад, разыгравшийся под вечер, служил неплохим прикрытием для убежавшей Амели, что даже не прихватила куртку. Хотя Лена, спешившая за ней по пятам, сомневалась в ее надобности. Подруга всегда хранила в себе этот ледяной осколок, продолжавший отделять нрав от остальных соседок. Что поделать, если сама англичанка мечтала в один прекрасный день растопить эту ноющую иглу?       Правильно, оставалось только смириться с ударами мороза по щекам и продолжать звать Лакруа: — Стой! Ну постой, прошу тебя! Хватит бегать… — кашель поселился в груди также быстро, как и слезы навернулись на карих глазах. Сколько бы времени не прошло, юная студентка никогда не привыкнет к такой погоде. А ведь могли остаться в Бразилии и загорать под теплым солнышком… Не о том, не о том!       Стараясь хотя бы разглядеть эту взбалмошную француженку в нарастающей вьюге, Окстон следовала проглядывающему коридору из сверкающих окон домиков, надеясь не заблудиться. Ноги с усилием передвигались по зарастающим сугробами тропинкам, зачерпывая в сапоги обильный запас тающего снега. Вздрогнув от хлюпающего звука собственного носка, спортсменка застучала зубами: — Если Тренер меня здесь встретит без верхней одежды, то точно устроит такой нагоняй, что я буду бегать до конца обучения в Академии… А-а-а-а! Амели! А-м-е-л-и-и-и! — возросший из ниоткуда дуб чуть не поцеловал ее в лоб своей влажной корой, протягивая кренившиеся от белого налета ветви. Вовремя остановившись, Лена обхватила себя руками, стараясь хоть как-то согреться. Выбегать за термоустойчивой подругой было верхом глупости, но когда она слушала свою голову, а не сердце? — Хватит уже, пойдем назад! Я постараюсь тебе все объяснить, только пошли домой, а? — бледная кожа француженки возникла также внезапно, как и исчезла. Стараясь не смотреть бегунье в глаза, иностранка фыркнула, будто совершенно не волнуясь о ледяном ветре. Он же, играясь с ее черно-смольными волосами, всячески пытался привлечь ее внимание, напоминая о собственном существовании: — Зачем мне возвращаться туда, где ничего не меняется? Где становится только хуже день ото дня? Что будет, когда мы придем? Ты попытаешься придумать причину того, куда ты пропадаешь по вечерам и приходишь вся растрепанная и с заколотыми, мать их, волосами? Ты никогда так не делаешь, никогда не позволяешь кому-либо прикасаться к ним, никогда не подпускаешь никого чужого так близко! Будешь снова врать мне про тренировки? Про подготовку к новым забегам, к следующему этапу Фестиваля? Ты даже не знаешь, состоится ли он, не знаешь, нужно ли быть готовой! Ты вообще ничего не знаешь! — ее подведенные глаза, пытаясь выискать правду под своими ногами, хищным взглядом вцепились в дрожащую соседку.       Стискивая зубы, девушка сделала шаг к ней на встречу, задыхаясь: — Ты мне больше не доверяешь? Что случилось между нами? Не прошло и месяца с того момента, как мы… — замолчав, Окстон отступила. Горько усмехнувшись, Амели пожала острыми плечами: — Именно. Может месяца и не прошло, но недели в ожидании твоей смелости тянутся будто годы. Чего ты ждешь? Чего боишься? — бледнеющими губами Лена выдавила из себя хоть что-то, пока слова слизывал холод: — Я расскажу тебе правду о том, где на самом деле я бываю. Куда ухожу по вечерам и почему возвращаюсь настолько… Разбитой. Только прошу тебя, давай поговорим в теп… — Мне не нужна твоя правда. Я хочу только одного — чтобы ОНИ узнали настоящую правду. И ты знаешь, о чем я. Снова свернешь с темы? Улизнешь от неудобного разговора? Что на этот раз ты придумаешь, чтобы не говорить им про нас? Ответь мне, — сжимая кулак до посинения в ногтях, студентка произнесла дрогнувшим голосом: — Я не хотела рассказывать им сейчас, потому что Сатья и Лусио… Сейчас не самое лучшее время… — видя закатившиеся глаза француженки, она едва сдерживала нарастающий стыд. — Это просто очередное оправдание, признай. Что теперь, если еще одна из твоих подруг расстанется со своим парнем, ты будешь молчать, пока она не найдет нового? Вдруг Ангела разругается с Шимада прямо сейчас? Будем ждать еще месяц? Два? Три? Сколько, Лена? — запыхтев, англичанка поняла, что уже не чувствует своих ног: — Она и твоя подруга тоже, если ты забыла… — Это… Это сейчас не важно! Подруги — подругами, но ты живешь СВОЕЙ жизнью, которая не зависит целиком от них. Так почему ты стыдишься своего выбора? Перед кем ты не хочешь выставлять себя в плохом свете? Перед теми, кого ты знаешь полгода? Перед ними? — подняв подбородок на возмущенную Лакруа, виновница разговора резко сказала: — Не говори так. Тебя я знаю столько же, сколько и остальных. Время ничего не значит, если я люблю вас, если знакома будто всю жизнь. Поверь мне — не значит, уж я-то знаю… — Да, только между твоей любовью к ним и ко мне есть один маленький нюанс, о котором ты старательно пытаешься умолчать — мы спали, понимаешь? Ты уже не маленькая девочка и должна понимать, что бывает после такого. Хотя, думаю, до сих пор не понимаешь… Плевать, пойдем уже домой. Сейчас нет смысла выяснять отношения, если ты и двух слов связать не можешь, — продолжая визуально игнорировать англичанку, Амели побрела назад, безразлично прорывая новую дорожку.       Соседка, смотря ей вслед, прислонилась к мощному стволу дуба, что хранил студенческий городок задолго до ее приезда сюда. Может, что-то более старое и опытное могло помочь ей сейчас? Что-то, что знает ответы на все вопросы, что-то, что сможет справиться за нее… Какая же она трусиха!       Хмурясь, постоянно вспоминала слова Гэндзи при расставании. Он сказал тогда, что она смогла вытащить его из той тьмы, из которой ему самостоятельно выбраться было нельзя. Ей было лестно слышать подобное, хоть и момент был крайне нерадостным. Но сейчас… Нельзя, чтобы ее напора и стремления быть с этой холодной девушкой не хватило во второй раз. Больше она не оступится, как это было впервые. Нужно просто… Стать чуточку смелее и перестать мыслить как ребенок. Она ведь может с этим справится?       «Ну же, ну же, Леночка… Ты каждый вечер можешь буквально взорваться, потерять физическую форму или превратиться в пыль, но… Трусишь просто рассказать друзьям о своих чувствах? Что если они перестанут видеть во мне ту самую соседку, которая пришла к ним однажды и просто заняла нишу в их жизни? Будут думать, что я какая-то ненормальная, попросят переселить меня куда-нибудь в другое место и… И…»       Она уже обидела Ангелу однажды. Сказала глупость, совершенно не думая о последствиях. Не могла осознать в тот миг, что люди могут негативно отнестись к такому позитивному человеку, как она. Разве возможно воспринимать эту англичанку, которая всегда старается заполнить разговор своим смехом, всерьез? Но дело было сделано, и от этого не отвертеться.       Тогда выпал первый снег, и тогда она пообещала, что станет ее первым пациентом. Нужно лишь подождать, пока этот Ангелочек станет первоклассным профессионалом. Так и будет, в этом бегунья не сомневалась. Ведь тогда, когда блондинка поцеловала ее в лоб, было… Тепло?       Сатья может казаться ей настоящей занозой в заднице. Высокомерной, думающей только о себе особе, не видящей дальше своего позолоченного носа… И при этом способной полюбить просто парня из трущоб, совершенно не заботясь о его положении или статусе. Может, не стоило судить ее так строго при первой встрече? Потому что там, в Рио-де-Жанейро, когда сама спортсменка могла умереть в первом же забеге, Вашвани была в первых рядах, что скандировали ее имя и просили подняться. Она пришла к ней в палату со всеми, волновалась также, как и обычные люди. Да, по особенному, стараясь скрыть это, но… — Какая же ты дура, Лена Окстон! — ударив себя по лбу, англичанка ринулась к Амели, в пару длинных прыжков преодолевая все ледяные преграды. Та, возмущенно пытаясь одернуть свою руку, услышала только: — Замолчи и иди со мной! — после чего миниатюрная ладонь крепко стиснула ее длинные пальцы.

***

      Гэндзи, оставленный наедине с двумя девушками, пытливо пытался услышать хоть какое-нибудь движение внизу, но, к его сожалению, все попытки были тщетны. Оставалось довольствоваться лишь вырывающимися неумелыми звуками из гитары в руках Ангелы, также бессмысленно перебирающей по струнам пальцами. Вздохнув, парень осторожно поднялся, чувствуя на себе подозрительный взгляд Сатьи: — Пойду проверю, что у них там случилось. Если не вернусь через пятнадцать минут — вызывайте кавалерию, так как вы сами знаете, как страшны эти девчонки в гневе, — не успела Циглер ничего сказать в ответ, как горячие губы нежно коснулись ее лба.       После закрытой двери наступила долгожданная тишина, сопровождающаяся только пыхтением Вашвани: — Считаешь, что все нормально? — выдохнула наконец индианка, отрываясь от бесконечных конспектов на одно мгновение. Вспотевшая от натуги соседка обняла древесный инструмент, улавливая тонкие нотки потертого лака: — Если ты говоришь про мою игру — то крайне отвратно, а если… Да, я поняла, про что ты. Не знаю, не могу говорить за нас всех, но что возникает все больше недопонимания между нами — это чувствуется даже в воздухе. Сама знаешь, как я плоха в понимании таких тонких материй, — улыбнувшись, кроткая львица сползла к ней на ковер, обрушивая голову на плечо: — Место идиотки в нашем девичьем полку уже занято, Ангела Циглер. И уж не тебе говорить о непонимании намеков… Просто… Я была бы рада привычной холодности Амели, взбалмошности Лены, твоей заботы и моему нытью… Чтобы все было как раньше, как всегда. Похоже, что консерватизм во мне каждый раз побеждает, едва встретив даже самую легкую перемену. Не могу принять, что все меняется, что мы меняемся, не остаемся на одном месте… И Амели уже не похожа на живое привидение, и ты больше не та наивная девочка с коробкой печенья в руках… Только Лена не изменяет своим привычкам и все также достает небывалом оптимизмом… А я… Я… — подбородок ее подруги плавно опустился на макушку, пока ладонь медленно успокаивала вздымающуюся спину: — Да. Мне тоже его не хватает, Сатья. Но мы и правда идем вперед, как ты сказала. Может, что-то и изменится, может, изменится сильно. Но мы-то останемся прежними, понимаешь? Дурной компанией глупых студенток, которые могут испортить даже такую недотрогу, как ты, — сглатывая комок в горле, индианка глухо засмеялась. Возможно, она и права.

***

      Свесившись с неустойчивой и скрипучей периллы, парень заглянул на кухню, сокрытую в наступившем вечере. Сейчас здесь главенствовал мрак, иногда разбивающийся одинокими всполохами света пробивающегося через снегопад фонаря. Пройдя чуть дальше, Гэндзи и не надеялся хоть кого-то найти, просто давая шанс двум соседкам выговориться по поводу случившейся истерики у Лакруа.       Пытаясь найти ладонью злополучный включатель, чтобы заварить чай и не оставаться с голыми руками, Шимада застыл. Кажется, в одном из углов обширного зала послышалось какое-то движение, направляющееся к нему. Нахмурившись, студент не ощущал угрозы, но его пальцы инстинктивно сжались в кулак. Что за чертовщина? — Лена? Амели? Чего сидите в потемках… — но появившееся из черноты лицо Оливии застало его врасплох. Попятившись, гость местного домика припер своей спиной стену, недоуменно прорычав: — Какого черта ты здесь делаешь, Коломар?       Девушка, слегка придерживая обмотанное на голове полотенце, кивнула на приоткрытую дверь, ведущую в ванную: — Да так, у меня просто воду отключили, решила воспользоваться гостеприимством. А ты, как понимаю, явился сюда явно по другой причине, судя по количеству одежды, — стараясь не двигаться, японец смахнул мешающиеся волосы со лба, пожимая плечами: — Здесь живет моя девушка. Как считаешь, с чего я должен сюда явиться? Включи фантазию — будет намного легче жить. Как здесь включить свет… — босыми ногами Оливия сделала несколько уверенных шагов, касаясь пальцами его торса: — Самому не смешно? — опуская на нее изумрудные глаза, Гэндзи увидел только неплотно прижатое к мокрому телу полотенце, так и намеревающееся поиграть с ним: — Не понимаю, чего ты мелешь, — огрызнулся напрягшийся студент. Захихикав, мексиканка приблизилась еще ближе, видя его растерянность: — Будто ты не понимаешь, о чем я. Сам глубоко внутри ненавидишь притворяться хорошим, пытаешься выжимать из себя голливудскую улыбку, строишь из себя пай-мальчика! И зачем? Чтобы трахаться с какой-то врачихой? — замечая светящиеся в темноте ногти, Шимада смог сам лицезреть подарок на Рождество. Отмахнувшись от ее пальцев, парень оскалился: — Ты нихера обо мне не знаешь, Коломар. Сколько бы не пыталась «раскрыть» меня, у тебя не получится. Знаешь, почему? Потому что это и есть настоящий «Я» и другого мне не нужно. Хочешь завести новых друзей? Не оскорбляй их девушек. Уйди с дороги. Сейчас, — игриво закатив глаза, Оливия прижала его к холодным обоям, слыша каждый стук разыгравшегося сердца. Настолько близка, что можно было разглядеть каждую каплю, медленно скатывающуюся по полуоткрытым грудям. Каждый влажный волос, выбивающийся из-под махровой ткани, каждую ресничку и каждый зуб в улыбке, ведущей его к губам: — Я пытаюсь это сделать, потому что мы с тобой похожи, глупый ты мальчишка. И я не могу смотреть на страдания настолько родственной души. Хочешь, облегчу их? Хочешь докажу тебе обратное? Что я права? Что ты легко сменишь свою маску и вернешься к настоящему «себе»? К рвущемуся наружу пламени, застрявшем в золотистых волосах Циглер. К силе, что растрачивается понапрасну. Поверь мне, это не сложно. Нужно лишь… Довериться мне и перестать бороться… — она медленно приподнялась на носочках, стараясь дотянуться до его лица. Сам Гэндзи, застыв, будто вкопанный, дрогнул кадыком.       Почему тело не движется? Нужно прогнать ее. Выдворить прочь и больше не встречаться даже взглядами. Ангела не заслужила такого, не заслужила обмана, нет! Просто… Двинуться и…       Томное горячее дыхание сбивало его с мысли, пока полные губы приближались к нему, не теряя времени. Коломар уже не скрывала своих намеков, отпустив ненужное полотенце. То, держась на честном слове, готово было скользнуть вниз в любой момент… — Первый этаж в моем домике всегда свободен… — кончики их носов соприкоснулись, как Шимада стремительно отвернулся, поборов дрогнувшую стену собственной похоти. Нет, нет и нет! — Замолчи. Ты влюбилась в того, кого больше нет и не будет. Плевать мне на твои предложения и намеки, плевать мне на тебя и все то, что с тобой связано. Я не стану тем, кем ты хочешь меня видеть, не сломаюсь и не вернусь в ту болотную трясину, откуда меня с таким трудом вытащили. Желаешь развлечься? Сигани в сугроб своей голой задницей, только одежду не забудь, — оттолкнувшись от нее, Гэндзи включил свет, разминая шею.       Отвергнутая студентка, прикусив ноготок, улыбалась: — Мы такие нежные, ей богу. Что, неужели я не достойна даже маленького поцелуя от великого Шимада? Гордыня не треснет? Или самолюбие склеивает ее с таким же усердием? Ты такой забавный, когда злишься. Но насчет твоего предложения я подумаю. Только если ты будешь смотреть, ха-ха! — сжимая ручку чашки, парень обернулся на раскрывшуюся дверь, из которой показалась раскрасневшаяся от мороза Лена. Ведя за руку Амели, англичанка застучала зубами, кивая бывшему: — П-п-прости, но… Уроки Ан-н-нгелы придется от-ложить… Не мог бы оставить нас в этот ве-еч-чер? Прошу, — недоуменно ставя утварь на стол, гость вздохнул: — Что опять? Неужели придумала нечто невразумительное и глупое? — усевшись на край столика, Оливия засмеялась, болтая ногами: — В прошлый раз это стоило мне окна, дорогуша! Так что я тоже в деле! — моментально согласившись, бегунья достала из-под обувного шкафчика увесистую бутылку, судя по пыли, хранившуюся здесь с самого начала обучения: — Х-хорошо! Спасибо, что-что-что… Что понимаешь, Г-гэндзи… Я передам Ангелочку «пока» от тебя! Ид-дем! — трясущимися руками она прихватила и Коломар, что напоследок подмигнула собирающемуся парню.       «К черту этих девчонок…» — подумал студент, завязывая шнурки на ботинках.

***

      Влетая в спальню подобно урагану, Окстон перепугала уставших подружек, только-только собравшихся с мыслями. Мексиканка, с любопытством гуляя глазами по стенам, мило помахала ладонью: — Holla! — удивленно двигаясь к своим кроватям, Циглер и Сатья решились наконец спросить: — А… А что происходит? — закрывая шторы и накрывая торшер легкой простыней, Лена выключила основной источник света, погружая комнату в таинственную атмосферу загадочности и уюта. Из-за расцветки постельного белья все присутствующие мгновенно окрасились в матово-оранжевый, пока бегунья уверенно не поставила в центр обширного ковра бутылку, произнеся: — Это — бурбон, девочки. Девочки — это бурбон. Сегодня у нас снова ночь без сна, поэтому готовьте свои головы и жопки к усталости и болезненному ощущению неполноценности! Что мы будем делать, спросите вы? — радостно поднимая руки, Коломар опустилась на край кровати: — Неистово пить! — помотав головой, Лена вновь плотоядно ухмыльнулась: — Не-а, лучше. Мы будем играть в «правду или действие», а малюсенькая бутылочка нам в этом поможет. Отказы не принимаются, ставки тоже. Как тебе такое, а? — Амели, пытаясь сказать хоть что-то, обескураженно рухнула на пол.       Ночь действительно обещала быть долгой.