Жар
Вокруг была темнота, рассеивающаяся всполохами света. Как стало понятно — пламени. Моего? Чужого? Есть ли разница? Любой огонь обжигает твою кожу одинаково, независимо от происхождения. Горела ли кожа моего Брата, когда Клан дал ему Дракона? Чувствовал ли он тоже самое, что и я, когда чистое презрение с шипением слизывало с моего тела последние капли жизни? Чувствовал ли он вообще что-нибудь, когда опустил руку на родного человека? Ведомы ли ему эмоции? Ведомы ли всем Шимада эмоции? Почему мне кажется, что они ускользают от меня, стоит только попытаться. Это — проклятье моей Семьи? Быть обреченным на жалкое существование, предательство, гнев, смерть? Что из этого реально…Мне холодно
В моем мозгу жужжит рой из насекомых, призывающих схватить чертов скальпель и перерезать глотку любому врачу, кто осмелится дотронуться до меня хотя бы пальцем. Перестаньте калечить меня, перестаньте возвращать к жизни, перестаньте причинять мне боль. Я хочу просто уйти. Дайте мне уйти. ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА. Все люди вокруг просто кожаные мешки, наполненные густой кровью. Стоило только проткнуть тонкую мембрану, как из них польется этот мерзкий сок. Ничего большего, чем бурдюки с низменными желаниями. Как же они мне противны, как же мерзки. Как же хочется заставить их замолчать. Перестать шептаться за моей спиной и утверждать, будто бы желают мне только добра. Его не существует. Есть только тьма. И я есть в этой тьме.Ярость
Пальцы хотят дотронуться до холодной морской воды, кожа хочет ощутить щекотку белоснежной пены, голова — тепло солнца. Могу ли я надеяться увидеть все это хотя бы еще раз? Стоило ли это хотя бы одного цента, если рядом не будет кого-нибудь дорогого? Что вообще для меня есть это самое проклятое счастье? Чертова жизнь, сучьи дорогие люди? Те, кто постоянно предает меня, кто оставляет умирать или того хуже… Заставляет жить дальше. Хрупкое спокойствие идет трещинами и разрушается с такой легкостью. Мне страшно. Я не хочу навредить тем, кто делает все возможное для меня. Мысли запутываются в тугой клубок, пока наглая ухмылка предстает перед ослепшими глазами. Мой Брат где-то там, правит Кланом и даже не вспоминает тот труп, что остался под горящими завалами. Можно ли его винить? МОЖНО.Умиротворение
Стоит ли просто сдаться и стать тем, кем меня хотят видеть? Перестать бороться со своей природой и продолжить существовать как червяк, пускающий слюни и бормочущий о мести? Есть ли у меня хотя бы один шанс выбраться отсюда… Есть ли? Как же раздражают все эти расспросы, эти рвущиеся к правде насекомые, продолжающие надеяться на продолжительную беседу. Хотите залезть мне в голову? Так раскроите череп и увидите, что там ничего, кроме копошащихся червей ничего нет. Все они сожрали последние крупицы моего Я, что мечтал о нормальной жизни. Теперь только жажда свернуть шею первому, кто войдет в палату. Женщина? Мужчина? Кто же это будет? Все же мужчина… Если будет женщина, то вырежу ей сердце, если мужчина — кадык. Дайте мне пустить чужой крови, если отняли мою собственную. Просто приведите ненужного вам человека, того, кто больше всего раздражает, отброса общества… Как меня. Я с наслаждением убью его, избавлю вас от проблем и не попрошу за это никакой платы. Сам процесс для меня есть смысл. Приведите мне женщину. Или мужчину… Кто же рискнет войти первым? СКОРЕЕ!Грызть
Я так хочу вернуться в теплую кровать. Туда, где меня ждет девушка с голубыми глазами. Любит ли она меня по настоящему? Нужно ли у нее спросить, или это покажется грубым? Скорее всего… Истинные чувства просто так не вываливают напоказ. Просто сосредоточиться, вспомнить ее запах, мягкость кожи. В этом сновидении возможно все, стоит только постараться и… Мне очень страшно. Я не хочу открыть глаза и вновь увидеть эту пустоту. Пребывать в ней страшнее смерти. Но есть ли хотя бы один шанс выбраться прочь? Вернуться в реальность, где все еще хуже? Нет-нет-нет. Неведение может быть спасением, а не только бесконечной тюрьмой. Но если я останусь здесь… Кто отомстит за меня? Кто вернет мне мои руку и ноги? Кто позволит мне вновь стать человеком? Из настоящей плоти и крови, без всех этих копий из игл и бесчисленного количества трубок. Кто-то должен заплатить мне за то, что отнял. Более лучшего кандидата, чем Хандзо, было не найти. Стоит только протянуть руку к его пульсирующей шее и сжать до посинения. Всего-то. Как же хрупка человеческая жизнь. Как же легко забыться в мимолетном желании прервать ее, создать порочный круг из насилия, в центре которого будет стоять простая животная потребность в превосходстве. Но как стать сильнее, если не можешь покинуть чертову больничную койку?!Улыбка
Записав ответы пациента, которому установили очередной голосовой протез на разорванную глотку, человек в сияющем белом халате с едва слышимым вздохом кивнул, покидая душную палату. Выступивший на его лбу пот мог быть связан с несколькими вещами, но обо всех он предпочел молчать до конца, ссылаясь на профессиональную этику. Скрипнувшая дверь обозначала новую порцию одиночества для уставившегося в одну точку Шимада, продолжавшего что-то нашептывать инородным голосом, работая одними вибрациями своего горла. Капающая слюна с отсутствующей нижней челюсти, скапливаясь на одноразовых полотенцах, глухим барабаном отзывалась в его ушах, вновь и вновь ссылаясь на «приобретенную» слабость. Все было прежним. Замечая постоянную посетительницу напротив палаты, доктор почесал бледную щеку, усаживаясь рядом. Ангела, протирая заспанные глаза, решила не вмешиваться и дождаться, когда психиатр первым начнет с ней разговор. За тот месяц, который прошел с его первого посещения молчаливого Гэндзи, девушка успела понять, что этот мужчина не любил, когда его перебивали. Издержки профессии, в которой он привык общаться только с нездоровыми личностями, она полагала. Видя многочисленные записанные слова, которые являлись очередным тестом психического состояния парня, Циглер со скривившейся гримасой заметила там «ярость», «грызть» и прочее, прочее, прочее… — Доктор Август говорит, что при таких ранениях он быстро идет на поправку… Как только это возможно в его непростом случае. Я уверен, что ты этому очень рада, дитя, но… Как бы сказать… — шмыгнув носом, готовящаяся к выписке швейцарка стиснула зубы, сама подозревая ответ: — Он не в порядке, так ведь, — разминая затекшую шею, ее собеседник обреченно помотал головой, сверяясь с десятками отчетов, что уже успел заполнить после нескольких встреч с таким проблемным пациентом: — Именно. Восстановить тело — дело одно, но вот сохранить то, что внутри… Тут уже немного сложнее, чем кажется. После такого дичайшего стресса, разум нашего знакомого просто мог не выдержать и… «Повредиться», если позволишь. Боюсь, даже после выписки и многочисленного посещения психиатров у него останется… Шрамы, которые залечить не представляется возможным. Слыша все те крики боли и отчаяния, смешивающиеся в едином порыве, Ангела стиснула виски, желая хоть как-то обнадежить себя. Все, что ей оставалось — продолжать верить в силу Гэндзи, никогда бы не бросившего ее на произвол судьбы. Он определенно справится, по другому и быть не могло. Он — боец, он — сильнейший из тех, кого она знала, стоило только продолжать ждать и верить… Верить. — У вас есть какие-нибудь предварительные прогнозы? — зачеркивая что-то в своих толстых кипах бумаг, мужчина помотал головой, решаясь: — Неконтролируемые вспышки агрессии, биполярное расстройство, депрессия, суицидальные наклонности, возможное расщепление личности, скорая шизофрения — я только начал разбираться, в чем здесь может быть дело. Если хотя бы половина из этого коктейля будет подтверждена, то я боюсь, нашего пациента не выпустят дальше белых и мягких стен. Прошу простить, нужно продолжать работать. Если будет нужна помощь — только позвоните, я всегда готов к разговору. Удачи, Мисс Циглер, — всматриваясь в уходящую спину психиатра, Ангела сдерживала позывы рвать на себе волосы, лишь бы хоть как-то помочь страдающему в неведении Гэндзи. Но все, что она могла делать — наблюдать и слушать. Слушать то, как безумно тот продолжает шептать что-то о сне и окружающем его пламени.