Раскаяние

Ширасу понял, что у мальчишки началась течка, раньше него самого. Это был лёгкий, но будоражащий запах молодого, ещё чистого омеги. Мысли же у Кинджо были грязные: мужчина неслабо удивился, поймав себя на них. Ведь он — хладнокровный, беспристрастный ниндзя, которого не могли волновать такие пустяки. Но что-то доселе незнакомое в запахе юноши волновало Ширасу, отчего хотелось вдыхать его полной грудью, но в то же время не слышать его вовсе. Что-то, из-за чего Кинджо медленно и неумолимо терял над собой контроль, а это было недопустимо. Со стороны старшего брата Кумо было крайне неосмотрительно оставлять их наедине. «Течный, девственный омега… Как тут сдержаться?»  — Ширасу-сан… — послышался тихий, изможденный голос юноши, который томился всего в нескольких метрах за фусума, и до сих пор, по-видимому, не понимал, что с ним происходит. — Не мог бы ты подать мне воды? «Он словно напрашивается». Несмотря на то, что ниндзя был напряжен, в комнату он вошёл с привычной лёгкой улыбкой на губах, ничем этого показывая. — Как жаль, что я не смог поехать с братьями, — вновь обратился к нему Сорамару. — Но это недомогание с утра такое… странное. Юноша вдруг шумно втянул носом воздух и обескураженно замолчал, глупо уставившись на протягивающего ему чашку с водой Ширасу. Конечно, он не мог не почувствовать бушующие феромоны альфы, который находился сейчас столь близко к нему. — Понял наконец? — с усмешкой проговорил Кинджо, жестом указывая взять чашку. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и тело ниндзя обдало жаром. В этот момент он все для себя решил. Омега был так близко, пах так соблазнительно, что сдерживаться с каждой секундой становилось все сложнее. Братья, по обыкновению отправившиеся перевозить преступников в тюрьму, должны были вернуться не раньше заката, поэтому ничто не препятствовало тому, чтобы осуществить навязчивое желание. Ничто и никто, кроме самого упёртого юноши, который мог начать сопротивляться. И тогда Кинджо скрепя сердце пришлось бы отступить, ведь главной целью его было заполучить полное доверие Сорамару. В другой ситуации он бы не стал церемониться, взяв мальчишку без колебаний, но сейчас следовало действовать осторожно. Но не успел Кинджо подумать, с чего лучше начать, как фарфоровая чашка выпала из рук юноши и медленно покатилась по татами. Губы Кумо дрожали, в уголках глаз скопились мелкие слезинки. В следующее мгновение у Ширасу перехватило дыхание от интенсивного, будоражащего аромата омеги, потому что Сорамару неожиданно порывисто обнял его за плечи, начиная тихо всхлипывать. — Я такой слабый, Ширасу-сан, такой отвратительный, — сдавленно заговорил юноша. — Как мне стать сильнее брата, если он — альфа? Тебе и ему постоянно приходится меня защищать, рисковать своими жизнями из-за того, что я ни с чем не могу справиться сам. Я абсолютно бесполезен… За что я таким родился? — Ты прекрасен, — Кинджо говорил без всякой фальши, дурея от обволакивающего запаха текущего омеги, тело которого так доверчиво к нему прижималось. — И помогать тебе мне не в тягость, я рад исполнять свой долг. Я мог бы помочь тебе и сейчас… если ты, конечно, позволишь. Последние слова Кинджо мягко проговорил в пылающее ухо подрагивающего Сорамару, и тот тут же обмяк в руках ниндзя, коротко кивая головой. — Пожалуйста, — с трудом расслышал Ширасу тихую просьбу и слегка отстранил от себя юношу, припадая ртом к его приоткрытым губам. «Развлекись с ним. Используй для собственного удовольствия». Разумеется, Кинджо понимал, что собирается лишить девственности будущий сосуд господина, что вряд ли придется ему по душе, но даже это блекло перед потрясающим запахом и отзывчивостью омеги. Под домашним кимоно он оказался абсолютно голым, и атласный материал сзади насквозь промок от ароматной смазки. Ширасу долго ласкал юношу, упиваясь его реакцией: особенно сладкими стоны Сорамару были, когда ниндзя тщательно вылизывал очаровательные твёрдые сосочки, мучая их языком. Юноша прогибался на футоне, бесстыдно разводя ноги и предлагая себя, словно наивкуснейший десерт, и Кинждо никак не мог им насытиться. Его хотелось целовать и гладить в разных местах как можно дольше, сдерживаясь от порывов понаставить на гладком, нетронутом теле ярких меток, несмотря на то, что член давно уже болезненно ныл и требовал внимания. Раньше Ширасу не замечал за собой таких приливов странной, ненужной нежности, но с этим юношей иначе не получалось да и не хотелось. Кинджо впервые за долгое время снял с лица маску, целиком отдаваясь охватившему его порыву. «Это всего лишь из-за течки. Его феромоны мешают тебе здраво мыслить». Сорамару вплёл пальцы в светлые волосы и испуганно взглянул вниз затуманенным от возбуждения взглядом, пытаясь отстраниться, но Ширасу не позволил, крепко удерживая юношу за ягодицы и погружая язык глубоко в сжимающуюся, сочащуюся дырочку. — Ши-ширасу-сан, ты что делаешь, пусти, — залепетал Сорамару, жадно хватая воздух ртом, но неожиданно для самого себя вильнул попкой, подаваясь навстречу горячему языку, и громко застонал. Кинджо трахал мальчика языком неторопливо и нежно, длинными пальцами сжимая напряжённые ягодицы, и откровенно наслаждался каждым его стоном. Юноша так обильно тёк от его присутствия, что голова шла кругом. Чтобы доставить Сорамару больше удовольствия, он принялся слегка надрачивать его небольшой член, ритмично погружая язык как можно глубже. Юноша, давясь полустоном-полувсхипом, очень быстро кончил, красиво выгибаясь, и Ширасу понял, что терпения у него осталось совсем мало. Сорамару, сгорая от стыда, послушно перевернулся на живот, отставляя назад попку, и фиолетовые глаза ниндзя потемнели ещё больше, становясь практически чёрными. Смазка струилась вниз по стройным ляжкам, заманчиво поблёскивая, и Кинджо собрал ее двумя пальцами, без вступлений вставляя их в жаркое пульсирующее отверстие. Омега пронзительно вскрикнул и вновь прогнулся, шире разводя ноги. — Ширасу-сан, — интонация Сорамару была умоляющей, голос высоким и тонким. — Я не могу больше. Ширасу тоже был на пределе, поэтому приспустил хакама, вжимаясь возбужденным донельзя членом между упругих ягодиц. Хотелось войти резко, одним мощным толчком, но все-таки мысль о том, что омега девственен, заставляла ниндзя относиться к его телу бережнее. «Ты просто-напросто бережёшь сосуд господина, так что все в порядке». Ширасу уверял себя, что все именно так и есть, но когда погрузился в дрожащее тело целиком, все мысли разом вылетели из головы. Больше не было среднего брата Кумо и главаря древнейшего клана Фуума, скрывающегося за маской верного слуги братьев, не было никаких целей, стратегий и тщательно продуманных действий. Ширасу чувствовал, что как альфа и омега они необычайно подходят друг другу, что тело его буквально горит и плавится от удовольствия, и что Сорамару испытывает то же самое. Кинджо отпустил себя и теперь с остервенением входил в юношу, размашисто вгоняя в него плоть, беспорядочно целуя его плечи и шею, и зубы его болели из-за желания впиться в нежную кожу до крови. И даже несмотря на то, что омега с такой готовностью принимал его, что стонал под ним и плакал от удовольствия, плотно сжимая член внутри, нельзя было терять голову, переступая рамки дозволенного. «Этот омега — не твой. И твоим никогда не станет». Ширасу вытащил член из юноши практически целиком и вновь загнал его глубоко внутрь, сжимая худые бёдра до синяков. Сорамару крупно задрожал и повернул голову, что-то тихо проговорив на выдохе искусанными губами, и Кинджо порывисто накрыл их своими, глубоко его целуя и чувствуя, как внутри юноши начинает набухать узел. Ниндзя зарычал от бессилия, кусая омегу в плечо и вытаскивая готовый к извержению семени член, выплескиваясь на поблескивающую от пота спину. Сорамару бурно кончил в очередной раз мгновениями позднее в горячую ладонь Кинджо и притих, тяжело и загнанно дыша. — Ширасу-сан, — тихо позвал юноша спустя несколько сладких и жарких часов, когда Ширасу приводил в порядок его футон. — Спасибо. Ты всегда мне помогаешь. Сорамару густо покраснел и опустил взгляд. Губ ниндзя коснулась мягкая улыбка. — Мне было приятно, — ответил Кинджо. — Тебе не за что меня благодарить. — Ай, помолчи, — юноша согнулся вдвое от смущения, упираясь лбом в татами, и тихо, но отчетливо пробубнил. — Это все не просто так, глупый. Ты мне нравишься, Ширасу-сан. От улыбки на лице ниндзя не осталось и следа. Ширасу молча смотрел на Сорамару, и если бы тот, подняв голову, увидел его взгляд, миссию можно было бы считать проваленной. Раскаяние. Оно нещадно кольнуло прямо в сердце лидера клана Фуума, заставив его приложить ладонь к груди, словно это могло как-то помочь ему избавиться от этого омерзительного ноющего чувства. «Слабак». Секунда, три, десять. Усилием воли Ширасу вновь надевает на лицо маску, но на этот раз улыбается искренне. Улыбка его сквозит болью и горечью. — Сорамару, я… Сёдзи с шумом раздвигаются, и громкие, весёлые голоса братьев врываются в помещение. — Ну что, соскучились? — спрашивает Тенка, и в глазах его Ширасу видит одобрение. Старший Кумо настолько ему доверяет и принимает его, что был не против оставить с ним наедине своего брата в такой период. «Возьми себя в руки. Мы ведь столького уже добились. Ты не имеешь права давать заднюю из-за этого сопляка». Ширасу улыбается и кивает, завязывая на голове ленту, которая успела слететь в процессе недавних страстных действий. Он вновь чувствует спокойствие, но на Сорамару старается не смотреть, делая вид, что вслушивается в болтовню братьев. «Ты абсолютно прав, брат. Простите, братья Кумо. Прости, Сорамару».