Ревность, ненависть и немного любви

Увиденную картину невозможно было интерпретировать иначе, и с первой же секунды Австрии было все понятно. Их маленькая гостиная, диванчик с ситцевой обивкой в мелкий цветочек – расцветка, почему-то так понравившаяся Элизабет. Пруссия с расстегнутым кителем, и сама Венгрия у него на коленях. Его рука, верно, гуляла где-то под ее юбкой. Они целовались, но тут же отпрянули друг от друга, как только Австрия вошел в комнату. Даже не просто отпрянули. Венгрия вскочила и почти рванула к мужу в едином порыве, но все же остановилась на полпути. Если бы Австрия предполагал, что в этой комнате кто-то есть, он бы никогда не зашел в нее так стремительно. Он хотя бы постучал. Но он точно не думал застать там свою жену в объятьях врага. Первым его порывом было выйти обратно и захлопнуть за собой дверь, оказаться на другой стороне поместья. И он уже развернулся, как Венгрия схватила его за руку. - Австрия… – начала было она, но явно не знала, что сказать. Пальцы ее дрожали. Родериху ненадолго даже стало жаль жену. - Австрия, я… послушай! - Не надо, Элизабет, мне и так ясно. Позволь мне оставить вас. Австрия вновь отвернулся от нее, мягко отцепляя ее руку от своего рукава. Однако дверь уже загораживал Пруссия. Австрия даже не заметил, как он зашел ему за спину. Видимо, он умел быть бесшумным, когда было необходимо. - Жалко выглядишь, Австрия, – как всегда издеваясь, произнес он, довольно усмехнувшись. Австрия поправил очки. Заговаривать с ним он считал ниже своего достоинства. Сейчас им владела досада, а их диалог мог привести к такой вспышке гнева, что было бы невозможно выразить ее даже в прекрасном звучании музыки. Однако Австрия, естественно, понимал, что как бы он не изображал из себя ледяную статую, Пруссия от него не отстанет. - Даже ничего мне не скажешь? Я ведь только что лапал твою жену! Нахал. Этого у него не отнять. Приставучий и наглый, совершенно лишенный каких-либо принципов. - Пропусти меня. Австрия еще не понимал, что чувствует по поводу измены жены. Он никогда не был ревнивцем. Но неужели она не могла выбрать кого-то менее раздражающего? - Уходишь? А может, ты хочешь присоединиться? – Пруссия рассмеялся, но глаза смотрели серьезно. Да и от двери он не отходил, сложив руки на груди и чуть расставив ноги. Австрию тут же обдало волной негодования. Позади громко вздохнула Венгрия, испуганно или… - Я всегда предполагал, что ты немного сумасшедший, – сдерживать негодование было все трудней, но Родерих лишь в мыслях называл Пруссию «бешеным психом». – Но теперь я в этом убедился. Не мог бы ты отойти от двери? Австрия сделал шаг к Гилберту, все же намереваясь выйти, но Пруссия вдруг уперся ему в плечо рукой, чуть отталкивая назад. - Я не шучу, Австрия. Элизабет этого хотела. Чтоб ты присоединился. Правда, Венгрия? Не в силах смахнуть тяжелую руку Брайльшмидта с плеча, Австрия обернулся к жене. Она стояла, не шелохнувшись, лишь слегка прикусив губу, во все глаза глядя на обоих своих мужчин. А потом чуть заметно кивнула. Непостижимо! Она кивнула. Она действительно хотела, чтоб он и Пруссия. Вместе. Ее. Боже! Это не укладывалось в его голове, но времени все осмыслить Пруссия ему давать не собирался. - Видишь, она хочет! Почему бы не исполнить желание дамы? – Пруссия выглядел так, словно сгорал от нетерпения, но сдерживал себя изо всех сил. Было непонятно, какую цель преследовал Гилберт, так старательно уговаривая его. А, впрочем, Австрия уже в принципе ничего не понимал и не принимал тем более. Он стоял на том же месте, все еще ошарашенный, хотя его больше и не удерживали. Венгрия подошла осторожно и неслышно. Пруссия же отступил на шаг назад, пропуская ее вперед, позволяя ей самой уговаривать мужа. Ее рука мягко коснулась шеи Родериха, поглаживая затылок, другая огладила плечо, соскользнув к груди, к пуговицам камзола. - Австрия, - прошептала она, - я действительно хочу вас двоих. Венгрия коротко поцеловала застывшего мужа в щеку. Затем еще раз. Ее губы, чуть опухшие от поцелуев Пруссии, были мягкими и влажными. Это напрягало, но целовать Элизабет всегда было приятно. Она ненавязчиво водила языком по его нижней губе, чуть посасывала ее. Совсем ненавязчиво. Но без колебаний расстегивала одежду на нем, лаская ладонями тело сквозь ткань тонкой рубашки. Пруссия, все это время наблюдавший за супругами на расстоянии шага, обнял Венгрию за талию, прижавшись близко-близко. Огладил бока, потянулся рукой к груди, пока еще мягко сжимая ее. И не спускал глаз с Австрии, щеки которого алели, как никогда раньше. Позволять себе ласкать Венгрию на глазах у ее мужа, который хотел и не хотел возражать, было неизмеримо приятно, и Пруссия все меньше сдерживался. Целовал ее в шею, слегка прикусывал кончик ее уха и гладил тело смелее и смелее. Когда он всецело уделил внимание ее груди, сжимая и поглаживая соски через ткань, Элизабет застонала и выгнулась в его объятьях, задержав задрожавшие руки на поясе брюк Австрии. И ее стон будто вывел Родериха из транса. Ему не очень-то нравилось происходящее, вид двух получающих удовольствие друг от друга любовников его и возбуждал в какой-то мере, и казался отвратительным. А то, что Пруссия не спускал с него глаз, смущало и заставляло нервничать еще больше. Напрягало. Будило странную дрожь внутри. Он не хотел в этом участвовать. Пруссия расшнуровывал корсаж платья Элизабет. Шнуровка была спереди, и он мог делать это не спеша, на ощупь, все также поглаживая девушку и, конечно же, глядя на Австрию. Нежные девичьи руки скользнули по поясу брюк Австрии, пока не расстегивая пуговицы, но желая распалить. И в немалой степени дело свое делали, но Австрия все же нашел в себе силы остановить это. - Не надо, Элизабет. Я ухожу. Он запахнул полу камзола, скрывая расстегнутую рубашку, и шагнул к двери. На этот раз Пруссия не успел встать перед ним, однако успел ухватить за локоть, разворачивая Австрию к себе лицом и впечатывая в дверь. Пробежался наглым взглядом по горящим красным щекам Родериха, бьющейся жилке на шее и бледной коже в вырезе рубашки. Глянул оценивающе, словно не хотел тратить силы попусту. - Выбирай: или тебя раздевает Венгрия, или это делаю я. Он довольно чувствительно сжимал его запястье. Руки его были горячими, а сам он дышал учащенно. Ситуация явно не оставила его равнодушным. Глаза блестели. Впрочем, в них всегда был немного безумный огонек. А сейчас они смотрели просто дьявольски. - Я не хочу! – твердо сказал Австрия, чувствуя, что абсурд ситуации доведет его до какой-нибудь крайности. - Значит, выбираешь меня. Прекрасный выбор! Он сдернул с Австрии очки так быстро, что тот и глазом моргнуть не успел. Одним махом вытащил его руки из рукавов, откинул камзол в угол. Принялся за рубашку. - Не хочу. Я. Не. Хочу! Австрия сопротивлялся, но на это совершенно не обращали внимания. - Пруссия, может… – кажется, Венгрии было не по душе происходящее. - Венгрия, я хочу, ты хочешь, и он тоже хочет, – Пруссия говорил так уверенно и уже возился с ширинкой Родериха, не отрывая взгляда от его лица. Австрии почему-то казалось, что тот смотрел исключительно на губы. Родерих упирался в его грудь руками и пытался избавиться от его пальцев на бедрах, но позади была дверь, и он только выгибался. Надо сказать, совершенно бесполезно. Однако, чтобы расстегнуть все пуговицы, Пруссии пришлось прижиматься к нему всем телом, дабы удержать. Австрия явно почувствовал возбуждение Пруссии. И так было понятно, что он хочет, но теперь скрытый под тканью брюк возбужденный член упирался ему в бедро. А сам Пруссия неожиданно горячо прошептал ему в ухо. - Ты тоже хочешь, Австрия, не сопротивляйся. Это было… возбуждающе. По телу тут же побежали мурашки, и дыхание участилось. Если до этих слов Австрия не до конца понимал владеющие им чувства, то этот жаркий шепот однозначно пробудил в нем желание. Он на секунду прекратил попытки вырваться, и этого времени хватило Гилберту, чтоб стащить с него штаны до колен вместе с нижним бельем и усадить – почти толкнуть – на тот самый диванчик. «И что дальше?» - подумал Австрия, пытаясь привести смятенные чувства в норму. Ситуация смущала, раздражала и возбуждала одновременно. А дальше Пруссия подтолкнул к нему Венгрию. Сжал ее в крепких объятьях и поцеловал. Властно и похотливо. Страстно сжимал ее грудь, и Элизабет обмякла, отдаваясь. Они целовались, стоя между разведенных ног Австрии, так увлеченно и долго, что у того вполне хватило бы времени натянуть штаны и выскользнуть из комнаты. Но он не мог. Картина теперь заворожила его. И такой властный Пруссия заворожил тоже. А потом Гилберт заставил Элизабет опуститься на колени, впрочем, она и не сопротивлялась. Взглянув снизу вверх в шальные глаза мужа, она облизнула губы. - Не надо, – еле слышно прошептал Австрия. - Давай, – Пруссия совсем легко надавил на ее белокурую голову. От вседозволенности в его голосе Родерих закрыл глаза. А с закрытыми глазами гораздо легче было думать, что они только вдвоем в этой комнате. Только он и Венгрия. Нет никакого Пруссии. Ее язык мягко скользит по вздутым венкам плоти, влажные губы смыкаются на головке, вбирают глубже. Австрия от этих ощущений плавится и вцепляется в край дивана. Он любит Венгрию и ему с ней хорошо. Но сможет ли он простить ей Пруссию? А Гилберт, меж тем, наслаждался зрелищем. Он все еще придерживал Венгрию за затылок, наклоняя ее к бедрам Австрии. Смотреть, как исчезает его член в ее рту, как он вновь выскальзывает из припухлых губ, мокрый от слюны, наверняка горячий, было несомненно возбуждающе. Да и вновь наблюдать за лицом Австрии, зажмуривающегося и закусывающего губы, дабы не дать сорваться стонам, было не менее приятно. Он даже не знал, какую картину выбрать. Впрочем, стоило позаботиться о собственном удовольствии и подарить его Венгрии. С этими мыслями он решительно вздернул ее юбку до талии. Хорошо. Как же хорошо! Австрия дрожал и уже совсем не мог сдержать стонов. Его тело покрылось испариной, и он чуть приподнимал и опускал бедра, помогая мерно движущимся по члену губам. У него отлично вышло провалиться в ощущения и не вспоминать в целом о ситуации. Он все так же сидел с закрытыми глазами и поглаживал жену по волосам. А глаза он открыл, только когда она застонала, выпустив его плоть изо рта, уткнувшись лбом в его живот и мелко вздрагивая. Австрия не видел, что именно Пруссия вытворял с Элизабет – свисающий подол юбки загораживал его руку. Платье давно съехало, или его стащили специально – грудь была обнажена. Соски набухли острыми точками, волосы растрепались, а щеки горели огнем. Пруссия выглядел не менее непристойно. Он стоял на коленях позади Элизабет и прижимался к ее телу, хаотично пробегая по нему одной рукой, другой же лаская вполне определенное место. Венгрия вскрикивала и выгибалась, словно большая кошка, стремясь приникнуть ближе к любовнику. Посчитав на этом прелюдию оконченной, Пруссия расстегнул брюки. А когда заметил, что Австрия наблюдал за ним, ухмыльнулся и несколько раз провел кулаком по члену, приставляя его к бедрам Венгрии. Австрия никогда не чувствовал столько чувств сразу: стыд, желание, ненависть – все сплелось в один комок и бежало вместе с кровью по венам. Но теперь он не хотел закрывать глаза. Словно в ответ на усмешку Гилберта, Австрия расставил шире ноги, впиваясь в него взглядом и притягивая Элизабет к себе. А Пруссия уже врывался в ее тело нетерпеливыми толчками, при этом тоже прижимая ее голову к паху Австрии. Их пальцы в волосах девушки соприкоснулись, послав по нервам ток странного наслаждения, слишком запретного, чтоб смотреть друг на друга, слишком сладкого, чтоб расцепить пальцы. Теперь картинка не складывалась в одну. Австрия видел происходящее будто вспышками. Вот Пруссия разводит колени Венгрии чуточку шире и продолжает неистово вбиваться в нее. Вот сам Австрия скользит меж ее губ, гладит, гладит по волосам. От толчков и ласк Гилберта Венгрия то и дело прерывается и стонет так, как никогда с самим Австрией. Она изнемогает и безостановочно вздрагивает. Пруссия почти лежит на ней, упираясь коленями в пол. Он держит ее за бедра, почти натягивая на себя, не забывая ласкать ее между ног. Целует ее плечи, шею, стонет сам, хотя, скорее просто слишком быстро выдыхает воздух. И двигается, двигается. Быстро и неумолимо. И, в принципе, Австрия понимает жену. Он всегда был нежен, сдержан и такого не позволял. Как оказалось, зря. Но это же Пруссия. Он делает, что хочет, берет что и, видимо, кого хочет. Это всегда весьма раздражало, а сейчас особо. Австрия внезапно потянулся к нему, не понимая даже, что хотел сделать. Осознавая, что его член в таком положении непременно проникнет глубоко в горло Элизабет. Но, кажется, она вовсе не чуралась жесткости. За секунду до того, как пальцы Родериха ухватились за пепельные пряди, Пруссия поднял голову и с горячим возбуждением в глазах скопировал жест Австрии. Все же Родерих, наверное, хотел причинить ему боль, но теперь они лишь притягивали друг друга все ближе, не прекращая при этом фрикций. Это было помутнением рассудка, но Пруссия уже затягивал его в поцелуй, властно сминая губы, скользнул горячим языком по небу. Жадно, жарко. Не ответить было невозможно. Это стало откровением. Его пальцы в волосах, дерзкие ласкающие губы на его губах, а между ног нежный рот Элизабет покорно заглатывал его член целиком. Слишком. Слишком. Слишком. Продолжать стало невозможно, и Элизабет чуть подавилась его спермой, а Пруссия все еще не отпускал его. Целовал также напористо, пока Австрия отстранялся от жены, дрожа в посторгазменной истоме. Целовал, пока кончала сама Элизабет, глядя смущенно, как двое ее мужчин ласкали друг друга. Целовал до тех пор, пока не кончил сам, хрипло простонав в его рот. Можно плюхнуться на диван – ноги не держали. Перед глазами черные круги, а губы распухли. На колене чувствовалось тяжелое дыхание жены, она утомленно лежала прямо на полу, прислонив к его ногам лишь голову. Что делал Пруссия, Родерих знать не хотел. А тот, оказывается, приводил себя в порядок. Натягивал брюки, поправлял китель и завязывал галстук, снятые еще Венгрией. Все совершенно спокойно, и ухмылялся, если не так глумливо как всегда, то уж точно довольно. Австрия с закрытыми глазами с трудом выравнивал дыхание и ждал насмешек от него. Ведь это все-таки Пруссия – не мог же он не завершить происходящее финальным аккордом. Последнее слово должно быть за ним. И действительно он подошел ближе, почти ласково дернул Австрию за Мариацелль, тем самым заставляя Родериха открыть глаза. - В следующий раз я трахну тебя. Теперь он мог уйти с чувством, что жизнь удалась. А Австрия вновь закрыл глаза. Ему было удивительно хорошо и в то же время удивительно паршиво. Горько и сладко. Словно выпил противное лекарство, закусив кусочком сахара. И он хотел бы сказать, что следующего раза не будет, однако оставалось одно «но»: целоваться с Пруссией ему до ужаса понравилось.