Лекарство из крест-травы

Когда Иван исчез, а поляна будто покрылась светоотражающей пленкой, погрузившись в приглушенный мрак, Олег почувствовал себя еще более неуютно. Конечно, найти выход из леса он бы сумел. Но выпустит ли его это место? Или теперь он заперт здесь, чтобы усвоить какой-то новый урок? Паниковать Волков собирался в последнюю очередь, но в тот момент он знал наверняка, что отрезан от настоящего мира, и всего лишь несколько шагов этого не изменят. Лицо Мити в озере стало объемнее. Оно медленно поднялось над водой, и вскоре уже богиня стояла над озерцом во весь рост, укутанная саваном из иголок и перьев. Неподвижная, она казалась скульптурой искусной работы, но глаза ее лучились мудростью и согревали, а от тела веяло лютым холодом. Лес словно вовсе исчез. Сосредоточившись, Олег еще мог бы его разглядеть, но складывалось ощущение, что он стоит лицом к лицу с богиней посреди абсолютной пустоты, в первозданной тьме, где светила еще не покинули своей темницы, а привычная вселенная еще не родилась, хотя уже могла быть чьим-то замыслом. Великое Ничто подарило Олегу новое тело. Оно казалось невесомым. Раны не болели. Бинты не стягивали кожу. Олег не дышал – ему не было это нужно. Истинным осталось только сознание, для видимости сохранившее привычную оболочку. Это походило на сон, но такие сны ему никогда прежде не снились. Это походило на смерть. На свободу от себя. На трепет перед тем, что ждет дальше, если там вообще что-то есть. Мити благодушно улыбнулась. Теперь ее губы и в самом деле дрогнули, а лицо сохранило приветливое выражение, исполненное затаенной скорби и искреннего сочувствия. То, что в этот момент испытал Олег, было сродни освобождению, искуплению всех грехов. Он будто вновь стал ребенком, заснул в машине, а отец на руках донес его до постели и осторожно уложил, доверив объятиям дремы. Матери Волков не знал, но сейчас решил, что она определенно была похожа на Мити: мудростью темных глаз, величественной осанкой, готовностью помочь и теплотой в сдержанной улыбке. Может, она тоже знала что-то наперед? – Твой спутник жив, – тихо произнесла богиня. – Просто сюда смог бы попасть только ты и никто другой. За Ивана Олег и без того не беспокоился, отчего-то уверенный, что с ним все в порядке. Ительмен выполнил свою задачу – привел Волкова сюда, – и теперь был свободен. Может, озирался теперь вокруг в поисках пропавшего, а то и самого святилища, но уж точно не утонул в иллюзорной воде. Олег же хотел побыть здесь без свидетелей – так и вышло, даже крюк делать не пришлось. – Потому что я принял благодать? Мити медленно кивнула, но это было не единственным ответом. – Ты ведь уже догадался, что это? Спокойствие, невесомость… Тьма, которая больше не пугает. – Смерть, – Олег вздохнул бы, если бы мог. – Да, смерть, – подтвердила богиня. – Твоя смерть. Узнаешь? Мелькнула вспышка. Словно молния, но кроваво-красная. В ее неверном свете под перьями савана мелькнуло разорванное горло и прошитое пулями тело. Даже на хрупкой женской фигурке расположение ран было до боли знакомо. Мити и впрямь приняла на себя его гибель. Теперь она существует только здесь, в собственном посмертии, в котором должен быть заперт он, Олег Волков, но никак не древнее могущественное существо. – Простите. Богиня повела плечом, отмахиваясь. – Тебя предупреждали. Ты сделал свой выбор, – она сказала это строго, но без осуждения. Не требовалось пояснять, что к подобному исходу Мити была готова давным-давно: вероятно, куда раньше, чем Олег зимним вечером зашел в сувенирную лавку. Быть может, даже задолго до того, как он вообще родился. – Но вы здесь, в своем святилище. – Меня больше нет, – печально улыбнулась женщина. – Здесь лишь та часть меня, которой необходимо поговорить с тобой до того, как все закончится. Когда ты выйдешь отсюда, я исчезну, как и остатки благодати из твоего тела. – Я умру? – Когда-нибудь – непременно, – лицо Мити вновь стало серьезным и ничего не выражающим. – Однажды я погибла за тебя, но жить ты и без меня способен. И без благодати. Это был временный дар, не придавай ему такого большого значения. – Но… – Олег не нашелся, что сказать. Он бы в пьяном бреду не назвал милость богини пустяком, а она говорит так, будто сама не могла дождаться, когда, наконец, умрет. Мити подняла руку, приложив указательный палец к губам Олега. Он оказался не таким уж холодным и был неотличим от воздуха вокруг – будто легкий ветерок подул. Волков затих. Мысли тоже замерли, перестав хаотично подбирать слова. – Вам, детям, не понять этого, – богиня легонько провела ладонью по щеке Олега. – Вы даже не успеваете осознать, как ваш срок подходит к концу. Я же угасала слишком долго и знала, что мой черед вот-вот наступит, и я покину этот мир вслед за всеми своими братьями и сестрами, в которых люди давно уже перестали верить. – И вас это устраивает? – Всему приходит конец. Это закон. Для бабочки, что живет один день, человеческий срок будет вечностью. Для богов люди – просто бабочки-однодневки. Но мы тоже стареем, увядаем и умираем. Вера придает нам сил, но это не панацея. Люди все больше верят в себя, в науку, в деньги и собственную власть. Мы это понимаем и лишаем мир своих чудес: пусть все идет, как должно. Для большинства нас уже не существует. Наверное, наши дети просто повзрослели и готовы справляться без нас. В словах богини была доля истины. Олег слишком много времени провел на войне, чтобы действительно поверить во взрослость и осознанность человечества, но в древние времена, когда ни лампочку, ни даже деньги как таковые еще не изобрели, бои были не менее ожесточенными, и никакая вера в богов и духов не помогала. Атеисты хотя бы не прикрывались своими божествами, оправдывая их волей любое действие. – И все же для меня чудо нашлось. – Чудо? – Мити поморщилась. – Всего лишь сделка. Услуга за услугу. Уже давно было решено, что моя благодать достанется тому, кто будет сердечными узами связан с тем, кто пробудит моего супруга. – И ради чего все это? Кутыхэй еще не пробудился, а вы уже мертвы. Оно того стоило? – Ты человек и ищешь ответы, которые устроили бы человека, – тихонько рассмеялась богиня. – Конечно, ты мог бы затаиться, я бы выжила, но это лишь отсрочило бы неизбежное. Я думала, этот проходимец тебе расскажет, раз уж он вмешался. – Мистер Фауэлл? То есть, Магистр? – Картафаил теперь зовет себя так? Что ж, сути это не меняет. Он хоть что-то потрудился объяснить? – Он сказал, что для того, чтобы… чтобы Сережа… – произнести вслух имя, много лет казавшееся таким родным, оказалось сложнее, чем он ожидал, – принял Кутыхэя, я должен был погибнуть. Но вы вмешались. – В общих чертах он прав. Позволь мне объяснить свою версию. Может быть, так тебе станет понятнее твоя роль и мой выбор. Олег поспешно кивнул. Если с Картером Фауэллом он ощущал себя марионеткой, то Мити казалась ему другом. Она тоже использовала его, но делала это с осторожностью и как будто даже с уважением. – Кутыхэй был творцом и помощником человечества. Он любил каждое живое существо, но оказался слишком зависим от своей силы. Чем меньше становилось его последователей, тем глубже его душа погружалась во мрак. Когда на наши земли пришло христианство, я перестала узнавать того, кого некогда любила. Он озлобился, стал прибегать к черным ритуалам и сеять смерть по всем сторонам света. Мити вздохнула, и на долю секунды ее фигура слилась с окружающей темнотой – словно изображение моргнуло. Олег тоже опустил плечи. Ситуация была ему знакома: в детстве Сережа тоже казался светлым и чутким ребенком, которого просто не понимали. Стоило Олегу на какое-то время уйти из его жизни, он пустился во все тяжкие, почти основав свой культ и потеряв его из-за собственных амбиций. – Я умоляла его одуматься, но он был непреклонен. Потому я ушла и пряталась среди людей, чтобы набраться сил и запечатать Кутыхэя. У нас получилось. Близ Москвы соколик из рода иноков сумел его победить – как мы тогда думали, уничтожить. Однако сердцем я всегда чувствовала, что муж мой исчез не бесследно. Символы былого могущества бога-ворона были надежно спрятаны, но век шел за веком – было лишь вопросом времени, когда кто-то обнаружит артефакты. Тем более, Картафаил начал искать их намеренно. Он никогда не терпел саму концепцию существования богов. Пусть он и силен, он – тоже всего лишь человек, освоивший магию. Его образ мысли куда ближе к твоему, чем к моему. – Но вас я понимаю куда лучше, чем его. – Это только видимость, волчонок. У меня нет другого выхода, кроме как рассказать тебе свою правду. Если бы Картафаил был с тобой столь же откровенен, ты бы понял его. Детали украшают любую историю, делая ее больше похожей на истину. Людям для доверия всегда нужна полная картина. Недомолвки порождают сомнения. – И вы хотите, чтобы я вам верил, поэтому рассказываете все? Но почему сейчас? Неужели вы заранее знали, что я приду в святилище? Мити расхохоталась. Ее смех походил на неестественную смесь вороньего карканья и перезвона колокольчиков. Звук не был неприятным, но вызывал смешанные чувства. – Вероятность того, что ты придешь, существовала всегда. Но нет, я не знала. Ты мог бы не прийти. Или мог бы отказаться меня слушать. Но раз уж ты здесь – я говорю. Верить или нет – ты тоже решаешь сам. Не всякий пророк четко следует божественному замыслу. Что уж говорить о тебе! Богиня смахнула с ресниц слезинку, выступившую от смеха. – Я говорю это и вообще стою перед тобой, потому что святилище почувствовало в тебе часть моей души. И раз уж нам дана такая возможность, я рассказываю то, что знаю. В конце концов, когда ты вернешься назад, ты будешь сам по себе: никаких больше советов, никакой благодати, никаких дополнительных жизней. Кстати, об этом. Когда все закончится, советую тебе избавиться от заклятий Картафаила. Быть должником убийцы богов – дело неблагодарное. Олег кивнул. Он и сам не хотел быть чем-то обязан Фауэллу, когда выйдет из этой игры. Сейчас ему необходимо здоровое тело, но потом он успеет подлечиться и естественным способом. Если повезет. – Итак, вы спрятали мужа, а Магистр его нашел. При чем тут Сережа… и я? – Тебе известно, кто такие белые вороны? – Да, – Олег вспомнил, что уже слышал о них от мистера Фауэлла. – Гении, что-то в этом роде. – Одаренные от бога, – посерьезнела Мити. – Их много, но с твоим возлюбленным все давно было решено. – Другом, – поправил Олег, но богиня лишь махнула рукой. – Пусть атрибуты Кутыхэя были раскиданы по всей России, его душа всегда оставалась со мной. Я спрятала ее в надежном месте и обратила окаменелым вороньим яйцом. В нем была спрятана хвоинка – символ нашей первой встречи. Эта игла и должна была связать моего супруга с его новым сосудом. Ее охраняли бережнее, чем что-либо на этом свете, но против воли бога едва ли пойдут даже ему подобные. – Поэтому мне отдали это яйцо, едва только оно захотело попасть ко мне, а через меня – к Сереже. Так? Мити затихла. У Олега сложилось впечатление, что богиня и сама не очень понимала, что произошло тем зимним днем, когда шаманка исцелила парнишку, больного синдромом ханахаки, и передала ему реликвию. Тогда он принял её за безделушку и даже не стал дарить Серому. Просто бросил в общежитии, а тот подобрал, как подбирал спрятанные высохшие фиалки. А потом унёс с собой во взрослую жизнь. И каменная скорлупа треснула, выпустив из себя осколок чего-то неведомого – того, что сейчас угрожало всему миру, но должно было погибнуть. – Рано или поздно душа Кутыхэя попала бы к тому, кто обречён стать для неё сосудом, – продолжила Мити. – Тебе не следует винить себя. Просто ты полюбил его, как я некогда любила своего мужа. И раз уж тебе предстояло пройти этот путь, я позаботилась о том, чтобы ты прошёл его до конца. – Вы велели шаманке передать благодать мне, чтобы Серёжа не смог меня убить? – Вроде того. Тебе хватает собственной удачи, чтобы избежать беды. Но то, что сделал он, было предопределено. Кутыхэй, он... Он страдает, а потому и его аватар должен был пережить сильнейшую боль. – Не похоже, что ему было больно стрелять в меня, – усомнился Олег. – Его судьба тоже готовила к предначертанному. Думаю, ты сам поймешь, с кем еще предстоит поговорить об этом, потому что здесь, увы, мои знания ограничены, – Мити вздохнула и как будто чуть съежилась, то ли сожалея о том, что не может посвятить Волкова во все подробности здесь и сейчас – а ведь другого случая им уже никогда не представится, – то ли вспоминая боль от смерти на шахматном полу. Смерти, предназначенной вовсе не ей. В отдалении каркнул ворон – пять отрывистых коротких всхлипов. Сложно было понять, донесся звук из леса снаружи или же возник здесь, в подпространстве. Впрочем, это было не так уж важно. Олег теперь сомневался и в том, насколько ему необходимо было узнать, почему друг пытался убить его. И был ли это действительно друг или… Та крылатая тень, которую Волков заметил тогда у камина? После кошмарных снов и разбитого вороньего яйца все уже переплеталось в невероятный узор, который, между тем, мог бы объяснить очень многое. – Так это Кутыхэй? – Нет, – покачала головой богиня. – Мой свет пока не пробудился. Слишком многое еще необходимо сделать Картафаилу и его приспешникам, чтобы это произошло и их план сработал. Но твоего возлюбленного давно коснулась длань рока. – Друга, – снова поправил Олег, и Мити снова его проигнорировала. Что друг, что возлюбленный, что заказчик, – после того, что произошло в Венеции, это уже не имело особого значения. – Сначала я думал, что мне показалось, но теперь я понимаю, что уже много лет ничто не происходило просто так. Я замечал рядом с Серым что-то, напоминающее его же, но с черными крыльями и злыми глазами. – Кутыхэй – не единственный ворон, – мягко улыбнулась Мити. – Я могу точно сказать, что это был не он. Не знаю, что за существо ты видел. Я с такими не встречалась и не могу ничего сказать. Однако Картафаил наверняка знает, где кроется ответ. Я бы не советовала спрашивать его напрямую, но ты ведь, как всегда, сам решишь, что делать. Олег кивнул. Чем бы ни было чревато обращаться за помощью к Картеру Фауэллу, необходимо было выяснить, что это за бесы вселились в Сережу и что с этим можно сделать. Не просто же так они впервые встретились у старого детского дома. Этот Магистр знал гораздо больше, чем говорил, и накопал столько информации о «будущем аватаре бога», что его влияние на ход событий еще за несколько лет (лет ли?) до их начала было почти очевидно. Мити глубоко вздохнула и выдохнула звук, больше похожий на тихий протяжный стон. Ее по-азиатски смуглое лицо посерело, а на губах заиграли синеватые блики. Даже так она оставалась ослепительно красивой, но где-то на глубинном уровне внушала ужас. – Наше время не бесконечно, – сокрушенно прошептала она. – У тебя есть еще вопросы, на которые я смогла бы ответить? Сейчас Олег и сам не знал, о чем спрашивать. Вопросы у него были – и немало, – однако он не мог решить, какие из них обсуждать с богиней. Так или иначе, все сводилось к тому, что это судьба, злой рок, фатум. Почему именно Серый должен достаться этому поехавшему Кутху? Потому что он как белая ворона с самого рождения был на это обречен. Почему он решил убить Олега? Потому что так было нужно для пробуждения темного бога. Почему Мити не позволила Олегу умереть? Потому что он по воле провидения должен был каким-то чудом восстановить мировой баланс и ответить за когда-то разрушенные отношения божественных супругов, хотя сам никогда в отношениях и не состоял. Все эти «потому что» были до боли понятны, даже глубоко закапываться не приходилось. Тем не менее, Волкову не хотелось качать головой и покидать последнее пристанище своей благодетельницы. Наверное, он мог бы говорить с ней вечно и обо всем на свете, как когда-то с Сережей. – Ладно, – смилостивилась богиня. – Давай так. Сосредоточься. Ты сможешь задать всего три вопроса: один – о прошлом, один – о настоящем, и один – о будущем. Только спрашивай о чем-то действительно важном. Можно подумать, Олег собирался размениваться на мелочи! Вот еще! Не каждый день боги предлагают тебе раскрыть тайны мироздания. Или же… – Почему именно фиалки? – спросил Волков прежде, чем успел осознать глупость, неуместность и полную бесполезность вопроса. – Нет, стойте! Я сам знаю. Они росли у нас на заднем дворе детдома, Сережа их часто рисовал, вот и полюбил… Мити тихонько засмеялась – совсем не так, как прежде. Теперь в ее голосе было больше далекого звона колокольчиков и затаенной грусти. Олег почти по-детски замахал руками, намекая, что не нужно отвечать. Сейчас он придумает вопрос получше. Вот-вот, сейчас, еще чуть-чуть! – Это хороший вопрос, правильный, – заметила Мити. – Можешь не напрягаться. Олег осекся и во все глаза уставился на богиню, теперь имевшую веселый, но безнадежно болезненный вид. Она серьезно считает, что любимые цветы Серого – это так важно? Волков был готов от стыда за свою глупость сквозь землю провалиться, но здесь не было ни земли, ни неба. – Голубые фиалки – это не просто цветы и не просто рисунки, – тоном лектора произнесла Мити. – Мужчины, особенно мужчины твоей профессии, таким не интересуются, но многие знания травников дошли и до наших дней, как и знания символистов. Тебе знакомо понятие «язык цветов»? Олег хотел было пошутить про французский, но решил не копать себе яму и коротко кивнул. – Это когда выбираешь в подарок особые цветы, чтобы подчеркнуть чувства? Желтые тюльпаны, миллион алых роз, все такое? – Почти. Это когда ты сам эти значения помнишь. Но любовь к цветам и знание их значений – не одно и то же. Я сомневаюсь, что твой возлюбленный, – на этот раз Олег даже поправлять не стал, – специально выбирал, что ему понравится. Это подсознание и в какой-то степени карма. Вот ты какие цветы любишь? – Никакие, – немного подумав, ответил Волков. Он в принципе флорой не интересовался, а со времен своей болезни фиалки вообще терпеть не мог, как и упомянутые в тематических статьях барвинки и незабудки. – Я об этом не думал, так что даже не знаю. – Узнаешь еще, – отмахнулась богиня. – Какие твои годы! – Так что там с фиалками? – Это символ сдержанной нежности, преданности и верности, – Мити как будто подмигнула. – Знакомые качества? Олег вздрогнул. Он сам был таким в глазах Сережи, пока не бросил его и не ушел в армию. Выходит, тонкая натура Разумовского выбрала не что позамысловатее, а то, что вязалось с его восприятием лучшего друга? Это звучало, как бред, но после всего, с чем Олег столкнулся, он был готов даже в этот бред поверить. Будь Волков чуть более чувствительным или не испытай он на себе мучения ханахаки, решил бы, что с такими ассоциациями Серый в те годы вполне мог любить его, только они почему-то все упустили. Но в легких цветы не от взаимности растут, совсем не от взаимности. – Настоящее, – напомнила Мити. – Он сожалеет сейчас? – снова нелепый вопрос, чтобы потешить свое любопытство и в чем-то даже эго. Какая-то часть хотела, чтобы Разумовский терзался муками совести или что-то в этом роде, хотя видеть это или даже представлять было неприятно. – Нет, – отрезала богиня. Если бы в этом мире у Олега билось сердце, оно бы конвульсивно дернулось. Знать наверняка, что Сережу нисколько не волнует то, что он стрелял в некогда самого близкого человека, было едва ли не хуже, чем получать эти пули в торс. – Он сейчас свободен от сожалений, как и от прочих чувств, – добавила Мити. – Кутыхэй еще не получил его, но бедный мальчик уже стал сосудом, лишенным собственной воли. Бьюсь об заклад, он и сам хотел умереть в тот момент. – Что ж Гром ему не помог? – ругнулся Олег и глубоко вздохнул, потому что думать о смерти Серого было еще тяжелее, чем обо всем предыдущем. – Сейчас это дитя – просто оболочка, готовая принять чужую душу и чужую мощь. Это не его вина. – И что делать, когда Кутыхэй, наконец, придет? Подобраться поближе и убить его вместе с Серым? – Это уже будущее. Разве Картафаил не сказал тебе, что он планирует? – Он планирует убить бога. Ему не важно, что случится с аватаром, но он поставил на то, что я смогу привести Сережу в чувство и помочь ему бороться с влиянием Кутыхэя. – Насколько я знаю этого лысого прохвоста, так все и будет, – Мити, казалось, совсем поникла, готовая растаять в воздухе и стечь в озеро ключевой водой. – Тебе не придется лишать его жизни. Но один совет я все же дам: пока Кутыхэй не ослабнет или не падет от руки убийцы богов, не попадайся ему на глаза. Он узнает меня, узнает, за кого я умерла и кто способен пробудить волю аватара. Тогда он не станет мешкать, и его ярость лишь возрастет и спалит дотла все живое. На этом все будет кончено – совсем не так, как мне бы хотелось… – Но… – начал было Олег. Он не мог оставить Сережу один на один с темным богом. Даже если их отношения уже никогда не станут прежними, речь шла практически о спасении мира. Не возлагать же такую задачу на плечи сумасшедшего изнеженного миллионера и подозрительного дельца, чей план они сейчас воплощали в жизнь. Но Мити уже белесой дымкой въедалась в окружающую пустоту. Волков смотрел на это и почему-то не чувствовал ничего, что сказало бы об окончательном разрыве связей с богиней. Мир казался прежним. И лес вокруг был прежним. Самым обычным. – Гляди-ка! Прогнала нас все-таки! – рассмеялся Иван. Кажется, он и заметить не успел, что они какое-то время были разделены.