Protege-moi

За окном идет снег. В машине Джина тепло и уютно. Внутри Эйса ― пол-бара. Эйс отвернулся к окну, но увидел свое отражение. Как бы ни хотелось, но перед глазами не плыло, а рассудок не был затуманен нежной, мутной пеленой алкоголя, и он отлично отдавал действиям отчет. И он один на один с ним снова. И снова. И снова... Горло раздирают несказанные слова, как их много, и сколько в них горечи. И Эйсу и в голову не приходит проронить хоть одно. Они не дойдут до адресата, они потеряются в холодном зимнем воздухе, затем в свежести рассвета, в суете полудня, а вечером покажутся отправителю бредом. Так странно осознавать, что, имея толпы фанатов, десятки, сотни друзей, ты, возможно, самый одинокий человек в этой долбанной Вселенной, не так ли? В голове ― голоса. Один шепчет: «Защити меня». Другие создают лишь бесполезный шум. Эйс откинул голову на спинку переднего сиденья, и почерневшие, жидкие волосы рассыпались волнистыми локонами по узким плечам с выпирающими косточками ключиц. Воздух стал горячее. А снегопад за окном усилился. На этой вечеринке, полной музыкантов, их продюссеров, фанатов и прочих, не было бы человека, что не слышал о двух приглашенных, о двух бывших коллегах, которые за весь вечер и два часа после полуночи не перекинулись ни единым словом. За исключением: «Тебя докинуть до дома?» ― предложенного Джином. Эйс стоял на крыльце и курил. Он только покивал. Что остается, если убрать эмоции, словно пролить грязную воду из стока на искуссный рисунок акварелью, а все жизненные соки выжить, так, как выжимают тугой жгут или коноплю, чтоб сплести грубую веревку? То, что оставалось всегда: сделать вид, что все в порядке. Он признал это. Они оба признали. Молчали, будто не не виделись шесть лет, молчали так, будто не были знакомы вовсе. Скорее всего, так и было, потому что зачастую люди меняются так сильно, что от них не остается ничего истинного. Его руки дрожали. Уже давно. Просто сейчас, встретившись с Джином взглядами, он понял, что имеет значение. Джин включил печку и закрыл окно, приотрытое буквально на пять сантиметров, чтоб запотевшее стекло распотело и можно было разобрать скользкую дорогу, такую оживленную всегда и пустынную сейчас. Спустя минуту в автомобиле стало еще теплее, и даже немного душно. Эйс вслушивался в играющую мелодию, а на его лице не отражась ни одной эмоции. Оно было бледным, ― нет, оно было серо-бесцветным. Джин знал это, как никто другой. И он видел Эйса румяным и с вполне здоровым цветом кожи. Когда-то в прошлой жизни, так давно, так далеко, так далеко от правды. И диалоги, наполненные скрываемым соблазнением, и тактильные ласки, невербальный контакт, все кануло в лету и забыто, перечеркнуто, вычеркнуто из двух жизней, словно то, чего никогда не было и не могло быть. Оба отвыкли. Эйс делает вид, что забыл все, что понятия не имеет, что было вечером, что происходит сейчас, что произошло шесть лет назад, что было перед этим. Этого не было. И Эйса не было вместе с его прошлым. Как всегда непонимающий и печально-бесстрастный взгляд темно-карих глаз блуждал по машине, огибая Джина. Даже проезжая мимо очередного фонаря, Джин не замечал ярко-оранжевого блика и рефлексов на лице Эйса, они будто тонули и не угадывались. Джин отстранил одну руку, ближнюю к Эйсу, от ведения машины и накрыл ею холодную ладонь бывшего любовника, проведя шершавым большим пальцем по обветренной тыльной стороне. Странно, но Эйс смог сдержать всплывшие воспоминания. Как Джин до боли сильно сжимал его руки в порыве страсти, не отдавая себе должного отчета, ― так, что костяшки пальцев сводило, а пальцы немели и белели у кончиков. Или нежно, как сейчас, брал за руку и обязательно, пока никто не видит, говорил что-то. Сейчас их никто не видел, но Джин не прижимал руку Эйса к своей груди, улыбаясь, и он молчал. Эйс приблизился к холодному из-за мокрой от снега куртки плечу Джина и прильнул к нему щекой. Это ничего не значило. Мало что что-то значит теперь. И голова была так чиста, а внутри Эйса ничего не рухнуло, когда он почувствовал на пальце Джина кольцо. Он все знал, ему не было дела. Вдалеке показался дом Эйса, и он на секунду прикрыл покрасневшие от недосыпа и частого приема наркотиков глаза. Веки казались свинцовыми, они едва заметно подрагивали. Машина остановилась. Эйс поднял голову, а карие глаза Джина впивались в него, ища не ясно чего. Каждая вспомнившаяся в тот момент улыбка, каждый неловкий стон и поцелуй, каждый вздох и каждое прикосновение были отпечатаны на уровне буквально мышечной памяти и мелькали перед глазами Эйса, будто кино. Но этого нельзя было прочесть или угадать в его лице. — Пока, Джин. Прощание ― единственное, что прозвучало после долгой разлуки. И никто оказался не в силах защитить от собственных желаний.