Неизведанные регионы, космическая база «Цитадель», 24 ПБЯ
— Восемь-семь!.. С койки выше послышалось неразборчивое бормотание и светлый, конопатый парнишка, потянувшись, ловко ударил по свисающей со второго яруса пятке. — Эй, да проснись же! — возбуждённым шёпотом прошипел он снова. — Слип, отвали, — отбрыкнулся Восемь-семь, пряча темнокожую ногу под одеяло. — Проклятая рань. — На том свете отоспишься. — Слип схватился обеими руками за перила и, упершись ступнями в жесткий матрас, подтянулся к верхней койке. — У казармы только Болт и Миля: припёрлись какие-то важные шишки, и Фазму с альфачами отозвали. Пойдём посмотрим? — С твоей удачей ты в темноте и босиком хлопнешься на первом же мостике, — раздался с соседней кровати ленивый голос. — Заткнись, Найнз, — надулся Слип. — Как скажешь, сладкий, но помяни моё слово — загремишь в медблок ещё раз, и Фазма спишет тебя за профнепригодность. — Помягче, Найнз, он лажает без напоминания. — Глядите-ка, кто заговорил! Зеро, красавчик, я уж было подумал, что ты сорвёшь голос — Тройка так старалась. — О боже, Найнз!.. — Любишь же ты всё опошлить. — Почему опошлить? Она виртуозно… — Да заткнитесь оба! — Восемь-семь откинул одеяло и рывком сел, яростно растирая припухшие со сна веки. Сочувственно опустил глаза на покрасневшего до корней волос друга и недобро покосился на старших товарищей. Спальный отсек в казармах был очень большим, и, хотя двери и панели управления были подсвечены, вокруг царил полумрак. Так что разглядеть лица Найнза и Зеро в темноте было трудно, но Восемь-семь ни секунды не сомневался, что те ухмыляются. Они были на три года старше его и Слипа, и через год, после семнадцатилетия этой парочке болванов предстояло покинуть «Цитадель». Тревожно и заранее обидно было всем: даже они не могли быть уверены, что их распределят на один корабль — оказаться в итоге всем четверым вместе было бы слишком большой удачей. Среди тех, что постарше, ходили, конечно, слухи, будто Фазма всех своих под крыло берёт, но случалось и так, что неугодных она отдавала хорошо если в распоряжение других кораблей Осколка, так порой и вовсе списывала за несоответствие. Вряд ли их убивали: Найнз с присущей ему суровой откровенностью часто рассказывал про быт на промышленных планетах — охрана и сантехслужба нужны были и там, но шансы, что корабль или база потерпит крушение в результате ошибки нерадивого штурмовика, сводились к нулю. Так что физически менее крепких, нерасторопных и рассеянных часто ссылали на дальние рубежи. Паршивая участь. Многие пророчили её Слипу, и, на самом деле, Восемь-семь с аргументами был согласен. Вступался за товарища из исключительной солидарности: сильный или слабый, он был его другом, но подспудно Восемь-семь всегда опасался, что рано или поздно среди списанных окажется щуплый Слип. — Святая невинность, — ехидно протянул Найнз и, судя по звуку, свесил ноги с койки. — Но карапуз всё правильно слышал: у нас сегодня новый приёмыш Сноука проездом. — Приёмыш? — переспросил Восемь-семь. — Ученик, — пояснил Зеро. — Командирован на «Молот рыцарей», у нас в образовательных целях. — А ты-то откуда знаешь? Найнз негромко хохотнул и легонько толкнул друга ступнёй в висок. — Тройка не только громко стонет, но ещё и хорошо слышит. — Мамой клянусь: ещё слово, и я тебе врежу. Она хорошая. — Так я ж и говорю… Послышался звук недолгой борьбы: Зеро схватил Найнза за щиколотку и попытался стащить его с верхней койки, но не рассчитал — ему сверху прилетело подушкой, и несколько мгновений не было слышно ничего, кроме злого пыхтения и ворчливых ругательств. С соседних кроватей послышалось недовольное бормотание и требования заткнуться, но двое дебоширов были самыми старшими в казарме: за устным выражением недовольства ничего не последовало. — Он ситх? — Слип даже заёрзал от любопытства, комично вытягивая шею, словно бы это помогало ему видеть в темноте. — Да чёрт его знает. — Найнз со смехом брыкнулся и на всякий случай подтянул обе ноги к себе. — По мне, так один хрен: что ситхи, что джедаи. — Я про них только в книжках читал, — мечтательно протянул Слип и тут же осёкся, наткнувшись на скептический взгляд Восемь-семь. — Сноук не в счёт. — Ещё где-нибудь так не скажи. — А если сболтнёшь, то настаивай, что это был комплимент. — Найнз спрыгнул со второго яруса, почти беззвучно приземлившись босыми ногами на пол, плюхнулся на нижнюю койку и пихнул Зеро плечом. — Ну что? Болт и Миля дерьма не чувствуют, даже если им под нос подложить. Прогуляемся? — Да! — Слип радостно вскинул в воздух кулак, и Восемь-семь закатил глаза: — Ну вот зачем? — Не будь занудой, — отмахнулся Найнз. — Один раз живём. Зеро качнул головой, не серьёзно отпихивая в сторону загребущие руки главного заводилы, и еле слышно буркнул: — И недолго, если продолжим в том же духе. — Твиррл с вами. — Найнз одним слитным движением поднялся и потянулся. — Сидите тут, мы со Слипом вместе пойдём. Не обувайся, карапуз, весь экипаж топотом перебудишь… И Найнз демонстративно запихнул руки в карманы пижамных штанов и прогулочной походкой направился к выходу из казармы. За ним увязался Слип, шлёпая босыми ступнями по полу и улыбаясь во все свои не так уж и давно выросшие коренные. Делать было нечего: Восемь-семь, с негодованием переглянувшись с заломившим бровь Зеро, с тихим рыком слез с кровати. Поёжился от холодного пола и мысленно согласился с длинным вздохом явно утомлённого чужой глупостью Зеро. Парочку потенциальных уборщиков на весь следующий месяц они нагнали уже у самой двери, и когда та бесшумно распахнулась, почти не удивились, обнаружив охранников мирно посапывающими на посту. Рассчитывать на такую же благосклонность судьбы и дальше не следовало, так что по коридорам знакомой до последнего винтика «Цитадели» они продвигались максимально быстро. Едва было не попавшись сначала у пультовых, а потом — у лифтов транспортного дока, они пронырливо и на удивление тихо шмыгнули в вентиляционную шахту и, воспользовавшись полным отсутствием внимания командиров к технической площадке у вентиляционного люка, разместились на ней. Оказалось не так комфортно, как пять лет назад: никто из них меньше не делался, и только Слип не отвечал на возмущённый тычок в бок таким же тычком, но видно оттуда было всё так же хорошо. — Да чтоб меня тля вроширская замучила, он едва старше нас, — прошептал Зеро. Все четверо уставились на высокого, худощавого юношу во всём чёрном, что шёл по доку вместе с Фазмой и старшим офицерским составом. Технический персонал продолжал работу, из чего сам по себе напрашивался вывод, что прибывший ученик пусть и широко разрекламирован, но в действительности пока не занимает высокого поста. Казалось, впрочем, что его это ничуть не беспокоило: ТАЙ файтеры и транспортные шаттлы занимали его куда больше стелющегося перед ним коммандера. — Страшным не выглядит, — почти прижавшись к сетке лицом, пробормотал Слип. — Сноук выглядит так, словно давно умер и разложился, однако ж это ему не мешает, — скептически заметил Восемь-семь. — Сноук так, бродяжка, — отчего-то вмиг изменившимся, помрачневшим голосом обронил Найнз. — Провинциальный божок с амбициями властителя мира. — Рехнулся? — прошипел Зеро, смешно оглядываясь по сторонам. Найнз качнул головой в сторону командированного адепта и с неясной горечью, словно к нему у него какие-то личные счёты, презрительно протянул: — Да вы посмотрите: старик уволок чью-то голубую кровь. Трое парней вновь повернулись к остановившемуся у одного из ТАЙ файтеров адепту и почти одинаково прищурились, будто пытаясь разглядеть сквозь чёрный камзол невидимые глазу атрибуты королевской власти. — Я вижу только большой нос и такие же большие уши, — хмыкнул Зеро. — А ты присмотрись. — Адепт кивнул в ответ Фазме и, равнодушно склонив голову к плечу, продолжил слушать соловьём заливающегося коммандера. — Я с десяти лет Хезера сопровождал, немало таких видел. Идёт так, словно в дерьмо у трапа наступил, смотрит чуть выше макушек и жалеет, что без перчаток: Хезер ему руку пожал. Помните, с нами на втором году такой Малкольм был? — Восемь-семь кивнул, и Найнз негромко фыркнул. — Он на «Господстве» сейчас. Так этот в общей столовой не ест, а когда пожрать первый раз туда пришёл, смотрел так, словно есть без ножа — преступление. — И при чём тут амбиции Сноука? — не понял Зеро. — При том. Этот много хуже нашего гниющего монстра. Фазма вместе с офицерским составом развернулись в сторону лифта, а новый ученик Сноука, чуть отстав, вдруг обернулся и безошибочно уткнулся взглядом в площадку. Он был достаточно далеко, но каждый из кадетов будто бы оказался нос к носу с заметившим их адептом. Слип громко ойкнул и, подскочив, заехал затылком в подбородок Зеро. Тот ругнулся, с опаской поглядывая на заметившего их адепта, потёр ушибленную челюсть и покосился на Найнза. — Пошли отсюда, — нахмурившись, скомандовал тот. Они заторопились, по очереди протискиваясь обратно в шахту, а Восемь-семь всё смотрел и смотрел в чёрные глаза адепта и не мог пошевелиться. В голову лезли дурацкие мысли: про сегодняшний завтрак, про вчерашнюю тренировку, про ямочки на щеках симпатичной новенькой из корпуса TD, про глупого Слипа, который никак не мог научиться держаться подальше от опасности, про собрания после каждой аттестации, и он пытался, правда пытался перестать думать, но не мог. — Восемь-семь!.. — с беспокойством окликнул его Слип. Короткая пытка закончилась, и он, вдруг ужасно испугавшись, схватился за протянутую влажную ладонь вечно радостного, отчаянного Слипа и быстро прошмыгнул в душную вентиляционную шахту. Тёмные глаза, казалось, жгли его взглядом даже сквозь стальные стены. Вдохнуть полной грудью он себе позволил только в казарме.Космическая база «Реван», 35 ПБЯ
Пейдж всегда считала, что Роуз слишком влюбчивая и доверчивая, и когда-нибудь это выйдет ей боком. Не ошибалась, на самом деле: Роуз всю свою жизнь привязывалась к мало-мальски приятным людям с первого взгляда и, возможно, порой не умела смотреть на чужие недостатки критически, но мягкотелой её, меж тем, назвать было трудно. Да, она рано определила для себя, что такое хорошо и что такое плохо, парадоксально легко покупалась на доброту и всегда старалась видеть в людях хорошее, но Тико родилась на жестокой планете среди жестоких людей, и смердящую трусость не переносила на дух. Что-то в этом роде она и сказала тогда проклятым дезертирам, и, хотя Финн планировал всё то же самое, и плевать на причины, трусом бывший штурмовик не был. Запутавшимся, категоричным и до смешного, до невозможного диким — да. Но это было поправимо. Пока ещё. После хлёсткой пощёчины в столовой Роуз в этом сомневалась. Что именно было сказано, не слышала, да и Рей она знала плохо, но когда били по лицу, то били за дело. Теперь Финн вот уже полчаса кряду сидел на небольшой кровати, уткнувшись локтями в бёдра и буравил взглядом пол. Он даже головы не поднял, когда Тико вошла в каюту. Протеста, впрочем, тоже не выразил, и пусть они не говорили о том, что между ними происходило, а Финн не позволял себе ничего, кроме робких прикосновений к руке и иногда, когда достаточно смелел, неловких объятий, чужими они друг другу не были. Так что Роуз закрыла за собой дверь, присела перед ним на корточки и, склонив голову, поймала пустой, остекленевший взгляд. Приподняла брови в немом вопросе, и Финн, моргнув, отвернулся. — Я это заслужил. — Не сомневаюсь. — Тико улыбнулась, заметив мелькнувшую в глазах обиду. — Но?.. Но если бы Найнз с ним сейчас разговаривал, он бы сказал, что Финн ревнует. Не потому что он, кажется, был поначалу слегка влюблён, не потому что Рей была его другом, а потому что она, как и Рен, оказалась из другой лиги. На ту самую, про которую часто говорил Найнз, ступень выше. Роуз не следовало это слышать, потому что Финн собирался снова взять её за руку, и это не значило, вовсе не значило, что он считает её хуже, но… Но она была немного проще. — Ничего, — качнул головой Финн, осторожно касаясь тыльной стороны ладони Роуз. — Я просто заслужил. Последний взгляд Рей сегодня в столовой был почти таким же, как и у Рена тогда, в первый день на «Цитадели»: пристальный, но равнодушный. Финн так старательно воспроизводил его в памяти, что совсем не заметил словно бы потрескавшейся улыбки Роуз. А Роуз не была ни слишком влюбчивой, ни слишком доверчивой. Просто иногда ей казалось, что это стоило приложенных усилий.* * *
На смотровой площадке гудела тишина. Бета-смена заступила на мостик двадцать минут назад, и суматошный день плавно перетёк в обманчиво спокойную ночь. Пустые коридоры патрулировали штурмовики, у консолей лениво зевали техники, а среди едва слышного гула мощного двигателя изредка раздавалось негромкое эхо — астродроиды недовольно попискивали, натыкаясь на шныряющие туда-обратно румбы. Ради таких вот моментов Бен соглашался на миссии в самых далёких уголках Галактики. Ему нравилось гулять по опустевшим палубам. Засиживаться на непривычно тихом мостике и порой часами вглядываться в безмолвный космос. Он представлял, как преодолевает парсек за парсеком, как планеты вращаются вокруг звезд, как тонны космического мусора бьют по взрытой поверхности мелких спутников и заброшенных космических станций. Как он сам проходит сквозь поле астероидов, как скользит в опасной близости от чёрных дыр — безмолвный космос был лучше из любых виденных им планет. Он любил атмосферу настороженного ожидания, когда на сон не оставалось ни одной минуты, но спать всё-таки надо было, и альфа-смена ложилась спать в обнимку с комлинками, с минуты на минуту ожидая писка тревожной кнопки. В космосе ночь ничем не отличалась от дня: в каютах просто выключали свет, звуконепроницаемые стены и двери глушили все лишние звуки, и разум, привыкший спать не по расписанию, а когда удастся, выключался, забываясь свободным от иллюзий сном. У всех, кроме него. Экипаж ложился, он оставался бродяжничать, переживая первые пару часов уже давно привычной бессонницы вместе с шарахающимися от него офицерами и рядовыми бета-смены, а корабль продолжал жить, мчась сквозь космическое пространство. И если по непривычно тихому мостику всегда можно было отличить одну смену от другой, то на смотровой площадке, вне зависимости от часов, ход времени, казалось, не играл никакой роли. Бесполезные с точки зрения функциональности квадратные метры: прозрачный транспаристил отвечал всем требованиям и по прочности, и по жёсткости, но для килевой части корабля подходил плохо. Рен оставил её исключительно эстетики ради. Правда, разглядеть в гиперпространстве окружающие пейзажи возможным не представлялось, но чёрные коридоры с бело-синими всполохами его успокаивали. Не то чтобы он рассчитывал на много свободного времени, которое можно было бы потратить на звезды, но проводить бессонные ночи здесь, а не в каюте представлялось лучшей перспективой. Как оказалось, не ему одному. — Из всех мест на корабле ты выбрал именно это. Решил справиться о настроении экипажа? Рен, не впечатлённый склочным тоном, переступил через порог и прислонился спиной к закрывшейся двери. — Это ты пришёл, зная, что я найду тебя здесь. По губам Аллена скользнула тонкая улыбка, и он вновь повернулся к иллюминатору. — Раньше с тобой было проще. Должно было быть сказано с сожалением, но голосу Аллена не хватило обычного его снисходительного равнодушия. — Я ни к чему её не принуждал. — Рей не придёт, если не позвать, так что можешь… — Перестань. — Видишь, как неприятно, когда лезут тебе в голову? Бен осёкся и, в защитном жесте скрестив руки на груди, покачал головой. Солман повернулся к нему, прислонился к стальным перилам и, совершенно по-человечески, обречённо даже разведя руками, утомлённо прикрыл глаза. — Сомневаюсь, что Мару вообще можно было хоть к чему-нибудь принудить. В хрупком, непривычно глухом голосе прозвучало столько томительной, застарелой печали, что Бен почувствовал себя неуютно, стоя здесь, на огромной площадке, среди проносящихся мимо них ярких звезд и космических туманностей, напротив человека, слишком давно и хорошо знакомого, чтобы между ними осталось место хоть какой-нибудь неловкости. Он чувствовал себя так на Фондоре, когда едва заметный дождь превратился в яростный ливень, вымочил их с головы до ног, размыл кровь на импровизированной плахе, и смешал стоящего над телом Мары Аллена с окружающей их чёрной мглой. Когда собственная ярость уже нашла выход, обрекла на смерть ни в чём не повинных жителей деревни, название которой он не знал и знать не хотел, а ярость Аллена сидела на стальной цепи, потому что отпусти он её, и пути назад не будет. Потому что отпусти он её — и его убьёт Кайло. Заманчивая мысль била тогда у Солмана в голове набатом. До абсурда простое решение: сорваться, напасть и заставить убить, не оставить иного выхода, кроме как пронзить сердце мечом, спасая если не себя, то Малеков. Никогда, никогда ещё Бен не видел такого хаоса, такой отчаянной борьбы, такой оглушительной печали и сокрушительной, унизительной мольбы. Никогда ещё Тьма так не хотела отдаться на волю Тьме, но теперь всё, от самых низменных желаний до самых возвышенных порывов, было подчинено железному самоконтролю. — И с тобой раньше было проще, — невпопад ответил Бен. Аллен негромко, но отчего-то с облегчением рассмеялся и всё ещё немного напряжённо пожал плечами. — Почти пять лет прошло. Цепь стала толще. — Выпрямился, переступив с ноги на ногу, и, бросив взгляд на размытые звёзды за транспаристилом, спросил: — Знаешь, почему Сноук выбрал тебя? Среди нас двоих? Среди всех в Галактике? Рен был бы рад услышать ответ на этот вопрос и десять, и пять лет назад. Он задавался им всякий раз, когда становилось запредельно тяжело. Когда единственной движущей силой была ненависть, а рычагом давления — алый меч. Теперь он его знал, но Солман говорил как будто бы не с ним, потребность высказаться читалась на обыкновенно невозмутимом лице с оскорбительной лёгкостью, и Бен, едва заметно качнув головой, приготовился слушать. — Дело не в Силе или наследии, — глухо проговорил Аллен. — Дело в сделанном выборе. Ты заранее выиграл борьбу, что ведёт каждый из нас, дабы однажды не стать жертвой материи куда более опасной, чем мы сами: мы злимся и гнев тянет нас всё ближе к обрыву, ты злишься — отчаяние ведёт тебя обратно к Свету. Естественный баланс. Гармония во плоти. Горькая усмешка прорезала губы, и Солман посмотрел ему в глаза. Сорвавшийся с губ безрадостный смешок потонул в шорохе одежды, когда он обхватил себя руками. — Тебе не хватало только такой же. Что с таким же тщанием потянется к твоему Свету, когда как всем своим естеством будет стремиться во Тьму. А Сноук был старым идиотом: заполучив один бриллиант не разглядел второй. Бен нахмурился, переступив с ноги на ногу, и Аллен, качнув головой, отмахнулся: — Не смотри на меня так: у меня нет амбиций вселенского зла, — неловко повёл плечами и, поморщившись, угрюмо добавил: — И жалеть меня перестань. Мара никого не любила. А от тебя получала ровно то, что хотела. — Помолчал недолго, словно не знал, стоит ли продолжать, и всё же глухо, на выдохе произнёс: — Я бы никогда не смог дать ей так мало. Голосом, подозрительно похожим на голос Триш, в голове Кайло прозвучала мысль о том, что когда-нибудь Аллен всё-таки должен был это сказать. И хотя потревожившие тишину легкая опаска, заведомое сожаление и злая решимость в общем и целом обнадёживали (Рен, так или иначе, оставался их лидером и мог рассчитывать на определенную дистанцию), но, по правде, были совершенно лишними. Упрекни его Солман в этом при её жизни, он бы, безусловно, нарвался на драку. Но сейчас он был всего лишь прав. И по-прежнему, когда ополчался на весь остальной мир, надеялся на избавление. — А она бы никогда не приняла больше. — Рен в несколько шагов преодолел расстояние до скошенных транспаристиловых стен и облокотился о стальные перила. — Я не отпущу тебя с корабля. Несколько лет назад ещё… Аллен рассмеялся, в очередной раз поражаясь тому, как просто и иногда бездумно Рен считывал роящиеся на поверхности сознания мысли, и с досадным снисхождением посмотрел ему в глаза. — Брось, Бен. Я упустил свой последний шанс уйти от тебя живым, когда ты впервые поругался с Хаксом. Но мне нравится думать, что я однажды могу. — Задумался на мгновение и, почти весело пожав плечами, предположил: — Или, возможно, мне просто хочется верить, что реши я уйти, ты незамедлительно меня убьёшь. Угрюмое недовольство в глазах Бена поменялось местами с чистой яростью, и Солман, встрепенувшись, мотнул головой. — Бен, я… Я не стану вынуждать. — Подумал, должно быть, о том же, о чём пару мгновений назад думал Кайло, и потёр лоб. — Момент слабости. Было и прошло. Рен еле заметно вздрогнул, вспомнив, как слышал нечто подобное в мыслях Рей. Вспомнил, чьим голосом оно было сказано и сколько сожаления было в глазах Люка, когда он рассказывал об этом не ему, не Бену. «Миг, что сродни наваждению. Прошёл и оставил за собой лишь горечь и стыд». Бен вспомнил и с давно исчерпавшим себя презрением ко всему человеческому, с раздражающим смирением и выдохшейся злостью повторил про себя его же, Люка, слова: «Всего лишь люди, Бен. Даже мы». Отошёл от перил и, мгновение поколебавшись, сказал: — Она спрашивала про тебя. — Аллен недоумённо нахмурился и Кайло пояснил: — Кристалл в форслоке. Я увидел её, когда взорвалась бомба. Не Призрак Силы, нет — лишённый воли отпечаток сознания владельца, но очень… Настоящий. — Посоветовала бросать на бомбы упитанных штурмовиков? — грустно, с несмелой надеждой спросил Солман. — Что-то вроде. И передавала тебе привет. — Аллен замер, смотря Рену прямо в глаза, пугающе откровенно и уязвимо, и Бен в этот самый миг с необычайной ясностью понял, сколь много зависело от его слов. — Переживала, что без неё некому вернуть тебя с небес на землю. Изумление в ясных глазах напротив стоило и пережитых катастроф, и перенесённых утрат. — Завтра в половину шестого тренировка, — добавил Кайло, прикладывая ладонь к панели. — Ты нужен. Рен вышел, выдохнул с облегчением, когда Аллен больше ничего не сказал, и, тщетно борясь с дрожащим в грудной клетке трепетом, тяжело зашагал по коридору. В последнее время вокруг было слишком много небезразличных ему людей. Всегда проще, когда они где-то там, на другом конце Галактики: справляются со своими тяготами, переживают личные бури, просто живут и просто умирают. С другой стороны, до другого конца Галактики долго лететь. Дойдя до своей каюты, Бен достал голопад, открыл схему четвёртой палубы, где разместили пассажиров, и щёлкнул по одному из дроидов-уборщиков. Так себе почтальон и так себе приглашение: Рен мог бы воспользоваться узами, но сейчас, когда между ними было всего лишь две палубы, вместо привычных световых лет, тянуться к связи, какой бы материальной она ни казалась, не хотелось. Так что дроид — выход неплохой. Взлом программы — дело нескольких секунд. Трепещущие возле сердца мириады звёзд замерли в предвкушении. На четвёртой палубе шустрая румба с разбега и с отчаянным писком врезалась в дверь первой слева каюты.* * *
Часом позже
В голове Рей бесконечно взрывалась сверхновая. Словно в замедленной съёмке: водород превращался в гелий, заканчивался в недрах, верхние слои звезды обрушивались к центру, вещество взрывалось и взрывалось, и взрывалось, всё сильнее сжимая ядро и унося верхние слои звезды ударной волной, и так бесконечно много раз, пока ослепительно белый свет не вынуждал зажмуриться… Нейтрино. Чёрная дыра. Проклятый квазар. — Засмеёшься, и я тебя укушу. — Ты как будто бы напрашиваешься. Если посмотреть на всё со стороны, то, вероятно, могло показаться, что только к этому всё и шло. С того самого момента, как она выстрелила, пятясь от монстра в маске. Как она, спотыкаясь о мощные корни древних деревьев Такоданы, пыталась бежать. Как застыла, безвольная, напуганная, пленённая и всё же… Жаждущая? Сейчас ей казалось, что да. И это не было любовью с первого взгляда, это, вообще говоря, могло и должно было закончиться очень плохо: он приковал её, он пытал бы её, не окажись она такой интересной, он бы убил её, потребуй того случай чуть раньше, чем они оба прошли точку невозврата, но дальше — дальше была только упрямая закономерность, помноженная на дерьмовое чувство юмора Силы, банальную физиологию и метафизическое родство душ. Немыслимо. Она шла сюда обиженная, злая и заранее оскорблённая. Переступила порог чужой каюты, готовясь обрушить на лидерскую голову небесную кару и дроида-румбу, покричать, обвинить во всех смертных грехах и уйти к себе. В гордом одиночестве и в расстроенных чувствах. Она подошла к нему, напрашиваясь на скандал, а он смотрел со всезнающей ухмылкой на губах и вызовом в глазах, и… И вот. Было бы смешно, не разрывайся она сейчас вся от приятной, мучительно сладкой боли, потому что Финн теперь как будто напророчил. У этого должно было быть какое-нибудь объяснение, что-нибудь получше, чем ошеломительное, немного нездешнее и капельку ужасающее «Я люблю его». Ох, серьёзно? Она действительно сейчас подумала именно эти слова? — Нет. Бен. Просто помолчи. — Нем как могила. Кайло был тяжёлым и горячим, и большим, и она никогда, никогда ещё не чувствовала себя такой целой, такой полной и счастливой. Дыхание всё ещё срывалось на выдохе, мышцы сводило судорогой, отголоски болезненного, нестерпимого удовольствия искрили в каждой клеточке тела, и если вот так — всегда, то теперь Рей понимала, почему вокруг секса так много разговоров. Она облизнула пересохшие губы, поймала вновь вспыхнувший тёмным взгляд и, ошеломлённая внезапным открытием, потёрла влажный затылок Рена. Чуть потянула за длинные, вьющиеся на кончиках волосы и прикусила губу, когда Бен в отместку чуть качнулся. — …Хорошо, — вырвалось у неё. — Хорошо. И что теперь? Бен бездумно пожал плечами, посмотрел на разметавшиеся по подушке волосы, на наливающиеся краской отметины на ключицах. Сосредоточился на тепле тела под ним, на терпком запахе, на дрожащем на его шее дыхании. Наклонился, прижался к припухшим губам, сорвал ещё один бесстыдный стон и довольно дёрнул уголком губ. — Ну, не знаю. С сытным ужином мы разобрались: все репликаторы базы в твоём распоряжении. Что там было про отсутствующие кандалы? — Ах ты… Тычок в грудь получился не слишком убедительным. Сверхновые… О Сила. Сверхновые продолжали взрываться.