— Леди Гермиона, вы же не можете в таком неподобающем облачении появиться перед гостями! Что о вас подумают? Что подумают о вашей бедной служанке?
— Вздор! Если хотят жениться, то должны быть готовы ко мне реальной, — произнесла Гермиона.
Она совершенно не желала переодеваться, поэтому поспешила в гостиную своего родового поместья, где, без сомненья, уже собрались гонцы, желавшие ее руки. Она совершенно не хотела изображать из себя ту, кем никогда не являлась, поэтому предпочла спуститься в комнату, где ее ожидали родители, в том виде, что была. Джинни, одетая с иголочки, идеально причесанная и украшенная, выглядела обиженной, но спорить с госпожой не стала.
Гостиная ее родового поместья отличалась простотой, тут не было вычурных деталей. Пара изящных диванчиков, покрытых тканями, гобелены, очаг в углу, на каменном полу потрепанные ковры. Чуть на возвышении сидел ее отец, у ног которого примостились собаки, что неотлучно следовали за своим хозяином. Старшая леди Грейнджер в высоком головном уборе сидит близ него, держа в руках резной кубок, наполненный, без сомнения, вином, а гости же, состоящие из двух человек, сидят на диванчиках неподалеку. Слуги расположились около подсвечников с зажженными свечами, а сквозь зарешеченное окно в комнату залетает холод. Такой запомнилась гостиная Гермионе в тот день, когда она видела ее в последний раз. Она ступила в комнату, расправив складки на своем грязном платье, держась с изяществом королевы, но точно не провинциальной леди. Она склонилась в поклоне пред гостями, а они поднялись, пораженные контрастом между девушкой и ее одеждой, казавшимся немыслимым. Гермиона все поняла и улыбнулась лишь уголками губ.
Люпин склонился в поклоне, никогда не видевший Гермиону, он был удивлен. Рядом с ним поднялся человек, имени которого девушка потом не могла вспомнить, однако стоит сказать, что звали его Питером. Он носил звание помощника Люпина, но в сущности ничего не делал, лишь хлебал вино на праздниках. Помощник напоминал крысу-переростка, и девушка с любопытством, совсем несвойственным благовоспитанной леди, разглядывала его, но поймав негодующий взгляд матери, отвела глаза.
— Прошу меня простить, мне стыдно, что вы ожидали меня.
— Господа, прошу приветствовать мою дочь — леди Гермиону Джин, урожденную Грейнджер, — произнес сэр Грейнджер.
— Раз приветствовать вас, — сказал Люпин, делая шаг навстречу, — меня зовут Римус Люпин, я поверенный господина Гарри.
Гермиона протянула ему руку, а он склонился, целуя ее, следуя древнему обычаю. Руки, к счастью, девушка все же помыла, поэтому произошедшее не было совсем из вон выходящим, правда, перчатки она не прихватила.
— Надеюсь, господин в добром здравии? — улыбнулась девушка, следуя в комнату и присаживаюсь на диван. Люпин смог оценить ее попытку завести дружескую беседу, поэтому тут же сел рядом с ней. К ним подошла служанка, протягивая кубок Гермионе. Та с легким кивком приняла его и посмотрела на Люпина, который пристально изучал ее, ища в ее лице признаки того, чего он опасался. Римус боялся, что невеста Поттера окажется слишком жеманной, истинной леди здешних мест, словом, совсем неспособной к нелегкой роли будущей королевы. Или слишком высокомерной. Однако пока понять было ничего нельзя.
— Он в добром здравии, уверяю вас. Господин шлет вам приветствие и, — он посмотрел на Питера, — этот скромный презент в знак наилучших пожеланий.
Питер, немного шатаясь, поднялся, вынул из сюртука шкатулку из резного дерева и с поклоном протянул ее Гермионе. Та приняла ее и посмотрела на мать.
— Ну же, Гермиона, открывай. Не стоит заставлять наших дорогих гостей ждать, — произнесла она, всем видом выражая нетерпение.
Девушка открыла шкатулку, прекрасно понимая, что там ее ждет. На бархатной подушке лежало кольцо с лунным камнем. Она достала его. В свете свечей кольцо переливалось. Девушка смотрела на него без тени интереса.
Гермиона помнила встречу с Гарри и его рассказ о кольце, что передавалось от старшей леди Поттер к младшей и служило символом брачного союза. Без колебаний она надела его безымянный палец левой руки, тем самым подтверждая свое желание заключить помолвку.
— Поздравляю тебя, дочь, — отец поднялся, подошел к девушке и расцеловал ее в обе щеки, — ты приняла самое верное решение.
Мать не сдержала своего восторженного крика, но тут же стушевалась, увидев, что она нее в упор посмотрел Люпин, который по-прежнему сомневался в происхождении невесты Поттера.
— Будто бы у меня был выбор, отец, сам будущий король предложил мне стать его спутницей, разве могу ли я в таком случае отказать ему?
— Вы уверены, что приняли верное решение, леди Грейнджер? — спросил Люпин девушку, когда ее отец отошел к своему месту, крепко держа за руку свою супругу.
— Разве у меня есть выбор? — повторила она, внимательно глядя на Люпина.
— Полагаю, что нет, — ответил тот.
***
Она сидела за длинным столом, по правую руку от отца, а рядом с ней расположился Люпин. Во главе стола — сэр Грейнджер, за противоположным его концом — ее мать. Гостей было немного, только Люпин и Питер, а также парочка местных, состоящих из ее дядь и теть с потомством, всего лишь с пятнадцать человек. Они пировали, а Гермиона размышляла о том, какая судьба ожидала ее.
Сейчас на ней было длинное изысканное платье, мать настояла на этом, и она чувствовала себя немного неуютно, даром, что сидящий рядом Люпин то и дело внимательно смотрел на нее. Еще при сватовстве были озвучены условия: никому не сообщать о намечавшейся свадьбе, Гермионе предстояло стать королевой, и это следовало скрыть. Этим и объяснялся столь поспешный отъезд, небольшое количество сватов, состоявших из двух человек. Правда, был еще среди них один охранник, которого ей представили после визита в гостиную. Сейчас он стоял чуть поодаль от стола, близ одной из четырех колонн, что были вытесаны из дерева и подпирали крышу столовой. При иных обстоятельствах леди Грейнджер ни при каких условиях не впустила бы подобного человека в свой дом, но сейчас была вынуждена уступить. Гермиона хорошо видела его лицо при встрече свечей и то и дело смотрела на ее будущего охранника.
Это был высокий мужчина лет тридцати с темными волосами, ниспадающими на худое лицо с впалыми щеками. Одет он был весьма странно: кожаная куртка, сделанная будто бы из необработанной кожи, казалась весьма потертой, а под ней ничего не было видно, так плотно верхняя одежда прилегала к его телу, худому и жилистому. Люпин назвал его Бартемиусом, тот тут же поправился и попросил именовать его Барти, криво усмехнувшись при этом. Его лицо показалось Гермионе каким-то звериным, что заинтересовало ее, а вовсе не напугало, как этого, должно быть, хотел Люпин. На поясе у мужчины болтались ножны, он стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал за ней. Любую другую девушку такой взгляд смутил бы, но Гермиону заинтересовал этот человек, который словно бы состоял из противоречий: благородная внешность урожденного аристократа сочеталась в нем с резкостью черт и выражением лица истинного зверя, что подкараулит тебя в темных коридорах поместья и перережет горло только из забавы. Так думала Гермиона, ковыряясь в своей тарелке, не желая участвовать в сватовском пиру.
— Поднимем же этот бокал за будущее всего королевства! — произнес один из гостей, поднимаясь. Только что вошедшая служанка разлила вино, наполнила она и кубок Гермионы, но та к нему не притронулась, только сделала вид, что согласна со словами своего дяди.
Люпин последовал ее примеру, слегка улыбнувшись девушке. Питер же пригубил вино, выпили и ее мать с отцом.
Дальше же случился ад…
Один за другим все ее родственники, мать, отец, стали падать прямо в тарелки с едой, хрипеть. Гермиона не поняла происходящего, лишь вскочила, подбежала к матери, а по залу уже раздался предсмертный хрип умирающих отравленных родственников. Она не заметила ни служанку, бросившийся к ней, ни Люпина, который поспешил поднимать Питера, тоже отравленного. Она трясла мать, но вскрик служанки заставил ее обернуться.
Та осела на пол, проткнутая ножом Барти Крауча, который был готов приступить к своей задаче. Он спокойно смотрел, как служанка, простонав, падает на пол. На белом платье расползалось кровавое пятно, а Гермиона упала на колени подле ее умирающего тела.
Сил кричать не было…
***
В одну секунду она потеряла всех родственников, мать, отца, всех, кто ей был дорог. Она не плакала, просто сидела в углу, наблюдая за приготовлениями Джинни, которая носилась по комнате, бросая на кровать пред госпожой ее дорожное платье и мантию, что следовало надеть поверх одежд. В столовой лежали тела людей, которых она любила, у дверей были Люпин и Крауч, прихвативший свое оружие и теперь вытиравший его от крови первой попавшейся салфеткой.
Решение было принято единогласно: как можно скорее покинуть дом, использовав лошадей. Гермиона была плохой наездницей, но ее скромных умений хватило бы, чтобы преодолеть расстояние до ближайшего постоялого двора. До замка Поттеров отсюда было примерно полторы недели пути, посему следовало торопиться. Гермиона, не сказавшая ни слова, переоделась за ширмой, сменив свое красивое, забрызганное кровью служанки облачение, на дорожное платье из шерсти. Приняла сумку из кожи свиньи, которую повесила на пояс, набросила поверх платья простую дорожную мантию.
Они выехали из ее дома еще до наступления вечера.
