so young

Он юн, доверчив и прекрасен. Паркуюсь на углу академии и каждые будни не без удовольствия наблюдаю за тем, как его силуэт впопыхах появляется в дверях парадного входа. Он всегда выходит один, почти всегда последний. У таких трогательных мальчиков не бывает друзей в реальной жизни, такие как Ричи витают в облаках едва ли не круглосуточно, разыгрывая какие-то невероятные сценарии у себя в голове, напевая под нос мотивы любимых песен и думая о всяком. Всё происходит по отточенному временем сюжету: мальчишка озирается по сторонам и несколько пристыженно направляется в сторону моего автомобиля. На нём черная безразмерная одежда и гитара наперевес, взгляд всегда выразительный и живой. Он по-хозяйски открывает дверь авто, бережно укладывает инструмент на заднее сидение, после чего усаживается рядом со мной. Отмечаю про себя, что он отлично приноровился к такому раскладу событий. Ричи одаривает меня секундным поцелуем, и близость эта кажется мне абсолютно девственной и невинной – моё желание обладать им ослабевает. Он ещё так молод, и каждый раз в его компании я будто чувствую себя старше лет на десять. Я был бы отличным учителем для Ричи, наставником, компаньоном… Конечно, не будь я такой сволочью. Желание забыться сильнее меня, а покорные славные мальчики, подобные ему, являются, наверное, наиболее действенным средством для забвения. Все мои полупрозрачные моральные устои смешиваются с шальным блеском глаз Ричи. Рад ли я видеть его так сильно, как он меня? Завожу транспорт, и мы отправляемся ко мне домой. Любовно угощаю Ричарда сигаретой, спрашивая, как прошёл день. От табака он никогда не отказывается, и вот он жадно закуривает, без умолку болтая про свои внеклассные занятия музыкой, про успехи в этом нелёгком деле. Меня одолевает желание погладить мальчика по волосам, но я быстро одергиваю себя – всему своё время, Бретт - говорю, - всему своё время… Ричи спрашивает, можно ли поставить музыку, а вопрос этот – лишь формальность, ведь он, конечно, знает, что в этой машине он может делать всё, что ему угодно. Сегодня его выбор оказался менее прозаичным, нежели в предыдущие наши поездки – мы слушаем свеженький альбом «Pulp». Я знаю, он любит эту группу, а я подмечаю, что знаком с Джарвисом Кокером лично, после чего неспешно рассказываю какие-то забавные истории из своего музыкального опыта. Ричи внемлет каждому моему слову – он никогда не скрывает эмоции, и я всегда безошибочно определяю его отношение к тому или иному случаю. Юноша в очередной раз говорит о том, что счастлив знать меня; он неописуемо рад быть так близко к своим кумирам. Я улыбаюсь. Он всегда говорит о своих чувствах, и мне приятно осознавать, что это не какая-то пустая лесть. С другой стороны, меня гложет нелёгкое понимание ответственности, взваленной на мои плечи при первом нашем знакомстве, в то время, когда наша неправильная связь только завязалась. По пути домой мы останавливаемся, я даю Ричи денег. Тот отправляется в супермаркет, оставляя меня на десять минут наедине со своими сокрушительными мыслями – это плата за мою ненависть к приготовлению пищи. Он выглядит весьма одухотворённо, с какой стороны на него ни глянь. Вот он скрывается из виду; меня уже не спаси, я и мысли – один на один. Взгляд скользит по оживлённой улице, цепляется за прохожих. Это место хорошо мне знакомо. Я знаю, что немного западнее отсюда есть кофейня, знаю все заведения, соседствующие с ней. Во все мои любимые места меня когда-то привёл Бернард, а я, порой сам того не понимая, показываю их Ричи. Он, в свою очередь, пребывает в том же восторге, в каком когда-то пребывал и я. В какой-то момент я понимаю, что снова сравниваю юного гитариста с Батлером – от такого хочется дать себе по роже. Ричард – не Бернард, и это к счастью. Иногда я вижу, как мальчик пытается копировать его, заимствует его сценические фишки, но я ловко иронизирую на эту тему, и он в эти секунды кажется пристыженным. Ричарду, возможно, не хватает опыта и мастерства, но всё приходит со временем. Мне нравится находиться рядом с ним во время работы со звуком – тут-то чувствуется вся его преданность делу, преданность мне. Нет, Ричи другой, но мне искренне хотелось бы поверить, что однажды я полюблю его как… *** Он возвращается с покупками – купил кофе и кое-что перекусить. Мы обмениваемся мимолетными фразами ни о чём и продолжаем свой путь. Мысли о Бернарде на время покидают меня, и я облегченно выдыхаю. Ричард снова курит, а я снова не возражаю. - А что в итоге Кокер? – он ловко вытаскивает меня из недавнего оцепенения, и я с энтузиазмом продолжаю рассказ. Подмечаю, что Ричи определённо хочет со мной о чём-то поговорить, но то ли стесняется, то ли выжидает момента. Я не наседаю на него, даю ему время. Постепенно чувство того, что с ним что-то не так, пропадает вовсе. На светофоре мы целуемся. Мне хочется верить, что нас никто не видит, или не обращает внимания, по крайней мере. Поцелуи в общественных местах, ни к чему не принуждающие касания – это всё его инициатива, происки моего мальчика. Я нехотя отрываюсь от его мягких губ, он смотрит на меня игривым взглядом, а я в свою очередь пытаюсь показать свою отстранённость. Схема с крахом ломается, когда он кладет мою ладонь себе на колено. Я напряженно сглатываю, но положение спасает зелёный цвет светофора – наш путь почти завершён. На парковке Ричи говорит о Роберте Смите, ему определённо нравится. Вокруг ни души, и я могу позволить себе зарыться ладонью в густые отросшие волосы и оставить поцелуй на виске юноши. Я говорю, что мне всегда больше нравился Моррисси – мы смеёмся. Ричи освобождается из плена ремня безопасности и льнёт ко мне, едва ли не перебирается на мои колени, а всё происходящее до этого меркнет в моих глазах. Ему не терпится любить меня своей неукротимой подростковой любовью, но я не даю ему в очередной раз зайти далеко. Он хочет, чтобы я поцеловал его прямо здесь и сейчас, но тут же сникает, когда я напоминаю ему о том, что мы находимся на открытом участке парковки вдоль многоквартирных домов. Спрашивает меня, люблю ли я его. Я вымученно улыбаюсь и осторожно заправляю непослушную прядь волос мальчику за ухо; молчу. Он некоторое время посматривает на меня в ожидании ответа, но потом я даю ему ключи и велю подниматься без меня. Ричи послушно забирает вещи с заднего сидения и покидает авто. Я пытаюсь перевести дух – его лицо, его запах, кожа… Всё это пьянит рассудок, но нельзя так распутствовать, нельзя. Сижу в абсолютной тишине и курю, понимая, в какой глубокий тупик меня завёл этот вопрос. Каждый раз, когда он задает мне его, мне хочется сказать ему по существу: «Ты очень красивый мальчик, которого хочется съесть, на которого приятно смотреть, который не просит сверх нормы. Ничего личного, парень, настоящая любовь исчезла из моей жизни». Конечно же, я ни за что не скажу ему этого – он не заслужил услышать это от меня, обожаемого им с головы до ног. Я не хочу его расстраивать, ведь он настоящий, живой, нежный и совершенно не развращённый временем. Он не похож на… *** Я поднимаюсь на этаж и захожу в квартиру. Ричи делает невероятный уют своим присутствием. Монотонные стены не так отягощают, старомодный дизайн не мозолит глаз – Ричи любит такое. Любит мой старый хлам. Даже сейчас я застаю его в зале, изучающим стеллаж с кассетами. Он никогда не трогает вещи без разрешения, смотрит на мою коллекцию пластинок так же влюбленно, как порой на меня. Я хотел бы подарить ему какую-нибудь из них, но уже не первый день не могу определить, на какую же из них он смотрит влюбленнее всего. Ричи замечает моё присутствие не сразу – временами он впадает в некий музыкальный транс. Мне удается вернуть его в реальность лишь в тот момент, когда я обнимаю его за талию со спины, укладывая голову на его плечо. Сначала он вздрагивает от неожиданности, а затем расслабляется. Спрашивает меня, где, что и при каких обстоятельствах я приобрел, а я целую его молочного цвета кожу на шее и рассказываю о музыкальных фестивалях, турах и других странах. Он запрокидывает голову навстречу едва различимым поцелуям и слушает, изредка вставляя свои комментарии. Наша прелюдия переносится на диван. Ричи спрашивает меня о моих будущих музыкальных планах, а я стягиваю с него мятую футболку, говоря о том, насколько затянулся мой творческий кризис. Он нетерпеливо подается вперед – его кожа под моими пальцами, кажется, вот-вот растает. Он весь – как плитка белого шоколада, и я с наслаждением осыпаю его хаотичными поцелуями, вылизываю выпирающие ключицы. Он тяжело дышит над моим ухом, и мне безумно хочется прошептать что-нибудь пошлое и смущающее, но нет! Не сейчас, не с ним… Моему мальчику не нужно многого, чтобы быстро завестись. Я украдкой вспоминаю Бернарда и мне становится дурно. Это неподвластно мне – что-то внутри меня хочет и будет продолжать их сравнивать, как бы сильно я ни хотел остаться безучастным. Мне срочно было необходимо вернуть былое возбуждение, ведь Ричи может подумать, что он мне не нравится. Я увлекаю его в горячий поцелуй, мы без остатка поглощены процессом; юноша ловко извивается подо мной, несдержанно постанывает мне в губы. Весь он целиком – эрогенная зона, он требует внимания к себе. Его голос кажется мне весьма музыкальным, и я говорю ему об этом. Неторопливо стаскиваю с него последнюю одежду; он совершенно не возражает; примыкаю к его эрегированному органу губами и в ту же секунду чувствую длинные пальцы в моих волосах… *** Он просит отвезти его домой; говорит, что это был прекрасный вечер. Я вижу, как четко в его глазах читается непонимание. Мы лежали обнаженными в темной комнате, и очередная пластинка доигрывала свою последнюю песню. Ричи пора собираться – его наверняка уже ждут дома. Однажды мы обязательно доведём всё до конца. Знаешь, когда ты будешь готов… Или, скорее, когда буду готов я.