***
Сейла одевается теплее. На рассвете обычно весьма холодно. Она уже долгое время ходит с лёгкой, но изматывающей простудой. Гонцов присылают на рассвете, а до полудня они уже отбывают обратно на границу с вестями. Служанки пишут своим близким. Те, у которых, несмотря на работу в замке, они ещё остались. И Сейла пишет вместе с ними. И встаёт на заре тоже с ними, несмотря на холод. Сегодня стражники почему-то особенно грубы и упёрты, и ей приходится отвоёвывать своё право выйти на площадь. Мало того, что ей запрещено покидать замок, так теперь ещё и на улицу выйти нельзя? Замок и так окружён широкой каменной стеной, куда уж безопаснее? Что может быть не так на площади в её пределах? Стражники бы удерживали её дольше, если бы им не было на самом деле плевать на всё это. Кого будет заботить, если принцесса по своей глупости поранится или исчезнет? Теперь никому до неё нет дела, когда Шейн ушёл… Она сглатывает. Это даже на руку, можно в любое время пойти куда угодно. Не так ли? Всё-таки в её жилах течёт та же бунтарская кровь, пускай её очаги бунта всё ещё еле тлеют. Сейла берёт охапку новых писем и выходит наружу. Споря со стражниками у каждых ворот на её пути, она разгорается всё сильнее. И чем дальше, тем меньше палок в колёса ей вставляют. Если уж она дошла досюда, значит, её раньше не смогли остановить. Не смогли раньше — не смогут и сейчас. Стражники умнее, чем кажутся, и намного смиреннее. Холодный утренний ветер врывается в её лёгкие, и приходится крепче перехватить письма. Холодно, но площадь оживлённая. Служанки носятся, строители, лесорубы. Последние лет сто не вырубали деревья вокруг стен, а тут такой балаган, как будто знать какая иностранная замок посетит. Сейла обращает внимание на центральную часть площади. Что-то строится. Чуть поодаль стоит Его Величество и наблюдает за процессом. Сейла замедляет шаг и хмурится. Странно всё это. Неужели в этом замке есть что-то, о чём она не знает? Борется с желанием подойти и напрямую задать вопрос. Королю её любопытство не понравится. Сейла мотает головой. Идея однозначно плоха. Меньше знаешь — крепче спишь. Она внезапно слышит, как отворяются ворота, и оглядывается. Из-за стены, из внешнего мира наконец-то прибыл посланник. Гонец, наверно, сейчас самый приятный человек для неё во всём замке. Она знает его по имени, в лицо, даже знает имена его жены и четверых детей, просто потому что не могла прекратить болтать, пока отдавала ему передачки для Шейна. Гонец стал ей словно родной. Единственный, кто приносит ей сплошь хорошие новости. И письма от дорогого брата. — Здравия Вам и доброго утра! Погода сегодня чудесна, не так ли? — вдохновенно лепечет девушка дрожащими от холода губами. — Ах, вот это мои сегодняшние послания, немного больше, чем обычно, но я думаю, что это не будет проблемой, так ведь? А-ха-ха. Гонец молча принимает письма и поднимает на принцессу взгляд. Она смотрит на него с ожиданием, а потом нетерпеливо и совсем не этично протягивает руку: — Ну, так чего же Вы ждёте? Давайте мне письмо от брата. Я уж извелась вся. Мужчина тяжело вздыхает, а на его лице какое-то выражение, которое Сейле не по нраву. А она сегодня чрезвычайно взвинчена, ещё не успела остудить голову после пререканий со стражниками. Сейла весьма стервозна, да. И сейчас это затянувшееся молчание ей очень не нравится. — Сегодня писем от принца снова нет, Ваше Высочество, — гонец смиренно кланяется с сожалением и опускает голову, пряча глаза. — Да что Вы мне недоговариваете?! — вскрикивает девушка. — Что здесь происходит? У неё волной мурашки пробегают по спине, и её пыл утихает за секунду. Она резко оборачивается и в шоке пялится на короля, неслышно подошедшего сзади. — Ва-... Ваше Величество! — гонец падает на колени в нижайшем поклоне с испуганным выражением лица. Король оценивающе осматривает его. Сейла в недоумении: зачем он подошёл? Разве его это заботит? Королю всегда было не до писем и гонцов, и она никогда бы не подумала, что он отвлечётся от стройки на площади и вмешается. Она чувствует укол раздражения и ревности. Потому что брат лично просил не читать ни единое его письмо отцу. И разговор с гонцом — тоже что-то личное, связанное только с ней и Шейном, потому что этот гонец — ниточка между ними. И тут приходит он, делая вид, будто ему есть какое-то дело до происходящего, отодвигает её на задний план и беззастенчиво спрашивает: — Есть ли вести о моём сыне с фронта? Она еле удерживает себя в руках. Есть ли у этого человека вообще право называть Шейна своим «сыном»? Сыном, которого он самолично отправил на смерть, потому что тот стал его собственной костью поперёк горла. — Боюсь, что Вам это не понравится. У Сейлы перехватывает дыхание. Гонец заговорил о том, чего не говорил ей. Как же это предательски нечестно. Но что-то всё-таки не так. — На самом деле от принца Шейна нет вестей потому, что… Последняя битва не увенчалась успехом, и наша армия потерпела разгромное поражение. Многие погибли. Принц Шейн, он… У Сейлы ноги подкашиваются прежде, чем гонец успевает продолжить фразу. Она пошатывается, но в последний момент удерживает равновесие. Он испуганно вскрикивает и подползает по земле к её ногам, смотря в глаза: — Нет, Ваше Высочество! Мы не знаем, погиб ли он. Он просто пропал. Испарился неизвестно куда, бесследно. — Погиб, испарился. Не одно ли это и то же? — грозно хмурится король. — Да, Ваше Величество, нижайше прошу прощения, — отвечает гонец, опуская глаза. Сейла не может найти себя от шока. Да как такое вообще возможно? Совсем же недавно получала от него письма. Да, может, неразборчивые, но они были написаны чёрным по белому. Это же её брат, он не мог вот так исчезнуть без всякой причины. — Вы просто плохо его искали, — уверяет Сейла. — Я уверена, что с ним всё в порядке и он вернётся. Шейн совсем не глупый, он знает, где войска, и найдёт дорогу обратно. — Но войска постоянно перемещаются, — ответил король. — Он знает, где его дом! — Сейла повысила голос. — Если не туда, то сюда-то он должен вернуться! Она тяжело дышала. Посмотрела на гонца и с улыбкой передала ему письма. Взяла его руку в свои ладони и с надеждой сказала: — Вот, отправьте эти письма туда же. Шейн, несмотря ни на что, должен их получить. Я уверена, он вернётся скоро. А я ещё напишу. Чем больше пишу, тем скорее он ответит мне! Сейла встала и быстро отряхнулась. Подала руку гонцу, и он тоже как-то неуверенно поднялся, бросая на неё испуганный взгляд. Сейла поклонилась королю и гонцу с благодарностью и пошла, нет, побежала обратно в замок, по ступенькам, к своей комнате, к своему письменному столу. Гонец лишь перевёл взгляд на короля и с соболезнованием опустил голову. На неприятие и отрицание принцессы смотреть было больно даже постороннему. — Я тоже не глупец, — сказал король. — Сколько времени прошло с последней битвы? — Около недели. — И, если он ещё не вернулся, возможно, он дезертировал… — Нет, Ваше Величество! — возразил гонец опасливо. — Я знал лично его и его фронтовых товарищей. Он бы никогда так не поступил! Хоть, как и все люди, он имел свои страхи, но он никогда не демонстрировал трусости и не отступал! Я уверен в нём настолько, что могу дать собственную голову на отсечение! — Раз так, значит… — король вздохнул. — Наверно, нужно объявить его погибшим. — Но ведь тело не нашли. И следов его тоже не нашли. — С телом могло статься что угодно, — отрезал король. — Принц исчез. Никто не знает, где он, больше недели. У меня нет сомнений. Это очередная трагедия, — он обратился к гонцу. — Пока Вы здесь, донесите об этом всем. Нужно расширить семейный склеп. Гонец поразился тому, с какой холодной головой об этом говорит Его Величество, и покорно ринулся исполнять приказ. Он подумал, что король лишился многих детей, и его сердце покрылось камнем, что ему было тяжело и он привык к этой боли. Но гонец, ничего не знающий об этой семье, был кардинально неправ. А Сейла писала. Одно письмо — одна фраза. Два письма — две фразы. Три письма… Она отрезала клок своих волос и завернула в конверт на удачу. И продолжила писать. Перья ломались, чернила кончались, пальцы болели от мозолей. Её почерк становился едва различим, потому что она писала быстро и резко. И почему-то слёзы капали на бумагу. Почему-то надежда капля за каплей перетекала в жгучее и беспросветное отчаяние. И, когда бокал наполнился, она остановилась. Оглядела свои дрожащие руки, кучу потраченных перьев и исписанной бумаги. Зря исписанной! Потому что она опрокинула письменный стол в гневе и закричала так громко, как только могла. Слёзы градом хлынули и затуманили взор, и она стала сгребать письма в руки и бросать их в огонь одно за другим. Когда прошлые ещё не сгорели, она уже заталкивала новые прямо так, наплевав на ожоги. И не прекращала кричать. Потому что наконец слишком ясно осознала, что письма не дойдут до адресата. Сбежавшиеся на крик слуги не понимают, что происходит и почему принцесса Сейла бьётся в ужасной истерике. Они шокированы от того, что она ведёт себя почти так же, как королева Эдея, и даже не знают, как к ней подступиться. Бумага вываливается из камина и разгорается, поэтому слуги занимают себя тушением пламени в покоях, нежели тушением пламени Сейлы, боясь даже подступиться к принцессе. А она вспоминает всех своих старших братьев и их бледные лица в гробах и саванах, которые она сопровождала в последний путь. Плач плакальщиц и безразличие прочих. Шейн не должен был стать очередным. Сейла любила его сильнее всех. Верила в него и ему. Он должен был стать «тем самым», а не «таким же». Она прекратила кричать. Огляделась. Слуг испугало её мокрое, заплаканное красное лицо и выступившие вены, полопавшиеся сосуды в глазах. Они только что потушили потенциальный пожар. Пепел ринулся с ветром и остался у неё в волосах. Она сняла его и смотрела так, словно белый снег выпал посреди жаркого лета. Слуги были ошарашены. И поэтому они не успели среагировать прежде, чем Сейла упала в обморок на холодный и твёрдый пол.***
Несколько часов назад Нил сам похоронил Стеллу. Юный принц никогда не думал, что ему в этой жизни доведётся рыть могилу. Однако чего только не случается. Он всё делал будто в трансе. Ещё тогда, когда её тело остыло, он сутки сидел рядом с ней, держа за руку, всё ещё не до конца веря в то, что её больше нет. Что живого человека, которого он любил всем сердцем, теперь следует называть просто «телом». Он не выронил ни одной слезы больше, потому что считал, что рано оплакивать, что это какой-то ужасный сон, и завтра с утра всё станет прежним. Но на следующее утро стало только хуже. И он понял, что так будет продолжаться. Поэтому ему понадобилось много сил, чтобы взять себя в руки и найти лопату. Всё должно было быть не так. Они должны были сбежать и прожить жизнь, полную радости, состариться вместе и вместе покоиться в этой земле. Их дети и внуки должны были похоронить их рядом, чтобы они были неразлучны и в загробной жизни. А не вот это. Ржавая лопата, всеми забытая деревушка, одиночество и жгучая боль внутри. В конце концов, никто даже и не узнает о том, как она умерла. Много ли тех, кто знает, как она на самом деле жила? Знает ли об этом сам Нил? Уже не имеет значения. Он один. Точнее, он остался наедине с алкоголем. И ему так даже спокойнее. Из его сердца вырвали огромный кусок с корнем, и теперь остаётся лишь заполнить его тем, что есть под рукой. Может, стоило послушать её, когда она просила его уйти. Но если бы он так сделал, он бы никогда себе этого не простил. А теперь у него не осталось ничего. Он покинул замок и действительно свято верил, что навсегда. Но теперь ему, право, больше некуда идти. А отстраивать заново сожженный мост долго и хлопотно. И, по правде говоря, сейчас он меньше всего хотел возвращаться обратно. В «дом», который никогда для него таковым не был. Он хотел вернуться туда, где его всегда ждали. Но того дома больше нет. Как и той, которая ждала. Нил вскинул голову и посмотрел в стальное небо, а потом на землю, такую далёкую и близкую одновременно. Порою ему приходилось, сбегая от стражи, прыгать из окна в окно, по крышам. Тогда крыши спасали его — теперь же станут его концом. Звон стекла, что упало с высоты. Нил от скуки сбросил пустую бутылку, и она разлетелась на осколки, как его самоконтроль, прямо внизу. Он сделал шаг. А что ещё остаётся? Боль, отчаяние, бесконечная усталость, скорбь и разочарование? У него больше нет ни одной причины жить. Хотя она, конечно, хотела бы, чтоб он жил. Но он всегда был тем ещё эгоистом. Ещё шаг. Хватит духу — и последний будет решающим. Нил вглядывался в землю, будто искал в ней какого-то утешения или сочувствия, но она словно насмехалась над ним, медленно переваривая внутри его дорогую Стеллу. И его переварит, такая беспощадная и беспристрастная. Зато он сейчас нанесёт ей удар. Едва ощутимый, но всё же — удар. И тогда они будут вместе — он, эгоистичный и безалаберный принц, и она, падшая женщина, открывшаяся только ему одному. Вместе навсегда. Не успев сделать последний шаг, в своих затуманенных мыслях Нил не сразу сообразил, что слышит что-то. Громкое и ритмичное, что отзывается у него во всём теле, как стук собственного разорванного в клочья сердца, только намного, намного тяжелее. Он задержался, чтобы прислушаться. Это был тревожный звон скорбных колоколов. — Ну и чудо! Я пока что жив, а меня уже оплакивают, — он горько засмеялся. Ах, эти чёртовы колокола. Он слышал их каждый чёртов раз с тех пор, как началась эта душераздирающая война. И каждый день ему было страшно проснуться с утра от этого звона, чтобы узнать, что снова кто-то умер. Стало всё равно после третьего раза, что уж там. А теперь посмотрите — вот он — такой же, уже практически живой призрак. Мертвец с горячим телом и дыханием. Но уже оплаканный заранее. Да… Он постоял с минуту, а потом его лицо исказилось, и он сразу же протрезвел. Колокола били по члену королевской семьи. Но не по нему. Он обернулся и посмотрел на замок, что возвышался вдалеке. Такой неприступный и нависающий над головой, словно чёрная грозовая туча. Он всегда пугал Нила своей грандиозностью, когда он возвращался туда. Но теперь пугал ещё сильнее. Потому что он понял, о чём возвещали колокола, и ринулся туда, даже ни секунду не раздумывая, хотя и считал, что больше не станет этого делать. Он никогда не ладил с семьёй, как и семья не ладила с ним. Но больше никого не осталось. Не успел он оклематься - и не сумеет это сделать больше никогда - как снова над его головой нависло слово «смерть». Только чья? Он бежал всё по тем же крышам. Пошатывался от алкоголя. И совершенно не боялся сорваться. Хотя он бы сейчас, наверно, стал сожалеть об этом, если бы умер, не узнав истину. За ним было не угнаться. Нил просто хотел поскорее убраться от той злосчастной деревушки. А потому до замка добрался за считанные минуты, но вот стражники у ворот преградили ему дорогу. — Как смеете вы? Знаете ли, кто я такой? — возмутился он. Стражники переглядываются и дружно кивают. Нил сгибается, чтобы отдышаться после бега, но всё же смотрит на них свысока. Переводит взгляд на ворота, которые наглухо заперты. Пожалуй, он поспешил, стоило пойти старым проверенным путём через стену, подвалы или тайники, а не вот так вот прямолинейно, через главный вход. — Впустите меня немедленно, — приказывает Нил. — Приказано никого не впускать и не выпускать из замка, — сухо отвечает стражник и смеряет его надменным взглядом. — Даже принцев. Нил нестабилен и легко поддаётся злости, а алкоголь в крови даёт о себе знать. Он хватает стражника за грудки и смотрит в глаза. — Что же это такого важного там происходит, что мне нельзя войти в место, где я живу с рождения? — озверело шипит он. — И что это за чертовщина, по ком били колокола? — Не знаем. Это всё было тщетно. Стража — серое войско, исполняющее любые приказы и не требующее посвящать себя в детали. Приказы есть приказы, а подробности никому не нужны. Но Нил не хочет просто так сдаваться, раз уж пришёл сюда. И закрытые ворота его не остановят. В тайный ход его не пустят, раз уж он оказался перед стражниками. Он подходит вплотную к воротам, и стражи это допускают, а оттуда видно огромное сооружение. Дрова, огромный столб, верёвки. У Нила перехватывает дыхание, и он спрашивает необдуманно: — Что это вообще такое? Я не видел этого долгое время… Это же… — он поднимает взгляд на стражу. — Для чего это? Что там эти сумасшедшие вообще собрались делать? Отвечайте. Живо. Он выглядел злым. Стражникам никто не приказывал молчать. И пусть они не знали всей правды, но тоже могли строить предположения. И, неуверенно взвесив все «за» и «против», поделились с Нилом своей догадкой. Хотя ему и самому приходили такие же. Но когда они были озвучены, это показалось ещё более абсурдным, чем было на самом деле: — Кажется, сегодня на закате в замке собираются… сжечь ведьму.