Я тебе не нужен

Небо затягивали тучи. Тяжелые, неповоротливые. Гроза еще не грянула, но уже слышались далекие раскаты, и усиливающийся ветер закручивал в маленькие смерчи прошлогодние листья и пыль. Дождя в этих краях не видели давно, но Раят был уверен, что в этот раз гроза не пройдет стороной. И если он не поторопится с поиском укрытия, то вымокнет до нитки. Но до ближайшей деревни еще как минимум полчаса, а его лошадь слишком устала, чтобы подгонять ее еще. За спиной громыхнуло, и Раят решительно дернул поводья, заметив тропинку, уводящую в сторону от большой дороги. Может, так ему удастся срезать путь и сэкономить время. Или найти хоть какое-нибудь укрытие от приближающейся непогоды. Раят не боялся дождя, но грозы в этих местах славились своими молниями. То, что сделал ошибку, он понял уже спустя десять минут. Здесь, под кронами деревьев, было гораздо темнее, и тропинка, не особо хорошо заметная еще у края леса, потерялась совсем. Раят натянул поводья, останавливая лошадь, и оглянулся. Вернуться обратно будет ничуть не легче. Заблудился. А небо над головой уже полосуют молнии и в волосах, кажется, уже пляшут искры. Гроза все ближе. Раят вздохнул и замер вдруг, когда полыхнуло внутри жаром. Запах… Такой тонкий и такой сладкий. Манящий и волнующий. Его ни с чем не спутаешь. Тело отозвалось мгновенно, и рассудок согласился: если он найдет омегу, то найдет и укрытие от непогоды. Раят тронул лошадь с места, позволив разлитому в воздухе аромату желания, смешанному с запахом приближающейся грозы, вести его за собой. Конечно, стоило бы подумать о том, что омега вряд ли будет один, но Раят почему-то был уверен, что хотя бы переждать дождь ему позволят. Полянка открылась внезапно. Еще секунду назад Раят видел перед собой только стену деревьев, а теперь смотрел на небольшой, явно очень старый, но опрятный домик. Без ставен и любого намека на забор, но зато с дымящейся трубой – он вызвал у Раята улыбку. От домика веяло уютом и теплом, и он, не колеблясь, спешился. Взяв лошадь под уздцы, повел за собой, осматриваясь. На натянутой веревке между двумя вбитыми в землю столбиками хозяева явно сушат белье, а, судя по старой глиняной миске с отбитым краем, стоявшей у крыльца, где-то должна быть собака. Кусая губы в попытке удержать собственное возбуждение под контролем, Раят привязал лошадь и, облизнув пересохшие губы, прикрыл глаза. Есть вещи, нарушать которые нельзя. Нельзя трогать чужую омегу. Нельзя нарушать законы гостеприимства. Нельзя… Но запах был слишком сладким, слишком тонким. Без тяжелых ноток принадлежности. Омега, живущая в этом домике, – свободна. А это значит, что Раят не встретится с альфой. Стучать он не стал. Поднявшись на крыльцо, просто толкнул дверь и, переступив порог, позвал: - Эй, хозяин? Пусти путника переждать грозу. В очаге горел огонь. Дрова потрескивали в пламени, на небольшом, грубо сколоченном столе стояла свеча. От пряного запаха трав на мгновение закружилась голова, и Раят задержал дыхание. - Что делает путник в такой глуши? – от мелодичного голоса, раздавшегося в стороне, вдоль позвоночника Раята потек жар. Призыв, желание, томная сладость. Омега… Где-то над головой громыхнуло, но мужчина этого, кажется, даже не услышал. Повернувшись на голос, Раят стиснул пальцы в кулаки, глядя на тонкое, обнаженное, в неровном свете огня кажущееся золотистым тело. Взгляд обласкал линию плеч, шеи и скользнул дальше, прослеживая изгиб спины и узких бедер. Тонкая талия могла бы принадлежать девушке, но перед Раятом стоял парень, юноша. Держа в руках кусок ткани, смоченный водой, он вытирал плечи, шею и, похоже, появление в доме незнакомца ничуть его не встревожило. Но запах выдавал его с головой. К сладости прибавилась тяжелая горечь неприкрытого желания, а призыв превратился в почти приказ. Взгляд темных глаз Раята коснулся кончиков волос, собранных в тонкие косы, скользнул ниже и прикипел к блестящей влажной полоске на внутренней стороне бедер, едва прикрытых куском ткани. - Почему ты молчишь, путник? – незнакомец чуть повернул голову, и Раят шагнул к нему. - У меня свело горло… - Раят, контроль которого еще был не до конца потерян, провел ладонями по обнаженной спине юноши, и ответный томный, тягучий стон утонул в раскате грома. От полыхнувшей за окном молнии стало на миг светло как днем, и Раят разглядел светлую родинку на плече, к которой тут же прижался губами. …Его кожа пахла травой и цветами. Раят согревал ее губами, дыханием, расцвечивал следами голодных и жадных поцелуев, болезненных и сильных. Огонь в очаге почти погас, но гроза еще злилась, вспышками молний пытаясь достать любовников, не замечающих ее. На скрипящей от каждого движения кровати Раят ласкал гибкое, податливое тело, играл с набухшими горошинками сосков, вызывая стоны, гладил бедра и все никак не мог насладиться. Слишком много удовольствия доставляло ощущение чужих пальцев на его плечах. Слишком нравились ему стоны и мольбы о большем. И непередаваемый вкус омеги, который Раят, кажется, запомнит навсегда. Май… Его зовут Май. Раят спросил его об имени прежде, чем позволил юноше излиться в свой горячий рот. Май дышал неровно, со всхлипами, дрожал и стонал от каждого нового касания слишком наглого языка к своему самому сокровенному, и сбивчивым шепотом умолял не останавливаться. И Раят, возбужденный, почти распрощавшийся с остатками контроля, отпустил себя. Нежность переплавилась в страсть, избавив от мыслей в голове. Двигаться в сильном, почти бешеном ритме меж раздвинутых длинных ног было удовольствием. Раз за разом погружаться в словно раскаленное тело, дурея от запаха и ощущения сжимающихся вокруг него стенок – почти сумасшествием. Удовольствие расцветало под закрытыми веками всполохами молний, и единственное, о чем Раят молил богов – так это о том, чтобы не заканчивалось это никогда. До самого утра он не отпускал от себя омегу. Вылизывая его тело снаружи и изнутри, помечая болезненными поцелуями спину, он снова и снова брал Мая, заставляя его исходить криком под собой, то прося пощады, то продолжения. И лишь когда ушла обессилевшая гроза, да начало сереть небо, Раят в последний раз двинулся в дрожащем от оргазма теле, и затих, даже не подумав о последствиях. Слишком сладко было. Слишком хорошо… …Когда он открыл глаза, солнце уже давно поднялось над горизонтом. Небо закрывали облака, пряча светило, но Раят все равно улыбнулся новому дню. Потянулся и встал с кровати, уже сожалея, что рядом нет омеги. Быстро одевшись, он выглянул в окно и развернулся на звук открывшейся двери. - Май, – он шагнул к вошедшему в домик парню, тот вскинул голову, и Раят невольно шарахнулся назад, глядя на уродливый ожог, собравший почти половину кожи лица омеги в безобразные рубцы. И ни светло-серые, кажущиеся серебристыми глаза, ни пепельного цвета волосы уже не имели никакого значения. - Прости, – Май резко отвернулся, отступил, пряча лицо в ладонях. – Я не хотел, чтобы ты видел. Прости… - Дверь хлопнула за его спиной, но перед глазами Раята все еще стояло обезображенное лицо. Взметнулось внутри отвращение, но проснувшееся любопытство было сильней. Да и обожгло стыдом сердце. - Май! – Раят вышел на крыльцо, но омеги и след простыл. Поляну со всех сторон обступил лес, и Раят нахмурился, когда до него дошло, что с листьев не капает и воздух не напоен влажной свежестью, как всегда бывает после дождя. Гроза была «сухой»? Или дождь прошел стороной? Отмахнувшись от этих мыслей, Раят спустился с крыльца и обошел дом вокруг в надежде найти омегу, но кроме крохотной деревянной пристройки и небольшого огорода не увидел ничего. - Май!! – сердце сжалось, когда вернувшийся к крыльцу Раят увидел перед своей лошадью ведро с водой, а рядом – небольшую горку травы. – МАЙ!!! – он развернулся к лесу, даже сделал к нему шаг, но осекся, вспомнив о времени. Да и как искать парня, который, в отличие от него, знает лес, как свои пять пальцев? Раят поджал губы, поколебался немного, а потом вернулся к лошади. Погладил спутанную гриву, отвязал и, взлетев в седло, направил ее в ту сторону, откуда пришел вчера. Но прежде чем окончательно скрыться под сенью леса, обернулся и позвал ушедшего парня снова. Но ответили ему только птицы. -…Май!!! – принес ветер, и Май вздрогнул, сжавшись в тугой комок. Трава здесь была высокой, хоть и редкой, и он часто приходил сюда, с тоской глядя на виднеющиеся вдали горы. Но сейчас не хотелось мечтать. Только закрыть глаза, спрятав лицо в ладонях, и тихо умереть. Только бы не чувствовать больше рвущего душу отчаяния и одиночества. Почему огонь не забрал его, как родителей и младшего брата? Почему лишь коснулся и отступил, подарив жизнь, которая была хуже смерти? Май до сих пор просыпался иногда от собственного крика, снова и снова видя во сне, как горит родной дом и проваливается внутрь крыша, хороня всех, кого он любил. Как исчезает в пламени селение, которое он считал родным. Тогда огонь пощадил его, но лучше бы забрал вместе со всеми. Урод не нужен никому. На него не хотят смотреть, им пугают детей, и те закидывают его камнями, если вдруг Май появляется в какой-нибудь деревне, чтобы обменять шкурки на ткань или одежду. - Май… - последний крик был так далек и слаб. Май закусил губу, но под веками все равно запекло, стоило только вспомнить выражение отвращения на красивом лице того, кто провел с ним ночь. Плеча коснулся шершавый язык, и Май резко обернулся, обнял за шею улегшегося рядом волка и, уткнувшись в пахнущую пылью и псиной жесткую шерсть, всхлипнул. У его случайного любовника были красивые глаза. С черными длинными ресницами и радужкой почти синего цвета. - Он уехал, да? – шепнул Май в шею Волка. Когда-то он нашел его еще волчонком на границе леса. Крохотным комочком шерсти, не способным даже двинуться, чтобы отпугнуть жирных воронов, подбирающихся к нему все ближе. Май выходил его, и теперь Волк был единственным его другом. Охранял дом, помогал в охоте и иногда, когда Маю было особенно тоскливо, подставлял теплый бок и слизывал с лица соленые капельки. Вот и сейчас Волк повернул свою большую голову, а потом растянулся на земле, неуклюже обнимая человека большими лапами. Жаль, что он не умеет говорить. Он многое бы мог рассказать своему маленькому другу. И про то, что там, за лесом, большой город. И что в подполе дома завелась большая крыса. И что человек, который сделал Мая своим, пахнет кровью. И то, что он, Волк, нашел свою волчицу. «Прости», - Волк лизнул обнаженное плечо, сунул влажный нос в запыленные косы. Он пробудет со своим маленьким другом, пока тот не поймет, что больше не одинок. А потом уйдет к своим волчатам.