***
Чангюну было четыре, когда отец бросил их, а его мать умерла. Он был слишком мал, но уже познал настоящую боль. Это и стало причиной того, что вместо игр с другими детьми (или просто наслаждения детством) он предпочитал читать книги. И это были не сказки, ведь они напоминали ему о скончавшейся матери, а различные учебники или просто книги для более старшего возраста. Тогда он слишком быстро повзрослел, о чём всегда жалела подруга его матери, которая стала для него приёмной матерью. Чангюн был очень милым малышом, да ещё и спокойным. Но тут просто идеальный ребёнок резко закрылся от всего мира и стал очень серьёзным. Ей и её сыну Кихёну потребовалось около года, чтобы хоть немного морально приблизиться к нему. Разница в три года между детьми сначала не помогала совсем, но когда младший стал воспринимать себя частью этой семьи, она стала одной из основ, которая помогала их взаимоотношениям остаться крепкими и нерушимыми. Чангюну нужна была опора, нужен был тот, на кого можно положиться, и Кихён стал именно тем человеком. Они стали не просто близкими людьми, а самыми настоящими лучшими друзьями, братьями. Они постоянно были вместе: Чангюн не мог терпеть одиночества, хоть и не показывал этого, а Кихён не хотел оставлять его одного в таком состоянии. Их мать была очень довольна таким прогрессом, ей нравилось смотреть на то, как мальчишки привязывались друг к другу всё сильнее. Это значило, что в будущем они не останутся одни и у них всегда кто-то будет рядом. Так и было. Через всё они шли вместе: через первый день в школе (Чангюна, Кихён уже давно ходил), через первые ссоры с одноклассниками (Чангюн так и остался тем самым одиноким ботаником в их глазах), первые драки (Кихён однажды явился и к Чангюну больше не подходили). Но самым главным стало появление меток. У Кихёна метка появилась в девять лет, означая, что его соулмейт был на год старше. На лодыжке красивыми буквами было выведено Сон Хёну. Старший из братьев ещё долго не переставал смотреть на ногу, а во всех тетрадях у него хоть раз было написано это имя. Чангюн тогда не понимал такого помешательства и даже немного ревновал, ведь хён стал больше мечтать и меньше обращать на него внимания. Кихён сразу же понял, что настолько сильно уходить в свои мысли не стоит, поэтому спустился с небес на землю и попытался объяснить Чангюну каково это. Последний, конечно, ничего не понял, на что старший просто сказал: «Поймёшь, когда придёт время». И оно пришло. Чангюну было только восемь, когда появилась его метка — Ли Чжухон. Брат тогда только посмеялся над ним просто потому, что вёл он себя тогда точно так же. А вот Кихён, которому уже исполнилось одиннадцать, относился к этому более спокойно, но в его тетрадях как и прежде почти на каждой странице красовалось Сон Хёну. Так и шла их жизнь: у Кихёна — Сон Хёну, а у Чангюна — Ли Чжухон. Но в один момент всё поменялось. В двенадцать лет старший брат поступил в среднюю школу, где встретил своего соулмейта. Хёну или, как его называли друзья, Шону — был уже во втором классе. Во время своей торжественной речи директор школы упомянул о его спортивных заслугах и даже вызвал его, чтобы прилюдно пожать руку. Кихён запомнил, как он выглядит, и сразу после своего первого урока пошёл искать второй класс. Вернее, он собирался, но его перехватила весьма сильная рука. Когда он посмотрел вверх, то увидел того, кого так долго ждал. «Я увидел твоё имя в списке поступивших» — были его первые слова. Кихён ничего не ответил, но взглянул так, что слова были не нужны. Для всех этих романтических штук в виде поцелуев они были ещё малы, так что обошлись простыми, но крепкими объятьями. После этого они почти всегда были вместе, держались рядом. Хёну вошёл в их семью сразу же. Матери он понравился ещё тогда, когда он поздоровался с ней, а вот Чангюну потребовалось намного больше времени. Он понимал, что этот парень — то самое лучшее в жизни Кихёна, но в то же время он помнил, что счастье его хёна было у него в руках, а доверять такое сокровище человеку, которого он видел впервые, ему не хотелось. Кихён долго утверждал, что Шону один из самых добрейших людей, и однажды он всё же понял, что пугающим он является только снаружи, а внутри он настоящий плюшевый мишка. С того дня Чангюна со школы встречали уже двое. И всех устраивала эта жизнь. Она была размеренной, неспешной, но главное — уютной. Хёну и Кихён стали одним целым, вместе заботясь о Чангюне. Шону больше смахивал на отца, но зато все убедились, что он довольно хорош в общении с детьми. Они действительно стали одной целой семьёй. Хёну вместе с Кихёном провожали Чангюна в школу, потом он провожал Кихёна, после уроков шёл сначала за ним, и они вдвоём забирали младшего. По выходным после того, как все сделали уроки, они шли гулять, и старшие всегда брали Чангюна, сколько бы раз он не уговаривал их идти одним: «Вы же встречаетесь, чёрт возьми. Идите и сходите на свидание, что вы со мной вечно носитесь?». И они ходили, но только по будням, а в воскресенье всегда со своим младшеньким. «Чтобы я оставил тебя одного дома в воскресенье? Не смеши меня!» — ведь связь между братьями всё ещё была слишком сильной и распадаться не собиралась. Всё шло хорошо, оценки у всех троих были высокие, жизнь прекрасная. Только возраст менялся. Чангюн перешёл в среднюю школу, Хёну в старшую. Их расписание дня немного изменилось: теперь старший отводил братьев в школу и шёл к себе, а после школы забирал их. На следующий год Кихён перешёл к своему соулмейту, и всё вернулось к прежнему порядку. И всё также бы шло хорошо, если бы одной ночью тишину в их доме не прорезал крик. Это была суббота, день, когда Шону оставался с ночевкой (хоть он и оставался у них ночевать, когда хотел, субботняя ночевка была их маленькой нерушимой традицией). Они только разбрелись по комнатам после нескольких часов самых разнообразных игр и поедания пиццы. Всем было весело, все были радостные, но уставшие, а потому решили лечь спать пораньше. Чангюн уже собирался выключать свет, как вдруг его запястье прострелило невыносимой болью, болью чудовищной, от которой из горла против его желание вырвался крик, от которой из глаз потекли слёзы и ноги перестали держать. Он сразу же схватился за запястье другой рукой, но стало только больнее, поэтому он решил закрыть ей рот, чтобы сдержать крик и слёзы. Буквально через секунду в комнату вбежал перепуганный Кихён, падая перед ним на колени с очевидным вопросом «Что случилось?», который почти сорвался с его губ, но его взгляд зацепился за руку младшего. Его метка начала проявляться сильнее, будто прорезаться сквозь кожу, появлялась кровь. Ранее красиво написанное Ли Чжухон стало страшным, резким и кровавым. Процесс проходил медленно, но необратимо. Единственным решением было принять обезболивающее (до чего додумался Хёну и быстро принёс его вместе с бутылкой воды), перевязать запястье и просто сидеть рядом с младшим, пока всё не пройдёт. Всю ночь Шону и Кихён просидели на кровати младшего с ним же в объятьях, время от времени меняя повязки. Чангюн уснул только ближе к пяти утра, но боль, немного приглушённая обезболивающим, оставалась с ним даже во сне. Старшие же и вовсе не спали. Когда утром их мать пришла с рабочей смены и нашла их всех в таком состоянии, то чуть ли не разревелась прямо на месте. Её остановило лишь то, что Кихён тоже казался на грани срыва и любой всплеск эмоций добил бы его. Женщина всегда знала, что Чангюн слишком похож на свою мать, но никогда даже не задумывалась, что будет, если и он окажется Отвергнутым. Но реальность оказалась таковой — в свои тринадцать лет он потерял своего соулмейта. Подумав каких-то пару секунд, она сказала собираться всем в больницу, но младшего даже не пришлось будить — он проснулся со слезами на глазах, вновь чуть ли не крича от боли. Хёну быстро достал ещё обезболивающего, и когда оно подействовало, Кихён начал помогать ему собираться. Действия Чангюна были осторожными, медленными, скорее даже заторможенными. Он уже понял, что случилось, ведь однажды ему приходилось видеть видел такое. Только поверить в этот кошмар юное сердце всё ещё не могло. В больнице ничего нового не сказали, только направили в отделение для Отвергнутых. Там врачи ответили, что ничего сделать невозможно — Отвергнутых признать нельзя, даже если соулмейт вдруг одумается. Кровотечение останется, как и боль. Равнодушно предложили только жить дальше на обезболивающих, остаться в больнице или провести эвтаназию. На последнем варианте Кихён ударил бы врача, если бы Шону не сдержал его. Он, конечно же, тоже не хотел даже думать о таком, но побить врача прямо в стенах (да и за стенами тоже) больницы — не выход. После долгих раздумий они всё же выбрали первый вариант, потому что Чангюн хотел продолжать учёбу, хоть и говорил, что лучше его оставить в больнице — не будет приносить лишних хлопот. На этот раз его брат не выдержал и сломался. На него нашла истерика, во время которой он говорил, что не собирается бросать младшего, что он — часть его жизни, что потерять Чангюна равно потере части себя. От такого младший тоже расплакался и успокаивать пришлось уже двоих. Когда их выпустили из больницы, было уже темно, а Чангюн, обессиленный всем произошедшим, уснул. Шону взял его на руки, не смея будить, и донёс до машины. Дома стояла полнейшая тишина, жуткая, словно пожирающая изнутри. Никто не знал, что делать, как жить дальше. Кихён, как настоящий хён, был вполне серьёзен в своём намерении найти этого Ли Чжухона и выбить из него всю дурь. Осадил его опять же его соулмейт, говоря, что в этом нет смысла. Как сказал врач, Отвергнутых признать уже нельзя. С того самого дня их жизнь полностью изменилась. Чангюну приходилось каждый час менять повязки и каждые шесть принимать обезболивающее. Но даже так у него постоянно болело запястье, а в голове всё никак не укладывалось: почему? Если его отец бросил мать, прожив с ней какое-то время, то его родственная душа — Ли Чжухон — бросила его, ни разу не встретив. Младший со временем всё больше закрывался от других, уходил в себя и вернулся в то состояние, когда он только пришёл в эту семью. Все пытались сделать всё, что могли, чтобы не дать ему загнать себя и окончательно сломаться. Но все их старания оказались недостаточными. Это они поняли, когда однажды Кихён нашёл едва дышащего Чангюна в его кровати. На полу лежала пустая банка снотворного, которое ему выписали на случай бессонницы. Как оказалось, им повезло, что старший решил проверить состояние брата поздней ночью, перед тем как лечь спать самому. Всего каких-то полчаса и было бы уже поздно… Брат провёл всю ночь в больнице один — мать была на работе, а Шону на соревнованиях. С утра, когда ему разрешили зайти в палату, он увидел на кровати маленького, потрёпанного жизнью ребёнка. Чангюн был бледный, будто смерть стояла в трёх шагах от него, очень худой и хрупкий. Создавалось ощущение, что если к нему хотя бы слегка прикоснуться, он разобьётся. Даже не так. Просто растворится в воздухе. Единственным пятном выделялась слегка розоватая от крови повязка. Кихён тогда ни на шаг не отходил от брата, пока не приехала мать. Кихёна всё же выгнали пару раз, чтобы он помылся, но почти всё время он провёл в этой палате, не желая оставлять младшего одного. Домой их отпустили через несколько дней. С тех пор Чангюн переехал в комнату к хёну. Поначалу он немного сопротивлялся, но после одной ночи, проведённой в объятьях старшего, все его аргументы против исчезли. Он почувствовал, будто они вернулись во времена, когда ещё были детьми и частенько так засыпали. Только от плохих мыслей это его не спасало. В голове крутился только один вопрос — «почему?». Они даже не знали друг друга, так как он мог это сделать? Кихёну это совсем не нравилось, но он не мог с этим ничего поделать. Он только проводил как можно больше времени с младшим, никогда не оставляя его одного. Если Кихён уходил куда-то, то с Чангюном оставались Хёну или их мама. Если и он уходил, то только мама. В любом случае кто-то был рядом всегда. Тогда Чангюн почувствовал, что люди всё ещё заботятся о нём, что его всё ещё любят. Тогда он и оттаял. Одним вечером, когда все были дома, он разревелся, говоря о том, что признателен им всем и что он их очень любит. С тех пор жизнь наладилась, как могла. Хёну поступил в институт, а за ним и Кихён, в то время как Чангюн доучивался в старшей школе. Шону учился на педагогическом отделении, а старший из братьев на отделении фотографии. Оба часто просили помощи младшего и сами помогали ему, и если с Кихёном всё понятно, то почему Шону всегда пытался пробовать обучать Чангюна чему-то новому — оставалось загадкой. В конце концов наступило время и его выпускных экзаменов. Это было одним из самых ужасных времён, ведь если раньше Чангюн просто закрывался от всех и переживал всё один, то тогда он постоянно нервничал и срывался на всё и вся, извиняясь после. В итоге на нервах были все, и опять же все с радостью вздохнули, когда младший набрал максимальное количество баллов почти по всем предметам. Несмотря на то, что учителя пророчили ему прекрасную карьеру учёного, он поступил на продюсирование музыки, объясняя это тем, что творчество ему было ближе, чем всякие формулы. Приняли в институте его с радостью: его результаты экзаменов вместе с его способностями в написании и продюсировании песен были идеально скомбинированы вместе. Только вот в первый же день он пожалел и подумал, что зря не пошёл на химика, ведь во время концерта третьекурсников на сцену вышел он. «Встречайте гордость нашего института — Ли Чжухона!» — объявил ректор, а Чангюну резко поплохело. Он не был готов увидеть того, кто сломал ему жизнь, и тем более учиться с ним. Парень резко встал и выбежал из зала, не заостряя внимания на удивлённых взглядах в свою сторону, хотя один он чувствовал слишком сильно. Тот самый Ли Чжухон смотрел на него в полном шоке, ведь на его выступлениях такого никогда не случалось. Чангюн тогда выбежал из института, на ходу звоня Кихёну и в слезах умоляя срочно его забрать. Уже через десять минут на месте был не только он, но и Хёну. Забрав младшего, они уехали домой, где только через пять кружек чая с ромашкой, пару таблеток успокоительного и несколько часов он рассказал, что же случилось. Старшие были в бешенстве, понимая, что эта рана всё ещё открыта (и в прямом, и в переносном смыслах). Чангюн ещё не был готов встретиться с тем, кто бросил его, никогда не встречавшись, но и бросать учёбу он, как выяснилось, не хотел, и на следующий день всё же пошёл в институт. Сначала он зашёл к своему ректору, объясняя своё поведение, на что тот лишь сказал, что всё в порядке, никто к такому не бывает готов и никто не застрахован от таких ситуаций. Он сам довёл Чангюна до аудитории, где проходила его первая лекция, по пути вылавливая одного из студентов, передав ему расписание младшего и наказав следить за ним. Этим студентом оказался Шин «Называй меня Вонхо-хён» Хосок, по случайному совпадению тоже оказавшийся Отвергнутым. Под его толстовкой тоже скрывалась повязка, под которой уродливыми буквами было выведено чьё-то имя. Чангюн, зная, что лезть в это не стоит, просто спросил, на кого тот учится. Так удачно совпало, что у него было то же направление, только он уже был взрослый, на четвёртом курсе. Так младший завёл своего первого и единственного друга в институте, которого на этой же неделе пришлось знакомить с братом и его соулмейтом. Судьба — та ещё штука, ведь оказалось, что Шону и Вонхо были лучшими друзьями в начальной школе, но потеряли связь, когда Хёну перешёл в среднюю школу. По нему было видно, что он сожалел, что его не было рядом, когда Хосока отвергли, но тот не сердился. «Всякое в жизни бывает». Чангюн всё думал, как бы сказать ему, что его родственная душа учится в том же институте, но ничего говорить не пришлось. После того, как он стремительно уходил в противоположном направлении, когда видел Чжухона, Вонхо всё понял и стал прокладывать маршруты так, чтобы они с ним не пересекались. А вот Чжухон, судя по всему, открыл на него охоту, ведь всё чаще его стали замечать в коридорах, будто ищущего кого-то. Его гордость была задета этим мальчишкой-первокурсником. «Кем он себя возомнил вообще?» — думал он, продолжая выискивать его. Вместе с ним всегда ходил ещё один парень, как утверждал весь институт — его соулмейт, но только Чангюн, Вонхо и их ректор знали правду. Чжухон отверг своего соулмейта в свои пятнадцать, а его парень, скорее всего сделал это в шестнадцать, если смотреть на их разницу в возрасте. И они так и играли в эти кошки-мышки, пока Вонхо не заболел и не смог прийти. После того, как младший получил это сообщение, он сразу занервничал, понимая, что он может рассчитывать только на себя. И защитить себя он не смог. Перед первой же лекцией в коридоре он увидел Чжухона и начал разворачиваться, чтобы поскорее убежать, но тот его заметил. У Чангюна внутри всё оборвалось. Он побежал обратно в сторону входа, только Чжухон оказался быстрее. Он схватил младшего за руку и прижал к стене. Все учебники, которые тот нёс в руках, упали на пол. Если бы рядом был бы кто-то ещё, то они бы непременно обратили внимание на шум, но никого не было и никто не мог спасти Чангюна. Юноша, оказавшись в ловушке, лишь нервно сглотнул, пытаясь дышать, что получалось с большим трудом. Его метка начала кровоточить и болеть ещё сильнее, чем прежде. — Итак, может ты объяснишь мне, что случилось на концерте? — спросил Чжухон с хищным оскалом. Его окружала аура какого-то свирепого хищника, из-за чего Чангюн почувствовал себя маленьким травоядным зверьком, неспособным защититься. — Я тебя спрашиваю! — вспылил старший, пока младший продолжал молчать. Им Чангюн просто надеялся на то, что кто-то пройдёт мимо и заметит их, но удача в этот день была явно не на его стороне. Чжухон сильнее сдавил его руки, и Чангюн всё же вскрикнул от боли. Ошарашенный третьекурсник отпустил его руки, и тогда рукав свитера упал вниз, открывая вид на пропитанную кровью повязку. Младший быстро опустил руки и натянул рукава до пальцев. Он хотел было отойти от Чжухона, собрать все свои вещи и убежать, но тот поставил руки по обе стороны от парня, не давая ему пройти. Чангюн не мог пошевелиться, в то время как Чжухон убрал одну из рук и поднял ей подбородок парня, чтобы тот посмотрел на него. На этот раз в глазах старшего не было агрессии, в них были только жалость, подозрение. В какой-то момент Чангюну показалось, что там появилось понимание. — Покажи. У Чангюна кровь застыла в жилах. Он точно не этого ожидал, и это ему совсем не нравилось. Он попытался отвести глаза, но Чжухон подвинул его подбородок вновь, чтобы зрительный контакт не прерывался. — Пожалуйста. Но и на это младший не отреагировал. Он не собирался показывать свою метку тому, кто сломал его жизнь, тому, из-за кого она такой стала. И Чжухон это, кажется, понял. — Тогда просто ответь, — он посмотрел умоляюще, и Чангюн немного кивнул, давая знак, что ответит. — Там моё имя, да? И Чангюн действительно кивнул. Чжухон резко отошёл от него, вбирая воздух так, будто его только что пытались задушить. Младший лишь в шоке смотрел, как третьекурсник достаёт ингалятор и подносит его ко рту. То есть Чангюну до конца жизни от боли страдать, а он обошёлся астмой? Как же нечестно устроен этот мир. Первокурсник, наконец, отлип от стены и начал в спешке собирать все свои учебники, но тут же почувствовал чужие руки на своих. Перед ним на корточки сел Чжухон, только выглядел он уже печально и будто сожалел о чём-то. Чангюн быстро скинул его руки со своих, собрал все вещи и вскочил с места, удаляясь оттуда как можно скорее. Он не хотел провести с ним ни минуты больше. Чжухон оказался понимающим типом, ведь он больше не приставал к нему. Вонхо, вышедший с больничного, сначала опешил от новости о произошедшем, но позже решил оставить всё так, как есть — не пристаёт и хорошо. Шону же, которому Вонхо докладывался каждый день, нашёл это подозрительным. Тогда он всё же решил расспросить своего друга о нём. Кихён, конечно же, тоже захотел это послушать. Они собрались одним вечером у Хёну, оставив Чангюна с матерью. Хосок налил всем чай и начал рассказывать о Чжухоне, о том, что он был одним из лучших учеников на всём факультете, о его успехах и, главное, о его парне. Его звали Минхёк, он был ровесником Кихёна, немногим старше, парень весьма неординарный и громкий. Минхёк учился на педагогическом, благодаря чему Шону его успешно вспомнил. Профессора всегда говорили ему, что он сам ещё ребёнок, так что учить ему пока некого, но всё же он отлично с этим справлялся. Но как Чжухон познакомился с Минхёком — загадка. Сколько они встречаются — загадка. Да они вообще были полнейшей загадкой. Никому это не нравилось. Кихёну особенно. Поэтому как-то раз после лекций за Чангюном пришёл только Хёну, говоря, что у его брата какие-то дополнительные занятия, в то время как он стоял за углом и ждал. Ждал недолго, спустя минут пять вышел и Чжухон. — Надо поговорить, — не самое вежливое начало разговора, но какое есть. Чжухон почувствовал, что его ожидает нечто серьёзное, и просто пошёл вслед за старшим. Кихён довёл его до парковой зоны и сел на одну из самых отдалённых скамеек, чтобы никто не смел им помешать. Чжухон последовал за ним. На минуту повисла тишина, но её прервал третьекурсник. — Слушай, я не знаю, кто… — Я — старший брат твоего соулмейта, — резко перебил его Кихён. Младший громко сглотнул, показывая свою нервозность. — И я не хочу побить тебя или что-то в этом роде, — Чжухон удивлённо взглянул на него. — Брат не одобрит этого. Я хотел именно поговорить. — О чём? — парень всё ещё не понимал смысл этого разговора. — Что ты собираешься делать? — Чжухон был шокирован этим вопросом. Он совершенно не ожидал, что старший брат его соулмейта спросит такое, да ещё и так спокойно. — Эм… Я… — замялся он, не в силах достойно сформулировать свои мысли. — Ну, я собираюсь извиниться перед ним… Но Кихён вновь не дал ему договорить. Старший внимательно посмотрел на лицо Чжухона, но так и не нашёл там какого-либо намёка на несерьёзность его слов. — Извиниться? Ты смеёшься что ли? Ты серьёзно собираешься просто подойти и извиниться? Ты хоть в курсе, что ты ему жизнь сломал? — он вскочил с места и, видя, что младший хочет что-то сказать, продолжил: — Даже не смей говорить, что ты тоже пострадал. Ты ведь пострадал из-за себя и своих решений, а мой брат из-за тебя. Ты даже не видел его, но отверг! Вспыливший Кихён повернулся спиной, перевёл дух и продолжил чуть более размереннее и спокойнее. — Ты понимаешь, что ему было всего тринадцать, когда это случилось? — его тон немного понизился, но всё ещё был близок к тому, чтобы сорваться. — Он был ребёнком, когда ты решил, что отказаться от соулмейта, которого ты никогда не видел. Это прекрасная идея, Ли Чжухон! Они оба замолчали, обдумывая всё сказанное. Чжухон ушёл глубоко в свои мысли и даже не заметил, как Кихён сел обратно. — Я… Мне правда жаль, — выдавил он. — Жаль ему, — хмыкнул Кихён. — Я правда не знаю, что ещё сказать, ведь ничего уже не изменить, — когда старший попытался прервать его, он продолжил. — Я тебя выслушал, теперь ты выслушай меня. Я правда не хотел никому вредить, — он глубоко вздохнул, понимая, что ему понадобится больше воздуха, чтобы собраться с мыслями. — Во мне играл юношеский максимализм, и я думал, что природа мной управляет, а я хотел выбора. Я тогда не думал о последствиях, я просто, — он провёл рукой по волосам. — Я просто жил одним днём, но сейчас я понимаю, что это было неправильно. Да, тогда у меня была влюблённость. Была. И тогда я думал, что будет лучше, если я отдам себя тому человеку, которого люблю, а не тому, который предназначен мне природой. Я всё понял, когда было слишком поздно, но если бы у меня был второй шанс… Он не договорил, оставляя конец фразы висеть в воздухе. Кихён встал и, перед тем как уйти, сказал свои последние слова. — Ничего бы не изменилось. Твой юношеский максимализм бы заставил тебя сделать то же самое. Чжухон остался на скамейке один, а Кихён поехал домой, где его уже ждал ужин от младшего, решившего накормить уставшего хёна. Через несколько дней Чжухон опять поймал Чангюна с утра перед лекциями. Вонхо надо было только ко второй, поэтому он снова был один. На этот раз младший не стал бросаться в бега, только удивлённо посмотрел на третьекурсника. — Мне жаль, — и Чангюн почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он совершенно не ожидал такого. — Не прощай меня, ведь я не достоин этого после того, что сделал, но мне правда жаль, — Ли прервался и посмотрел в окно. — Я тогда не думал о последствиях и сейчас очень жалею об этом. — Жалеешь, значит… — голос Чангюна был едва громче шёпота, но Чжухон прекрасно расслышал его. Это был первый раз, когда он услышал голос своего отвергнутого соулмейта. Старший повернулся к нему, отдавая ему всё своё внимание, как обычно делают с детьми. — Не думал… Плечи Чангюна затряслись, а в глазах появились слёзы. Чжухону хотелось подбежать и вытереть их, обнять младшего и шептать ему в ухо всякую чушь, которая помогла бы ему успокоиться, но он понимал, что находится не в том положении. — То есть я из-за тебя страдаю уже шесть лет, а ты просто не думал? — под конец фразы его голос всё же сорвался. Из глаз Чангюна потекли слёзы, но парень сразу же стёр их рукавом свитера. Чжухон вспомнил, что в прошлый раз он тоже был в свитере, да и вообще всегда был в свитерах, причём они были на пару размеров больше, благодаря чему младший будто утопал в них. Это выглядело очень мило, но ему нужно было сосредоточиться на разговоре. — Мне жаль, — повторил он, не зная, что ещё сказать. Казалось, что весь его словарный запас сократился до этих двух слов. — Может, хватит повторяться? — хоть слова и должны были быть жёсткими, они были сказаны с какой-то обречённостью. — Говорят, что если часто говорить одни и те же слова, то они потеряют свой смысл. Чжухон подавился воздухом. Этот ребёнок и вправду был умён и вёл себя по-взрослому. Ему вновь стало жаль, ведь из-за него всё это случилось. — Я просто хотел, чтобы ты знал, — ответил он. — Я знаю, — и в этих словах нет ничего, кроме боли и усталости. — А теперь оставь меня, пожалуйста, в покое. Чжухон хотел бы отступить, да только поделать ничего не мог с собой. — Я хочу попробовать всё исправить, — выдал он неожиданно, сам удивляясь своему искреннему рвению. Но слова обратно не вернёшь, поэтому он просто наблюдал за реакцией соулмейта. — Смеёшься что ли? — почти точь-в-точь повторил он фразу своего брата. Чжухона это умилило, но после он всё же не терял серьёзного состояния в такой напряжённой ситуации. — И как ты собираешься это сделать? Машину времени построить? — Я не знаю, — признался старший под недоверчивый взгляд своего собеседника. — Я думал, что мы вместе поймём, как это сделать. Чангюн, уже стоя спиной к нему, лишь вздохнул. — Ли Чжухон, пожалуйста, не приближайся ко мне. С меня достаточно твоего присутствия в моей жизни. И он ушёл, оставляя его одного. Третьекурсник вновь провёл параллели между своим соулмейтом и его братом — слишком похожи они были. А на следующий день весь институт стоял на головах, ведь самая популярная пара рассталась. Ли Чжухон порвал с Ли Минхёком, но как позже выяснилось, ни у кого нет претензий, что было весьма странно, учитывая, что они были вместе четыре года как минимум. Никто не знал причины, пару дней ходили самые разные слухи, а после все просто благополучно забыли об этом, продолжая жить своей жизнью. Чангюн всё так же каждый час менял повязки и каждые шесть принимал обезболивающее, соулмейт его хёна и сам Кихён провожали его в институт и забирали из него, а внутри с ним всегда был Вонхо. Всё осталось также, только вот каждый день на его месте лежали цветы, шоколадки или открытки. Не нужно было даже гадать, от кого они — это было понятно. И Чангюн ни секунды не сомневался, выбрасывая их в мусорку. Чжухон, наблюдавший за этим каждый день, не сдавался и вновь тратил деньги на подарки, чтобы их выкинули. На это ему было всё равно. Всё, чего он хотел — наладить отношения с Чангюном, попытаться стать хёном, которого тот заслуживает.Только Чангюн этого не хотел.