Непокорная

Антверпен пылал. Жирный черный дым коптил высокое небо, окрашивая рваные облака в грязно-желтый цвет. Огонь лизал мощеные улицы городка, с жадностью накидываясь на тела защитников города, в беспорядке лежащие на земле. Ранее светлые стены аккуратных домиков, увитых зеленым плющом, были покрыты слоем копоти и почерневшей запекшейся крови, словно уютный голландский городок коснулось дыхание Дьявола, превратив его в ад. На крыше одного из немногих домов, до которых еще не добралось всепоглощающее пламя, сидел человек. Паренек был чужд охватившему город безумию, спокойно созерцая мучительно умирающий в пламени город, чуть откинувшись на локтях. "В очистительном пламени" - мысленно поправил себя Испания, легким движением откидывая со лба растрепавшиеся каштановые пряди. Упрямая девчонка. Даже понимая, что город гибнет, что его уже не спасти, она продолжает сражаться - то и дело среди ровных рядов испанского войска мелькает копна пшеничных волос, и очередной солдат со стоном оседает на землю, зажимая рукой грудь, из которой толчками вытекает кровь. Сражается неистово, без страха. За это он всегда ее ненавидел - своевольная, непокорная, ни к кому не прислушивающаяся. Однако невероятно прекрасная. "Жемчужина испанской короны", так называл ее Карл Пятый, и Антонио был полностью с ним согласен. Испания взял ее под свою опеку, желая сделать идеальной, отточить до совершенства созданный Творцом образ. Но у Голландии было свое мнение об идеале. Испания увеличивал налоги, пресекал распространение Реформации, введя в страну инквизицию - он хотел сломить ее, чтобы после слепить заново ее характер так, как ему хотелось, но она не сдавалась. Желание сломить непокорную превратилось в своеобразное увлечение, какое-то подобие спорта - Испания установил режим жесточайшей тирании, и ему почти удалось - она, в составе посольства из нескольких оборванцев, гордо именовавшихся дворянами, пришли просить мира, но Испания отверг эти жалкие попытки перемирия - ему нужна была полная и безраздельная власть над Нидерландами. А та словно с цепи сорвалась - голландцы подняли восстание против испанской власти и принялись громить монастыри и храмы. Как он тогда разочаровался в своей подопечной! Эта страна могла стать идеальной в заботливых испанских руках, но выбрала жизнь в греховной тьме. Он не смог сделать ее чистой от прегрешений - что ж, оставалось лишь уничтожение, искупление грехов кровью. Она умрет, но умрет чистой, свободной от греховной грязи, умрет такой, какой ее хотел сделать Испания. Умрет совершенной. Пожар утихал, оставляя после своей кровавой трапезы черные обглоданные дома. Уходили испанские войска, оставляя за спиной больше восьми тысяч жертв "испанского бешенства". "Поделом" - с некой долей злорадства подумал Антонио, наблюдая за золотоволосой девушкой, склонившейся над бьющимся в агонии мальчиком. Белокурые локоны, разметавшиеся по лицу, рассыпанные по щекам веснушки, острый подбородок - все было таким привычным, таким живым, и лишь в медово-карих глазах больше не плескались задорные янтарные искорки - Антверпен умер, вцепившись обугленными руками в платье Голландии. Осторожно опустив мертвый город на покрытую пеплом мостовую, Нидерланды выпрямилась, неотрывно глядя на далекую фигурку, сидящую на крыше одного из уцелевших домов, словно наяву видя растянувшиеся в злорадной усмешке тонкие губы, спокойный, удовлетворенный взгляд зеленых змеиных глаз. Словно наяву прозвучал исполненный самодовольства бархатистый голос: "Преклони же колени перед единственным твоим правителем и господином, дочь моя". Как будто ждал, что она в очередной раз ослушается, и тогда он сможет применить одну из своих "игрушек". Да, Испания очень любил применять свои "игрушки", которые любовно хранил в подвале, окрещенном "пыточным". "Стул ведьмы", "испанский осел", "Нюрбергская дева", "вилка еретика" - едва ли не все любимые пытки Испании Нидерланды испытала на себе. И все равно продолжала сопротивляться, сражаясь за свободу своего народа. И она не отступит до конца. - Я собственноручно проломлю тебе череп, чертов инквизитор! - Голландия, надрывая связки, во весь голос закричала в сторону сидящей на крыше фигуры. - Вон из моего города, испанский пес! Словно нарочно помедлив, Испания поднялся на ноги и, закинув на плечо секиру, лежавшую рядом, легко спрыгнул с крыши, растворившись в сгущающихся над городом сумерках. Только в холодном ветерке растворился тихий шепот: - Ты еще пожалеешь...